Серлиссия. Благословенные

– Вы серьёзно? На кой чёрт вам сдался Экрузим?

– Сие, – Скьют развёл руками, – боюсь, тайна, которую мне никак нельзя выдавать.

Реа нахмурилась. Экрузим… как же давно её уши не слышали этого названия! Она сомневалась, что город остался невредим. Даже в то далёкое время, когда она ходила туда с матерью, он был не более чем потерянными среди камней развалинами. Кто знает, что случилось с ним за прошедшее десятилетие?

– Мы, – улыбнулся Скьют, – готовы щедро оплатить услугу. Как насчёт ста золотых?

Реа так и разинула рот от удивления. Сто золотых! Да она за всю жизнь не видела такой суммы разом!

Ей потребовалась пара мгновений, чтобы оправиться от потрясения и покачать головой:

– Экрузим – священный город Мева. Птицам в нём делать нечего.

– Экрузим давно всеми забыт, – мягко сказал Скьют. – Ваши духи не рассердятся.

Реа не ответила. Она посмотрела вверх, туда, где среди ветвей сидела Итта, совершенно безучастная к разговору. Скьют проследил её взгляд.

– Да, насчёт зверя… – он потёр лоб, изображая смущение. – Вы должны простить мою дочь. Она немного перегнула палку. То была проверка. Она хотела посмотреть, как вы поступите в опасной ситуации. Испугаетесь ли. Умеете ли постоять за себя. У нас бывали в прошлом проблемы с провожатыми, которые бросались наутёк при виде врага, что приводило к ужасным последствиям. Согласен, испытывать вас таким образом была не лучшая из её идей.

– А если бы зверь загрыз меня?!

– Ну что вы! До этого бы не дошло. Она ведь защитила вас.

– Да, но…

– Пусть её юность не вводят вас в заблуждение. Она – опытный воин. Мы оба. И мы сможем обеспечить вашу безопасность на тропе к Экрузиму. Сколько времени вам понадобится, чтобы собраться в дорогу?

– Погодите-ка! Я что, разве согласилась?

Он уставился на неё совершенно непонимающим взглядом. Похоже, то, что она может отказаться, даже не приходило ему в голову.

– А… вы мне не верите, – сказал он спустя пару мгновений. Полез за пазуху и достал оттуда звенящий бархатный мешочек. – Вот, я готов внести предоплату. Пятьдесят золотых. И ещё пятьдесят после возвращения… Ладно, семьдесят! Это целое состояние, девочка. Для вашей общины, – он кивнул за реку, туда, где за холмом пряталось жалкое поселение Мева, – это больше, чем вы зарабатываете за целый год.

А то и за два.

Изумление, на время заморозившее эмоции Реа, растаяло под жаром гневного румянца. Раны на коже заныли пуще прежнего. Усталость, злость и досада, которых она хлебнула с лихвой за последние дни смещались в эдакое ядрёное зелье, придавшее ей решимости.

– Вы знаете, как Мева жили раньше? – спросила она, окидывая взглядом лежащую за рекой резервацию. – До того, как вы, Кори, выдумали резервации и согнали нас сюда, как скот?

– Нет, – ответил Скьют терпеливо.

– Вот и я тоже не знаю. Я родилась уже после. У меня никогда не было собственного дома. С тех пор, как мне минуло четырнадцать, я рисковала жизнью за одну сотую того, что вы мне сейчас предлагаете.

– Так в чём же, стало быть, проблема?

– Проблема в том, – она повернулась к нему, – что всё, что вы нам оставили – это наши традиции. Поглядите вокруг. Вы изгнали нас из наших домов, отняли Ванору, превратили нас в изгоев.

– Резервации были сделаны для вашей защиты. Для сохранения культуры и традиций Мева, которыми вы так гордитесь и которых по своей же вине едва не лишились. Не нужно извращать историю и попрекать Кори за свои беды. Мы помогли вам. Мы защитили вас от гнева людей. Мы нашли компромисс, который вы сами найти не смогли.

– И что за отличный компромисс! Превратить своих братьев-Благословенных в пленников на их же земле!

– Вы лишились своих земель задолго до вмешательства Кори. Резервации спасли ваши шкуры. Меньшее, что вы можете сделать теперь, это помочь нам в нашей миссии. В благодарность за помощь, которую мы вам оказали.

Реа едва не задохнулась, услышав такие слова. Благодарность? Да он спятил?

– Экрузим, – процедила она, – наша святыня. Вы не имеете на него права.

– А если я пойду к вашему старейшине? Он будет такого же мнения?

– Старейшина ведает делами общины, а дела духовные – в руках Хранителей.

– Хранителей давно не осталось, – сказал тогда Скьют, стирая с лица всякий намёк на доброжелательность. – Что, если я предложу вашему старейшине эти деньги, в обмен на твою помощь? Уж он-то, поди, найдёт управу на твою несговорчивость.

Реа стиснула зубы. Кори был прав. Рарос не откажется от такого щедрого предложения. Старейшину больше волновало благополучие поселения, а не полузабытые обычаи. А после убытков с ярмарки – особенно. Но Рарос для Реа не указ. Никто, кроме неё не знает тайных троп Поухт Рейе. Захочет, она сможет завести птиц в ловушку, а они и не поймут, пока не будет поздно.

– Вы правы, – сказала тогда Реа. – То, что случилось с Мева, действительно наша собственная вина. Мы потеряли свой статус. Позволили людям, Орана и Кори разобрать по кусочкам наши земли. Покорились и приняли свою судьбу. А всё почему? Потому, что были слишком мягки. Вы зовёте нас кошками, но разве мы похожи на кошек? Кошки не смирились бы так – с притеснениями, с презрением. Они бы царапались и грызлись до последнего. Мы же покорились. Но я не Мева, не вполне. А посему говорю тебе, проклятая пичуга, чтобы ты засунул своё золото в свою пернатую задницу и проваливал на все четыре стороны!

Внутри она сжималась от ужаса, произнося эти слова, потому что никто – никто! – в Триаде не смеет говорить подобным образом с Кори.

Блефуй, утёнок.

Реа повернулась спиной к птице и пошла прочь, ожидая в любой момент получить стрелу промеж лопаток. Стрелы не последовало. Она услышала тихий шорох, который мог быть хлопаньем крыльев, а когда – лишь перейдя мост – обернулась, на другой стороне реки никого уже не было.

*

В пяти милях от резервации Мева стояло небольшое поселение – да и не поселение, по сути, а скорее безымянный перевалочный пункт на пути торговцев, с трактиром, постоялым двором и конюшнями.

Трактир носил название «Серый зимородок», и Реа, с некоторых пор, сделалась его завсегдатаем. Мева здесь, само собой, не приветствовали, но человеческое лицо годилось не только для ярмарок. Реа подула на пенку, стоявшую на поверхности тёмного эля пышной шапкой. Ей не следовало здесь находиться, да, но ей много чего не следовало делать.

Само собой, в трактир её манил не эль. Ранний вечер, покуда народу не много и не мало – самое время наблюдать.

– Изучай людей, если хочешь на них походить, – наставляла старейшина Ирира. Конечно, вряд ли она имела в виду изучение посетителей грязного человеческого трактира, ну так она же не уточняла…

Реа любила наблюдать за всеми: и за торговцами, и за путешественниками, и за бродячими шаманами. Она изучала мужчин с их всевозможными бородами и курительными трубками и грубыми голосами. Она изучала женщин с их туго затянутыми корсетами и кокетливыми полуперчатками и зажатыми в пальцах самокрутками. Ей нравились шумные пёстрые гадалки. Их подолы едва достали середины икр, открывая глазу полосатые чулки и стоптанные башмаки. Обувь занимала Реа превыше всего – ботинки из крокодила, сапоги на каблуках, туфли с нарядными пряжками. Она даже знала, что носила бы, будь у неё ноги вместо лап – маленькие дерзкие сандалии со шнуровкой. Как бы они ей пошли!

Она сделала смелый глоток, слизнула пену с верхней губы, подняла глаза и встретилась взглядом с мужчиной за соседним столом. Он улыбнулся ей, и она чуть было не улыбнулась в ответ, но вовремя одёрнула себя. Эль! Что-то он сегодня слишком крепкий.

Она опустила голову, натягивая капюшон на лоб, но всё-таки не выдержала и снова посмотрела на соседа. Он успел позабыть о ней и разговаривал теперь с подавальщицей. Что ж, так она могла его разглядеть: светловолосый, но смуглый, с очень тёмными глазами. Красивый. Старше неё лет, может быть, на десять…

…и к тому же человек, Реа, так что немедленно перестань пялиться! Неужели опыт матери тебя ничему не научил?..

…о, нет, только не это…

Мужчина повернул голову и снова поймал её взгляд, а потом вдруг встал, подцепил со стола свою кружку и не спеша направился к ней. Она наблюдала в ужасе, как он перешагивает через скамейку и садится напротив.

– Слушай, – быстро сказала Реа, – без обид, мне сейчас не…

– Ареар, я полагаю? – перебил её незнакомец, и она умолкла, потрясённая. – Нет, не пугайся и не убегай. Пожалуйста. Я пришёл поговорить.

– Ты – один из них, да? – догадалась она. – Кори? Я же сказала…

– Знаю. Я должен извиниться за Скьюта. Он, видимо, пропил последние мозги. Хотя, пожалуй, вина тут лежит и на мне. Не стоило отправлять его с таким деликатным заданием.

У него был низкий голос, негромкий, но и не тонущий в окружающем гомоне. Голос, привыкший, что его слушают. И Реа слушала помимо своей воли.

– Я отказала не из-за грубости твоего друга, – сказала она. – Экрузим – святыня Мева, одна из немногих оставшихся. Вам там не место!

– И тем не менее… мы можем поговорить?

– Я не передумаю. Ни за какие деньги.

– Тогда просто выслушай. И если после этого ты скажешь «нет», так тому и быть. Я улечу и больше не побеспокою тебя. Полчаса, больше ни о чём не прошу.

Ей следовало отказаться, и она непременно отказалась бы, не будь он Кори. Но вот он, сидел перед ней, настоящий, из плоти и крови. Существо почти мистическое. Обитатель загадочного Коррака. И он не издевался над ней, не угрожал и ничего не навязывал, как тот, другой. Хотел поговорить – и только. Любопытство одержало верх над благоразумием. Она выслушает. И откажется. И всё.

Всё.

Реа кивнула.

– Пойдём со мной, – Кори встал, быстро допивая своё пиво. Она тоже поднялась и поплелась за ним через толпу, густевшую вместе с вечерними сумерками.

На выходе из трактира он задержался и уступил ей дорогу, придерживая дверь. Непривыкшая к галантности Реа фыркнула про себя.

Они вышли из окружения невысоких зданий и двинулись навстречу темнеющему небу. В степи закаты наступали стремительно, вскипали на горизонте и разливались потоком раскалённой смолы. А вслед за тем так же стремительно затухали, и ночь смыкала над их тлеющими останками мрачные волны.

Кори остановился на невысоком холме и поманил девушку, приглашая присоединиться к нему. Она подошла, поглядывая на него с настороженным любопытством.

– Моё имя Кьевит, – представился он.

– Я сказала бы, что мне приятно познакомиться, но пока не уверена.

– Справедливо.

Он помолчал, глядя в небо, туда, где захлёбывалось за горизонтом солнце. А потом начал говорить, сразу и прямо, не ходя вокруг да около:

– В Экрузиме спрятано кое-что очень важное для Коррака. Это – не оружие и не сокровище. Для вашего народа оно не представляет никакой ценности, зато для нас – бесценно.

– Что это такое? – спросила она.

Мать никогда не рассказывала ей о том, что Экрузиме что-то хранится. Реа и не предполагала, что город может иметь какую-то ценность, кроме религиозной.

– В Корраке мы зовём его ольфеей. Это переводится, как…

– Плод, – сказала Реа. – Да, я знаю.

– Ты знаешь Древнейший язык? – в голосе Кьевита прозвучало нескрываемое удивление. И правда, откуда бы чумазой кошке знать мёртвый язык, на котором кроме, пожалуй, Корракских учёных никто и не говорит?

Реа выучила его от матери – да и не то, чтобы выучила, так, нахваталась немного. А вот откуда Древнейший язык знала Айла – это настоящая загадка. Реа не хотелось пускаться в объяснения. Пусть себе птаха дивится, будет ему урок. А то позабыли совсем, что Мева, между прочим, тоже одна из Благословенных рас.

– И что представляет из себя ваша ольфея? – спросила она.

– Кристалл или что-то вроде того. Он обладает волшебной силой… которая нужна Корраку. Больше я не могу рассказать.

– Этого недостаточно.

Кьевит развёл руками.

– Прости меня. Тайны Коррака не подлежат разглашению.

– Как и тайны Мева.

Он серьёзно кивнул.

– Я понимаю, что многого прошу, но и ты попробуй понять меня. Я не учёный и не политик. По сути, я обычный солдат. У меня есть задание, очень важное, и я хочу его выполнить. Ты знаешь, каково это. Когда ты отправляешься на ярмарку, переодевшись человеком, ты рискуешь во благо своего народа. То же самое делаю и я.

– Такая у тебя стратегия? – скривилась Реа. – Подкупить меня не вышло, и теперь ты пытаешься разбудить во мне сочувствие? Дескать, мы с тобой похожи. Извини, я не слепая. Между тобой и мной столько же общего, сколько у орла, парящего в небе, и червя, барахтающегося в дождевой луже.

– Боюсь, что моя стратегия не в этом. Я, как ни банально, тоже надеюсь тебя подкупить.

Она открыла рот, подыскивая гневные слова, но он опередил:

– Не золотом, ты выразилась вполне определённо, когда отвергла предложение Скьюта. У меня есть другое.

– Я не…

– Ты согласилась выслушать, – напомнил он. – Я могу только гадать, что у тебя за жизнь. У полукровки в любом обществе незавидное положение. Даже в Корраке. У меня был знакомый в юности. Его отец был человеком, а мать – Кори. Как часто случается в таких случаях, он родился без крыльев и других способностей, свойственных Благословенным. Он никак не мог найти себе место – ни среди птиц, ни среди людей. Однажды он сказал мне, что отдал бы всё на свете чтобы стать кем-то одним – не важно человеком или Кори, но чистокровным.

Реа опустила глаза.

– А я-то тут причём?

– Предполагаю, что ты тоже хотела бы этого. Быть кем-то одним. Не балансировать вечно на границе между двумя народами, которые одинаково считают тебя чужой.

– Ты не можешь исполнять желания, – прошептала она, несколько неуверенно.

– Такое желание я могу исполнить.

Она подняла глаза, чтобы вглядеться в выражение его лица.

– Превратить тебя в человека – нет, а вот сделать так, чтобы никто не узнал в тебе Мева, к примеру, я могу.

– Как?

– Ты знаешь, как Кори прячут крылья? – он залез рукой в вырез рубашки и достал круглый кулон, похожий на монету, висевший на цепочке, на шее. – С помощью этого. Мы зовём их лейфтами. Такие амулеты невероятно редки. Коринская знать передаёт их по наследству. С помощью них мы прячем свои крылья, если не хотим, чтобы их видели. Но они годятся и для другого – лейфт может полностью изменять внешность хозяина. Пока он у тебя на шее, окружающие будут видеть тебя такой, какой хочешь.

– И… – как завороженная, Реа уставилась на амулет, – ты отдашь его мне?

– Если ты отведёшь меня и моих спутников в Экрузим.

– С ним я смогу стать кем угодно?

– Кем пожелаешь.

Не дрожать на ярмарках, в вечной боязни быть обнаруженной? Да что ярмарки! С таким вот лейфтом, она может покинуть резервацию навсегда. Никто её не остановит, никто не узнает, никто не заподозрит. Она прикусила нижнюю губу. Свобода, о которой она так мечтала. Вот она, на его протянутой ладони… в обмен на святыню её народа.

– Вы не замышляете зла? – спросила она после паузы. – Вы не тронете город?

– Нет. Всё, что нам нужно – найти кристалл.

– Ты меня не обманываешь?

– Клянусь честью.

– Откуда мне знать, честный ли ты?

– Чем мне тогда поклясться?

Она подумала над этим.

– Корраком, – сказала она, наконец.

– Клянусь Корраком, – тут же отозвался Кьевит, – что мы не причиним вреда Экрузиму. А после того, как мы выберемся, я отдам тебе лейфт, и ты сможешь уйти и жить так, как хочешь.

Напрасно она согласилась выслушать его. Говорят, что у каждого есть свой ценник. Реа полагала, что это неправда – у неё ценника нет. Предложи ей Кори золотые горы, она отказалась бы. От чего угодно. Но как отказаться от свободы? От того, о чём она мечтала всю свою жалкую жизнь? Побои, презрение, неприятие – что среди чужих, что среди своих. Она терпела их с детства и будет терпеть до самой старости.

А тут… будь кем хочешь! Живи как хочешь! А взамен? Горстка камней, которая никому, кроме её матери и нужна-то не была…

– Я не могу, – выдавила Реа, закрывая лицо руками. За свою жизнь ей приходилось произносить немало трудных слов, но эти были труднее их всех вместе взятых. – Просто не могу!

Кьевит помедлил, затем коротко кивнул.

– Вот что, – сказал он, – завтра я буду ждать в «Зимородке». Ровно до полуночи. Если передумаешь, то приходи.

Она склонила голову, чувствуя себя несчастной и раздавленной.

– А не придёшь, – Кори пожал плечами, – что ж, никаких обид.

Кьевит

Скьют даже протрезвел от злости.

– Ты спятил? – бушевал он. – Да, так и есть, спятил! Иначе не объяснить! Неужели мало полоумной Итты на мою больную голову, так ещё и ты? Что на это скажет отец?

– Ничего, – ответил Кьевит, – если ни о чём не узнает.

– Рано или поздно, узнает.

– В таком случае, я предпочту, чтобы он узнал, как можно позже.

– Что будет, когда Император спросит тебя, куда ты его дел?

– Она отказалась, так что нет никакой проблемы. Успокойся, Скью.

– А если она передумает? Приказ приказом, но это выходит за всякие рамки! Это ведь… – тут он запнулся и, понизив голос до шёпота, закончил, – предательство.

– Ты забываешься, – сказал Кьевит, пытаясь укрыться за бронёй своего поста. – Ты пока что мой подчинённый, и не тебе оспаривать мои решения.

– В эту самую минуту я – твой старший брат. И боюсь за тебя! Скажи, что это – хитрость. Скажи, что ты не собирался действительно отдавать ей лейфт.

– Собирался, Скьют, – сказал Кьевит мягко.

– Ты не скроен для такой работы, – брат сокрушённо покачал головой, – я тысячу раз говорил отцу. Ты не годишься быть Паладином. Ты слишком честен. И безрассуден.

– Полагаешь ты справился бы лучше на моём месте?

– Мне твоё место никто не предлагал.

– Вот именно.

В уголке губ Скью появилась на мгновение и тут же исчезла болезненная морщинка. Он подлил себе вина и спросил уже спокойнее:

– Так она отказалась, а? Небось, и не поняла, что именно ты ей предлагаешь.

– Она может передумать.

– Девчонка упряма, как ослица. А я вот теперь и не знаю, что бы предпочёл: чтобы она согласилась, и мы выполнили нашу задачу, или чтобы отказалась, и мой глупый младший брат сохранил свой проклятый лейфт.

Скьют опрокинул кружку, ловко вливая содержимое в рот.

«Годы практики налицо», – хмуро отметил про себя Кьевит.

– Не ищешь лёгких путей, да? – продолжил Скьют. – Можно было предложить что-нибудь другое, что её заинтересует.

– Не всех можно подкупить деньгами. Иногда нужно что-то особенное. А мы и правда просим у неё очень много. Что есть у Мева, кроме из городов?

– Тогда почему бы не поискать более сговорчивого проводника?

– Никого не осталось. Айла, её мать, была последней, кто знал туда дорогу. А мы и так слишком долго искали, чтобы и дальше тянуть время.

– А что, если бы я пошёл к их старейшине? За сто золотых старый кот живо бы вправил девчонке мозги.

– Сомневаюсь.

– Откуда тебе знать, что творится в головах у кошек?

– По опыту знаю, что в головах – и неважно, на чьих плечах они сидят – творится примерно одно и то же. И я бы не стал злить девушку, от которой на тропе будут зависеть наши жизни. Она должна пойти по доброй воле.

– Так чёрт с ней, Кьев, – сказал Скьют после долгой паузы. – Найди иной выход. Если Император узнает, он… что он сделает? Какое наказание ждёт птицу, прохлопавшую свой лейфт?

Кьевит неопределённо повёл плечами. Он не хотел думать об этом – не теперь. Его ум занимала другая задача, куда более сложная. Если Ареар согласится – а это очень большое «если» – им предстоит путешествие по Нируни в компании Мева. И как только он это провернёт?

Он мысленно нарисовал перед собой, на потёртой поверхности стола, карту материка. Королевство Нируни лежало к западу от Триады, огромная территория, изрытая лощинами и перегороженная скалами. Полвека назад Нирунийцы не владели и третью этих земель, но приход к власти нового правителя повлёк за собой многочисленные военные кампании, все успешные. Они были бы не прочь отхватить кусок и от Триады, если бы не страх перед Кори.

А посему, если весть о нынешнем положении верховной столицы Триады дойдёт до ушей Нирунийцев, в голове их правителя немедленно возникнет пара-тройка опасных идей. Лишний повод сохранить их поход в строжайшей тайне.

– Так какой, – спросил Скьют, – у нас план? Если она передумает?

– Я отправлю Киззи вперёд, чтобы раздобыл нам лошадей, повозку, документы, провизию. Нирунийских денег. Всё, как полагается. Он будет дожидаться нас в Нимилине.

Нимилин был небольшим городом на границе двух держав – Триады и Нируни.

– Мы поедем по дороге? У всех на виду?

Кьевит пожал плечами.

– А почему нет? Девушка вполне сойдёт за человека, так зачем нам прятаться?

– У неё уши-лопухи, лапы вместо ног, да глазищи на пол лица. Попробуй такое спрятать.

– Она торговала на ярмарках по всей Триаде, и ни у кого не возникло сомнений. В прошлый раз ей просто не повезло. Если бы человек не сорвал с неё шарф, никто бы и не понял. А нашей задачей будет сделать так, чтобы подобная ситуация с ней не повторилась.

– Легко сказать.

Кьевит, в душе полностью разделявший пессимизм брата, отмахнулся.

– Брось переживать, Скьют. Нам обоим не повредит немного приключений.

Реа

Реа провела ночь на берегу реки, завернувшись в стрекот призрачных сверчков и глядя в звёздное небо.

– То шёлковый полог, сотканный богиней грёз, – рассказывала старейшина Ирира маленькой Реа, когда та не могла заснуть, скучая по матери, по дороге, по свободе. – Ей жаль было оставлять людей на милость кошмаров, что живут в ночи, и она обернула им землю, чтобы, любуясь его красотой, мы забывали о страхах.

Именно Ирира обучила Реа вести себя, как человек, носить платье, прятать уши и лапы, и была добра к ней, как родная мать. Когда Реа осиротела, старухе уже перевалило за сотню. В её памяти береглись те далёкие времена, когда хранители святых городов были почитаемы.

– Не скучай по священным тропам, дитя, – говорила Ирира, – однажды ты к ним вернёшься. Ты возродишь хранителей, которым передашь наши тайны.

Придёт ли и впрямь такое время? Мева забывают старые предания. Они им не нужны. Вот старейшина Рарос, к примеру. Какое ему дело до Экрузима? Реа так и слышала его голос:

«К чему тратить время, кланяясь камням, когда рис ещё не убран?»

Был ли Экрузим действительно горсткой никому не нужных камней? Или в нём скрывалось что-то важное? Что это за кристалл, ольфея, который зачем-то понадобился Кори? Реа никогда о таком не слышала.

Она пыталась вспомнить свои ощущения, когда была в Экрузиме с матерью. Входить в сам город запрещалось – даже самим Хранителям. Поэтому они только приближались к запертым воротам, к алтарю, что стоял перед ними, и мать склоняла там колени и начинала петь. И как она пела! Как жаль, что никто, кроме маленькой дочери да древних стен не слышал её голоса. Как жаль, что мотивы и слова тех песен теперь жили лишь в памяти Реа…

Но так ли это на самом деле? Реа хорошо помнила, как стояла у ворот Экрузима, под взглядами масок из жёлтого сияющего метала, что их украшали. То были лица Мева, с широкими носами, высокими ушами и раскосыми отверстиями вместо глаз. Реа разглядывала их… и каждый раз ей казалось, что они там не одни. Пусть по ту сторону ворот царила абсолютная тишина, Реа не покидало чувство, что кто-то кроме неё тоже слушает материнское пенье…

Лишь раз, движимая любопытством, она посмела нарушить запрет матери. Руки сами собой потянулись к латунному кольцу на створке ворот – мать отвернулась, она не увидит, давай, Реа, сейчас, просто потяни, и ты узнаешь…

Так она и сделала – взялась за ручку и потянула. Она не ожидала, что ворота откроются – они казались такими тяжёлыми, массивными. Тем не менее, створка поддалась, лёгкая и плавная на беззвучных петлях… Пенье за спиной оборвалось, в один гибкий прыжок, мать была рядом с ней. Сгребла в охапку и уволокла прочь от ворот, отвесив при этом такую оплеуху, что весь обратный путь у Реа звенело в ушах. Айла не церемонилась ни с кем, даже с дочерью. И ничего никогда не объясняла.

– Что же он хранит, мама? – прошептала Реа, лёжа без сна в траве, под шёлковым покровом, сшитым богиней.

Она заснула за пару часов до восхода, а там охотники за раками затянули утреннюю песню, и она проснулась от их громких голосов, совершенно разбитая, но утвердившаяся в решении, что не пойдёт в трактир. Пусть Кьевит и его товарищи-Кори поищут другого проводника. А лучше вовсе забудут об этой затее.

Её решимость то крепла, то таяла в течение дня. Она занимала себя работой, с маниакальной энергией вычистила дом и перетёрла посуду. Выволокла на улицу ковры и покрывала, и выбила палкой скопившуюся в складках пыль. Она молила солнце поторопиться, потому что с наступлением ночи исчезнет и соблазн. Исчезнут сомнения.