Цена спасения

– Не, ну отцу моему не настолько на меня всё равно, чтобы его как будто и не было, – говорила Ксения также тихо. – А отказаться от родного сына, которого ты вырастила, из-за каких-то таких вот убеждений… Это какой-то бред.

– Да я там тоже хорош, – вздохнул Андрей. – Давай не будем о грустном, – улыбнулся он через силу. – Вот мы же хотели прогуляться, как дождь кончится, а он, видимо, уже заканчивается. А за территорию из мер безопасности выходить нам нельзя. Нет, здесь, конечно, и дома весело, можем ещё раз сходить в ваш шикарный бассейн с фонтаном (я до сих пор не понимаю зачем фонтан в бассейне!) в подвале, но каждые полчаса туда ходить, кажется, слишком. Но, может, есть чем заняться на территории?

– Тебя послушать, ты как будто на курорт приехал, а не работать! Хочешь воспользоваться всеми услугами нашего пятизвёздочного отеля! Хотя мой отец, думаю, не то чтобы был бы рад даже тому, что ты плавал в нашем бассейне. Хорошо, что он не узнает.

Оба с ехидной улыбкой посмотрели друг на друга.

На лестнице послышались шаги. Спустился Крепин, заворачивая к дивану. Показавшись перед слегка напрягшимися Никифоровой и Плотниковым, он приветливо улыбнулся.

– Ксения, Вы бы не могли позвать отца? Я не могу найти Галину, а мне, чужому человеку, да ломиться в комнату Константина Григорьевича?! Очень Вас прошу!

Никифорова кивнула и, провожая Александра холодным тусклым взглядом, направилась к лестнице. Крепин с лёгкой улыбкой, чуть оборачиваясь и вслушиваясь, дождался, пока Ксения поднимется, и тут же упал на диван рядом с хмурым Плотниковым прямо на то место, где сидела Никифорова.

– Ожидаемо, но тебя уже ищут спецслужбы, – начал Крепин, задумчиво и улыбчиво прищуриваясь. – Трифонов вышел с нами на связь. И Никифоровым, и нам надо уезжать, как можно скорее. Твоя группа уже сидит на съёмных квартирах, но всё равно их связь с тобой не нашли, их никто не разыскивает. Вы хорошо сработали, но оставим пока твою группу там.

– И куда мне ехать? – задумался Андрей.

– У нас пока катастрофически мало людей, освоенных средств и связей. Есть только одна достаточно надёжная квартира, где тебя бы не нашли, а я бы смог без лишних глаз заниматься организацией с этой аппаратурой, что мне должен выдать Трифонов, а Лёша смог бы мне помогать.

– Ты главный среди нас, пусть пока никто этого в спецслужбах и не подозревает! Будут искать меня, найдут тебя и всему конец!

– Я знаю! Мы очень рискуем, живя в одной квартире с разыскиваемым преступником и адвокатом, что возьмётся за такое крупное дело!

– То есть ты не нашёл никого, кто смог бы защищать Никифорова в суде, кроме Павлова?

– Да, я знаю, но это временно! Тут вопрос и в том, что, появись ты теперь на камерах хоть раз, тебя сразу найдут. Трифонов стёр записи с камер аэропорта Шереметьева, а после, так как ты был в тонированной машине, тебя не смогли отследить. А она у нас здесь одна, выехать на ней нам надо вместе, никого не должны заметить, так что это вопрос чисто технический.

– Я понимаю, но зачем нам Павлов? – возмущался Андрей. – Ты хочешь сказать, что во время такого важного суда, за ним не будут следить? Узнавать кто он, где живёт?

– Квартира в таком удачном месте и такой архитектуры, что, не находясь внутри самой квартиры, почти невозможно следить за тем, что происходит. Лёша не будет жить с нами двумя до конца судебного процесса, дальше, будем надеяться, он не будет интересен спецслужбам. Он спокойно может появиться на камерах, а его связь с Никифоровым, учитывая предстоящий судебный процесс, никого не удивит, так что Лёша спокойно может выйти под камерами с территории этого дома. Но после он мне будет нужен рядом, потому что мне нужен рядом исполнитель, до того, как я выстрою всю сеть, чтобы Лёша вместо меня контактировал с внешним миром. А ты рано или поздно уедешь от нас, но всё равно, учитывая твою роль в революции, лучше будет, если у нас будет возможность обсудить всё вживую и заранее.

– Хорошо, – недовольно вздохнул Плотников. – Но ты знаешь, что я задолго до госпереворота был знаком с Василием Борисовичем. Если ищут меня, то этим я подставляю его.

– Трифонов – директор ФСБ, – отвечал Крепин непринуждённо. – Ты в глазах спецслужб обычный наёмник, так что такой важный человек из ФСБ, как Трифонов, пусть тогда и не находясь на должности директора, спокойно мог взаимодействовать и контактировать с такими людьми, какими спецслужбы пока видят тебя, то есть наёмником. Никакие спецслужбы не работают законно.

– Звучит, вроде, не так плохо, но ведь если хоть что-то пойдёт не так…

– К сожалению, да, так оно и есть, я понимаю, – кивал Крепин задумчиво. – Но было ясно с самого начала, что тебя станут искать, и с самого начала я понимал, как подставляю этим и себя, и особенно Трифонова, – затем Александр быстро переменился в лице, улыбнувшись. – К вечеру нас уже здесь не будет. Так что иди собирай вещи.

***

Василий уже подходил к зданию Центрального банка. После недавнего дождя дорога была покрыта лужами. Директор ФСБ успел переодеться в деловой костюм.

У входа находились большие чёрные ворота, а рядом была будка, в которой сидел охранник. Трифонов постучался к нему в окошко, дожидаясь, пока оно откроется:

– Можете пропустить?

– А где Ваш пропуск?

Василий стал рыскать в своём рюкзаке и достал оттуда какой-то небольшой документ.

– Вот мой пропуск, – заявил он, показывая своё удостоверение из ФСБ.

– Какие-то проблемы?

– Да, надо кое с чем разобраться. Можете мне вызвать Никиту Дмитриевича Гунашева?

– Да, конечно.

Небольшой дворик у входа был совсем пустым. Василий поднялся по небольшой лестнице к двери и вошёл внутрь. Там стоял лысый мужчина лет сорока. Он оглядел директора ФСБ и спросил:

– Не Вы случаем Василий Борисович Трифонов?

– Это я.

– Простите, что сразу не узнал, всё же ФСБ уже не столь значимая структура и…

– Я понимаю, – делал очень мелкие и частые кивки Трифонов. – Пойдёмте наверх, нам надо кое-что обсудить.

– Я же надеюсь, меня ни в чём не обвиняют?

– Нет. Ни в чём, – махал рукой Василий Борисович.

Гунашев вошёл в свой кабинет и сел на удобный белый диван. Трифонов сел напротив на кресло. На столе между ними в круглой стеклянной вазе лежали яблоки и мандарины.

– Итак, – начал Василий. – Вам должна была прийти недавно заявка от Константина Никифорова. Вы же получили её?

– Да, получили. Но пока не рассматривали и, честно говоря… И не собираемся.

– Ясно почему. Он тесно сотрудничал с прошлым правительством, и его в принципе не любят в правительстве. Тем не менее… Вы один из главных людей в ЦБ. Вполне можете дать разрешение на это.

– К чему Вы клоните?

– Может мы могли бы договориться?

– Это как это… Договориться?

– Ну… У меня в портфеле лежит носитель криптовалюты с сотней биткоинов.

– Я не стану… – засмотрелся Гунашев на портфель Трифонова, как вдруг резко опомнился. – Вы хотите меня подкупить?

– Ну… – протянул Трифонов. – Можно и так сказать. Если Вы боитесь за собственную жизнь – не переживайте. С таким состоянием Вы сможете укрыться, где угодно, и жить там безбедно.

– И в чём смысл такой жизни, если мне надо будет скрываться?

– Сотня биткоинов – где-то полмиллиарда рублей по текущему курсу. С такими деньгами Вы будете жить отлично в любой точке мира. Тем более, Россия – далеко не самое лучшее место на Земле, сами понимаете. Может тут теперь и свобода, но осталась бедность, отсталость, да и коррупция тоже.

– Не так уж мне здесь и плохо… – пробурчал Никита. – Это какая-то проверка, да?

На лице Гунашева читалась тревога. А вот Трифонов был спокоен, как удав.

– Нет. Я бы не пришёл сюда лично, чтобы проверить Вас или подставить. Я бы послал какого-нибудь своего человека под прикрытием. Я не стану заниматься столь незначительными делами.

– Кто знает, может, Вы специально пришли сюда, чтобы я подумал так же… – пробурчал Никита Дмитриевич.

– На кону полмиллиарда рублей, – бормотал Василий Борисович. – Просто напоминаю.

Гунашев истерично засмеялся, отчего ему сразу стало стыдно, и он перестал:

– Вы хоть понимаете, что подкупаете должностное лицо?

– Я не идиот, – разводил руками Трифонов. – Конечно, понимаю.

– Ну если только дать разрешение на запуск серверов… – задумался Никита Дмитриевич, закусив изнутри щёки, отчего перекосило рот. – Хотя нет! Знаете что! Меня так просто не купишь!

– Понятное дело! – выдыхал Василий. – Я никогда не сомневался в Вашей честности! Поэтому на самом деле у меня две сотни биткоинов, ну да ладно… – махал рукой Василий Борисович.

– Погодите… – чесал затылок Гунашев, раскрыв рот. – Сколько?! Вы с ума сошли? Откуда у Вас такие деньги вообще?

Трифонов будто не слышал его:

– Но только для этого мне нужен доступ к архивам договора и всем записям камер со сделки по продаже РосРесурса Никифорова. К той, что была пять месяцев назад, то есть в марте.

– Но я… – глаза Никиты стали быстро бегать по комнате из стороны в сторону. – Не знаю, – сказал он в пустоту самому себе.

– Я, как глава ФСБ, способен дать Вам полную защиту во всех судебных разбирательствах. Вас максимум уберут с должности или понизят.

– Да дело не в этом! – подавленно ответил Гунашев.

– А в чём? В Ваших моральных убеждениях? Что-то вроде “все говорят, что коррупция – это плохо, поэтому я так поступать не буду!”? Я Вас прекрасно понимаю!

Гунашев нервно рассмеялся:

– Да нет же! Я…

– Не оправдывайте себя. Да и сами подумаете, разве новая власть, которая правит только шесть месяцев, но уже разрушила всё, того достойна? Достойна Вашей верности?

Банкир посмотрел на Трифонова с некоторым презрением.

– Понимаю! – оправдывался сотрудник ФСБ. – Вы, кажется, убеждённый либерал…

– Да нет же! Я…

– Ладно… – показал Василий пальцем в потолок. – Что тянуть кота за хвост? Там на самом деле четыре сотни биткоинов!

Гунашев, преодолевая какую-то неясную боль, вскрикнул:

– Хорошо, я согласен!

Банкир, сделав недовольное разочарованное лицо, быстро подошёл к компьютеру на своём столе и скомандовал Трифонову:

– Давайте сюда свой носитель!

– Конечно, держите…

Василий Борисович открыл передний отсек своей сумки и протянул флеш-накопитель Гунашеву. Банкир, дрожа, взял носитель, вставил в компьютер и со злостью произнёс:

– Набирайте свой пароль!

Трифонов неторопливо подошёл к клавиатуре и набрал какие-то символы. Увидев обещанную сумму, Гунашев, недоверчиво глядя на Трифонова, демонстративно взял телефон со стола и позвонил кому-то:

– Алло, Лена! Прими заявку от Никифорова и сейчас же оформи прилагающиеся документы! Также дай гостю доступ к архивам за март! Немедля!

А затем резко положил трубку. Трифонов кивнул и сказал:

– Благодарю! И всего хорошего!

Он направился к двери, но послышался удивлённый голос сзади:

– Погодите, но тут пять сотен биткоинов, а не четыре!

Трифонов повернулся к банкиру и ответил:

– Если совсем честно, я думал, что Вас будет купить несколько сложнее… Оставьте всё себе.

***

– Итак, Константин Григорьевич! – объявил ворвавшийся в комнату олигарха Крепин. – Заявка принята, совершайте перевод, пока у Вас всё не арестовали!

– Это… – отвечал удивлённый и радостный олигарх. – Это прекрасно!

– И да, Константин Григорьевич! – сказал Крепин. – Я же обещал Вам, что то, что мы сделаем дальше, Вам понравится. Так вот…

Александр медленно положил на стол какие-то папки с документами.

– Что это? – с настороженностью спросил олигарх.

– Прочитайте, – улыбался Крепин.

Олигарх открыл одну из папок и, листая один документ за другим, сказал:

– Так это же копия.

– Не переживайте! – потёр глаза Александр. – Документы будут доставлены завтра утром.

– Хорошо, но что это?

– Прочитайте, – Крепин снова показал на документы.

Олигарх стал всматриваться в текст, а затем, удивлённо подняв бровь, сказал:

– Так это же протокол сделок по продаже месторождений. И зачем он нужен?

– Там всё, мягко сказать, было незаконно. Вы это знаете лучше других. Шантаж, коррупция, сфабрикованные судебные дела…

– И что мне это даст?

– Мы отсудим для Вас РосРесурс, а также заставим покинуть Россию все иностранные нефтяные компании. За правонарушения. Тем самым избавим власть от важных союзников и изменим настроения в элите и обществе.

– Мне нравится, – хмуро сказал Константин, затем как-то стыдливо улыбнулся. – Вдобавок, у меня у самого есть некоторый компромат на них. Но чего-то слишком далеко вас всё это затянуло.

– Против доказательств в документе не попрёшь!

– Но нам всё равно нужен очень хороший адвокат.

– Хорошо, что Алексей талант, неправда? – усмехнулся Александр. – А пока что готовьтесь к отъезду.

Глава 5. Народный олигарх

Мужчина лет пятидесяти, одетый в халат и тапочки, сидел у себя в квартире в большой круглой комнате, за столом, на котором не стояло ничего, кроме недопитой бутылки с алкоголем. На белых стенах висели дорогие бра, освещающие помещение. Он попивал элитное вино из большого бокала и читал какой-то иностранный роман, всматриваясь через маленькие круглые очки с очень тонкой оправой в каждую строчку.

Раздался звонок в дверь. Мужчина осторожно положил книгу на стол, отодвинул бокал с вином и нехотя пошёл ко входу в свою квартиру. Он недовольно протянул: “Кто там?!” – и распахнул дверь.

На пороге стоял Александр, одетый в дорогой костюм.

– Вы кто? – удивлённо и грозно спросил хозяин квартиры.

– Я по поводу Вашей работы, – спокойно ответил Крепин.

– Можете говорить поконкретнее? – с неудовольствием попросил жилец.

– Да, хорошо. Но для начала мне надо пройти к Вам в квартиру.

Мужчина в халате оглядел Александра и, снисходительно сказав: “Тогда подождите минутку!”, захлопнул дверь.

Крепин выдохнул и стал оглядывать этаж многоквартирного дома, который он не разглядел, выходя из лифта, будучи погружённым в раздумья. Это был широкий длинный коридор с полом, покрытым зелёным чистым ковром, с дорогими лампами, большим обзорным окном с одной стороны и комнатой с двумя лифтами с другой – самая обычная планировка в дорогих домах и элитных отелях. Но она была до того однообразна и безвкусно устроена, что Александр быстро начинал сходить с ума от скуки и духоты, царившей здесь.

И вот спустя долгие три минуты дверь распахнулась, и перед революционером предстал хозяин квартиры, одетый в джинсы и рубашку, обтягивающую его большой живот, а сзади него – так же вольно одетые четыре телохранителя, которые, судя по их взглядам, были вялыми и витающими в облаках.

– Так чего Вы хотели? – спросил пожилой мужчина.

– Вы же Леонид Сергеевич Соколов и по совместительству председатель Верховного суда РФ? – доброжелательно спросил Александр.

– Ну да, и? – самодовольно поинтересовался хозяин квартиры.

– Позвольте мне зайти, пожалуйста, для начала! – заглянул в квартиру Крепин. – Я бы очень хотел с Вами поговорить!

– Хорошо, но прежде Вас осмотрят.

К Александру подошёл один из охранников. Он быстро постучал по всем карманам Крепина и протянул:

– Ничего…

Александр стал прорываться сквозь охрану, чтобы зайти в квартиру, но в тот же миг они расступились. Тогда Александр прошёл в зал, в котором сидел судья до его прихода, и опустился на стул возле стола, а затем, улыбаясь, обратился к Леониду Сергеевичу:

– Давайте присядем и всё обсудим!

Соколов, возмущённый таким поведением, вошёл в зал и закрыл за собой дверь, затем сел напротив на мягкий диван.

– Итак, – начал Крепин. – Недавно в Верховный суд, то есть к Вам, поступил запрос на рассмотрение дела о пересмотре сделки Никифорова и иностранных компаний по продаже месторождений.

– Я такое не стану рассматривать, конечно, – как бы хвастаясь собой, ответил Соколов. – Очередной олигарх бесится из-за того, что просчитался и заключил невыгодную сделку… Не переживайте, не буду.

– И зря! У нас есть весь компромат и документальные свидетельства того, что сделка была незаконной, а также имели место шантаж и угрозы.

Судья вздохнул, глядя в потолок, и ответил:

– Ну я же вижу, что Вы не идиот! Когда речь идёт о подобных Никифорову или о других политических делах… Никакой закон не в силе! Это всего лишь цирк, за которым скрывается коррупция, ложь, шантаж, манипуляции, угрозы и прочая грязь. Особенно в такой стране, как Россия, – он широко улыбнулся и потянулся к вину.

– Именно поэтому я здесь. Я пришёл предупредить Вас, что, когда начнётся судебный процесс, за ним будет наблюдать очень высокопоставленный человек. Директор ФСБ. И он может в любой момент направить как подсудимого уже Вас за подсуживание любой из сторон в действительно независимые суды. Таких осталось мало, но мы найдём. Прошло меньше шести месяцев со времени смены власти и ещё не везде сидят прозападные пешки Налавина.

На лице Соколова появилась тревога, а затем, изо всех сил пытаясь показать себя спокойным, он, улыбаясь, ответил:

– Я просто не приму Вашу заявку, вот и всё! Мне не о чем переживать!

А затем потянулся за бутылкой и вылил всё в свой огромный бокал.

– Не волнуйтесь, Леонид Сергеевич, я всё понимаю, – неторопливо и спокойно отвечал Крепин. – Вас в случае победы Никифорова в деле не просто сместят с этой должности, а скорее всего лишат всего. Абсолютно всего. А затем посадят или убьют. Это ясно… Однако господин Никифоров сможет укрыть Вас где-нибудь на Кубе, к примеру, и там Вы бы смогли жить на его обеспечении до конца своих дней.

– Мне такого не надо. Дайте старику дожить спокойно! Та жизнь, которая у меня сейчас, просто замечательна! Самые красивые женщины, дорогое вино, деньги – у меня есть всё. Я судил почти каждого члена прошлого правительства под вымышленными предлогами. За это мне дали столь высокую должность. Я многим рисковал, чтобы получить вот это всё! И я вдруг отдам всё это за то, чтобы какой-то олигарх стал зарабатывать чуть больше? Нет уж… Ни за что!

– Вам достаточно сделать просто один звонок! Сказать, чтобы приняли заявку!

– Зачем мне это?! – возмутился судья, стараясь показать, насколько ему неприятен этот разговор.

– Поймите, Вы немного теряете, Вы просто будете почти так же богаты, но не в России, – покосился Крепин. – Но при этом Вы сделаете общественно важное дело. Разве Вы не видите, что устроил Налавин, придя к власти? С самого февраля он ослабляет влияние на различные регионы, которые в ближайшей перспективе отделятся, разваливает армию, насильно проталкивает иностранный капитал, что убивает отечественную промышленность… Этот ход должен охладить его пыл.

– А Вас лично так волнует судьба страны или Вы просто отрабатываете деньги, что Вам заплатил Никифоров? – усмехнулся судья. – Вы думаете, что это действительно кого-то волнует?

– Да, такие люди точно есть, – кивнул Крепин.

Судья уж было собирался налить себе новый бокал вина, но его бутылка была уже пуста. Он показал жестом “стоп” и пошёл к небольшому мини-бару в противоположном конце комнаты.

– Мне совсем не нравится Ваш взгляд на вещи, молодой человек, скажу честно, – отвечал судья, любуясь десятками бутылками самого дорогого вина.

– Давайте что-нибудь крепкое… – тихо произнёс Александр.

– Я так понимаю, Вы хотите поразвлечься за счёт моей коллекции… Было бы забавно, если Вы пришли сюда только ради этого.

– Нет, – Крепин не знал, как реагировать, находя сказанное странным.

– Не оправдывайтесь! В моём доме обычно бывают только охрана и проститутки. Одни делают вид, что верны мне как псы, но видно, что они здесь из-за денег, а другие делают вид, что тоже получают удовольствие, хотя от такого старика его быть не может и тоже очень видно, что они это делают исключительно ради наживы. Эта фальшь была мне отвратительна первое время, но потом я привык… Но в Вас я её почти не вижу. Если хотите знать, мне приятнее считать, что Вы – мой собутыльник.

Судья поставил на стол большую бутылку абсента. Леонид подошёл к полкам с рюмками, но Александр остановил его:

– Стойте! Возьмите что-нибудь побольше. Вот те непрозрачные кружки, примерно с четверть литра.

Леонид покачал головой. Судья демонстративно поставил кружки на стол, налил в них абсент и сел напротив Крепина:

– Ну что же! Раз уж Вас так волнует этот Никифоров, так давай выпьем за него!

Они подняли кружки, Леонид улыбнулся, они чокнулись и поднесли напиток к губам. Александр побледнел, очень осторожно и совсем немного наклонил кружку, и стоило только капле попасть ему в рот, как Крепин закашлялся и покраснел. Соколов, выпивший явно больше, засмеялся с треском в его слегка хрипловатом голосе.

– И всё-таки я не понимаю, – прекращая смеяться, закрывая рот, ответил Соколов. – Вы, видно, образованный человек, умный, а пытайтесь купить меня такими предрассудками.

– Какими предрассудками? – вертел головой Крепин.

Судья явно был в предвкушении, потому сделал ещё глоток, глазами тем временем выжидая пока Александр тоже выпьет.

– Для начала ответьте Вы мне на вопрос, Вы просто работаете на Никифорова или действительно верите в то, что такая страна, как Россия, для адекватного человека может иметь хоть какое-то значение?

Крепин легонько улыбнулся, он явно заинтересовался, а затем, будто догадавшись о чём-то, ответил:

– Верю, я верю, что Родина должна быть важна человеку. И мне она важна. И я искренне не понимаю Вашей трусости, когда на кону стоит справедливость! – произнёс Александр так наигранно, что чуть не рассмеялся, смотря в потолок.

– Удивительно, – судья сделал ещё глоток – довольно крупный. Его совсем сморщило. – Разве Вам неизвестно, что Родина, религия, да и прочая мура – лишь инструмент, который создан для управления массами! Господи, да это так очевидно, что даже произносить это странно! – воскликнул он и сделал ещё один глоток – теперь несколько меньше. – В чём должен диктатор убедить народ для того, чтобы тот беспрекословно слушал его, умирал за него – убедить в том, что в их стране есть какой-то смысл, что это какая-то обязанность – служить ей, что в ней есть что-то священное. Та же самая религия – только там всё ещё глупее, люди выдумывают себе дядьку на небесах, и беспрекословно слушаются его церковь, через которую государство ими и управляет, оправдывает войны. Абсолютные, не имеющие ничего общего с правдой предрассудки! Бога нет – каковы вообще есть причины полагать, что Он есть? Зато есть самые настоящие преступления в Его честь, вроде крестовых походов, и наживающиеся на церкви люди. Государство? Это просто разделение территорий на сферы влияния, а патриотизм, фашизм, нацизм – придуманы только для того, чтобы рабам было хоть какое-то дело до интересов верхушки. Господа хотят привить чувство ответственности рабам за весь остальной мир, хотя сами этого чувства не имеют. И никто не должен иметь. Потому что и неясно что это, если по-настоящему! Человек не обязан ничего никакому человечеству, потому что любая польза обществу – это предрассудок, придуманный для удержания власти. И есть только одна польза человечеству, а точнее человеку – быть свободным от этих предрассудков, – судья сделал ещё глоток. – Не жить, ради того, чего вовсе нет, а придумано кем-то другим. Свобода – единственная верная идея, но и она не должна быть предрассудком, потому и ради неё не стоит ничего делать. А единственная ценность (настоящая ценность!) – это человеческая жизнь, иное – лишь придумано. Ведь именно человек несёт в себе свободу! И только его интересы имеют ценность, он не должен быть зависим или обязан другим. Его состояние, быт – вот что важно. Это есть на самом деле, это не придумка, вроде величия империи или Бога, приносившие только боль, репрессии, смерти, войны! А потому, я хоть и являюсь человеком свободным, ничто никому не обязанным, но я точно скорее бы выбрал либерального Налавина, нежели патриотичных Вас. Либерализм – самая чистая идеология, свободная от предрассудков, позволяющая человеку вырваться из оков и общественных устоев, чтобы он стал самим собой, – судья сделал совсем большой глоток, но уже не обращал никакого внимания на то, как ему становится хуже. – И мне решительно непонятно, как такой человек, выглядевший весьма образованным и умным, может верить в какую-то идею о таинственном долге перед чем-то! Причём перед Россией – страной, несущей миру только горе и войны, как в случае с Украиной! Почему для вас благо России важнее блага других государств – сплошные противоречия!? И, как мне кажется, большая часть из вас просто боится об этом помыслить, не хотите… Гессе в своё время очень точно сказал: “Кто слишком любит покой, чтобы самому думать и самому быть себе судьёй, тот подчиняется без разбора любым запретам”.

– А разве сам либерализм и идея о свободе – не такой же предрассудок? – спрашивал Крепин, пока судья наливал себе ещё. – И раз уж они гласят о том, что нет ничего ценнее человеческой жизни, то отчего либералы убивают, почему некоторые из них живут ради этой идеи, раз верят в свободу от обязательств? Разве это не либеральные сторонники Налавина расстреляли старую власть, разве не либералы стреляли по Белому дому в девяносто третьем? И разве США – центр всех свобод – не принимают участие почти во всех мировых конфликтах?