Мессир С.

– Ладно, пойдем, – сухо ответил он, и мы поднялись ко мне в комнату.

Туша еще что-то промычала, но рядом нас уже не оказалось.

Зайдя в комнату и захлопнув дверь, я скрестил руки на груди и уставился на обоих.

– Хочешь вызвать кого-то из умерших родственников или, может быть, друзей? – абсолютно серьезно и трезво спросил меня Денис, оглядывая комнату в поисках чего-то нужного только ему одному.

– Ты серьезно? – тупо спросил его я, переводя взгляд на Никиту. Анальгин начал действовать. – И за это я должен заплатить тебе сотку?

– Мы же поспорили, – ответил Никита и снова развалился на диване, придавая своему виду еще более богемный вид. – Расслабься и получай удовольствие. Че ты такой скучный сегодня? Как будто я тебе что-то криминальное предлагаю…

– Закрой шторы и выключи свет, – обратился ко мне Денис и направился к подсвечнику. На вид это был совершенно обычный парень со светлыми волосами и усталым взглядом серых глаз, который по сути не выражал ничего, кроме безразличия, от чего я задумался над его пребыванием здесь, в этом месте, среди этих людей, где он, видимо, скучал. На своих приемах (не буду называть их «тусами», потому что это как-то слишком обидно для меня) я встречал его не раз, но почему-то разговор у нас не завязывался, или, как это можно было бы сказать иначе, мы не сталкивались нос к носу. Тем не менее, я его видел здесь, у себя дома, и периодически в институте, и только его одежда, которая несомненно была высокого качества, что-то типа «Боттега Венета», «Гуччи» или «Бёрберри», давала мне пищу для размышлений о его происхождении и автоматически являлись пропускными билетами на мои вечеринки.

Я сделал все, что он попросил, и присоединился к своему обкуренному философу, уже жалея об этом пари.

Денис достал из кармана своих джинсов зажигалку и зажег свечку, что одиноко стояла в моем подсвечнике. В полумраке и играющих тенях его лицо начало меняться, а мягкие черты начали преображаться в грубые, острые и отталкивающие. Парень закрыл глаза и застыл, от чего мышцы в моем теле напряглись, и я даже не заметил, как сам задержал дыхание. Казалось, даже музыка стихла, пытаясь не мешать этому таинству. Краем глаза я заметил, как Никита периодически бросал на меня опасливые и со всем не веселые взгляды, но не стал поворачиваться к нему, охваченный представлением. Глаза его блестели так, будто мы оба стояли на старте в ожидании выстрела, а мое сердце до того закатывалось у меня в груди, что мне стало не хватать воздуха.

– Не надейся на своего отца, он все оставит этой овце, – вдруг начал Денис и поднял на меня довольно тяжелый взгляд почти черных глаз, ожидая от меня слов одобрения и подтверждения сказанному. – Но мы можем договориться, – тут он ухмыльнулся как-то совсем не по-доброму, и я почувствовал, как по полу загулял сквозняк.

– Так, все, ребят, Никит, гони мне сотню, – сказал я и встал с дивана, чувствуя неладное. Ладони вспотели, в висках снова застучало, а по спине пробежался ледяной холод. Мне безумно хотелось в ту же минуту незамедлительно выскочить из комнаты и убежать в лес, как минимум. Денис тут же взял меня за плечо и резко повернул к себе. В руке его было сосредоточено больше силы, чем могло показаться.

То, что я увидел, отпечаталось в моей памяти сильнее самых едких чернил. Я думал, я все это время думал, что мне просто показалось, что так просто упал свет. Глаза Дениса были черными, словно их вырвали с корнем; даже белка не было видно, словно он сделал татуировки на глазных яблоках. И тут я начал подозревать, может, и вправду сожрал какую-то наркоту там, внизу, где ее было так много, что можно было убиться всем городом, только забыл? А может, Никита что-то подмешал мне в стакан?

– Твою мать, – только и смог сказать я, отпрянув от него в сторону как ужаленный. Наверное, любой другой на моем месте повторил бы мои слова, потому что они, черт подери, такие универсальные.

– Ты же понимаешь, что наладить отношения с отцом ты сможешь только в том крайнем случае, если твоя мачеха умрет? – спросил экстрасенс и поставил горящую свечу в подсвечник, стоявший на моем рабочем столе из темного дерева. Она коптила и дымила с чернотой, от чего у меня начала кружиться голова. Голос Дениса был полон спокойствия и того загробного ужаса, который можно было услышать только в кино, и он вызывал во мне такую тревогу, которую я, казалось, погасил в себе очень и очень давно.

– Это подстава? Ты что ему рассказал, придурок?! – дико заорал я на Никиту и легко взял его худощавое тельце за шкирку. Хотя на самом деле мысленно кричал на самого себя.

– Ничего, клянусь тебе! – испуганно ответил тот, и я бросил его обратно. Видимо, он сам был в шоке от услышанного.

– Человек за человека, – деловито добавил Денис, словно мы были на базаре. – Ну что? – он цокнул языком и склонил голову. – Будем договариваться?

– Проваливай, чувак, – ответил я со всей ненавистью, какой только мог, но его это только рассмешило.

– Конечно, ведь ты же, наверное, в курсе, что она имеет прямое отношение к смерти твоей мамы, или, выражаясь по-другому, нынешняя жена твоего отца ее и убила! – воскликнул Денис, и в ту же секунду я вдарил ему по лицу, чувствуя боль в костяшках пальцев своей правой руки и пьянящее головокружение от надвигающейся драки.

– Доказательств убийства нет! Следствие закрыли много лет назад! – выпалил я, в то время как Никита пытался оттащить меня от своего друга. Меня трясло от злости так, что сводило челюсть. Кулаки, щеки, спина – горело все. Кровь закипала во мне, как в котле, и бурлила по венам, как дикое животное.

– А ты сам-то в это веришь? – спросил Денис, даже не пытаясь мне помешать его колотить.

Дверь в мою комнату внезапно открылась, и в нее завалились какие-то студенты. В темноте я не мог различить их лиц, но потом признал в них своих однокурсников. Я мог себе только представить, как странно мы выглядели: я верхом на Денисе, занося кулак, сзади меня Никита в двусмысленной позе, и все мы – запыхавшиеся и раскрасневшиеся.

– А что вы тут делаете? А, Миш? – пропела Маша сладким голосом, убитая в хлам. Ну вот, все опять нажрались без меня. Что за люди-то такие?!

– Призраков вызываем, – иронично ответил Никита, и тогда я смог вырваться из его на удивление крепкой хватки.

2

– О, Кристин, ты куда так подорвалась? – озадаченно спросил Миша, заметив отъезжающую красную «Мазду» подруги, как только вышел на крыльцо покурить. Случившееся требовало никотина.

Она открыла водительское окно, Андреев встретился с ней глазами, и уже что-то другое стало волновать его, более приятное и теплое.

– Что-то случилось? – осторожно спросил он и поспешно сделал первую затяжку.

– Настя в аварию попала, – тихо ответила Кристина, прикрывая глаза. – Я должна ехать, – и снова посмотрела на него.

– Не Дементьева ли случайно?

Он заметил, что с Журавлевой что-то не то, и шестое чувство подсказывало ему, что не только авария была тому причиной.

– Она же вроде должна была приехать сегодня.

Кристина тяжело вздохнула, еще раз посмотрела на часы, давая понять, что торопится и не хочет разговаривать. После года общения с ней Миша привык к такой ее привычке. Он прекрасно знал, что эту девушку не удержишь, если она сама того не хочет. Они могли отрываться несколько дней, а потом она пропадала на неделю. Кристина умела играть любую роль, подстраиваясь под каждого человека как хамелеон, чтобы каждый верил, что именно он знает ее истинное лицо. Но это было далеко не так, и уже сейчас Миша понимал, что в ближайшее время Кристина Журавлева не появится в его обществе. Так же как не ответит на его телефонный звонок и сообщение.

– Извини, езжай, – стараясь казаться как можно больше равнодушным, ответил он и сделал шаг назад.

– Пока, – ответила Кристина, делая вид, что ничего не заметила. Стекло медленно поползло вверх, и машина, урча, скрылась из виду.

Тупо глядя на высоченные закрывающиеся автоматические ворота, он мысленно отправился с ней, надеясь, что она почувствует это и вскоре сама ему позвонит. Но она этого не сделает, и от осознания этого Миша буквально давился дымом, затягиваясь сигаретой снова и снова, как если бы это было единственное, что могло бы задушить в нем те теплые чувства к ней.

Их отношения имели не простой оттенок. Миша Андреев был одним из друзей ее бывшего парня Леши, укатившего в Америку, который сам их и познакомил около года назад, о чем потом сильно пожалел. Леша уехал, а все остались, и ничего не изменилось. Все так же бухали, веселились и прожигали студенческие годы, словно им никогда не придет конец, словно праздник был каждый день. И Кристина вела себя так, словно ничего с ней такого и не происходило. Будто не ее парень, а парень подружки бросил ее и укатил «за бугор». Хотя «бросание» в их отношениях было как-то неуместно. Вроде как Леша и хотел ее с собой забрать, и, вроде как, получил положительный ответ, но какой-то слишком туманный и сквозной он был. Миша так и не выяснил у него подробности их разговора, который решил все их проблемы, которые раньше назывались «отношениями». Но как бы Миша ни пытался влезть в тайны бывшей девушки своего почти лучшего друга, всегда получал от нее пощечину. Иногда даже буквально. Удивительно, как они вообще до сих пор продолжали общаться.

Кристина могла завалиться к нему на квартиру в два часа ночи, выпить с ним вина и уехать, не сказав ни слова. Андреев, напротив, не имел таких привилегий, он просто дальше шел спать. Поначалу он пробовал устроить ей допрос в самых разных формах, пытаясь любой ценой узнать, что же происходит в ее жизни. Но в итоге он просыпался с жутким похмельем на утро, словно получая от нее порцию яда скорпиона. Есть два основных вида этого яда. Первый может убить беспозвоночное, но для человека он не более опасен, чем укус осы. Второй может быть смертельным. Он парализует головной мозг, нервные окончания, сердце и грудные мышцы. И Миша уже представлял себя в двух шагах от этой смерти.

Нет, об их близости не могло идти и речи. Кристина была слишком занята своим собственным миром. Иногда Мише казалось, будто он просто пешка в ее невидимой партии и предполагал, сколько еще таких фигур могло быть. Тем не менее, он позволял ей все, что ей вздумается, не понимая, как у нее это получается. Наверное, потому что иногда были поистине прекрасные дни в ее компании, и в каждое затишье он их ждал, как дети, затаив дыхание, ждут знойного лета.

– Миш! – крикнули ему в спину ребята с крыльца. В его тишину снова ворвался весь этот праздничный шум, и Андреев, глубоко вдохнув морозный воздух, направился к дому. Анальгин подействовал окончательно.

***

Пахло выхлопными газами и бензином. К полуночи Садовое кольцо начинало дремать, словно уставший большой жирный кот, но движение редких машин не замедлялось. Иногда этот участок дороги словно погружался на глубину океана, так здесь становилось тихо, но потом снова поднимался на поверхность. Шел дождь, несмотря на который смог и не думал отступать. Слишком глубоко он въелся в эту дорогу и в эти дома. Поначалу капли дождя стеснительно падали на землю, но позже обрушились со всей силы, так что дворники автомобилей заходили туда-сюда, как метроном.

– Насть, – убавив громкость радио, вдруг позвал он ее по имени.

– Что? – спросила Дементьева, устало глядя в окно. Дорога немного утомила ее, и сейчас она была загипнотизирована мелькающим пейзажем. Мелькающим скучным пейзажем, не выражающим ничего.

– Может, домой вернемся? Настроения нет, – сказал он, закуривая сигарету. Он так первоклассно это делал, что Настя не могла оторвать взгляд. В эти моменты Женя походил на какого-нибудь злодея из боевика. Томно прищуривал глаза и выдыхал плотное облако дыма.

К сегодняшнему вечеру лицо его покрылось двухдневной щетиной, но Насте это только нравилось. Невзначай она потеребила его отросшие колючки, улыбнулась и снова обратила взгляд в окно.

– Позвони Кристине, спроси, что там за движуха сегодня.

Настя тыкнула пальцем в экран своего телефона, но тот никак не отреагировал.

– Разрядился он, не судьба, – выдохнула она и ощутила на себе пристальный взгляд Жени. – Ой, да ладно тебе, Жень! – словно маленькая девчонка вскрикнула Настя. – Если не понравится, можем в любой момент уехать.

– Хорошо, – совершенно спокойно и смиренно ответил он, выражая ей свое доверие и уважение, которых было в избытке, и в салоне источником звука снова стало только радио.

– Ты знаешь, мне сегодня опять отец приснился, странно так…

В его голосе чувствовалась легкая меланхолия, медленно перетекающая во что-то очень колоритное и более ощутимое.

Настя застыла и еле заставила себя повернуться к нему.

– И что было во сне?

– Будто мы гуляли с тобой, по лесу, а навстречу он. Я вас познакомил, и встреча была радостной, но потом он сказал, что пришел не за этим. Я тогда спросил у него, зачем, но ответа не получил, и он просто повел меня за собой. Мы пришли к какой-то пещере, я сказал тебе остаться, а сам пошел за отцом, который скрылся в ней первый.

– А что дальше?

– Я не вернулся, – просто ответил Женя и выбросил дымящийся окурок в окно. – Проснулся посреди ночи, тебя будить не стал. Потом уснул.

– А тебе известно, что нельзя за мертвыми ходить во сне? – медленно спросила Настя.

Тогда он расплылся в своей самой милой и победной улыбке, а она демонстративно отвернулась к окну и громко вздохнула.

За два года она привыкла к нему. Привыкла и к его манере читать книжки до трех часов ночи и к отказам на ее просьбы бросить курить. Привыкла к самопожертвованию, но умеренному, чтобы совсем не растворить себя в нем. Хотя эта штука такая тонкая, эта жертвенность.

За полгода совместной жизни она стала владеть еще большим багажом знаний о мужчинах. Отскрабленное до блеска тело с мягким ароматом симмондсии, более известной под названием жожоба, вечно гладкие ноги, ухоженные руки, ногти, волосы. Ведь она верила, что все это и было символом женственности и гармонии.

***

Я зашел в дом и первым делом осмотрелся. Музыка немного стихла, потому что дело шло к трем часам ночи, да и толпа немного поумерила свой пыл, но праздник еще не заканчивался. Пахло потом, парфюмом, алкоголем и дымом. В общем, всем тем, чем и должно пахнуть на таких «мероприятиях».

Пройдя на кухню, я увидел непринужденно хлопочущих девчонок со второго курса. Марта и Марго вроде. Да, точно! «M&m’s» кликуха у них. Стояли и готовили ужин, а кто-то снимал их на телефон. На удивление в животе заурчало. Аромат курицы и специй настиг меня несколько секунд назад. Как же приятно было видеть остатки цивилизованных и вменяемых людей на фоне остального хаоса. Я открыл окно, через которое тут же ворвался морозный воздух, но мой взгляд задержался на картине, которая стремительно разворачивалась на заднем дворе. Два парня. Одного интенсивно рвало в сугроб, другой что-то ему кричал, и первый умудрялся еще что-то отвечать. Я проклял себя уже тысячу раз и поклялся больше не устраивать ничего на своей территории, а точнее на территории своего глубокоуважаемого, а скорее глубоко презираемого отца.

И снова вспомнил о Кристине. Странно, что мысли о человеке, которого избегаю я, приводят меня к мыслям о человеке, который избегает меня.

– Эй, Миш, Мишааань, ты куда?! – крикнули мне в спину, когда я пулей вылетел из кухни и побежал на задний двор. Я даже не помню, кто меня позвал тогда.

Снег хрустел под ногами, а изо рта вырывался пар, поскольку мое дыхание сильно участилось. Будто буйвол, несущийся сквозь ночь, я бежал. Я бежал. Я, мать твою, бежал. Бомбило в висках, я не чувствовал собственных ног. Чечетка адреналина. Я буквально пролетел между высоченных снежных елей, расположенных на участке, и завернул за угол.

Очнулся я только тогда, когда человек десять пытались оттащить меня от Дениса. Я помню, как первый удар попал ему точно в челюсть, а дальше пропасть. Темнота. Не замечая, как снег окрашивается в красный (а это было довольно красиво), я продолжал, все больше походя на мясника, забивающего скот. Я никогда прежде этого не делал. С людьми. Да, я иногда участвовал в спаррингах со своим тренером по боксу, но то была совсем другая палитра эмоций. Я держал дистанцию, контролировал свое тело, мысли, импульсы. Сейчас же я смахивал на бешеного пса, сорвавшегося с цепи, или что еще хуже, на наркомана. И когда меня уволакивали обратно в дом, я обернулся, чтобы напоследок увидеть выражение его лица. Глаза у Дениса были такие же черные, как два часа назад в моей комнате наверху. И он улыбался, прямо как самый настоящий псих. Но готов поспорить, что больше никто это не заметил. И мы оба это знали.

***

– Выпей.

Я принял у него полный стакан виски и застыл, будто позабыл, что с ним делать, хотя команду мне уже дали.

Часы на его левой руке скользнули к запястью, и в звенящей тишине я услышал монотонное тиканье своих собственных часов. Мой, пожалуй, самый важный гость не торопился садиться. Застыв возле книжного шкафа, он изучал корешки стоящих там книг. Тогда я уныло посмотрел на дно своего стакана и выпил коричневую жидкость залпом, словно мне больше ничего не оставалось делать, как предаться своим демонам. Жжение в горле сменилось блаженным теплом, и я откинулся на спинку дивана, мечтая выкинуть из дома всех людей и забыться сном.

– Я даже не буду спрашивать, кто это был, – вдруг сказал Ларин и повернулся ко мне. Ему действительно не было интереса ни до чего, как будто он давным-давно прочитал и все эти книги и тысячу раз исколесил весь мир. С двумя метрами роста он был выше меня и убедительнее. Иногда я сильно завидовал его самоконтролю и спокойствию, ведь я ни разу за все время нашего знакомства не видел его в компрометирующем состоянии. Всегда трезвый ум, здравые мысли и какое-то равнодушие. Его взгляд всегда был категоричен и тверд, будто обнажая все то, что хотелось бы скрыть. Не каждый мог выдержать эту неоднозначность и прямолинейность одновременно. И да, это был единственный человек в моей жизни, который умел обуздать судьбу и подчинить ее себе и своим желаниям. К своим тридцати годам он имел все: деньги, женщин, успех, влияние. Мне было только интересно, сколько еще времени он продержится под грузом всех этих «прелестей» жизни.

От пережитого стресса и килограмма усталости на моих плечах я даже рассмеялся.

– Ты не поверишь.

Я взял бутылку со стола и сделал три солидных глотка. Она так идеально подходила по форме к моей ладони, что я не захотел с ней больше расставаться. Немного повело.

– Зачем ты набросился на него?

– Зачем? – тупо переспросил я, нахмурив брови. Но, махнув рукой в его сторону, только сделал еще два глотка. Меня бросило в знакомый упоительный жар, и мне хватило храбрости задать следующий вопрос:

– А ты веришь в сверхъестественное? Ну, в призраков там, ведьм, привороты и вся эта хрень, что по телеку показывают?

Почти не моргая, Ларин еще какое-то время смотрел на меня своим невероятно тяжелым взглядом, потом повернулся обратно к книжному шкафу, будто я спросил что-то неуместное, что-то очень личное. Как вопрос о вероисповедании или первой любви. Но мне стало легче, когда на меня перестали так смотреть.

– Нет, – тихо ответил он, продолжая что-то искать среди старых книжек, покрытых толстым слоем пыли. Сегодня он был молчалив, как никогда.

Мама любила читать. Каждую субботу она устраивала генеральную уборку, и все книги в доме она аккуратно доставала из шкафа, протирала специальной тряпочкой, а затем снова убирала обратно. После ее смерти я перетащил всю ею сокровищницу к себе в комнату, оставаясь единственным членом семьи, кто все еще хранил воспоминания о ней. И каждую субботу я доставал эти воспоминания из самых дальних полочек своего разума, протирал их тряпочкой, и они снова сверкали той ясностью и счастьем, как и в дни моего детства. Я таким порой бываю сентиментальным, что аж блевать охота. Но все же. Как говорил Лопе де Вега: «Как бы ни был влюблен человек, себя он любит еще сильнее».

– Ладно, проехали, – выдохнул я, и на моем лице появилось что-то похожее на ухмылку. – Пошли лучше нажремся.

В ответ последовала торжествующая белоснежная улыбка.

***

– Что они делают? – скучающе спросила Оля у рядом лежащего Никиты, разум которого уже подобрался к нирване. На других диванах так же преспокойно покоились его прототипы, окруженные толпами студентов. Здесь были молодые актеры, певцы, музыканты и даже будущие педагоги, поглощающие текилу с такой страстью, что девушка тоже захотела присоединиться к общему веселью. Два бармена, парень и девушка, развлекали, разжигали и бессовестно спаивали публику. Бутылки в их руках совершали невероятные пируэты, заставляя зрителей радостно вскрикивать. Но Олю не интересовал весь этот народ, поглощающий алкоголь, как воду. Она заметила только что спустившихся Мишу и Ларина. Подобно цунами, они летели к барной стойке и сносили все на своем пути, попутно цепляя с собой девчонок. Глупый вопрос, чем эта парочка собралась заняться. Оба прокричали «Абсент!» и опрокинули две рюмки с такой легкостью, что становилось страшно предполагать, чем закончится эта ночь.

Никита даже открыл глаза и немного приподнялся, упираясь локтями в диван.

– Теперь можно сказать, что вечеринка начинается, – ответил он Оле голосом Дроздова и снова опустил голову на подушку, блаженно прикрыв веки. Пока Никита растекался по дивану, она не могла понять, как вообще можно расслабиться, пока музыка орала на полную катушку.

– Народ! – заорал Миша и взобрался на стойку. Ди-джеи немного приглушили музыку, чтобы было слышно хозяина дома. – Все в бассейн! – как будто командир, он отдал своему войску приказ, размахивая бутылкой абсента, как мечом. Миша словно звал студентов на войну с невидимым врагом. Затем он изящно спрыгнул с пьедестала, и вместе с Александром Лариным побежал в бассейн, который находился в другой части дома. Толпа загудела и бросилась за ними, сбрасывая с себя на ходу одежду, подобно стихийному стаду буйволов.

***

Поскольку дорогу перекрыли, мне пришлось ехать прямо через дворы Патриарших, где я и оставила машину. Лето кончилось, и теперь людей там почти не было. Перекресток одного из участков Садового кольца был оцеплен. Полицейские переговаривались друг с другом, кто-то из них опрашивал возможных очевидцев, которых оказалось больше, чем должно было быть. Время перевалило за два часа ночи, но это никому не помешало здесь собраться. То были люди, шедшие мимо в момент аварии и после. Случайные зрители этого случайного ужаса.

– Извините, пожалуйста! – крикнула я, когда мимо меня проходил полный мужчина в полицейской форме, которая прибавляла ему еще килограмма два точно. Наверное, он это заметил еще в тот момент, как только примерил ее.

– Девушка, что вы кричите? – устало спросил полицейский, смотря на меня своими красными глазами. Когда он подошел ближе, я поняла, что он был куда моложе, чем показался мне сначала. Просто сложный и далеко не гибкий график оставлял свой отпечаток на лице этого бедняги.

– Я подруга вон той девушки, можно к ней пройти?

Он смерил меня подозрительным взглядом, затем переглянулся с другим полицейским, который стоял неподалеку и параллельно заполнял какие-то бумажки. Мне даже стало как-то не по себе, когда я увидела мешки под его темными глазами, параллельно прикидывая, сколько нужно не спать или бухать, чтобы заиметь что-то подобное на своем собственном лице.

– Сейчас, подожди минутку, – бросил он и отошел к нему. Покосившись на меня пару раз и обменявшись парочкой фраз, полицейский снова подошел ко мне и, не говоря ни слова, поднял ленту.

– Спасибо!

– Может, расскажет тебе что-нибудь! – крикнул он мне в спину.

Тут же на асфальте я заметила осколки разбившегося стекла, капли крови и две искореженные машины. Видимо, тела уже увезли.

– Ты как? – осторожно спросила я, когда приблизилась к Насте, стоявшей возле машины скорой помощи. Подруга подняла голову, на которой была копна кудрявых каштановых волос, и я увидела ее заплаканные голубые глаза. Тушь растеклась по ее щекам и застыла, как на холсте. Стрелки пока оставались на месте, а губы высохли и покрылись мелкими трещинками.

– Поехали домой, – в голосе ее слышалась заметная хрипота, будто она много курила сигареты. Но Настя не курила. Эта фраза прозвучала до того жалобно, что мне захотелось убежать. Мне было тяжело видеть ее в таком подавленном состоянии, и эта просьба прозвучала для меня как мольба.

– Где Женя? – осторожно спросила я, заранее зная ответ.

Она сделала глубокий вдох, и я заметила, как по ее телу пробежала дрожь.

– Мы ехали, он отвлекся, а потом в нас на полной скорости влетела вон та машина, – она кивнула в сторону какой-то белой железяки, едва ли похожей на автомобиль. – Я сказала ему, чтобы он смотрел на дорогу, а не на меня, но кто же знал, что машина может выехать на встречную на скорости сто восемьдесят.