Мессир С.

Подруга говорила спокойно и членораздельно. Не понимаю, почему никто из полицейских ее не смог разговорить. Меня даже немного испугало ее безразличие к произошедшему, словно что-то похожее происходило в ее жизни чуть ли не каждый день.

– Он умер на месте, а на мне ни одной царапины, – сказанное рассмешило Настю, а потом снова погрузило в ее собственные мысли. Она нервно сгибала костлявые пальцы своих рук и смотрела куда-то в сторону.

Затем я переговорила с одним из полицейских, рассказала ему все то, что только что услышала от Насти, оставила свой номер телефона и пообещала, что завтра привезу ее в отделение. Также я оставила контакты родителей Жени, которые по чистой случайности нашла у себя, так как телефон Насти разрядился, и мы направились к моей машине.

Спокойно шагая по Малой Бронной, я не решалась заговорить с ней. То, что мой друг, а по совместительству ее молодой человек, с которым у нее завязались первые серьезные отношения, умер, никак не хотело укладываться в моей голове. Даже слова, чтобы выразить ей соболезнования, не приходили на ум. В ту минуту хотелось выпить чего-нибудь крепкого и отчаянно, до боли в ногах, нарезать круги вокруг пруда. Так, по-моему, с помощью градусов, магического места и монотонных шагов можно было бы решить все свои проблемы. И слова бы нашлись сами собой. Но, к великому сожалению, в машине у меня не было даже бутылки красного вина, а вот штопор был. Что-что, а он всегда на своем положенном месте. Мы миновали Ермолаевский, и я посмотрела на Настю. По ее лицу продолжали стекать слезы, которые она, видимо, совсем не замечала, и от этого у меня похолодело в животе. Ее плащ песочного цвета развевался у нее за спиной из-за поднявшегося ветра, а обтянутые черными джинсами тонкие ноги поднимали во мне чувство голода. Настя была такой худой, что в каждую нашу встречу я рвалась ее накормить.

Когда мы оказались внутри еще не остывшего салона автомобиля, я еще раз проверила свой мобильный. Не было ни пропущенных звонков, ни сообщений. Я собралась было набрать Мишу, но что-то меня остановило. Да и зачем мне было ему звонить? Тешить пустыми надеждами? Но я нуждалась сейчас в его спокойном голосе, правильно подобранных словах и готовности приехать в любую минуту, даже если бы мой ответ был отрицательным. Наверно, именно эта мужская покорность убивает в женщинах намек на страдания, в которых мы все равно нуждаемся.

– Ты как? – не зная, что сказать, спросила я и бросила взгляд на панель, где синим светились три цифры: 3:19. Начинало подташнивать, и я прибавила газу.

– Почему так холодно? – вопросом на вопрос ответила подруга и поежилась на кресле заднего сиденья.

– А, извини, – ответила я и включила обогрев. – Мне жарко.

И только сейчас я заметила, что мои ладони были ледяными, но, тем не менее, тело пылало. Не думала, что после алкоголя это может повториться, обычно он спасал в таких ситуациях. Я снова набрала Мишу, но после двух гудков звонок оборвался, как будто меня специально сбросили.

В 3:50 мы припарковали машину у меня во дворе на Кутузовском. Было тихо. Только вдалеке слышалось гудение проспекта, похожее на рой пчел.

Мы как можно скорее направились к моему подъезду. Я поднесла ключ к домофону, и дверь открылась с ужасными стонами, грозившими разбудить весь дом. Внутри было сухо, от стен цвета персика пахло краской, запах которой все никак не мог выветриться с весны. Справа и слева стояли никому не нужные почтовые ящики, каждый с номерком. Мне становилось хуже.

Когда двери лифта закрылись, я оперлась спиной о его стенку и закрыла глаза, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу.

– Что с тобой? – обеспокоено спросила Настя, нажимая кнопку с номером моего этажа. Хотя в тот момент волноваться стоило мне. Да, мне было предельно понятно, что у нее шок, она под сильными транквилизаторами – не определю под какими, и именно это обстоятельство делало атмосферу какой-то обыденной, будничной, словно никаких аварий не было, а Женю будто просто увезли в больницу.

– Мне давно надо было лечь спать, – простонала я, и больше мы не разговаривали. Не было сил. Я мечтала о горячем душе и уединении, чтобы приступ прошел как можно быстрее. Это продолжается уже последние три года, а я даже не помню день, когда все началось.

Пребывая будто в тумане, я открыла дверь своей квартиры. Обнаружила, что ни отца, ни матери дома не было. Оно и к лучшему.

– Если хочешь, иди на кухню, поешь что-нибудь, – еле выговорила я, сняла сапоги, повесила пальто на вешалку и поволокла свое тело в ванную. Рукой скользнула под кофту и поняла, что вся горю. Вяло снимая с себя одежду, я бросила ее в корзину для грязного белья, потому что все, в чем я была на вечеринке, пропахло табаком и чужими людьми. Только ощущение внутренней грязи нельзя было смыть одной только стиркой своей одежды.

Сначала я включила душ, прогрела горячей водой холодную ванну и с трудом залезла в нее. Тело покрылось мурашками, и я закрыла глаза, не желая выходить отсюда никогда. Закружилась голова, и стало казаться, будто я катаюсь на карусели. Тошнота понемногу начала растворяться в этом пару, мышцы расслаблялись. Вода была кипяток, но я не замечала этого, продолжая поливать ею свое лицо, плечи, ноги, покрывая каждый сантиметр каплями. Наверное, никогда в жизни я не была так беспомощна, как в такие моменты. Мозг отказывался подавать какие-либо команды, отправляя меня в забытье. Интуитивно я понимала, что если выйду сейчас, все повторится, и я проведу остаток ночи возле унитаза, а это было не очень заманчиво. Я чувствовала, как билось сердце в груди, как кровь вяло текла по распухшим венам на моих руках и ладонях. И время застыло.

– Кристин, ты там в порядке? – послышалось снаружи.

– Да.

– Ты час уже там сидишь, точно все нормально?

– Да, скоро выйду.

***

Миша отчаянно топил свои самые укромные места алкоголем, будто заливая йодом места ранений. Даже последний разговор с Кристиной и драка с Денисом стали уже казаться ему сном, который он, возможно, завтра вообще забудет.

– Слушай, так напиваются, когда хотят кого-то забыть, – подметил Ларин, поднес стакан к губам и сделал глоток, смакуя чистый виски безо льда. К этому времени оба выпили достаточно, чтобы сначала хотя бы станцевать стриптиз, затем выпить еще по абсенту, потом нахлебаться воды в бассейне, а в конце сидеть, пуская слюни и смотря в одну точку, даже не имея сил на хмельную философию. Но нет. Первый сидел себе спокойно на диване, наслаждался виски, будто это был первый стакан за вечер, и пытался вести трезвый разговор со своим пьяным другом. Второй же сосредоточенно смотрел перед собой, пытаясь всем своим видом показать, что алкоголь не имел над ним власти.

– Ха, ха, – прищурив глаза, передразнил его Миша. – Сань, забей, – отмахнулся он и хлебнул из бутылки с прозрачной жидкостью, которую все это время держал в руках. Он уже прикидывал, как хреново ему будет уже этим утром, но это не останавливало его. Он был на той стадии, когда напиток уже терял всякий вкус.

– Да нет, – фыркнул Ларин. – Давай поговорим.

Девушки с визгом прыгали в воду, забрызгивая тех, кто все еще оставался в одежде, некоторые из них сидели на краю, опустив только ноги, компенсируя это отсутствием на их грудях лифчиков; едва пахло хлоркой, гремела музыка, а виски, шампанское и текила текли рекой. Все как будто на какой-то миг решили оказаться в голубой лагуне, несмотря на то что «голубая лагуна» и так уже была выпита многими. Здесь развернулись самые настоящие тропики.

– Ладно, короче, несколько часов назад я видел, как тот парень, которого я, кстати, позже избил, делает какой-то обряд, или как там это называется, у меня в комнате, – начал Миша, пытаясь сфокусироваться на одной точке. Было заметно, что ему уже с трудом давалось складывать слова в предложения.

Ларин посерьезнел и наклонился к нему, чтобы лучше слышать. Волосы обрамляли овал его мужественного, будто каменного, лица.

– Я поспорил с Никитой, что он докажет мне, что призраки существуют. И не смотри так на меня! Это была его идея.

Миша рассмеялся и снова выпил яду, замечая, как заплетается его язык.

– Представил мне какого-то парня, мы поднялись ко мне в комнату, и там он задал очень странный вопрос.

– Какой? – тут же спросил Саша и немного прищурил глаза. Дыма от ребят, сидящих неподалеку и раскуривающих кальян до боли в легких, было много.

– Кого я хочу вызвать, – ответил Миша, смотря прямо в его почти прозрачные зеленые глаза и прикидывая, верит ли ему собеседник или считает, что тот изрядно пьян. – Мертвых друзей, близких, родных. Ну, я сначала поржал.

– А потом?

– А потом, я клянусь тебе, его зрачки стали черными. Он начал говорить такие вещи, которые никто, кроме тебя и Никиты, не знал, а еще он озвучил мой самый большой страх, Сань, – что это Оксана ее убила и отец мне нихрена из-за нее не оставит.

Тогда Саша снова откинулся назад, будто услышал все, что хотел услышать, либо не услышал ничего, что заняло бы его мысли более чем на несколько секунд. Хозяин дома редко мог объяснить его реакции, поэтому продолжил:

– Я понимаю, ты все равно не поверишь…

– А я думаю, ты мне что-то не договариваешь, – лукаво улыбнулся Ларин какой-то проходящей мимо брюнетке, игриво машущей ему одними пальцами руки, сделал новый глоток и положил левую руку на спинку дивана. – Ты с девушкой какой-то разговаривал во дворе.

На лице Миши появилось хмельное недоумение, и Саша поспешил пояснить:

– Я на крыльце был. Просто интересно, кто она, раньше я ее не видел у тебя на вечеринках. В гардеробной с ней столкнулся, кстати.

Тогда Миша снова расслабил свои напряженные мышцы спины, поставил бутылку на стол и собрал руки в замок.

– Кристина Журавлева, бывшая девушка моего друга Леши Макарова, может, помнишь его. Учится она на третьем курсе, – коротко и ясно ответил он, делая вид, будто ему нечего скрывать.

– На третьем? А выглядит старше.

– Она позже поступила, не сразу после школы, и вы просто раньше не пересекались. Давай сменим тему.

– О-о-о-! – победно воскликнул Ларин и со звоном поставил свой стакан на стеклянную поверхность кофейного столика. В глазах его заплясал игривый огонек, и Мише стало немного жутковато, как несколькими часами ранее у него в комнате.

– Я отолью и вернусь, – ответил он другу, встал и, покачиваясь словно на палубе корабля, направился в уборную.

Саша кивнул ему и на месте, которое только что освободил Миша, увидел его мобильный, который трезвонил. Входящий был от некой Кристины, но ему не составило труда догадаться, в чем дело. Не мешкая, он ее сбросил. Не сводя пристального взгляда, он ждал повторного вызова от нее, который так и не последовал. Почему-то это доставляло ему подобие удовольствия. Однако в кармане брюк он почувствовал вибрацию. Его телефон разрывался. Неужели эта девушка звонит теперь ему?

– Да, – ответил Ларин в трубку.

– Участок на Садовом до сих пор оцеплен. В живых никого, – доложил ему низкий голос с хрипотцой.

– Тела отвезли туда же, как и было оговорено заранее?

– Да, разумеется.

Бизнесмен сбросил вызов и убрал мобильный в карман. Он встал с дивана и направился к выходу обходными путями, фиксируя каждую секунду. Все были настолько пьяны, что он вышел незамеченным. Впрочем, как и всегда под конец вечеринок. Только Оля сверлила его спину взглядом, моля о том, чтобы предмет ее воздыхания хотя бы обернулся к ней и увидел ее. Странно, она так почти ничего и не выпила за сегодня. Расстроенная своим глупым стеснением, она направилась в бар, как и добрая половина девушек.

Саша без труда нашел свое кашемировое пальто, легким движением накинул его на плечи и с интересом, нет, с вожделением, осмотрел толпу людей, поглощающих уже влажный и спертый воздух с витающими в нем парами алкоголя и запахом сладковатых человеческих тел и пороков, которые представлялись здесь во всем своем великолепии еще больше, еще невообразимее, чем в какой-нибудь другой день.

– Ты куда? – недоуменно спросил Миша, вяло спускаясь по лестнице, стараясь игнорировать кучу пустых бутылок и стаканов, заполонивших почти ее всю.

– Проголодался я что-то.

– Так, погоди, у меня же на кухне…

– Расслабься, мне все равно пора ехать.

– Ну, до скорого, – устало попрощался Миша и хлопнул его по плечу, понимая, что сил на уговоры у него уже не осталось.

Александр Ларин повторил прощальный жест друга и вышел наружу.

Миша слышал только рев мотора выезжающего за ворота «Мустанга». «Форда Мустанга», культового автомобиля класса Pony car производства Ford Motor Company. Почему-то, когда Миша слышал слово «мустанг», первая мысль была именно эта. Вторая была об одичавших лошадях, потомках лошадей, привезенных в Новый Свет колонистами из Европы еще в шестнадцатом веке. Многие из тех лошадей по тем или иным причинам отбивались от людей и дичали, а те, которые теряли своего всадника в бою, прибывали к стадам диких индийских пони и скрещивались между собой. Так и появились мустанги.

Андреев тряхнул головой, удивляясь тому, как спустя столько лет может помнить такие вещи, и направился прямиком в омут, чтобы продолжить свое забытье и утолить свой собственный голод.

***

Дверь водителя открылась, и он сел за руль. Я ждал его около часа, в его же машине, с разбитым носом и провалом в памяти.

– Спасибо, что дождался, – вдруг первым заговорил Ларин, вставляя ключ зажигания.

– Другого варианта просто не было, – зачем-то грубо ответил я.

Он усмехнулся, будто скаля зубы, и «Мустанг» с приятным урчанием пришел в движение. Время неумолимо двигалось к рассвету, я все еще не дома и направляюсь неизвестно куда, почти с неизвестно кем. Живот бурчал и выл, и было непонятно, чего он просил: еще выпить или просто поесть. Клонило в сон, и я мечтал только о своей постели, забраться в холодное, еще не нагретое телом белье, в простыни и одеяла, и зарыть голову в подушку как можно глубже, чтобы не слышать и не чувствовать. Все еще болело лицо, и даже не хотелось смотреть на себя в зеркало. Спрашивается, что бы я там увидел? Что?

– Куда мы едем? – устало спросил я, потирая глаза.

– Ты ведь новичок в этом?

– В чем?

– В экстрасенсорике.

Я не ответил и отвернулся к окну, в котором ничего не увидел, кроме темного ряда деревьев вдоль дороги.

– Я всего лишь хочу посмотреть, как ты работаешь, – с меньшим высокомерием добавил водитель, достал сигарету, зажигалку и тотчас затянулся, одной рукой придерживая руль.

– Окей. Что такого мне нужно рассказать тебе о твоей жизни, чтобы ты охренел и отвез меня домой?

Ларин только рассмеялся в ответ на этот выпад.

– Нет. Не о моей, но мне.

– Не понял?

***

Спустя некоторое время Кристина вышла из ванной и, будто не замечая подругу, молча двинулась к себе в спальню.

– Кристин, с тобой точно все в порядке? – волочась за ней как хвост, спросила Настя.

– Да, – почти шепотом ответила Кристина. – Мне просто нужно поспать. И ты лучше ложись.

Настя расположилась в комнате ее родного брата, который сейчас жил в Канберре, и уснула в тот же момент, как голова коснулась подушки.

Кристина стащила влажное полотенце с головы и упала на свою большую кровать, укрываясь прохладным одеялом. Пахло чистым, будто только что отглаженным, постельным бельем. Ее начало трясти, и в тишине было слышно только ее тяжелое дыхание и стук зубов. Если успеть уснуть, то можно пережить еще одну ночь. В комнате как будто закончился кислород, и закрытые окна давили на сознание Кристины сегодня как-то особенно. Собравшись с силами, она сползла с кровати, словно подбитое животное, не поднимая головы, которая, казалось, теперь весила целую тонну, и открыла единственную форточку. Прохладный воздух начал медленно заползать в помещение, принося Кристине некоторое облегчение, от чего она упала на кровать, и только бешеное сердцебиение сопровождало ее до самого перехода из реальности в сон. Она обязательно, обязательно в ближайшее время сходит к неврологу, психологу, священнику, к кому угодно, чтобы больше не испытывать такое мучение.

***

Они ехали чуть больше получаса. Денис долго пытался проникнуть в мысли и личную жизнь Александра Ларина, но КПД все равно равнялся нулю. Его дар начал проявляться в довольно раннем возрасте, в девять лет. Родителей пугало все, что он говорил тогда, а говорил он такие вещи, которые лучше не озвучивать. Например, как-то зимним вечером к ним домой в Сокольниках пришла мамина подруга Света с каким-то мужчиной. Они были супругами и жили в том же доме, что и семья Дениса, только на два этажа выше. Мальчика попросили уйти к себе в комнату, но он прекрасно слышал, как соседка рыдала и жаловалась его маме. Из ее рассказа маленький Денис понял, что у нее умер муж, буквально несколько часов назад. Тогда он прибежал на кухню и начал упорно доказывать двум взрослым женщинам, что муж соседки не мог умереть, так как она пришла вместе с ним. Денис показывал в сторону двери, на прихожую, где так и остался стоять высокий темноволосый мужчина в черном костюме. Он молчал и томно смотрел на мальчика, единственного, кто мог его видеть. Свете стало плохо, и матери пришлось вызвать скорую. Не сказав ни слова, она заперла сына в своей комнате и принялась успокаивать подругу. Спустя несколько минут Свету забрали. Больше Денис не видел ни ее, ни ее мужа.

И вот прямо сейчас он начал впадать в легкую панику, пытаясь снова и снова пробраться под шкуру этого самоуверенного и самодостаточного, казалось, типа, и совершенно не мог понять, почему за оболочкой этого человека не было ничего, словно у того не было ни прошлого, ни будущего и абсолютно никаких мыслей.

– Приехали, – неожиданно прервал тишину металлический голос Ларина. Он вытащил ключ зажигания, сунул связку в правый карман пальто, и оба вышли на холодный сентябрьский воздух.

В половину шестого утра Москва уже не спала, но все еще нежилась в постели, не желая пробуждаться в субботу. Где-то слева Денис все еще видел слабое мерцание редких звезд, прячущихся средь высоток в черном небе, а справа – намек на восход солнца, откуда убегала ночная темнота.

– Голова все еще болит? – обратился к нему Александр, щуря глаза от дыма, который неспешно испускала его сигарета, и провел ладонями по вискам, убирая тем самым свои волосы за уши. Он глубоко затянулся и выдохнул, осматривая сонный город, словно свои владения. На нем было черное кашемировое пальто до колен, дорогие классические брюки, лаковые блюхеры. Лицо выбритое и идеальное, прямой нос, скулы больше не скрывали темно-каштановые волосы, едва ли достающие до плеч. Все это действительно буквально «было на нем». Он (два метра роста) словно сошел с обложки журнала.

– Да, немного, – соврал Денис. В голове тем временем гремели взрывы.

Ларин выкинул бычок в сторону, отдал приказ «пошли», и они зашли за черные ворота на территорию какого-то серого невысокого кирпичного дома. Денису стало еще хуже при виде этого унылого пейзажа, и он уже пожалел, что сам не позавтракал дымом.

Тихий двор, опавшие и темные влажные листья под ногами, едва ли покрывающие мокрый асфальт, гнилая сырость в воздухе и какая-то необъяснимая печаль, которая царила повсюду. И тут Денис понял, что не потерял свой дар, просто по какой-то непонятной ему причине на Ларина он не распространялся.

Тот с легкостью преодолел несколько ступенек, словно только что проснулся, сделал пробежку, выпил кофе и был готов спасать мир. Взялся за большую ручку дубовой двери, дернул ее на себя, и она поддалась, со скрипом впуская внутрь гостей. Денис никак не мог понять, как после такой бурной ночи его спутник не носил на себе все ее следы в виде сонливости, вялости и красноты глаз. Зайдя внутрь, он огляделся и слева увидел пустое место охранника, а справа – гардероб с одинокими вешалками. Впереди расстилался длинный коридор с зелеными стенами и одинокой белой дверью в конце. Куда она вела, студент даже не мог представить. Больничный запах, вбирающий в себя смесь запахов хлорамина, медикаментов, стерилизованных материалов и еды, невозможно было ни с чем спутать. Сквозь мертвую тишину пробивался звук тиканья настенных часов, расположенных где-то в глубине пустынного гардероба, как стук сердца сквозь толщу воды. Но один запах Денис учуял еще возле ворот и отчаянно надеялся, что предположения его были ошибочны.

Спускаясь по ступенькам вниз, он все сильнее ощущал холод. Не было ни окон, ни дверей, только бесконечная и удивительно чистая лестница. Все-таки здание не пустовало. В груди Денис чувствовал, как бухает его собственное сердце, и невольно кашлянул, так как ему в нос резко ударил запах формалина и продуктов гниения. Ларин открыл новую дверь, в которую они уперлись, и все встало на свои места.

– О! – воскликнул мужчина в белом халате и убранными в хвост темными волосами. – Вы уже здесь.

Незнакомец стоял между двух металлических стоек, на которых лежало два трупа – мужчины и женщины. Тошнота накатила так резко, что Денис еле справился с собой, чтобы не заблевать пол, покрытый серой плиткой. Хотя, если бы он все-таки отважился это сделать, интерьер заиграл бы новыми красками.

Улыбающийся Александр хлопнул его по спине, пожал руку «белому халату» и невозмутимо сел на деревянный стул в углу, будто запах разлагающихся тел и их бледный вид с трупными пятнами попросту не впечатлил его. Это кем нужно быть, чтобы так спокойно реагировать на трупы?

– Что ты скажешь про мужчину? – спросил он.

– Можно анальгин? – проигнорировав вопрос Ларина, Денис обратился к патологоанатому. Тот был крепким мужчиной с волосатыми руками и безразличным взглядом карих глаз. Парень чувствовал, что врач живет один, несколько лет назад похоронил жену, а детей так и не завел. Он ощущал его пустоту, его безнадежность и самобичевание, которыми он себя потчевал как детей творожками в детском саду. Практически залез ему под шкуру. Но так и не удалось выяснить, каким образом врач оказался знаком с Александром Лариным.

– Да, разумеется. Выглядишь… плохо, – подметил мужчина, бросив мимолетный взгляд на студента, достал из ящика упаковку и протянул ему ее и бутылку воды. Денис запил таблетку, чувствуя, как та пробирается к желудку, и немного успокоился, ожидая, когда же она его обезболит. Наверное, он возлагал слишком много надежд на одну маленькую таблетку. Затем, шмыгнув носом, он поставил бутылку на какой-то стол и сделал два шага в сторону, не сводя глаз с мертвого мужчины, пытаясь проникнуть как можно глубже в информационный план и отогнать желание проблеваться, а оно чертовски было устойчивым.

– Он умер несколько часов назад, – наконец сказал экстрасенс не своим голосом. – Женщина тоже.

– Очень хорошо, – протянул Александр, словно терапевт, к которому пришли на прием. – Хоть с этим определились, – рассмеялся он, переглядываясь с улыбающимся и сонным патологоанатомом. – Что еще?

Денис глубоко и нервно вздохнул и прикрыл глаза, опустошая свой мозг от ненужных мыслей. Как будто перед прыжком в воду. Вдруг незнакомые голоса, говорящие на неизвестном ему языке, заполонили его голову, будто он переключал радио. То же слышала и женщина, когда сходила с ума. Он просто пытался увидеть последние часы ее жизни.

– Она болела.

– Чем? – требовательно спросил Ларин, хотя Денис был уверен, что тот знает ответы на все вопросы. Просто «смотрит, как он работает».

– Что-то связано с мозгом. Я не понимаю. Причина в голове.

– Причина всегда в голове… – выпуская дым из своих легких прямо в потолок, еле слышно сказал Ларин.

И студент снова погрузился в мысли женщины, потому что ее было легче увидеть. Просыпаясь в больнице, каждое утро она расчесывала свои светлые волосы, смотрясь в зеркало, висевшее у нее в палате. Ясные голубые глаза, тонкие губы, впалые щеки. Безмятежность, легкость, которую могли подарить только наркотические средства. Весь день она проводила у окна, или в своей постели, почти не ела и все время с кем-то разговаривала. С кем-то, кого Денис никак не мог разглядеть.

Александр внимательно наблюдал за Денисом и ждал, как ждет зверь в своем укромном месте удобного момента, чтобы наброситься на добычу. Студент повернул голову, будто что-то увидел, но глаза его были по-прежнему закрыты, затем пошатнулся и уперся рукой о металлический стол.

– Что же с ней случилось, Денис? – тем же деликатным и учтивым голосом спросил Ларин, без тени беспокойства, словно ожидая официанта, который вот-вот должен был принести ему кофе.

Дениса начало трясти. В те секунды он увидел все, что должен был, все, о чем его просили.

Обычно после захода солнца женщина кричала. Сначала молила о помощи, а затем смеялась, правда смех принадлежал не ей, а кому-то другому. Царапала стены, визжала, будто ее резали, замолкала на какое-то время, но затем продолжала изводить больничных работников. Санитары вбегали в ее комнату, затем что-то холодное бежало по вене, принося с собой спокойствие и сон.