
Полная версия
Серлиссия. Благословенные
Башенки на высоких крышах вздымались, будто стволы деревьев в старом лесу. Между ними – коварные ловушки нитей, на которые были нанизаны огоньки-фонарики. Запутаться в них – проще-простого, так что приходилось быть внимательной. Сон продолжал убегать. Он ловко прыгал от крыши к крыше, грациозно и обманчиво неторопливо. Не будь Итта так занята погоней, то заметила бы, как сильно она напоминает котёнка, преследующего шарик на верёвочке, не видя руку, что за неё дёргала.
Вот-вот она догонит его – а, нет! Вновь добыча умудрилась ускользнуть! Итта врезалась в острую крышу, разбив стеклянную черепицу и послав звенящие осколки в темноту внизу. Шар замедлил движение, словно заметил, что его преследовательница отстала. Оттолкнувшись от крыши, Итта устремилась к нему, быстрая как молния. И на сей раз у неё всё вышло – она почувствовала, как проходит сквозь прозрачную кожу Сна. На миг её будто бы обдало прохладным ливнем – и вот, она внутри.
Инерция потащила её вперёд по внезапно открывшейся комнате и швырнула на дубовый книжный шкаф, обитый железом. Удар пришёлся как раз по лицу, и, упав на спину, Итта схватилась за ушибленную челюсть.
Ей потребовалось, наверное, не меньше минуты, прежде чем она смогла открыть глаза и оглядеться. Сон оказался крошечным: он не мог вместить даже комнату целиком – вся дальняя стена расплывалась, теряясь в полупрозрачном мареве, отмечавшем его границы.
Чёткой была лишь половина, на которой умещались несколько деревянных стеллажей, письменный стол с обитым бархатом креслом и витражное окно в два человеческих роста.
«Библиотека», – догадалась Итта. Как в доме деда. Книги – толстые фолианты в одинаковых кожаных переплётах – стояли на полках плотными рядами. Каждая такая книга стоила целое состояние, и будь на её месте дед, он точно оценил бы их по достоинству. Итте, само собой, было плевать на книги.
Разочарованная она прошлась по комнате, стараясь не приближаться к размытым границам (она давным-давно на собственном опыте убедилась в том, как легко по неосторожности выпасть из Сна, особенно если он такой маленький). И ради этого она гналась за ним? Ради скучной библиотеки? Она проверила ящики стола – пусты. Подошла к окну и выглянула наружу. Ничего – только непроницаемый занавес, сотканный из ярчайших лучей утреннего солнца.
Итта досадливо потёрла ушибленный подбородок. Ей не хотелось покидать Сон так скоро, особенно после усилий, которых ей стоило до него добраться.
Рассеянно она вытащила одну книгу, пролистала, не присматриваясь – тексты её ничуть не интересовали – и уже хотела было, захлопнуть… Итта замерла, глядя на страницу. Осторожно перелистнула на следующую. И ещё, и ещё. Книга выпала у неё из рук на ковёр. Итта схватила другую и тоже принялась листать…
Она пролистала пять книг, выдёргивая их то с одной полки, то с другой – и все оказались одинаковыми. Лишь одно слово, написанное багровыми чернилами и повторяющееся снова и снова, строка за строкой, страница за страницей. Серлиссия. Серлиссия. Серлиссия…
То же самое слово, что она видела на кулоне из Сна с летающим кораблём…
Что это?
Имя?
Или заклинание?
Никогда прежде Итта не задумывалась над тем, чем являлись Сны богов. Они казались просто потехой, так, развлечением. Никогда прежде ей не приходило в голову искать в них тайный смысл. Никогда, до этого момента.
Реа
Реа проснулась в постели, которая ей явно не принадлежала. Не открывая глаз, она перевернулась на бок, впитывая незнакомое ощущение прохладного шёлка, мягкой перины, подушек, набитых… летними облаками, не иначе. И как богачи вообще могут заставить себя подняться с кровати? Вот почему они спят до полудня…
Реа приоткрыла один глаз, совсем чуть-чуть, чтобы не отогнать далеко сон. Шторы на окнах были опущены до пола. Яркое утреннее солнце просвечивало сквозь ткань и отбрасывало на ковёр задумчивый прозрачный узор.
На стене тикали часы – механические, как в доме старейшины, хотя гораздо более сложные – в оправе из золота и серебра, с покрытыми эмалью фигурками птичек, с маятником в форме резного листочка.
События прошлого дня возвращались и выстраивались перед Реа в связную цепочку. Она находилась в доме Кьевита, в Коррак-лайане. Они с Иттой приехали сюда в экипаже, в то время как мужчины отправились в Коррак, позаботиться до отъезда о каких-то важных птичьих делах.
Шея и спина Реа заныли, стоило лишь вспомнить о проделанном путешествии. Прежде ей не доводилось ездить в экипаже. Залезть в него – уже само по себе приключение: нервно оглянувшись по сторонам, она дождалась момента, когда никто не смотрел, и юркнула в тёмную глубь обитого дешёвой рогожкой салона, на ходу одёргивая подол и надеясь, что никто не успел заметить её лап.
Итта смотрела на неё со смесью иронии, недовольства и любопытства.
«Отличные обещают быть три дня», – кисло подумала Реа, отнюдь не радуясь перспективе провести их в обществе немой девочки, которая совсем недавно едва не скормила её пантере. Если все её развлечения – такого рода, то Реа повезёт добраться до Экрузима невредимой.
И всё-таки, стоило экипажу тронуться, она напрочь позабыла о девочке, до того её захватил вид за окном. Она никогда не была на севере. Рарос не подпускал её слишком близко к землям Кори, полагая, что тем хватит одного взгляда, чтобы распознать в ней самозванку. Да что там Рарос! Даже мать предпочитала тропы, лежавшие подальше от их земель. Мева вечно приписывали людям-птицам сверхъестественные способности.
Степь за окном понемногу меняла цвет, превращаясь из буро-желтой в изумрудно-зеленую. Сперва, чуть-чуть, будто зелёная струйка акварели просочилась в коричневую палитру, а дальше – всё больше и больше, пока грязный коричневый цвет не сузился до вьющейся ленты под грохочущими колёсами.
Целый день в дороге, под пылающим солнцем, в экипаже, полном людей. Реа боялась задремать, боялась нечаянно неуклюже пошевелиться и выдать себя, боялась, что кто-нибудь ненароком толкнёт её и заметит… Великие предки! Дорога оказалась тем ещё испытанием.
Реа упорно гнала мысли. Иначе как бы ей не захотелось выпрыгнуть из экипажа на ходу, да не побежать назад, в удушающую безопасность родной резервации. Сомнения – не хуже, чем страх, могут поглотить тебя целиком, если не поймать вовремя льдинку-бусинку в кулак.
Однако отогнать их далеко не выходило: они возвращались, заплутавшие в лабиринтах её беспокойных мыслей. Что она наделала? Сбежала из дома! Конечно, Рарос, вознамерившись женить на ней Ари, не оставил ей выбора. Он не отстал бы от неё – коли вбил себе что-то в голову, то считай, ничем его уж не переубедишь.
А сам Ари… разве она хоть раз давала ему повод думать, будто между ними могло быть что-то? Или это всё её глупость? Её неспособность видеть мир таким, каким он является на самом деле? Романические бредни?
И куда завело её теперь это упрямство, в какую необычную компанию!
Она украдкой покосилась на Итту. Той не нужно было опасаться выдать себя, так что она спала, бесцеремонно развалившись и заняв разом два места. Она казалась не больно умной, однако Реа знала, что нельзя так недооценивать окружающих. И уж точно нельзя поворачиваться к Итте спиной. Со Скьютом тоже надо держать ухо востро.
А что Кьевит? Можно ли верить ему? Она вспомнила, как увидела его первый раз, в трактире, за соседним столом. В тот миг, замороженный и сохранённый в памяти, они были просто парой незнакомцев, чьи взгляды встретились среди толпы. Ей хотелось, чтобы так всё и осталось – а потому она решила сберечь для себя эту сценку, глубоко в сердце. Мать научила её этому. Неважно, что было до и после. Значения имеют только мгновения, вырванные из времени. И Реа нравились те несколько мгновений между ней и Кьевитом – пока она была девушкой в трактире, а он – симпатичным мужчиной, заглядевшимся на неё.
Коррак показался спустя много часов непрестанной тряски, когда уже опустилась глубокая ночь. Реа не сразу поняла, что именно перед ней, и даже решила, поначалу, что это отблеск заката, задержавшийся на небе – светлая полоса, как далёкий молочно-белый водопад, играющий светом звёзд и льющийся на землю прямо с небес. Следом она увидела второй и третий, и поняла, что это не водопады, а башни. И не просто башни, а те самые – легендарные пики Коррака.
Реа подалась вперёд, прильнув к стеклу. Остальные пассажиры посмотрели недоуменно. Они не видели. Их человеческое зрение не могло сравниться со зрением Мева.
Пики водили хоровод в воздухе, вокруг макушки высокой горы. Их форма напоминала сосульки – ровненькие и гладкие, что по зиме вырастали на карнизах домов – только кончики были устремлены не вниз, а вверх, протыкая нависшие над ними тяжёлые облака.
Чем ближе подъезжал экипаж, тем больше различалось подробностей – опоясывающие пики террасы, мосты и крытые переходы.
У подножия горы что-то пылало, как степной пожар – ещё один город, разросшийся прямо под Корраком. Тот самый Коррак-лайан. И впрямь, ни дать ни взять младший брат – ищущий поддержки, восхищённый. К нему экипаж и направлялся.
Если судить по обилию огней, что освещали улицы Коррак-лайана, город превышал размерами Ванору в пять, а то и в шесть раз. Сам Коррак был гораздо меньше – как гнездо неведомой птицы. Насколько Реа могла судить с такого расстояния, его улицы освещали не факелы и не масляные фонари, а что-то иное, сияние, схожее по виду со звёздным, как если бы чья-то рука собрала небесные светила и, нанизав на серебряные нитки, развесила на улицах, на домах, на деревьях.
Итта проснулась и безразлично посмотрела туда, где сверкал Коррак. Каково это, интересно, жить там? Звать Коррак домом? Каково это – быть птицей?
Экипаж въехал в ворота Коррак-лайана и остановился. Пассажиры вышли, разминая ноги и плечи, затёкшие, после многочасовой неподвижности. Реа обнаружила, что выбраться из экипажа – несравненно легче, чем в него залезть. Стражники стали обходить пассажиров, проверяя бумаги. Не дожидаясь очереди, Итта сунула им под нос какой-то свиток, и их пропустили без дальнейших расспросов.
Коррак-лайан предстал перед Реа неуютным клубком тесных улочек, переплетённых, как попало, запруженных паланкинами. Реа поглядела вверх, на пики, и тут же пожалела об этом. Отсюда, снизу, они казались головокружительно высокими. Того и гляди упадут и придавят Лайан! Реа рядом с ними – муравей. Меньше, чем муравей даже! Ей не нравилось это чувство незначительности. И в то же время нравилось. Нечто подобное, двойственное, она испытывала в детстве, когда мать приводила её в Экрузим.
Лайан и Коррак соединяли как бусы светящиеся в темноте канаты, и по ним понимались и опускались лифты – точь-в-точь нанизанные на цепь драгоценные камни. От этой роскоши голова шла кругом.
Пока Реа озиралась, Итта успела подозвать извозчика. Повозка в считанные минуты домчала их лабиринтом неразличимых улиц до дома, который, видимо, и принадлежал Кьевиту. Там Кори высадила свою попутчицу, а сама отправилась дальше, предоставив Реа в одиночестве пересекать двор и стучать в дверь и ждать ответа.
Открыла служанка, молодая и флегматичная. Не дожидаясь объяснений, затащила Реа в дом:
– Господин Кьевит предупредил меня. Ну, входи же, входи!
Она отвела Реа в приготовленную комнату и принесла чистой воды для умывания и немного тёплого вина и белого хлеба с маслом. Уставшая с дороги девушка поспешно умылась, перекусила и уснула глубоким сном, едва её голова коснулась подушки.
А теперь, наутро, ей не хотелось вставать с постели. Когда ещё ей представится возможность так выспаться? Однако любопытство пересилило лень. Вчера, в темноте, после изнурительной дороги, у неё не получилось осмотреться. Никому в её резервации никогда не доводилось бывать в коринском доме. Мева могли только воображать, как живут люди-птицы. А это был не просто коринский дом, это был дом Кьевита!
Реа оделась и осторожно выглянула в коридор за гостевой комнатой. Потянула носом, принюхиваясь к непривычным запахам.
По дороге Реа представляла себе простой дом, чем-то похожий на дом Рароса: чистый, хорошо обставленный, функциональный. Кьевит не производил впечатления того, кто любил кричащую роскошь. Его одежда была скромной даже для обычного человека, а для Кори – и подавно. Он не носил ни перьев, ни колец, ни меча, как делали многие высокопоставленные мужчины. Его улыбка была открытой и лёгкой, как первый солнечный луч поутру. Но вопреки всем её ожиданиям, дом оказался ошеломительно роскошным. Убранство его слепило глаза.
Она прошла по узкому коридору, мимо открытых двойных дверей гостиной, до лестничного пролёта, откуда две винтовые лестницы вели вниз и вверх. Пальцы погладили полированные перила – как перламутровая поверхность жемчужины. Если бы лапы Реа не ступали бесшумно, мягкий ковёр на полу всё равно проглотил бы звуки её шагов – ничего общего со старыми жёсткими коврами в доме Рароса, ворс которых утоптался настолько, что ничто уже не могло его распушить.
Всюду в вазах стояли живые цветы – не простенькие степные, а настоящие розы и лилии, с крупными, идеально ровными лепестками. Гостиная сияла атласом и бархатом, столовая – хрусталём и серебром. Люстры спускались с раскрашенных потолков. А зеркала! Какие чистые! Те, что в резервации, имели болотистый оттенок, глядеться в них – всё равно, что в мутноватую глубь застоявшегося пруда, а здесь… Реа не удержалась, чтобы не приблизиться к одному из зеркал в объятиях золотой рамы, и не вглядеться в своё лицо – каждая линия, каждая ресничка чёткая. На пару мгновений Реа была совершенно захвачена собственным отражением, будто знакомилась с собой впервые.
А картины! Сколько здесь было картин! Реа насчитала не менее полусотни. Их сюжеты – необычные и разнообразные. Тёмные замки, вырастающие из одиноко торчащих посреди моря скал. Руины, парящие в воздухе. Гротескные статуи женщин с множеством голов и рук. Все они, несомненно, были нарисованы одним и тем же художником. Чей разум породил эти чарующие и вместе с тем пугающие образы?
Единственная отличавшаяся картина висела в прихожей, на почётном месте, прямо напротив входа – портрет, нарисованный в куда более традиционной манере и изображавший женщину-Кори. Она сидела на скале, в задумчивой, томной позе, созерцая пейзаж, простёршийся внизу, прикрытый тенями и совершенно неразличимый. За спиной у неё раскрылись крылья – серебристо-серые у основания, хрустально-прозрачные на концах. Её лицо было очаровательным и гордым, и разве что самую малость снисходительным. По коринской моде, она была одета в длинную вышитую бисером блузку с широкими рукавами, свободные штаны и мягкие кожаные туфли, а в волосы были вплетены перья.
Интересно, кто она такая?
К тому времени, когда Реа добралась до кухни, часы пробили одиннадцать. Удлинённый очаг занимал центральную часть просторной комнаты, деля её надвое. Три котелка висели над огнём, и в каждом что-то клокотало, дымилось, урчало. По обе стороны от очага стояли длинные скамейки.
Нори, служанка, что встретила её вчера, возилась у стола, у дальней стены. Резала на деревянной доске овощи. Заметив гостью, она без лишних слов достала миску, зачерпнула поварёшкой из одного котла, из другого, и сунула еду в руки Реа.
– Садись туда, – она ткнула поварёшкой в сторону одной из скамеек, и вернулась к прерванному занятию. – Спишь ты долго, прям как Кори.
Реа села, аккуратно поправив длинный подол. Она не была уверена, рассказал ли Кьевит прислуге о том, кто она такая, и боялась, как бы девушка не убежала прочь с криками, увидев её лапы.
– Вчера выдался трудный день, – объяснила она, набивая рот разваренной смесью из овощей и тушёного мяса, вдыхая горячий запах базилика. Простая крестьянская еда. Хорошо, что простая. Она боялась, что ей подадут что-нибудь вроде цветочного мёда или апельсинового джема на прозрачных вафлях. В детстве она полагала, что именно так питаются в богатых домах.
– Я уж собралась идти тебя будить, – сказала служанка, не глядя на неё. – Госпожа Итта прислала записку, сообщила, что прибудет в полдень. Хотя точной её не назовёшь, лучше тебе не заставлять её ждать.
Реа хмыкнула.
– Итта немного чудная, – заметила она, полувопросительно, зная, что прислуга всегда не прочь перемыть господам косточки.
Нори неловко повела плечами.
– Нет, ничуть.
Ничуть? Реа взглянула на её напрягшуюся спину.
– Слушай, – сказала служанка, после паузы, отложив нож и поворачиваясь к гостье, – Мы не обсуждаем благословенную расу. Лучше запомни, на будущее.
Реа не нашлась, что сказать. Она не знала, что удивило её больше – этот почти суеверный страх перед Кори, или то, что их называли «благословенной расой». Как будто они были единственным народом, получившим дар богов! Мева тоже относились к «благословенным», разве нет?
Старейшина Ирира рассказывала ей эту историю, когда Реа была маленькой девочкой. Она произошла в те стародавние времена, когда боги не спали, а вмешивались в дела смертных, дарили им своё благословение или, напротив, обрушивали на их головы несчастья. Экрузима, что теперь стоит заброшенными развалинами среди гор Поухт-Рейе, тогда ещё не было – он появился много позже.
В те далёкие времена жили на земле пятеро единокровных братьев и сестёр. Их имена были Орана, Киндир, Серише, Корин и Мева.
Рано осиротев, братья и сёстры привыкли заботиться друг о друге. Киндир был самым сильным бойцом. Голыми руками он мог побороть медведя. Орана плавала, как рыба. Корин обладал острым зрением. Мева был быстрым бегуном.
Однажды на королевство напало страшное чудовище – Великое Зло. Оно объявило войну Спящим и тем, кто их почитал. Киндир, Орана, Корин и Мева бросили чудовищу вызов, и за их отвагу боги наградили их дарами – Киндир получил ядовитое жало и жёсткую, как броня, кожу, Орана – жабры, чтобы дышать под водой, Корин – крылья, а Мева – львиные лапы и чуткие уши. Так появились благословенные расы.
Но Мева никто не зовёт благословенными…
Размышления Реа прервал резкий хлопок входной двери.
– Это юная госпожа! – воскликнула служанка. – Раньше пришла, не иначе! Поторопись, давай же, давай! Она не любит ждать.
Реа послушно проглотила остатки овощей – еда тяжёлым комком улеглась в желудке – поднялась, и поспешила в холл, где нетерпеливо ждала Итта.
Итта
Сон с библиотекой не желал покидать мыслей Итты. Странное слово (Имя? Название?) не давало ей покоя. Серлиссия. Что это значило?
Утром, едва рассвело, она полетела в корракскую библиотеку и переполошила сонных писцов. Итта никогда не была в библиотеке Коррака, хотя много о ней слышала от Кьева и Скьюта, и, конечно, от деда.
Открытую галерею, поднимавшуюся спиралью к самому потолку, занимали ряды полок с книгами, свитками и картами. Птицы презирали углы и узкие коридоры. Они также презирали лестницы, так что обделённым крыльями Кори приходилось идти пешком через всю галерею, чтобы добраться до верхних стеллажей.
– Я могу помочь? – спросил писец, сидевший за столом на возвышении, прямо напротив входа. Он с беспокойством оглядел Итту с головы до ног.
Она могла бы сделать некоторое усилие – надеть шёлковую рубашку, причесать и собрать волосы заколками из слоновой кости – но не стала. Она была дочерью знатного рода, и, следовательно, могла позволить себе выглядеть так, как ей хочется. Если это доставляет кому-то неудобства… тем лучше.
Ступая босыми ногами по ковру, она подошла к столу, потянулась за пером и стопкой бумаги, и вывела поперёк листа: «Серлиссия».
Если внешне Итта была похожа на оборванку, то ровные, аккуратные буквы, выходившие из-под её пера, сразу выдавали в ней знатную леди. Дед сделал не самый большой вклад в воспитание немой девочки, но писать, по крайней мере, он её научил, да так хорошо, что даже если бы она постаралась, и то не смогла бы испортить почерк.
Тревога на лице писца сменилась замешательством.
– Вы ищете… книгу с таким названием?
Итта пожала плечами, подумала пару мгновений, затем взяла новый лист и написала на нём: «Что это такое?»
– Что такое… ээ, – он поглядел на надпись, – «Серлиссия»? Я не имею понятия. Сейчас, позвольте мне… Вьюн!
Он жестом поманил юношу, разбиравшего неподалёку свитки, и показал ему лист. Вьюн покачал головой.
– Понятия не имею, что это. Могу поискать, но на это уйдёт некоторое время. Если леди подождёт…
Итта быстро закивала. Конечно, подождёт… и тогда вспомнила. Та Мева, которую ей поручил Кьев! Она же должна была присмотреть за ней!
Итта мысленно выругалась и снова потянулась за бумагой.
«Я вернусь, – написала она, – после обеда».
Оставалось быстро разобраться с Мева.
Итта провела её по рынку, как велел Кьев. Девушка только и делала, что испытывала её терпение. То засмотрится на палантин, то на шляпку. Зазеваешься на миг, а она уже где-то в другом ряду, примеряет колечко или браслет. Ну, как можно быть такой… фифой?!
Итте едва ли не силком приходилось тащить её мимо пёстрых прилавков.
Ареар выбрала пару вышитых платьев и шарф им под стать. Итта просто взяла бы первое, что попалось под руку. Ареар же долго прикладывала к платью то один платок, то другой, разглядывая узоры так, будто пыталась прочесть в них тайный смысл.
– Как считаешь, какой?.. – начала она, повернувшись к девочке, но тут же спохватилась, вспомнив, кто перед ней: – Ладно, не важно.
Также долго они проторчали у галантерейщика. Там Ареар приобрела крепкую дорожную сумку, походный швейный набор, пудру, бинты и ещё какую-то мелочь, разглядывать которую у Итты не было ни малейшего желания. Она следила за медленно плывущим по небу солнцем и гадала, сумел ли Вьюн что-то найти.
В конце концов с покупками было покончено, и, оставив Мева на пороге дома Кьева, Итта стремглав полетела в библиотеку.
– Ничего, – сказал Вьюн, – простите, госпожа. Ни в одном указателе нет упоминания о Серлиссии.
Разочарованию Итты не было предела.
Будь у неё язык, она крикнула бы в лицо извиняющегося писца:
– Ну и какой толк вообще от вашей библиотеки?!
У неё не было языка, поэтому ей пришлось просто развернуться и уйти ни с чем.
Реа
– Ты готова? – спросил Кьевит.
Реа была готова давным-давно. Сборы в дорогу не заняли много времени. Даже жаль. Она была бы рада предлогу задержаться в Коррак-лайане хоть чуть-чуть, хоть на день… да хоть бы и на часик-другой!
Смешно было вспомнить её разочарование, когда Кьевит сообщил ей, что она не побывает в самом Корраке. Она решила, что «младший брат» столицы был чем-то вроде Ваноры – шумным, деловым городком, греющимся в лучах блистательного соседа. Как же далеко это было от истины!
Город оказался неожиданным чудом. Блеск Коррака не грел его, а скорее затмевал своей фантастической роскошью, но и Коррак-лайан никак нельзя было назвать простеньким. Он пестрел и благоухал. На незнакомых кустарниках, в тени широких листьев, распускались многокрасочные цветочки, ронявшие на землю капельки сладкого нектара. Пчёлы жужжали, занятые своим делом и безразличные к шумным толпам.
Рынок весьма отличался от того, к чему привыкла Реа. Торговцы расположились вдоль широкой улицы. Лотки и лавки чинно выстроились ровненькими, будто линейкой отмеренными рядами. Это вам не беспорядочная ванорская площадь. Вывески из лакированного дерева благопристойно приглашали выпить горячего шоколаду или перекусить ароматной булочкой, примерить шляпку, скроенную по последней моде или купить букетик для дамы. Витрины в два человеческих роста с чисто вымытыми стёклами. Фасады магазинов – нарядные, но в то же время не настолько, чтобы показаться вычурными.
У Реа глаза разбегались от изобилия тканей и украшений. Торговка в парфюмерной лавке, нахваливая свой товар, брызнула немного духов на внутреннюю сторону её локтя, и запах до сих пор держался на коже, лёгкий, как прикосновение весеннего ветерка, несущий нотки сирени и колокольчика и дикой фиалки.
По части моды Коррак-лайан не сильно отличался от той же Ваноры. Мужчины носили штаны, сшитые из плотной ткани и дублеты из жёсткой кожи с длинной вертикальной прорезью на спине, оставленной для крыльев – просто дань моде, и большинство тех, кто следовал ей, даже не были Кори.
В женской одежде преобладал лёгкий струящийся шёлк, иногда бархат. Длинные туники были здесь заметно популярнее, чем в Ваноре, и с куда более видимыми разрезами, открывавшими всю верхнюю часть спины, и свободные штаны почти, что вытеснили с улиц платья и длинные юбки.
Туфли, сшитые из атласа и украшенные вышивкой и самоцветами, бесшумно ступали по выложенным полированным камнем мостовым. Реа не могла на них налюбоваться. Отчего обувь так её манила? Оттого ли, что то, чем мы не можем обладать, всегда кажется нам наиболее привлекательным?
Кьевит явился за ней, как и обещал, в условленный срок, на рассвете. Реа ждала его в гостиной, уже одетая в новое платье. Варка лежала, аккуратно сложенная, в сумке. Она наденет её на подъезде к Нимилину, где возьмёт на себя роль тилорки, а пока ограничится лишь шарфом, чтобы спрятать уши и не смущать никого по дороге до границы Нируни.