Край Железной воли

– Я не буду отрицать. – Ди-Горн отвел глаза от Беррит. – Кларисса не имеет к этому отношения. Отпустите ее.

– Я никуда не пойду! Мы уйдем вместе.

– Ты ошибаешься. – Агмунд кивнул гвардейцам, и они понесли прочь слабо хрипящего Беррит. – Зря ты не послушала свое материнское сердце и поверила Себастьяну, Кларисса. Не стоило тебе приезжать.

– Ваше Величество, вы совершаете ошибку предков. Кровь Древнего рода не принесет ничего, кроме страданий, – вмешался Размар, не сводя взгляда с пылающих глаз Гилура.

– И без тебя знаю, – отмахнулся от советника Агмунд. – Кэннур предложил мне разумный выход из сложившейся ситуации.

Кларисса заметно расслабилась. Вероятно, она думает, что Себастьян не способен навредить беременной женщине и обладателю бесценного древнего дара.

Не мог, раньше.

– Гилур Ди-Горн, я сохраняю за тобой графство. Мне не к чему мятежи и осуждение за потерю драгоценной крови. Но за попытку переворота кто-то должен быть наказан, верно? – Агмунд расправился. – Я направляю твоего наследника, граф Ди-Горн, в бессрочное заточение в Серых горах. В случае попытки помешать исполнению моей воли, край Железной воли будет зачищен до последнего младенца.

– Это безумие! – заорал Гилур. – Я сам захлопну дверь своей камеры и приму наказание за проступки. Ребенок не должен расплачиваться за ошибки отца!

– Я тебя предупреждал, – равнодушно бросил граф Кэннур.

– Себастьян, – потрясенно прошептала Кларисса и вытаращила на жестокого некроманта глаза. – Как ты мог? Как посмел?

В тронный зал хлынули истязатели. Темно-серые камзолы окружили Ди-Горнов плотным кольцом. Надзиратели Серых гор юркнули руками в широкие карманы штанов и бросили под ноги графу и графине десятки маленьких камушков. Подавляющие магию артефакты вобрали в себя часть силы Гилура, полностью развеяли черный туман некромантки.

Убедившись в достаточной силе подавления, истязатели потянулись к Клариссе.

– Прочь! – Гилур выставил руку и снес мощными зарядами часть серых камзолов. – Не смейте к ней прикасаться!

Истязатели вопросительно глянули на короля.

– Еще одна попытка сопротивления, Ди-Горн, и генерал Шлор получит мою отмашку к действиям.

Гилур пронзил горящим янтарым взглядом короля и бессильно опустил руки, однако глаз не отнимал – продолжал заживо снимать с Уиллиса кожу. Ди-Горн не шевелился и смотрел, даже когда его беременную жену потащили прочь.

Желтые глаза обещали Уиллису Агмунду смерть.

Кларисса вырывалась, кричала, но артефакты-подавления сделали из нее бессильный мешок, который утаскивали в Серые горы. Она воззвала из последних сил к своему ядру и крикнула:

– Я проклинаю тебя, Себастьян Кэннур! Ты сгниешь в агонии самой страшной смерти, но перед этим лишишься всего, что тебе дорого. Да будет так, или поглотит мою плоть Бездна!

Глава 2

Дэлла

Жаркое солнце пробивалось сквозь пушистые ветки сосен и кедров. Свежий, слегка горьковатый запах Тихого леса нежил меня, приветствуя свою хозяйку. Весь бархатный мох, трухлявые пни, деревья, мелкое шутливое зверье – принадлежали мне. Даже красно-бурые горы, полянки, пасеки с голдуфами, деревни – были моими. Но, идя по ветвистой прохладной тени, я не чувствовала радости.

Я переставляла онемевшие ноги и сливалась с бездумным усталым шествием измотанных людей. Неделя пути, проведенная под тихие всхлипывания женщин, тяжелые вздохи мужчин и стойкий металлический запах крови, казалась бесконечной. Скорбь всех этих людей оплела удавками воздух, время и тянула, растягивая минуты в часы.

Я и Пауль виноваты в их горе – в смерти близких и потере дома, но у моего брата было оправдание для себя: Лунуин заявил Селенгару о своем рождении – Истинный правитель предстал перед народом. Он спас из лап Уиллиса Агмунда своего отца и вывел из ставшего темницей Тирриона людей – немногих, только тех, кто поверил ему и последовал за Истинным правителем.

А я…

У меня не было оправдания. Я не видела в Размаре отца, и мне на хрен не сдался Селенгар. Размар спас жизнь моему другу, который был в опасности по моей вине. Я не хотела оставаться в должниках и решила отплатить за оказанную мне помощь. И возвращение долга обернулось моим участием в кровавой бойне, унесшей жизни десятков людей. И самое ужасное то, что я не испытывала ни грамма сочувствия к идущим рядом со мной людям. Мне было все равно на их горе. Во мне было пустое понимание моей вины без груза совести. Мне опостылело доказывать миру, что я не такая, какой меня выставляют с самого рождения – проклятие, несущее горе, боль и смерть. Я приняла это, как приняла и свою судьбу: мне доходчиво объяснили, что я обречена на черное одиночество и залитую вязким багрянцем дорогу.

«Все-таки дерьмо».

Безжалостно махнув головой, я вытряхнула из нее липкие слова Бенира, не позволяя паразиту поселиться в мозгах.

Роб толкнул меня крепким плечом, помогая выползти из глубоких мыслей.

– Нам еще долго идти?

Я подняла на него не знавшие долгое время сна глаза.

Рубашка защитника покрылась грязью и темными засохшими пятнами. Под ней скрывались цепи и тихо бренчали на каждый его широкий шаг. На черных свободных штанах блестели свежие пятна твариной крови.

Нос обожгло зловоние, заставляя его скукожиться. Даже металлический шлейф магии Роба не мог перебить этот гнилой смрад.

– От тебя воняет. Отойди.

Отпихнула его от себя ладонью. Дорога забрала почти все силы, и я не могла притуплять свой дар гончей.

– Дэлла! Ты тоже далека от цветочной свежести.

Я нахмурилась и осмотрела себя: пожеванная временем коричневая шерстяная кофта с задубевшими кровавыми островками; замызганные узкие черные штаны; высокие сапоги с побитыми носами и иглы в перевязях с засохшими густыми разводами. Подцепив прядь спутанных волос, я брезгливо откинула засаленные русо-золотистые волосы. Вплетенные в них черные бусины стукнулись друг о друга и погрязли в волосяном нечесаном гнезде.

– Я не знаю, куда мы идем, – ответила на ранее заданный вопрос.

– Как это? Ты же Мэрит – хозяйка края Мерцающей пыли, – издевательски запричитал Роб, показывая в улыбке ровные зубы.

– И тебе следует вести себя скромнее, чтобы из него не вылететь, – вернула я укол, но улыбки во мне не было.

После стольких разочарований и предательств я вообще удивлена, что смогла найти в себе хоть толику сил на нахождение среди людей. Все это время, от столицы до края Мерцающей пыли, я представляла, как уйду в Тихий лес – подальше от борьбы за трон, от отца и брата, которые скрывали наше родство; от привычных мне лиц, напоминающих о людях, растоптавших мое доверие и сердце.

– Дэл! – Виляя между плетущимся народом и стволами деревьев, к нам бежал Януш. Его светлые мелкие завитки волос весело подпрыгивали, а черная рубашка и штаны тихо хрустели старыми кровавыми пятнами. – Пауль просит, чтобы ты к нему подошла.

– Нет.

Януш не ожидал такого резкого и однозначно отрицательного ответа.

– Тебе стоит сходить. Нельзя так с отцом, – Роб решил, что его мнение меня как-то волнует. – И братом.

Тяжело вздохнув, оглянулась.

Спотыкаясь о рыхлые пни, припорошенные сухими иголками кочки и трескучие ветки, Марик и Феликс несли наспех сколоченные носилки. Пауль следил за каждым их усталым шагом, дергаясь к недвижимому отцу при малейшем, даже самом незначительном, покачивании.

– Мне нечего там делать. Лунуин прекрасно справляется сам, – я оглядела идущего рядом с ними варпа и белокосого некроманта, восседающего на фыркающей животине. – Хаклир контролирует состояние советника.

Януш и Роб неодобрительно запыхтели.

Я могла их понять. Раньше я бы тоже осудила дочь, что оставила еле живого отца.

Уиллис не торопился убивать передавшего его Размара и медленно вытягивал из него жизнь по маленькому кусочку. На теле советника не было ни одного живого места – кожа заплыла кровоподтеками и синяками. Светлые волосы пропитались кровью, превратившейся в потемневшую грязь. На пальцах вместо ногтей горели воспалением голые куски мяса.

Вот, мне не нужно было находиться рядом, чтобы видеть, во что превратился мой отец. И опять же, меня это не трогало. Я сполна вернула долг. Размар спас жизнь Наиру, а я ему – на этом наш обмен любезностями окончен.

– Я скажу, что ты занята.

Януш напоследок плюнул в меня осуждением.

– Ты меня пугаешь, Дэлла, – строго и весьма откровенно высказался Роб.

За нашими спинами бранно выругался Лунуин.

– Меня тоже, – едва слышно вставил Наир.

Неудивительно, но я все же повернулась к другу, тихо идущему рядом.

Небесные глаза парня потухли, а лицо утонуло в тенях беспокойства – мы почти не говорили. Поначалу он не обращал внимания на мою отстраненность и без умолку болтал, но потом сдался и погрузился в тоскливые, опасливые мысли.

– Лунуин убедительно просит тебя подойти.

Сэм дернулся от моего резко брошенного к нему взгляда. Быстро опустив на мягкое пузо задравшийся жилет, он придал круглому лицу неубедительной уверенности.

– Мы объединены одной целью, Дэлла. Сейчас нет места обидам и разногласиям. Мы должны держаться вместе. Только так мы вернем Лунуину трон и спасем Селенгар от Бездны.

– Вы, – отрезала я. – Вы вернете Лунуину трон. Я больше не собираюсь бороться за цели других. Я хотела спокойный уголок для себя и получила даже больше – целый край. Все свои силы я буду тратить на его сохранение.

Роб и Наир обеспокоенно переглянулись.

– Пауль знает? – осторожно поинтересовался молодой защитник.

– Знает и уже высказал мне все, что думает по этому поводу, – спокойно ответила Робу, но эта беседа начинала изрядно напрягать.

– Ты же Мэрит! – выплеснул руками Сэм. – Знающая! Кому, как не тебе, вести нас по мраку, спустившемуся на Селенгар? Будь же достойна своего Древнего рода!

– Ты сможешь спокойно смотреть, как твари жрут людей?

– Сможет, – шепотом подтвердил Наир.

Вдох. Выдох.

– Смогу, но не стану. Я отказываюсь участвовать в возвращении трона. Лунуин позовет меня, когда настанет время закрывать Бездну, а до того момента забудьте обо мне.

– Но вы же потомки Лунуина, – выдохнул ошалелый артефактор. – Где твое достоинство?

Я равнодушно пожала плечами. Мне нет дела до их обманутых надежд. Я не обещала им счастливого будущего и не собираюсь помогать Лунуину воплощать его многочисленные обещания, тратя силы на разодравший мое счастье мир. Меня волнует только мой кусок земли. И, считаю, что готовность помочь с Бездной – великая милость для смердящего Селенгара. Им стоит сказать мне «спасибо», а не покрывать липким осуждением.

– Я пойду к семье, – Роб рванул вперед, но задержался и оглянулся на Наира. – Пойдешь со мной?

Друг украдкой покосился и, ударившись о мое равнодушие, покачал головой, выбирая меня.

– Иди, – рубанула я. – Избавь меня от своего жалкого молчания, а вы, – ткнула пальцем в пухлого артефактора и Роба, – от попыток достучаться до моей совести. Особенно ты, Сэм. Ты предал меня. И не тебе нести громкие речи о достоинстве.

Наир проглотил скривившие его лицо слова и ушел вслед за шипящим себе под нос Робом.

Я понимала жестокость своих слов, но ничего не могла с собой поделать. Мне было плохо, гадко, тошно, больно. Моя душа еще полнилась кровью, а сердце рыдало. Они этого не видят – не понимают, и у меня нет сил доносить до них это знание и ждать, пока меня поймут и оставят в покое.

Только один человек мог меня понять…

Амулет огладил ухо приставучим теплом и зашептал уверенным пульсом. Под кожей забегали мурашки, режущие ее подобно осколкам стекла. Они распороли позвоночник колким разрядом и ударили в сердце.

Хотелось вскрикнуть, но я молча зажевала боль и с немалыми усилиями снова отгородилась от изводившей меня всю неделю серьги.

– Я не уйду, Дэл.

Сэм продолжал идти у моего плеча и рассматривал толпу качающихся на негнущихся ногах людей.

– Что я должна сказать, чтобы ты понял меня, «гений»? Или как там тебя нарекли? – Злость уже покусывала горло, выедая остатки усталой выдержки. – Проваливай.

Парня задели мои слова. Он нашел взглядом Миафа и Эдит, пытающихся стащить с варпа Хаклира, и даже шагнул к ним, но остановился.

– Я не предавал тебя. Я был на стороне Гилура задолго до поступления.

Сцепив зубы, я уставилась перед собой, выцарапывая из нутра остатки исхудалого терпения.

– Я рос в деревне рядом с краем Железной воли. Еще с малых лет я больше любил книги, чем игры с местными детьми, и предпочитал игрушкам изобретения.

Он хило улыбнулся, а я до треска сжала зубы.

– Мои творения выходили неказистыми и редко работали, но родители всегда повторяли, что у меня талант и мне нужно его развивать. Они попросили Гилура взять меня к себе. В Грозовом дворце я получил огромную библиотеку с тысячами книг и мерцающую пыль. Спустя не один год кропотливого труда я стал выдающимся артефактором и мог – могу, заткнуть за пояс Беррит, – узкая грудь парня выпятилась колесом. – В благодарность за то, что Гилур принял меня, я сам вызвался помочь в освобождении Селенгара от безумцев и поступил в Академию. Так, я, не вызывая подозрений, связывался с людьми Гилура и выполнял мелкие поручения, – вздох опустил его раздувшуюся гордость. – Но Эдвард и Эдит сразу заметили: мои знания и опыт не совпадают с рассказанной мной всем историей – в деревне не могло быть условий, в которых бы вырос столь «гениальный» артефактор.

– Сэм, – прорычала я. Злость била по моей выдержке, и амулет начинал пробиваться через выстроенную стену. – Пожалуйста.

Разве я многого прошу? Покой. Мне просто-напросто нужен покой.

Он меня не слышал. Сэм оправдывался, искал прощения, и плевать он хотел на то, что это было нужно только ему.

– Эдвард начал разнюхивать и вышел на Гилура. Беррит мог стать проблемой, но, к общему удивлению, он разделил наши стремления. Не без своих условий, конечно, – Сэм поднял голову и с уверенностью заявил: – Я горжусь своим вкладом в становление нового Селенгара и не жалею о своем выборе.

– Молодец, – сквозь жалящую боль в костях процедила я. – Все сказал?

– Прости меня, Дэл. Я не знал ничего, что касалось тебя. Правда!

Сэм вцепился в плечо и впился в меня глубоким раскаянием, горящим в карих глазах. Его пальцы казались когтями, рвущими воспаленную кожу, а взгляд плавил остатки моего рассудка, дрожащего под ударами амулета.

– Я прощаю тебя. Ты не виноват. Меня это не заботит. Забудем.

Я была готова сказать все что угодно, лишь бы это прекратилось. Лишь бы он ушел и дал мне заштопать трескавшуюся по свежим швам душу.

Вспышка белого света ударила по глазам, нос облизал древесный дух, и мое тело унесло в давящую на череп воронку.

– Держи.

Не дав опомниться, Герион всунул мне в руки кожаную фляжку и, оставив в хвосте скорбящего шествия, исчез. Я только и успела, что увидеть его мелькнувшую гриву золотых волос.

– Не стоило вам приводить его сюда, госпожа Мэрит, – проскрипела еле волочащая ноги женщина.

Два молодых парня поддержали ее хмыками.

– Безумие и его пожрет.

– Предал отца – предаст и нас.

– Нет, – тихо шепнула я им в спины.

Герион на собственной шкуре прочувствовал боль от предательства и не станет причинять подобную боль другим. И он не предавал отца, это его предали – вышвырнули, заменили.

Откупорив фляжку, я поморщилась от ужалившего слизистую духа. Пустой желудок скрутил приступ тошноты, перетягивая внимание с щипающей ухо и сердце серьги, а когда любопытный язык обожгло крепкое спиртное и прокатилось пекущей волной по горлу, то звенящие в напряжении жилы расслабились. Еще. Новый острый глоток притупил боль под ребрами. Третий – позволил вздохнуть полной грудью. Пятый забрал стучащее давление с висков. Тело полегчало, мысли растворились.

Покой. Я наконец-то нашла покой.

Остаток пути я почти не заметила. Может, прошел час? А может, два? Не знаю. Время пролетало мимо меня и мимо моего плавающего в горячем тепле сознания. Когда пьяное расслабление стало тускнеть, мы уже вошли в знакомую мне часть Тихого леса. Только она была уже совершенно другой – живой.

Перед тем как я покинула Яму и уехала в Академию, я уже набредала на заброшенную деревню, похороненную под землей и хвойным настилом. Пригорки, в которых я тогда узнала давно почившие дома, теперь были обсажены душистыми травами. Рядом с каждым были сколочены небольшие деревянные домики, покрытые буро-красной черепицей. Часть деревьев вырубили – очевидно, на строительство этих самых домов – и среди кедров и сосен нашлись когда-то давно потерянные улицы. Они шли кольцами, и высаженные вдоль них одичавшие яблони приняли более-менее ухоженный вид.

Из груди вырвался смешливый фырк. Их даже высаживать не пришлось.

По деревне, пахнущей свежей смолой и терпкой древесиной, сновали люди, не бросившие край Мерцающей пыли. Они подходили к вымотанным долгой дорогой бывшим горожанам Тирриона и разводили их по свежим домикам. И чем глубже мы уходили по кольцам улиц, тем меньше нас оставалось.

– Наир!

По землистой дорожке, спотыкаясь и путаясь в застиранной юбке платья, бежала старушка. Она неслась навстречу внуку, ревела и, оказавшись в крепких объятьях Наира, зашептала благодарности Великой Прародительнице.

Я не стала нарушать момент их воссоединения и тихо обогнула Наира и Бабу Элью. И все же кроха радости за друга коротко кувыркнулась в истерзанной груди.

Сердце скрытой в Тихом лесу деревушки повергло меня в немое восхищение. Я открыла рот и с замиранием духа осмотрела ожившую острокрышую громадину.

Дворец стоял посреди поляны, поросшей кровавыми маками и лоснящейся травой. Его стены из красного камня пронизывали золотые вены, а от торцов отходило множество круглых высоких арок, образующих подобие маленьких паучьих ног. По ним вились змеиными стеблями розовые, желтые и голубые цветы. Они густо переплетались, образуя лиственную, слегка провисающую крышу. Дворец был в три широких этажа, с пузатыми медными ажурными балкончиками у окон и каменной лестницей, ведущей сразу на второй этаж, к двустворчатой тяжелой двери из бурого дерева.

На просторном крыльце сидели защитники, коротали время за спокойной беседой. Завидев меня, все трое подорвались.

– Дэлла! – Цвир сгреб мое еле живое тельце в медвежьи объятия и пощекотал лоб козлиной темной бородкой. – Я так скучал!

– Мы заждались тебя! – Айви обняла меня с другой стороны. – Из нас сделали рабочих! А мы, между прочим, одни из лучших черных защитников Селенгара!

– Оно того стоило, – тихо отозвался Жирон и блеснул лысиной. – Госпоже Мэрит нравится ее дворец?

Я попыталась ответить, но воздуха не хватило – из меня его бесцеремонно выдавили. Собрав крохи силы, вырвалась из лап смертельно опасной нежности.

– Дворец прекрасен, – это, пожалуй, большее, на что я была способна. Моя голова еще переваривала преобразившиеся руины и даже не приступила к осознанию того, что дворец МОЙ.

Защитники поняли мои чувства и гордо выпятили широкие грудные клетки, обтянутые кожаными черными камзолами.

Жирон покосился на мощные плечи Айви. Тощая грудь некроманта начала опадать. И вот, мужчина скрючился, колко поглядывая на пышущую силой защитницу.

– В деревне собраны все оставшиеся жители края?

Я решила избежать пустых разговоров. Так мы обсудим интересующие меня дела, и я смогу уйти из-под их цепкого внимания.

Цвир скинул веселость и кивнул мне русой лысеющей головой.

– Все здесь. Людей на защиту всех деревень края у нас, как ты понимаешь, нет. Агмунд оставил защитников лишь у одной пасеки, ближайшей к тоннелю. Его интересует только мерцающая пыль, а до человеческих жизней ему нет дела. Великая уберегла этих людей от тварей, не иначе.

Сомневаюсь.

– Судя по твоим словам, люди Агмунда еще в Яме, – вслух озвучила я свое понимание. Пасека в моей родной деревне была ближе всех к выезду из края. – Мне нужна шкатулка-артефакт и расположение всех постов.

– Немедля берешься за дело? – В зеленых глазах Айви загорелось одобрение. – К вечеру все будет.

– Среди защитников в Яме есть ваши знакомые?

Вряд ли это меня остановит, но я дам шанс предупредить тех, чью смерть они бы хотели избежать.

– Нет, – холодно ответил Жирон, поддерживая некромантскую беспристрастность. – Я пытался с ними поговорить, но только зря время потратил. С Агмундом остались такие же, как он – гнилые люди, и повернутые на чести бойцы.

– Значит, они либо покинут мой край, либо… либо все равно его покинут. Пеплом. Если Уиллис и Бенир захотят получить с моих земель хоть одну золотую пылинку, то им придется лично прийти ко мне.

Губы невольно растянулись в злом оскале предвкушения.

– Наша гончая – вылитая Янгрид! Как я скучал!

Цвир опять протянул ко мне свои лапищи, но я уже была настороже и отскочила от его убийственной нежности.

– Я жду запрошенное.

Айви и Цвир умилительно улыбнулись и наклонили головы вбок, любуясь мной, как розовощеким малышом. Жирон сдержался, но блеск черных глаз говорил сам за себя.

Я оставила защитников в их трогательных мгновениях и подошла к Гериону, наблюдающему за скачущим по маковому полю Сэмом: артефактор носился за голдуфами, восхищенно охая и внимательно рассматривая черно-золотые брюшки трудяг, дарующих миру мерцающую пыль.

– Спасибо, – сухо бросила я и убрала руки за спину, прокручивая на пальцах кольца-концентраторы и любуясь буро-красным дворцом. – Ты можешь оставаться во дворце сколько пожелаешь. Это теперь и твой дом.

Герион потерял все, так же, как и я. У бывшего принца не осталось: ни титула, ни семьи, ни друзей, ни дома – одна труха от его разрушенного мира. Мы пали от жестокости и предательства близких людей, и я хотела поделиться с ним маленьким кусочком в этом дворце. В моем дворце. Так у его истерзанной души хотя бы появится дом.

– Спасибо, Дэл, – прошептал Герион и постарался не кривиться от моей облитой кровью близости. Не получилось. – Я ценю твою доброту.

– Это все что угодно, но не доброта, Герион. Мне казалось, что ты уже понял, что я за человек.

Агмунд громко сглотнул комок воспоминаний.

– Понял.

– Не забывай об этом, – жестоко обрубила я. Пусть лучше обижается, чем обманывается. – Тебе стоит поторопиться. Миаф и Хаклир не будут мелочиться и займут лучшие покои.

Герион натянул губы. Его доверчивые светло-зеленые глаза осмотрели красный дворец, и он неспешно побрел по вытоптанной дорожке к лестнице.

Я прикрыла веки и глубоко вдохнула запахи родного Тихого леса. Терпкость горькой хвои сплеталась с пряно-сладким шлейфом маков, создавая новый, но в то же время такой знакомый аромат.

Так пахнет одиночество.

– Здравствуй.

Резко открыла глаза.

Из поросших цветами арок вышел лорд Гаас. Он был в форме защитника – черные штаны с широкими карманами; узкий кожаный камзол с многочисленными клепками под оружие. От остальных защитников его отличал плащ, всегда развивающийся за его спиной.

Улыбаясь одними темно-серыми глазами, он не торопясь шел ко мне.

– Не ожидала вас здесь увидеть.

Уголки губ по памяти дрогнули.

– Я все же полагаюсь на твое гостеприимство и, надеюсь, ты не прогонишь меня.

– Надейтесь, – вернула лорду остринку. – Кто-то еще ушел из края Железной воли?

– Да.

Гаас хотел сказать что-то еще, но шум во дворце его отвлек.

Двери распахнулись, и на лестницу выбежал взъерошенный Эдвард. Бусины в его коротких волосах торчали в разные стороны, а нежно-голубая рубашка съехала на бок. Он перепрыгивал за раз несколько ступенек и, оказавшись на земле, понесся в лес.

По его следу бросилась разъяренная Эдит. Она кричала вслед брату проклятья и красочно описывала, что с ним сделает, когда догонит. И пару описаний я бы даже записала, на будущее.

– Эдвард не был готов к такой скорой встрече с сестрой.

Тело пробило потрясение. Я завертела головой, выискивая хозяина этого до боли знакомого низкого голоса.

Гилур стоял, облокотившись на ствол сосны, и прижимал руку к торсу. Белая рубаха пропиталась мелкой россыпью алых пятен, но вид у Ди-Горна был вполне себе здоровый и… живой. Его янтарный взгляд хмуро прожигал меня, но тонкие губы тянулись в легкой доброй ухмылке.

Отец и сын были до дрожи похожи.

Я сорвалась с места, несясь на колючий грозовой дух. Налетев на мощную фигуру, вжалась в крепкое плечо носом, стараясь заполнить ноющую пустоту необходимым дождливым запахом.

Все мои старания перечеркнулись – мысли о Винсенте захлестнули меня. Я вновь ощущала в серьге его сильный пульс, бьющий иголками по сердцу на каждый стук. Дар забегал по венам, желая напитаться так полюбившимся ему свежим ароматом грозы, но это было не то – совершенно другой и не имеющий ничего общего с привычным мне духом запах. Этот колол, жалил, а магия Винсента обволакивала, ласкала, охраняла.