Цена спасения

– Но эта война! Неужто Вы считаете, что эта любовь может быть столь сильна, что за неё можно отправиться насмерть? Так и что же, если война может быть “хорошей”, то на неё добровольно пошли люди, что больше Вашего любят Россию? Или Вы бы тоже отправились?

– Я её до конца прошёл с двадцать второго года, – хмуро пробурчал Андрей.

– Боже, сколько Вам лет? – показалась взволнованной и искренне сострадающей Ксения.

– Двадцать семь, – отвернулся Плотников.

– Младше меня на три года, а уже так… – она резко и задумчиво замолчала. Почему-то ей стало стыдно.

***

Олег со своими людьми ехал к аэропорту. Он сидел рядом с водителем и постоянно смотрел то в одно окно, то в другое, в смятении о чём-то задумавшись.

– Не забывай, что нам ещё надо избавиться от оружия, – сказал Олег водителю.

– Я помню. Тут как раз по пути есть лесочек. Там и сбросим.

– Вы точно хорошо спрятали тело?

– Да, точно!

– Как-то всё просто получилось. Мы управились за совсем короткое время, а сами были вооружены на встречу с полноценной охраной. Кто-ж знал, что он один ездит.

– И что?

– Ну охрана такого высокопоставленного лица наверняка следит за ним. И он должен был уже приехать на место. А раз его нет, то охрана уже начала поиски раньше времени, тогда у нас меньше времени до того, как нас заметят, но раньше времени мы же улететь не сможем?

– То есть ты хочешь сказать, что план Александра всё-таки не был так “гениален”, как нам говорил Трифонов?

– Нет, я только больше убедился в его гениальности.

– Ну и что тогда волнуешься? С нами ничего не произойдёт.

– Не в этом дело. Сдаётся мне, Крепин нами “пренебрёг”. Для него важнее эти проклятые деньги, а с таким планом, жертвуя нами, Крепин имел наивысшие шансы на это… И деньги-то уже у Никифорова, на кой теперь-то мы Крепину сдались?

Водитель цыкнул и задумчиво приподнял брови. Он попытался что-то сформулировать, но смог лишь пробормотать что-то невнятное.

***

Ксении было непривычно сидеть в эконом-классе, особенно из-за его тесноты, но её это сильно не тревожило. Двигатели изо всех сил гудели, но вокруг как будто бы всё молчало. Насчёт того, что получится успешно сесть в России она не волновалась, а потому верно давно бы уже уснула, а не продолжала бы смотреть, застыв у окна, если бы не давящий её пустой, направленный чуть выше кресла впереди взгляд Андрея, сидевшего подле. Почему-то Ксения испытывала сострадание к этому человеку, хоть и без сожаления. Всё же, Плотников будто бы знал где находится и зачем, но Никифоровой виделась в том какая-то неуловимая трагедия.

– Может быть я чего-то не понимаю конечно, – вдруг заговорила она тихо, не отворачиваясь от окна. – Ну ведь если, как Вы сказали, нужна именно любовь, то почему бы просто не любить людей рядом? Это безопаснее, проще, даже понятнее, наверное… Родителей, детей, партнёра…

– Люди могут предать. Все, без исключения…

– Да, Вы правы, наверное, – ещё сильнее влезла взглядом в иллюминатор Ксения. – Вот меня родная мать, – Никифорова была из той категории людей, коих было особенно много в двадцать первом веке – в эпоху так называемой “новой искренности”, когда, например, в соцсетях публично рассказывают о своих самых личных проблемах, нередко даже умудряясь монетизировать это. Потому Ксении не было проблематично рассказать о чём-то столь, на первый взгляд, сокровенном случайному человеку. Возможно, потому что оно и не являлось для неё сокровенным, ведь, может быть, для таких людей в принципе нет ничего по-настоящему сокровенного. – Просто бросила нас с отцом, когда мне было три. И даже теперь, спустя столько лет, он не может её забыть, и периодически приходит в клуб, где они часто проводили время. Просто сидит там в углу и грустит, ждёт, вдруг она придёт. Такая любовь, конечно, не к чему. Но ведь и своя страна может предать, нет? Не в этом ли парадокс любви как таковой?

– Если Родина предаёт тех, кто ей предан, значит кто-то предал саму Родину или она сама себя. И вот Налавин сделал именно это. Предал её. Мы потому Вашему отцу и помогаем.

Глава 3. Что делать?

– Ваша дочь уже в трёх часах от Москвы! – объявил Александр, неожиданно ворвавшись в комнату, и сел напротив Никифорова.

Константин в этот момент сидел за столом и пил кофе, чтобы взбодриться с утра. Услышав эту новость, он чуть было не поперхнулся.

– И деньги пришли! – сказал он с улыбкой, словно не веря в происходящее. – Правда с комиссией в десять процентов…

– Чтобы её избежать, нам бы пришлось оформлять и предъявлять кучу документов, – оправдывался Александр. – Уж поверьте, времени там на это не было…

– Ничего! – махнув рукой, перебил его олигарх. – Если бы не Вы, я бы и близко не вернул себе столько денег.

– Но не забывайте про свою часть сделки…

– А куда мне деваться? Вы же сами знаете, что мне придётся поддержать Вашу революцию, при текущей власти я не смогу сохранить состояние.

– А почему ж Вы тогда так спокойны? Вы же очень боялись сначала участвовать во всём этом.

– Да, кстати об этом, – сделал серьёзное лицо и строго посмотрел на собеседника Никифоров. – Я нашёл отличное тайное местечко с особняком у моря на востоке России, где мог бы спокойно скрываться вместе с дочерью. Оттуда я буду пересылать вам необходимые средства и не переживать о своей безопасности. Но… Для этого нам нужно как можно скорее перевести все средства в криптовалюту… Я до сих пор не понимаю, как Вы собираетесь добиться разрешения на столь крупную финансовую сделку.

– ЦБ – сегодня крайне коррумпированная структура, – как бы поправляя олигарха, сказал Александр. – Думаю, у меня есть связи, чтобы Вам разрешили всё оформить. Но Вам нужно будет дать нам на это несколько сотен миллионов… Чтобы уж наверняка.

***

Андрей и Ксения скорым шагом вышли из телескопического трапа и стали спускаться вниз.

– Так куда мы так торопимся? – спросила Никифоров.

– Надо встретить наших.

– Так они же ещё явно не вышли! – хмуро ответила Ксения.

Плотников просто отвернулся и до выхода в зал они оба молчали. Через две минуты в толпе выходящих из самолёта пассажиров к ним выбежал молодой парень лет девятнадцати, оглянулся и впопыхах сказал:

– Андрей, идите без нас. Мише, как только он отключил авиарежим, почти сразу позвонили Павлов. Короче… – молодой человек заговорил устало и непринуждённо. – Иди к нему, он Вас отдельно куда-то должен отвезти, а мы тут сами как-нибудь разберёмся, не переживай.

– Ну ладно… – нахмурился Андрей.

Дочь олигарха с Плотниковым отправились на выход. Вскоре они снова встали в очередь у паспортного контроля. Их быстро проверили, лишь слегка приоткрыв паспорт и сверив фото с лицом, и отправили восвояси. Быстро миновав зал прилета, они вышли в основное пространство первого этажа. Всюду, полулёжа на грязном, давно нечищенном полу, сидели бедняки, одетые в какие-то лохмотья, и просили милостыню.

– Что произошло? – удивлённо спросила у Андрея Ксения. – Когда я уезжала, такого не было.

– Когда ты уезжала, такого правительства не было, – мрачно ответил Плотников. – Вот что произошло…

– Чтобы ты о них не говорил, но так они же вроде наоборот хотели… Всё улучшить.

На улице царил хаос. Бездомные устроили здесь настоящий лагерь, соответствующий их положению. Где-то виднелись самодельные палатки из тряпья, кто-то сидел и варил что-то в ржавом котелке у пропахшего сгоревшей пластмассой костра.

– Собрались здесь в надежде получить что-то из забытых багажей, – мрачно обратился к дочери олигарха Андрей. – По большому счёту, все вещи должны возвращать, но эти люди не дают этого сделать, угрожая разгромом аэропорта. Идём, нам надо обойти аэропорт.

На обочине в селе Чашниково возле недорогой чёрной машины с тонированными стёклами стоял Алексей Павлов. Как только он увидел дочку олигарха, сразу подошёл к одной из задних дверей и открыл её.

– Здравствуй, – сказал он своему товарищу, как бы не замечая Ксению, а затем повернулся к ней, указывая на вход в автомобиль, и неестественно улыбнулся:

– Прошу!

И сразу открыл ей дверь. Никифорова с некоторым раздражением посмотрела на Павлова и села на заднее сиденье.

– Где Олег? – быстро спросил Андрей. – У него всё получилось?

– Не знаю, – разводя руками ответил Алексей. – Давай сядем и всё обсудим.

– Хорошо, – недовольно стрельнул глазами Плотников.

Павлов оббежал машину и сел за руль, а бывший военный устало откинулся на спинку кресла рядом с водителем. Машина тронулась.

– Ну так что? – нетерпеливо спросил Андрей.

– Олег и остальные должны были вернуться, но билеты у них были куплены в Домодедово, так что не знаю, – спокойно и безразлично отвечал Павлов.

– Ну как так? Они же должны были уже прилететь, и ты бы об этом сразу узнал.

– Об этом сразу узнал бы Александр, а не я, – также безразлично отвечал Алексей. – Возможно, он пока не хочет, чтобы мы знали, что происходит.

– Это всё равно как-то подозрительно… – эмоционально протягивал Плотников.

– Послушай… – устало говорил Алексей. – Я недавно говорил по телефону с Александром, где-то час назад, и вроде как всё было в порядке. Вдобавок он был… Даже несколько радостным.

– Как это Крепин может не выглядеть радостно? – иронизируя, задал риторический вопрос Андрей.

– О чём вы вообще? – вмешалась в разговор Ксения.

– Для Вас это не должно иметь никакого значения, – перебил её Алексей, вдруг съёжившись. – Простите, но и наше руководство, и Ваш отец просили Вас в это не погружать, – тихо говорил Павлов.

– Она об этом не знает… – ответил Андрей и, поймав на себе взгляд Ксении, махнул рукой, мол, всё хорошо. – Ну ладно… – снова обращался уже только к Павлову Плотников. – Просто понимаешь, давай будем честны, я, Степан, Макар, да и остальные в целом, скорее всего, намного лучше бы сработали в Швейцарии вместо Олега и его людей.

– И? – не понимая, спросил водитель.

– Вернуть деньги было намного более сложным заданием, и мне совершенно неясно, почему Крепин послал не меня… Он ведь всё прекрасно понимает!

– Ему лучше видно, – резко отрезал Алексей.

***

Крепин скинул ботинки, сел на застеленную кровать, прислонился к стене и, наклонив голову, погрузился в раздумья. Каждая его спонтанная мысль была не о нём и его собственной судьбе, а исключительно о его революционной деятельности. Но даже среди них не было места мечтам. Только задачи, планирование, редкие концепты – исключительно логические контекстные конструкты без вложенных Александром чувств и переживаний. Он будто бы строил детализированный до мелочей пустой дворец, а затем тихо наслаждался одним лишь его величественным видом. И Крепин свято верил, что того ему достаточно.

Спустя минут двадцать такой полудрёмы Александр услышал звонок. Достав свой кнопочный телефон из кармана и прислонив его к уху, он услышал:

– Мы подъезжаем, с Никифоровой всё хорошо, Андрей с нами.

– Ясно, – устало проговорил Крепин и отключился.

Потянувшись, он встал с кровати, нацепил ботинки и неторопливо пошёл ко входу.

У лестницы его сразу увидела старая служанка и, всплеснув руками, разочарованно и заботливо вздохнула:

– Вот зачем он там стоит?

Александр спустился на первый этаж, подошёл к окну у двери и посмотрел в него. На улице шёл ливень. Константин стоял возле дороги и уже насквозь промок. Вода лилась на него в огромных количествах, а он и не думал шевелиться.

Вскоре из туманной темноты показался тусклый свет. Александр осторожно выбежал из дома и встал возле входа. Машина остановилась, а затем фары выключились. Из неё выбежала Ксения. Завидев отца, она на секунду остановилась, чтобы рассмотреть его, а затем бросилась к смиренному Константину Григорьевичу и обняла его.

Алексей и Андрей синхронно открыли свои двери и подошли к олигарху, собираясь пожать ему руку и поздороваться, но Константин Григорьевич и не думал вырываться из объятий дочери. Александр повертел головой, подзывая Павлова и Плотникова к себе.

– Это лишнее, – сказал он им, когда они подошли. – Проходите, там с ним, может быть, поздороваетесь.

Алексей сразу вошёл внутрь. Андрей же остановился возле Крепина и сурово спросил:

– Где Олег?

– Задачу выполнил, – отвечал Крепин, кивая. – Иди внутрь, мы там обо всём поговорим.

– Хорошо, – недовольно пробурчал Плотников.

Через некоторое время Никифоровы направились к дому, где их все ждали. Войдя внутрь, Ксения приобняла служанку и сказала ей тихо:

– Привет, Галя.

Старуха робко улыбнулась. Она явно была довольна.

– Ну что, пошли что ли пообедаем и выпьем пару бокальчиков? – задорно спросила Никифорова отца.

– Прости, но сейчас я должен поговорить с этими молодыми людьми… Иди подожди в своей комнате, ладно?

– Хорошо, – растерянно ответила девушка и направилась на второй этаж.

Служанка – Галина – сразу пошла за ней.

– Пройдёмте в мой кабинет, там всё обсудим, – с дружелюбным безразличием сказал Никифоров остальным.

 Четверо мужчин направились на третий этаж. К нему было два подхода, с правого и с левого крыла второго этажа. Вели эти лестницы на огромную роскошную террасу, которая занимала почти весь третий этаж. Однако через коридор, присоединённый к ним, можно было пройти и к части третьего этажа, покрытой крышей. Это была большая круглая комната с черными стенами и с таким же круглым столом посередине.

Мужчины сели за него, и первым начал говорить Александр.

– Константин Григорьевич! – Крепин повернул задорный взор на олигарха. – Сразу скажу, на будущее, что дальше я не всегда буду готов сразу выйти на связь. Поэтому разговаривайте с Павловым, благо Вы уже знакомы. Он неплохой юрист, так что поможет в случае чего. А это Андрей Дмитриевич Плотников, – Александр усмехнулся в своей манере. – Вы даже не поздоровались с ним, а именно он, между тем, и руководил возвращением Вашей дочери и денег.

– А как же Олег? – удивлённо спросил Андрей.

Крепин посмотрел на Плотникова как бы улыбающимися непонимающими глазами и спросил его:

– Какой ещё Олег?

А затем Александр строго посмотрел на Андрея, после чего Плотников понял, что сказал что-то не то, и в замешательстве пробурчал:

– Простите, ради Бога… Просто неудачная шутка…

– Итак, – продолжил Крепин. – Для начала нашей полноценной деятельности необходимо разрешение на финансовую операцию на бирже на несколько миллиардов долларов для Вас, Константин Григорьевич. Для этого нужны некоторые документы из ЦБ, и ещё хотелось бы прихватить пару документов для следующей части нашего плана, которую я пока что раскрывать не хочу. Тем не менее, для успешной коррупционной сделки в самом ЦБ необходимо очень много денег. У меня есть нужный человек из ФСБ. Он сделал поддельные документы для Ксении, до этого вышел на Вас, Константин Григорьевич… Без него бы мало что получилось. Он имеет некоторые рычаги давления на важных сотрудников ЦБ, поэтому всё необходимое есть возможность заполучить. Но денег нужно очень много… Да и многое будет потеряно на комиссии, когда будете покупать криптовалюту, её избежать не получится – надо торопиться.

– Это не проблема, – ответил олигарх.

– Да, мы это всё уже обсуждали с Вами лично. Но сейчас всем необходимо оставаться здесь и надеяться на то, что наш человек в ФСБ сработает хорошо, и стараться ни о чём не волноваться. Но Вам, Константин Григорьевич, я бы посоветовал начинать постепенно готовиться к отъезду.

– Так скоро? – спросил Никифоров.

– За вывезенные активы и дочь Вас никто убивать не станет. Однако мы сделаем не только это.

– Что Вы задумали, Александр? Если это опасно для моей жизни, я отказываюсь.

– Нет, просто этот поступок посягнёт на кое-что по-настоящему важное для нынешней власти и Запада. И тогда… Тогда Вы станете главным врагом государства.

– Я не согласен на это, – напрягся Константин. – Вы хотите просто раздражать их? Переключить их внимание на меня? Или что?

– Нет… – вертел головой Александр. – Цель не в том, чтобы обернуть нынешнюю власть против Вас. В этом нет смысла. Когда мы достанем документы, Вы всё узнаете. Пока рано об этом, лишь по той причине, что задуманное обобщённо выглядит абсурдно и неполно, если не знать некоторых нюансов, вроде особой роли нашего человека из ФСБ, но даже здесь мне всё называть опасно. Но Вы точно не откажитесь. Наоборот, Вам это должно понравиться. В первую очередь именно Вам, Константин Григорьевич. А если вдруг я не прав, то там без Вас всё равно ничего не получится, так что всё на Ваше усмотрение.

***

Душный запах старой краски и вековой пыли гнал Казакова быстрее подниматься вверх по тёмной лестничной клетке, в которую только и бил с улицы местами, но неприятно сильный тускло-оранжевый свет фонарей. Но Даниил, проводя руками по грязным перилам, оставляющим на его руках тёмные, будто сажевые пятна, не торопился подниматься. После поездки в Италию в составе группы Андрея Плотникова, пусть большую часть времени Даниил Казаков и провёл в номере, он всё же отчего-то сильно устал. Когда груз ответственности спал и пришло осознание того, что вся эта утомительная своей нервозностью суматоха завершилась, Казаков будто наслаждался последними мгновениями своей сонливости и неуюта вне родного дома, лёгкой болью в бёдрах.

Навстречу Даниилу спускалась средних лет, почти пожилая женщина. Слегка полноватая в силу возраста, высокая. Одета она была в чёрные брюки да в синий пиджак на белую футболку. Вычурная тушь над большими любопытными глазами будто бы делала её куда старше. Тёмное-тёмное, видимо от перебора с краской, что скрывала седину, уложенное каре вместе с чёрной сумочкой из искусственной крокодиловой кожи придавали ей совсем уж деловитый вид.

– Здравствуйте, – устало поздоровался Казаков, не поднимая глаз.

– Дань, ты? – вглядываясь, любопытно и приветливо спросила женщина.

– Да, я, тёть Надь, – натянуто, но совсем без раздражения или неловкости улыбнулся Казаков, заранее остановившись на этаже, предполагая, что разговор может выйти долгим.

– Ну вот, не забыл! – будто удивлённо выпрямилась Надежда. – А ты что это? Ты ж вроде в Питер в этот ваш “Военмех” учиться уехал, мне Натка все уши про это прожужжала!

– Направление, сами понимаете, с недавних пор неперспективное… Так что я вот и вернулся, – грустно усмехнулся Даниил. – Причём ещё в начале мая.

– Неперспективное… Сказала б, что бездельник ты просто, вот и всё! Но я ж и тебя хорошо знаю, да и с отцом твоим такая же беда приключилась.

– Такие времена, – пожал плечами Даниил. – Якобы не нужна сейчас России никакая армия, мы теперь миролюбивое государство. Но ничего, я как-нибудь прорвусь!

– Ох, ну удачи тебе, Дань, удачи! – деловито кивала Надежда, став наконец спускаться дальше.

– До свидания, тёть Надь, – сказал Казаков, когда та уже заходила ему за спину.

– До свидания, – вздохнула женщина, уже не оборачиваясь.

Лёгкий зуд, одновременно раздражающий и придающий сил, появился у Даниила. Он стал идти по лестнице с чуть большей скоростью, наконец достигнув последнего этажа. Рядом с дверью с чёрным кожаным покрытием, с приклеенными двумя золотистыми цифрами “4” и “3”, на уровне глазка находился звонок – большая чёрная кнопка на белой коробочке, закрывающей голую конструкцию из проводов. Даниил, не поднимая глаз, зажал эту кнопку – раздался беспокойный треск.

– Иду! Иду! – послушался добродушный озабоченный голос по ту сторону.

Тройной оборот ключей – дверь распахнулась. Из-за неё выглянула совсем низенькая женщина лет пятидесяти – Наталья Михайловна Казакова. Одета она была по-домашнему, очень просто: бежевый свитер и черные спортивные штаны. Беспорядочные тускло-русые волосы наполовину закрывали уши, на которых дужками лежали маленькие прямоугольные очки. На утончённом лице особенно выделялись идущие параллельными дугами морщины под серыми глазами.

– Привет, Данька! – радостно воскликнула женщина.

– Привет, мам, – осторожно приобнял Казакову сын.

– Заходи! – улыбаясь с каким-то открытым умилением, отходя, освободила проход внутрь Наталья Михайловна. – Заходи! Я сейчас ужин разогрею, а ты пока заходи!

Хозяйка квартиры, выключив в прихожей свет, прошла вглубь узкого коридора на небольшую тёмную кухню. Казаков быстро стянул с себя обувь и прошёл вдоль стен, покрытых белыми обоями с едва заметными жёлтыми блёстками, в ванную. Встав в узком пространстве по левую сторону от чуть ржавевшей ванны между раковиной и стиральной машиной, он посмотрел в зеркало.

У Даниила было почти прямоугольное лицо, лишь лоб был несколько скруглённым и широким. Небольшой рот и нос были совсем как у матери. Серые глаза были тоже похоже, но несколько грубее и строже. Русые волосы были чуть длиннее, чем совсем короткие. Внимание Казакова привлекла несвойственная ему небритость, особенно его раздражали и забавляли его усики.

Казаков прокрутил один из двух маленьких вентилей и из изогнутого крана потекла жгучая вода. Прополоснув руки, Даниил взял кусок жёлтого хозяйственного мыла, втирая его в ладони, особенно в тех местах, где после перил на лестничной клетке остались чёрные пятна. Дожидаться, пока смоется пена под неприятной горячей водой, Казаков не ждал, а потому вытер её на белое полотенце, висевшее на двери.

Даниил прошёл на кухню, усевшись на тесный диван за небольшой деревянный стол. В комнате, как и во всей квартире, был выключен свет. Мать, отходя от микроволновки, тут же подала Казакову на стол тарелку с гречкой и двумя сосисками. Усевшись напротив, Наталья Михайловна притянула к себя с центра стола высокую свечку и, достав из кармана небольшой спичечный коробок, зажгла её, поставив на то же место.

– Почему со свечкой? – незатейливо спросил Даниил.

– Ну разве так не красивее? – кивала Наталья Михайловна, после сказанного перейдя на лёгкий грустный шёпот. – Да и на свете мы сейчас экономим сильно. Сам понимаешь, и цены выросли на него по понятным причинам, и отец сейчас без работы сидит. Просто пьёт без остановки с середины марта, как всё произошло. Тут его не столько даже факт того мучает, что вся его многолетняя карьера ни за что, ни про что закончилась, как то, что он себя преданным чувствует. Говорит, что вся война, что он прошёл, а это было для него непросто, сам помнишь, получается вся насмарку и даже хуже. Всем сердцем этого Налавина ненавидит. Ты же помнишь, каким он патриотом был всё время. Я не рассказывала, но еле как его отговорила на тот ужасный митинг идти.

– Это какой ещё митинг?

– Который ещё в апреле был на Арбатской площади. Когда протестующие огонь по ОМОНу открыли, там погибло около тридцати человек. Ты тогда на выходные приехал, а потом ушёл куда-то, я волновалась очень.

– Это в тот день, когда я познакомился с Андреем, да? – скорчился Даниил. – Ты же знаешь, я человек аполитичный, я подобные места предпочитаю обходить стороной, поэтому я даже не помню.

– Аполитичный человек идёт в армию? – с какой-то грозностью мотала головой Наталья Михайловна. – Ты так о себе стал говорить только с тех пор, как вернулся из академии. Что бы ты без этого Андрея делал? – интонацией обозначила она смену темы. – Не найди ты себе такого друга, сейчас бы вообще без работы сидел. Как там ваша с ним вахта? Ты перед отъездом так и не объяснил, что даже она из себя представляет.

– Работа на алмазных шахтах в Мирном, – сухо отвечал Даниил. – Ничего конкретного. Сейчас временно отпуск.

– Данька… – сделала виноватый вид Казакова, глядя в пол. – Я сейчас на себе одна тащу всю семью. Я не знаю, что делать с отцом. Я не справляюсь с моей зарплатой кассирши. Если у тебя остались с вахты лишние деньги… Мы всё вернём, как отец снова придёт в норму. Правда, вернём, если так нужны. Но сейчас мне даже на еду не хватает.

– Если уж хочешь услышать моё мнение на современную ситуацию, сейчас всем стало хуже. Всем. Не думаю, что сильно помогу, – ответил Даниил отстранённо.

– Не всем, – кивала Наталья Михайловна. – Врачам и учителям в госучреждениях зарплаты сильно повысили. Вот Надя – учительница начальных классов – теперь около ста пятидесяти тысяч зарабатывает, она вот на днях о племяннике враче своём рассказывала. Всё сваливать на внешние обстоятельства нельзя.

– Это поднятие зарплат – обычный популизм!

– Ты совсем не можешь нам ничем помочь? – сделала жалобный вид Казакова.

– Мне дали только столько денег, сколько хватит на себя, не больше…

– Тогда нам видимо всё равно жить в одном месте, есть одну еду, платить за одну коммуналку… – беспокойно говорила Наталья Михайловна, будто вот-вот затрясётся.

– Нет, мне выдали квартиру на время отпуска, – положив лоб на ладонь, отвечал Даниил. – И дают мне денег строго на базовые потребности. Сейчас у меня вот ни копейки, честно!

– Если не хочешь нам помогать, просто так и скажи, врать не надо, – ласково, но грустно говорила женщина. – И я не буду тебя винить, честно! Отец просто впал в пьянство, ты, конечно, не обязан из-за его тараканов в голове чем-то таким жертвовать. Да и как бы желания помогать такому человеку может просто и не быть. Но не обманывай меня, пожалуйста! – сказала она тихо. – Скажи, как есть, ну?