Цена спасения

– Вы так говорите, как будто считаете мой кошелёк резиновым. Даже коррупционная сделка в ЦБ очень сильно потрясла мои финансы… Однако пока что Вы быстрее возвращаете мне деньги, а не тратите. Нужно отдать должное.

– Я Вам обещаю, что это – одна из последних столь дорогих сделок. После того, как будет развёрнута информационная кампания, мы быстро найдём миллионы сторонников по всей России. Тогда нам уже будет необходимо формировать группы из тех, кто готов пойти дальше немой поддержки. И мы это сделаем по всей стране. Координировать их тоже будем через соцсеть. У спецслужб не будет доступа ко всему, и мы спокойно будем контактировать там. Это и будет началом активной подготовки к революции. Дальше всё должно пойти само собой.

– Пока что всё звучит слишком хорошо, но верится с трудом. И когда Вы поедете к этим программистам?

– Завтра утром к ним поедет Павлов. Он хорошо разбирается в юридических тонкостях, так что, я думаю, так будет лучше.

Крепин посмотрел на Алексея, ожидая его реакции. Тот, казалось, был рад.

– Что же… – сказал Константин так, будто попал на остров с аборигенами, не зная их обычаев, но при этом пытаясь наладить с ними контакт. – Тогда удачи вам всем, конечно. А сколько денег нужно?

– Миллиардов восемь долларов, думаю, – отвечал Крепин вдумчиво. – Не меньше.

– Это фактически всё моё оставшееся состояние! – разочарованно и без всякой надежды на сочувствие произнёс Никифоров.

– А у Вас есть какая-то альтернатива?

***

– Привет! – открыл дверь в квартиру Чуль.

Гостья робко кивнула и, пригнувшись, зашла в съёмную квартиру, сразу после врезалась стеклянными глазами в Казакова, который, положив ногу на ногу, уперевшись в стену, стоял в углу, нетерпеливо наблюдая за одевающим кроссовки Макаром.

Екатерина Зорина пришла в хмуром зелёном свитере и тёмных джинсах. Будучи ровесницей Казакова, она была совсем ещё молодой. Сильные толстые скулы натягивали щёки, оголяя острые очертания слабоватой челюсти. Маленькие впалые глаза под немного выпуклым лбом, круглый рот за пухлыми блёклыми губами. Светло-русые волосы собирались в одну косу. А скромный и совсем невинный вид подчёркивал её очень небольшой рост.

– Привет! – выглядел уставшим, но радостным Даниил.

– Привет! – исподлобья улыбнулась Екатерина.

– Ты насколько надолго сможешь уйти? – спрашивал, сощурившись, Казаков у Чуля, заглядывая за спину Зориной, будто бы показательно не замечая её.

– Мне есть где перекантоваться, да и эта квартира мне осточертела, – уже стоял непосредственно у выхода Макар. – Так-то сколько угодно, только бы “вахтовик” не узнал! Сам понимаешь, он не то, что вообще запрещает нам выходить из квартиры, как Андрею, конечно, но это нежелательно!

– Вам не разрешают выходить из квартиры? – спрашивала Екатерина у Казакова. – Это точно вахта, а не тоталитарная секта?

– Точно, – хмуро ответил Даниил, раздражённо наблюдая за Макаром, сделавшим натужно виноватый вид.

– То, чем вы занимаетесь, вообще законно? – шёпотом допытывала Казакова Зорина.

Чуль демонстративно покинул квартиру.

– Ну конечно, – продолжал смотреть на входную дверь Даниил. – Давай лучше пройдём в комнату.

Екатерина вздохнула. Она прошла к зелёному дивану в гостиной и не спеша уселась, беспокойно наблюдая за Казаковым. Даниил с неловкой ухмылкой расположился рядом, повернувшись к гостье корпусом, та опустила взгляд, медленно проводя ладонью по шениллу под собой.

– Мы именно из-за этого не можем встретиться в каком-то другом месте? – задумчиво и жалобно спрашивала Зорина.

– Да, – строго ответил Казаков. – Но я не хочу с тобой говорить о работе или “вахте”! – он провёл обратной стороной ладони по волосам Екатерины. – Я и без того думаю только об этом, а, уж поверь, это ужасно скучно, уныло и неинтересно. Мне действительно даже рассказать тебе нечего. Даже какой-то интересной мысли для тебя нет, так что я хочу послушать именно тебя! Твой мир, по крайней мере сейчас, куда лучше и красочнее моего, и я хочу быть его частью.

– Мой мир? – сжавшись, приятно усмехнулась Зорина. – Мне он действительно нравится, но в нём нет ничего взаправду красочного. Неделя за неделей – пять дней обычной ничем не примечательной одинокой учёбы. Самые лучшие впечатления обычно остаются после службы в церкви в воскресенье, но это скорее что-то тихое и умиротворяющее, спокойное, а не красочное. Ах, ты же пропустил Пасху! – она с приятой неловкостью отвернулась. – Я бываю с этим навязчива, знаю…

– Нет, что же ты? – придвинулся Даниил. – Это же, наоборот, невероятно! Ты знаешь, как я этому отношусь, – он периодически набирал в рот воздуха, опасаясь того, что сказанное им по итогу будет звучать чересчур картинно. – Во многом именно в этом ты для меня и невероятнее кого угодно на свете. Русская вера красива и величественна, скромная и такая родная. Для меня иметь что-то против – это значит пойти против самого себя.

– Я совсем тебя забыла! – искренне улыбалась Екатерина, уперевшись взглядом в Казакова. – Мне необязательно выпячивать свою веру напоказ. Но если через христианство я понимаю всё? Говорю с подругами, обсуждаем кого-нибудь или какой-нибудь случай. А я не могу, например, человека и его поступки понимать вне концепции светлой души, сражающейся со страстями! И все вокруг смотрят на меня осуждающе, мол, я только и пытаюсь показать какая благородная, раз верую, молчаливо просят хотя бы рядом с ними понимать жизнь вокруг с каких-то “общепризнанных норм”. А я уже не понимаю этих норм, чтобы даже имитировать. Не понимаю, как можно всю жизнь поставить на карьеру, как можно говорить, что кто-то труслив, когда тот просто скромен? Всё моё миропонимание давно захватил Бог, и нет, это не в коем случае не значит, что я от этого вдруг стала какой-то праведной или святой. На этом пути довольно сложно сражаться со своей гордыней, когда искренне думаешь, что понимаешь больше остальных. А для меня ты единственный человек на свете, кто не просто не осудит меня на этом сложном пути, но и прикроет, защитит, избавит от одиночества, что приходит к православному в моменты сомнений! Я безумно счастлива, что Господь послал мне именно тебя… – она чуть привстала и нежно поцеловала смутившегося Казакова в лоб. Затем Екатерина села обратно, помрачнев. – Когда ты уезжал в академию, мы поклялись друг другу хранить верность, пока ты не закончишь её и не вернёшься и мы тут же не венчаемся. Я прекрасно понимаю, что всё очень поменялось, но я хочу знать… Что мы будем делать дальше? Ведь нельзя быть полноценно вместе до свадьбы, венчания, ты же знаешь!

– Конечно! Просто я скоро, похоже, снова уезжаю “на вахту”, поэтому я даже не знаю, возможно ли так быстро что-то решить сейчас…

– И всё? То есть за всё время, как ты наконец вернулся, мы встретимся только один раз и вот так вот?

– Хорошо, – Даниил встал, начав беспокойно ходить по комнате с задумчивым видом, затем остановился, встав перед Зориной. – Нам обещали, что следующая поездка хоть и будет длинной, но скорее всего уже последней. Я решу этим все свои проблемы. И когда я вернусь, когда вся эта работа закончится, я обещаю, мы незамедлительно венчаемся, а затем полностью сосредоточимся на свадьбе! Ты согласна?

– Конечно! – встала Екатерина, взяв Казакова за руки.

***

Павлов накинул куртку, взял чемодан и был готов выходить.

– Ну, удачи! – расслабленно сказал ему Андрей.

– И тебе, – вежливо ответил Алексей, повернувшись.

Адвокат быстро вышел из квартиры. Плотников подошёл ко входу и закрыл дверь на замок.

Было около пяти утра и Александр всё ещё спал. Андрей всё не мог перестать думать о том, что он в очередной раз находится в безопасности, ему не надо ничего делать, а остальные в это время работают. И наверняка Крепин снова пошлёт его на какое-то простое и быстрое задание, а потом снова придётся запереться в этом жилище и ничего не делать в ближайшие недели. И эти мысли лишь усиливали его скуку. Через пару часов из комнаты Александра послышались какие-то звуки и стало ясно, что Крепин проснулся.

Единственное, чем мог занять себя Андрей, – это поговорить с кем-то. С Павловым общение казалось скучным и пустым, поэтому с ним они существовали почти отдельно, а Крепин со своей вечной занятостью вообще редко появлялся, хотя диалог с ним всегда получался интересным, оставляющим яркое впечатление, побуждая к раздумьям даже в последующие одинокие часы.

Плотников, вопреки мнению своих соседей по квартире, с самого начала не держал обиды на Александра. Другое дело, его сильно раздражал подход Крепина. Александр виделся Андрею просто умником, что, благодаря своему рациональному взгляду на мир, будто бы цинично возвышал себя над остальными людьми, чьи жизни он ни во что не ставил. И Плотников, верно, потому что Крепин всё же так яро был на стороне того, что самому Андрею было дорого и казалось правильным, не презирал его за такой подход. Он даже пытался понять и принять для себя, что дело вряд ли было в гордыне Александра, а скорее в заведших в заблуждение неверных мыслях. Правда, чем они были неверны, Андрей и сам не понимал, воспринимая их как неверные, лишь исходя из неизвестных ему чувств. Потому поговорить с Крепиным всегда было занимательно, в те моменты идеи Александра особенно казались Плотникову не ложью, а любопытной и чуждой Андрею альтернативной правдой.

Когда Крепин отправился на кухню завтракать, Плотников зашёл следом за ним, сел напротив в попытке завести разговор. Ему самому не нравилось, что все полагают, якобы он в обиде. Потому, будто бы ничего и не было, Плотников сказал первое, что пришло на ум:

– Недели две назад, ты говорил, что анархия, как ты её объяснил, ужасна. И сказал, вот я якобы ничего не понимаю. Так в чём же её проблема? Как ты её описал, в ней нет ничего плохого.

Крепин с каким-то тихим и возвышенным, внезапно возникшим удовольствием, которое выражалось не в улыбке, а в каком-то уважительном и верном взгляде, ответил:

– Ну раз ты хочешь послушать, то слушай, – он поудобнее уселся на стуле, а затем чем-то неуловимо изменился. – Во-первых, без государства прекратится финансирование науки и человечество остановится в развитии, не будет больше создавать новые технологии. Наука – дело очень дорогое и, если не будет концентрации капитала в руках правительств, никто не сможет вложить в науку столько финансов, так как они будут распределены между обычными людьми. Во-вторых, анархия, по большому счёту, заберёт от человека всё то, что отличает его от животного, ведь она и ставит перед собой задачу исключить из общества такую вещь, как власть и стремление к ней. Всё то, благодаря чему нас можно назвать разумными существами, берёт корень от этого. Наша тяга к знаниям – желание контролировать природу и подчинить её себе. Наша тяга к свободе – это желание не просто управлять своей жизнью, но и хотя бы чуть-чуть контролировать мир вокруг. Само общество – это то, что создано с целью, чтобы этим управляли, чтобы кто-то это контролировал. Правители, богачи или же некоторая часть общества управляет всем обществом в целом. Желание не быть одиноким рождается оттого, что мы хотим влиять на чужие жизни. Даже любовь существует лишь оттого, что мы хотим иметь некоторую власть над тем, что считаем прекрасным, и подчинить это себе. Я могу продолжпть этот список бесконечно… Анархия же дарит комфорт и сытую жизнь, а также даёт гарантию, что такие глобальные процессы, как война, тебя более не коснутся. Да, она даёт человеку свободу и в некотором роде власть, причём каждому. Но, по большому счёту, в таком обществе не остаётся ничего общего с обществом разумных существ. Ты живёшь, работаешь и жрёшь без всяких мечтаний и стремлений. Без семьи, так как основоположники этой идеи не совсем идиоты и увидели в этом тоже своего рода воплощение власти, так как это взаимный контроль над партнёром и взаимные ограничения. Анархия – это то, что уничтожит разницу между нами и животными. Из-за того, что мы лишимся того, что делает нас людьми, мы в результате эволюции перестанем быть доминирующим видом и скорее всего вымрем, так как наши организмы не приспособлены к жизни обычных животных. В лучшем случае, мы лишимся разума, наши организмы приспособятся к дикой среде, и мы станем какими-нибудь новыми обезьянами. Через миллионы лет, разумеется. С появления сложных организмов и до нашего времени прошло примерно столько же, сколько осталось Земле до того, как всю жизнь на ней выжжет Солнце. Если на нашей планете и появятся новые разумные существа, которые будут способны увести нас с планеты до катастрофы, то это будет под самый конец существования Земли, и они вряд ли успеют.

– Погоди, ты зашёл слишком далеко! – нахмурился Андрей. – Это конечно и звучит логично, но этому нет никаких подтверждений.

– Спорно, но есть, – усмехнулся Андрей.

– Какие?

– Инопланетные цивилизации.

– Чего? – Плотникова это забавляло и в каком-то смысле даже испугало тем, что можно подумать, будто Крепин не в себе, однако Андрей всё же сохранял то выражение лица, которое не обижает собеседника насмешкой.

– Точнее их отсутствие. Смотри… – Александр выставил перед собой полусогнутую правую руку, совместив пальцы. Начнём с наименее подходящей теории, которая, тем не менее, доказывает, что отсутствие прогресса нас уничтожит. Теория уникальной Земли. Нам надо рассмотреть вероятность появления жизни. Для начала начнём с того, что галактики периодически сталкиваются, что приводит к катастрофам, в результате которых вся жизнь в них должна погибнуть. Но Млечный Путь находится на отшибе, и он довольно давно ни с чем не сталкивался. Ни разу за всё существование Земли. То есть из-за того, что мы находимся в столь редкой галактике, в ней смогла появиться жизнь. Так же периодически происходят столкновения звёздных систем. Но наша солнечная система движется по столь редкой траектории вокруг центра галактики, что это, пожалуй, единственная звёздная система в Млечном Пути, в которой за последние миллиарды лет не происходило столкновений, убивающих всё живое. Не буду всё подробно объяснять, но если кратко, то эта теория гласит, что солнце – это звезда, дающая тепло, на планете правильное соотношение воды и суши, планета находится на правильном расстоянии от звезды и движется по правильной траектории, произошло столкновение двух планет, в результате которого одна из них стала спутником другой, вызывая необходимые отливы, наличие на правильном расстоянии такого гиганта, как Юпитер, который защищает от большинства астероидов, возникновение одноклеточной жизни в подходящих условиях, прохождение этапа одноклеточной жизни очень маловероятно, как и возникновение разумной жизни. И множество иных факторов. С точки зрения теории вероятности, мы не просто единственная жизнь во Вселенной, нас вообще не должно существовать. Вселенная – крайне враждебное для нас место. И если мы не станем развивать науку, то она уничтожит человечество как единственную разумную жизнь. Если эта теория верна, то мы уже опаздываем в своём развитии.

– Слишком уж это мрачно.

– Да. Только следующая теория ещё более мрачная. Вероятно, теория уникальной Земли ошибочна, так как не предусмотрела то, что формы разумной жизни могут быть абсолютно разными. Но почему-то мы не видим их следа во Вселенной. В конечном счёте, они должны были появиться ещё давно, и плоды их жизнедеятельности спустя миллиарды лет развития должны были быть видны по всей Вселенной. Но мы не замечаем их. Почему? Всё очень просто. Для начала мы должны понять, в чём мы точно схожи с иной разумной жизнью. И это, определённо, инстинкт самосохранения. Без него никто не выживет на первых этапах эволюции, так как не имеет такой цели. Также, наличие общества в любой стадии его развития. Без него невозможно передать свои знания будущим представителям своего вида. И то, и другое – свидетельства того, что у иных разумных существ также есть жажда власти вследствие существования общества. А также желание комфорта, а следовательно, и алчность – следствие инстинкта самосохранения. И раз мы их не видим как цивилизации, так и плоды их развития, мы приходим к страшному выводу. Что-то убивает все цивилизации. Не даёт им развиться. И боюсь, я знаю что. Любое общество будет враждовать внутри себя из-за жадности элит, но вызывая тем самым конкуренцию, а следовательно, и развитие… Но рано или поздно кто-то победит. Кто-то возвысится над своим миром и станет им управлять. В каждой цивилизации появляются свои США. И, в конце концов, разумная жизнь вымирает. И это, к сожалению, естественный ход вещей. Но я хочу его нарушить. Сломать природу. А без больших потерь и высоких жертв мы такого никогда не достигнем…

– Не знаю, правильно ли думать настолько далеко, да и о том, чего мы не знаем.

– Не могу быть уверенным на сто процентов. Просто эти две теории лишь закрепляют мою теорию, но они не являются её основой. Но одно мне ясно точно. Угроза от господства США для человечества настолько колоссальна, что мы пока не способны осознать её полностью.

***

Машина остановилась, и Алексей открыл глаза. Он робко поблагодарил таксиста за поездку и вышел из машины, очутившись на обычной питерской улочке. Старые дома с роскошными оконными рамами и изящно изогнутыми стенами, с которых осыпалась краска, с балконными перилами необычных форм и с тёмными длинными полукруглыми арками, ведущими во двор, стояли вдоль широкой дороги, которая вела к очередному перекрёстку, а затем уходила куда-то вперёд.

Алексей минут десять искал нужную арку и наконец очутился в небольшом дворике необычной пятиугольной формы с подъездами на каждой из сторон. На большей из них находился вход в подвал. Спустившись по небольшой узкой лестнице, Павлов оказался у двери. Он остановился у неё, не решаясь действовать несколько секунд, а затем постучался. Однако никто ему не открыл. Затем Алексей, осматриваясь вокруг, попытался дёрнуть за ручку – дверь отворилась.

Павлов вошёл в большое, но полупустое пространство. Тёмные стены слегка освещались небольшими слабыми лампочками. Всюду были протянуты провода, подключённые к источникам электричества. Сверху виднелись трубы. В несколько рядов были расставлены столы с ноутбуками. За ними сидели люди возраста примерно от двадцати до тридцати пяти лет, одетые в свободную форму. Когда адвокат зашёл, они даже не обратили на него внимания.

В конце помещения, за самым дальним из столов, на Павлова удивлённо посмотрел, наверное, самый старший из всех присутствующих: сухощавый и высокий, выглядевший на лет сорок с чем-то. Только за его столом, который был больше остальных, стояла лампа, а также лежали горы бумаг. Он направился к Алексею.

– Здравствуйте! – сказал он. – А Вы кто?

– Алексей Павлов, – в небольшом замешательстве ответил адвокат.

Начальник усмехнулся:

– Извините, просто слышали же историю с Никифоровым? Там просто адвоката звали так же. И вы даже похожи чем-то. Он сейчас у всех на слуху. Я Фёдор Фёдорович Линов, – начальник протянул Алексею руку, и тот в ответ пожал её. – Значит, Вы и его однофамилец, и тёска? Это забавно.

– Я он и есть, – смущённо глухо произнёс Павлов.

Фёдор недоверчиво улыбнулся, а затем также недоверчиво, но с тем же интересом спросил:

– Чем докажете?

– Тут у Вас темно немного. Вы меня, наверное, просто не узнали.

– Наверное. Может быть, выйдем на улицу? Там и поговорим.

Линов открыл дверь и показал жестом, чтобы адвокат шёл первым. Они вышли на улицу и встали друг против друга. Фёдор стал разглядывать Алексея.

– Вы действительно Павлов! – удивлённо заключил он. – Так и что же Вас привело сюда?

– У меня к Вам предложение от Никифорова. Мы знаем, что…

– Погодите! – перебил собеседника Линов. – Предложение от Никифорова? Я весь во внимании.

– Да, – продолжил Алексей в некотором замешательстве. – Мы знаем про Вашу соцсеть и браузер, и…

– Соцсеть и браузер? Нет… Понимаете ли в чём дело… Вся идея соцсетей – всегда была в том, чтобы в неё размещали файлы определённого типа. Например! Видеохостинги размещали видео, где-то – фотографии, где-то, если рассуждать технически, – текстовые файлы. Браузеры – не соцсети, но всё же приближённое к ним. Там размещают информацию, а точнее сайты. И так далее… Но абсолютно все виды файлов уже испробованы, поэтому новых идей не будет. И мы решили создать соцсеть, в которой будет всего понемногу, со встроенным браузером. Вероятно, Никифоров неправильно нас понял.

– Сути дела это не меняет. Так только проще. Так вот, как мы понимаем, Вам необходима куча денег на развитие проекта с учётом нового оборудования и рекламы. Никифоров готов Вам выделить восемь миллиардов долларов, при одном маленьком условии…

Фёдор страшно воодушевился, услышав это:

– Восемь миллиардов? При всём уважении, этого будет слишком много и нам столько и не нужно… Программа уже готова, пусть и не оптимизирована, но даже за треть этой суммы можно запустить такие сервера, с которыми это не будет проблемой.

– Но у Вас будет только две недели на то, чтобы сделать Вашу соцсеть одним из лидеров на российском рынке. Нужна ещё и реклама.

– Но даже так этого очень много, – доброжелательно улыбался Линов.

– Это замечательно! – кивал Павлов. – Нам только лучше. Теперь к условию.

– А да, конечно! Просите, чего хотите!

– Нам нужно сделать так, чтобы Ваши алгоритмы проталкивали антиправительственные и антизападные идеи в топ. Чтобы в рекомендациях пользователей висели призывы к переменам. Чтобы в новостях в браузере отображались новости, направленные против Налавина и его людей. Чтобы, когда человек смотрел в интернете информацию об историческом событии, он видел взгляд со стороны выгодной для патриотической части России, а не так, как этого хочет западная элита. Более того, во всех остальных соцсетях Вами должна быть развёрнута мощная информационная кампания – для этого Вам остальные деньги. Разумеется, это очень опасно, да и вам в штат нужны талантливые политтехнологи. В Китае есть один неравнодушный бизнесмен, который пообещал предоставить Вам и убежище, и сотрудников. Он в несколько оппозиционных отношениях с китайским правительством, да и не хочет раскрываться, поэтому проектом будете руководить только Вы. Мы Вам будем давать задачи.

Линов внешне приуныл и уже погрузился в раздумья. Посмотрев в сторону двери, он, помедлив, ответил:

– Это очень рискованно. Но у моих зарплата двадцать тысяч где-то. Пришли сюда из обанкроченных российских корпораций после марта. Им терять почти нечего. Так что… Была не была!

Глава 7. Революционеры

Александр, Алексей и Андрей сидели за кухонным столом, изредка прихлёбывая борщ из своих тарелок, и молчали. Каждый выглядел уставшим.

– Знаете… Всё пошло даже лучше, чем я думал! – слегка неуместно, но уверенно и с предвкушением заговорил Крепин.

– В каком плане? – спросил, не отвлекаясь от еды, Алексей.

– В том, что не подозревал, что общество активизируется так быстро. За эти две недели эти программисты сделали неплохую соцсеть, хоть и далеко не самую лучшую. Но люди быстро нахлынули туда, так как ищут по всему интернету своих единомышленников. Оппозиционная агитация во всём российском интернет-пространстве. Большинство людей поддерживало прошлую власть, а некоторые не очень, за такие вещи, как коррупция. А победили, по итогу те, кто, используя эту самую коррумпированность былого правительства как аргумент в свою пользу, были просто либералами. Никакую коррупцию они не победили – это ведь делается только репрессиями и хорошей работой спецслужб. А они хотели окончательно присоединить Россию к этой однополярной системе. Конфликт на Украине показал, что нынешняя идеология либералов в России – желание стабильности по всему миру. Это похвальная гуманистическая цель, но не для политики нынешних времён. Хотя дело не только в каких-то миролюбивых целях. Их убедили, что сегодняшний мир – лучшее время за всю историю человечества. Если смотреть с точки зрения быта, то возможно. Но самое главное, к сожалению, они не понимают, что из себя представляет государство. Тогда, в две тысячи двадцать втором году и последующих, они называли нас государством-террористом. Но если посмотреть с их точки зрения взгляда на мир и законы, то каждое государство – государство-террорист! И так было всю историю! Каждое из них или центр силы, который постоянно ведёт войны, шантажирует политиков и манипулирует ими, совершает бесконечные противозаконные акты через спецслужбы, или их пособники, каковыми и сегодня являются почти все страны на Земле, которые помогают центру силы в лице США, способствуют развитию американской экономики, продают им оружие, подстраиваются под них и их систему, да и просто торгуют с Америкой, а некоторые, такие как Россия, Германия, Китай, Франция, Великобритания, и сами совершают преступления подобные преступлениям центра, а остальные лишь потирают руки в сторонке, ожидая своей возможности совершить преступление ради своих нужд. Но тот, кто туда не входит, по типу, Ирана – само проявление диктатуры и милитаризма и тем более преступлений по либеральным законам, и такова цена иранского суверенитета, так как иначе во власть просочатся прозападные политики и отнимут суверенитет. И у государства есть только четыре выбора: или быть центром, то есть террористом всех террористов, или быть пособником центра и порой совершать мелкие преступные действия, например, кого-то убить по политическим мотивам или укрыть международного преступника в своей стране в интересах центра, или быть полноценным пособником полюса силы, то есть полноценным террористом, или же сопротивляться всем центрам, задействовав террористические методы. И так было на протяжении всей истории человечества! Страны менялись лишь ролями, преступлениями и способами их исполнения.