Поэма о Шанъян. Том 3–4

– Я была очень рада встретить Цзыданя. – Я говорила искренне, от всего сердца. – У меня не осталось родных рядом. Когда я узнала, что он вернулся, мне показалось, что все заботы и тревоги минули.

Сяо Ци нерешительно улыбнулся, подхватил пальцами несколько выбившихся прядей и медленно сказал:

– Все равно ты должна объясниться передо мной.

Я отвела взгляд и невольно прыснула от смеха. Похоже, он до сих пор думал о том, как мы тогда посмеялись над ним. Подавив улыбку, я пристально посмотрела на него.

– Влюбленные дети могут вместе радоваться и смеяться, оставаясь непорочными, оставаясь рядом, как самые близкие друзья. Влюбленные взрослые будут вместе всегда – в счастье и в несчастье. Они никогда не бросят друг друга, будут бескорыстно верны и никогда не будут думать о ком-то другом… Это совсем иная любовь.

Сяо Ци пристально смотрел на меня и долго хранил молчание. Не знаю, смогут ли мои слова унять обиду в его сердце, однако я была рада, что передо мной – мой возлюбленный, а не враг. Сжав мой подбородок и приподняв мое лицо, Сяо Ци жестко улыбнулся и сказал:

– Но я ревную.

Я пораженно уставилась на него – неужели ослышалась? Он в самом деле сказал «ревную»? Такой смелый мужчина, герой в расцвете сил сказал, что «ревнует»?

– Я завидую тому, что он знал тебя до меня. Он знал тебя на десять лет раньше, чем я.

Улыбка испарилась с его лица, а взгляд стал почти злым.

Такие вещи говорят несмышленые юнцы, но они сорвались с его губ таким серьезным тоном. Я застыла, а затем вдруг рассмеялась до нехватки воздуха в груди.

– И где ты так задержался? – Я прижалась к его груди, чувствуя и радость, и печаль. – Если задержался больше, чем на десять лет, тебе всю свою жизнь придется отдавать этот долг.

Но не успел Сяо Ци ответить, как раздался настойчивый голос А-Юэ:

– Ван-е, ванфэй, близится час. Велите готовить повозку во дворец?

Повисла тишина – никто из нас не проронил ни слова. Зарывшись носом в его грудь, через какое-то время я первой нарушила тишину:

– Цзыдань… в самом деле поедет на юг?

– Ты не хочешь? – спокойно спросил Сяо Ци.

Крепко закрыв глаза, я чувствовала, будто нож вонзился мне в сердце.

– Я думала, он не захочет.

Сяо Ци улыбнулся и медленно сказал:

– Если он подчинится приказу, я обеспечу его безопасность. Если не подчинится, ему не стоило возвращаться.

Изысканные павильоны стояли на воде. Искусно вырезанные карнизы ловили на себе искрящиеся лунные блики от воды. С наступлением ночи дрожащие огоньки сливались со звездным сиянием, отчего павильоны напоминали нефритовые чертоги [38]. Расписные дворцовые фонари из фиолетово-красных газовых тканей покачивались в узких коридорах, соединяющих павильоны. Красавицы-служанки, в волосах которых мерцали жемчуга и драгоценности, стояли через каждые пять шагов и держали яркие свечи, отчего в павильонах было светлее, чем днем. В воздухе витал едва заметный аромат слюны дракона [39] – многие из гостей пользовались кремом с этим ароматом, нанося его на обувь, чтобы при каждом шаге разносился чарующий аромат.

Глазурованные винные чарки, янтарные чаши, золотые и яшмовые блюда украшали столы. Повсюду сновали влиятельные молодые господа в роскошных, совершенно великолепных одеждах. С ароматами амбры смешивались тонкие запахи орхидей и мускуса, приятно позвякивали подвески на поясах. Мелодично сливались звуки струнных инструментов – их звучание способно останавливать облака. Драконий престол пустовал, хрустальный занавес был поднят, сидящая рядом императрица-бабушка заснула. Я отнесла Цзин-эра к министрам, а затем передала в руки кормилицы.

Во главе стола сидел Сяо Ци – бесконечный поток гостей приветствовал его тостами. Каждый раз, когда он снова и снова поднимал свою чарку и отпивал, я торжественно улыбалась. Взгляд мой скользнул от края его чарки чуть дальше. Я увидела белую нефритовую чарку и мужчину, бледное лицо которого тронул румянец от вина. Он, с достоинством императорского дяди, также торжественно сидел во главе стола, вот только несколько циновок рядом с ним пустовали. Обычно с ним сидели сыновья из знатных домов и родня, но сейчас все сторонились его. Сжав пальцами чарку, я вновь почувствовала, как сердце мое кольнуло от боли. Я невольно вспомнила слова Сяо Ци, и сладкое вино мгновенно стало горьким.

В какой-то момент Цзыдань посмотрел на меня – выражение его лица оставалось спокойным, но взгляд задержался на мне.

Рука моя задрожала, и вино из чарки выплеснулось мне на рукава. Стоящая рядом служанка поспешно подошла и помогла мне вытереть пятна вина на одежде. Я не знала, сколько в этот момент глаз смотрело на меня. На него. На Сяо Ци… У нас не было права на ошибку. Я спокойно посмотрела на Цзыданя, надеясь, что он увидит в моих глазах тревогу и вину. Но он уже отвел взгляд, беспечно улыбнулся, налил чарку вина и залпом осушил ее.

Я опустила грустный взгляд, и слух ухватил несколько слов очередного тоста:

– Презренный слуга искренне желает ван-е счастья и долгих лет жизни.

Счастья и долгих лет жизни… Дерзко. Смело. Я чуть нахмурилась, подняла взгляд и увидела перед Сяо Ци элегантного молодого господина с мягкими чертами лица, облаченного в одежды начальника цензората. Им оказался внучатый племянник Юньдэ-хоу Гу Юна, единственный выживший мальчик в семье Гу, видный деятель, талант, старый друг Цзыданя – Гу Миньвэнь. Я слабо улыбнулась и взглянула на девушку позади него – молодую красавицу в пурпурном платье. Лоб как у цикады [40], голова опущена.

– Господин Гу, прошу.

Сяо Ци чуть кивнул и поднял чарку – выглядел он сурово, похоже, не оценил столь резкие льстивые речи. Гу Миньвэнь немного смутился, затем улыбнулся, чуть развернулся и подвел молодую красавицу поближе.

– Это моя младшая сестра Гу Цайвэй [41]. Она давно восхищается изяществом и талантами ванфэй. Сегодня она впервые попала в императорский дворец и хотела бы выразить свое почтение ванфэй.

Девушка в пурпурном согнулась в полном поклоне – глядя на ее восхитительную тонкую талию, мне на мгновение стало страшно, что она вот-вот переломится. Когда-то я слышала о дочери Иань-цзюньчжу и внучке Гу Юна, что она – самая красивая девушка столицы, как она искусна и в живописи, и в стихосложении. Глядя на нее, я мягко улыбнулась и сказала:

– Вот ты какая, Цайвэй. Я наслышана о твоих талантах.

Гу Цайвэй медленно подняла голову – глаза ее были яркими и чистыми, как вода, а волосы черные, густые. Она была потрясающей красавицей. Она пристально посмотрела на меня с нескрываемым восторгом во взгляде, затем поспешно опустила голову и тихо сказала:

– Облик ванфэй царственный, а поза подобна фениксу. Ванфэй красива и талантлива. Цайвэй мечтает стать такой же, как ванфэй.

Она вела себя почтительно, слова ее не сквозили высокомерием и заискиванием. Она располагала к себе. Я кивнула с улыбкой, но краем глаза заметила, что Гу Миньвэнь смотрит на Сяо Ци с покрасневшим лицом. Льстиво улыбнувшись, он сказал:

– Моя сестренка также восхищалась и славным именем ван-е.

Гу Цайвэй опустила глаза и чуть нахмурилась – я заметила, как вспыхнули румянцем ее щеки. Сяо Ци выслушал гостя, взгляд его по-прежнему оставался строгим, и он уверенно пробежался глазами по красавице, но чтобы задержать на ней взгляд – у него даже мысли не было.

Жаль, что достойная семья Гу скатилась до такого. Гу Юн скончался от болезни, а влиятельным сыновьям рода не пришло в голову ничего лучше, чем начать заискивать перед сильными мира сего, совершенно бессовестно пользуясь красотой своих женщин, чтобы втереться в милость к всесильным сановникам. Я прекрасно это понимала, однако, глядя на Гу Цайвэй, я не могла сдержать улыбку. Вот только теперь сердце мое сжималось от жалости к этой красавице. Тут она посмотрела на меня сверкающими глазами.

– Дом рода Гу в самом деле изобилует талантами.

Глядеть на ее смущение было невыносимой пыткой. Тепло улыбнувшись, я сказала:

– Я наслышана, что ты талантлива в живописи. Но мне неведомо, кто твой учитель.

Гу Цайвэй еще ниже опустила голову, щеки ее снова налились краской. Она тихо ответила:

– Цайвэй некогда училась у Цзянся-цзюньвана.

Цзянся-цзюньван. Я застыла. Вздохнув, я сказала:

– Ему очень повезло найти столь талантливую ученицу. Это большая редкость.

– Моя младшая сестра подобна ломкой иве, ванфэй ее перехвалила – мне пора бы побеспокоиться за сестрицу.

Гу Миньвэнь оказался в затруднительном положении – очень уж он хотел снискать нашей благосклонности. Подняв голову, он встретился с моим холодным взглядом. Все, что ему оставалось, – забрать Цайвэй и уйти.

Я взглянула на Сяо Ци и отметила, что он смотрит на меня с улыбкой. Но не как обычно – улыбка и взгляд его были полны гордости за меня.

Пиршество было в расцвете, все изрядно напились. Сяо Ци поднялся и занес руку над головой – музыка, песни и пляски мгновенно сменились тишиной.

Заложив руки за спину, стоя перед нефритовыми ступенями, он окинул всех морозным взглядом.

– С благословения небес я, по щедрой милости нашего императора, праздную с вами, почтенные господа, в столь прекрасную ночь и вместе с вами наслаждаюсь благоденствующим миром и спокойствием. Однако в Цзяннани по сей день царит хаос, отчего мне нет покоя ни днем ни ночью. К счастью, сегодня во дворец вернулся дядя императора, чтобы оказать нашему императору поддержку. Это благословение для всех нас.

Сановники попадали на колени, склоняя головы до земли, выкрикивая пожелания долголетия императору.

– Авангард прибыл в Цзянцзо [42] и в полной готовности ожидает приказаний. Ноша тяжела, а путь далек. Чтобы начать эту войну, войска должен вести член императорской фамилии.

Взгляд Сяо Ци скользнул по головам сановников. Воцарилась звенящая тишина. Все опустили глаза, и потому сложно было понять, что гости испытывают – радость или печаль.

Наконец, взгляд Сяо Ци задержался на нем.

– Только дядя императора может осуществить наши общие надежды.

Цзыдань молчал. На его бледном лице не проскользнуло ни тени эмоций. Казалось, он ждал этого момента. Он – из тех, кто никогда не оказывал сопротивления. Даже в такой момент он мог сопротивляться лишь молчанием. Но что скрывалось за этим? Решительное желание отдать свою жизнь. Ночной ветер колыхнул хрустальный занавес и принес прохладу ночи. Переливы хрустального звона отозвались звоном в моем сердце.

Гробовая тишина была невыносима. Сяо Ци заложил руки за спину и, не проронив ни слова, спокойно ждал ответа Цзыданя.

Я глядела на Цзыданя, незаметно закусив губу, стараясь унять терзавшую сердце тревогу. Как же хотелось броситься к нему, схватить за плечи и встряхнуть… Цзыдань, что толку от твоего молчания?! Тебе не сбежать от того, что предрешено! Высочайший указ уже составлен и закреплен яшмовой императорской печатью. Сяо Ци терпелив, он готов сохранить твою жизнь. Достаточно только подчиниться… Цзыдань, пожалуйста, ответь! Пожалуйста, подчинись!

Взгляд Сяо Ци становился все холоднее и холоднее. Он начинал злиться.

Не в силах продолжать сидеть на месте в невыносимом напряжении, я резко встала со своего места. В этот же миг я собрала на себе все потрясенные взгляды. Наконец Цзыдань поднял на меня спокойные, как стоячая вода, глаза. Его бескровные губы были чуть приоткрыты, но он не издал ни звука. Взяв чарку с вином, я медленно подошла к Цзыданю. Краем глаза я поймала на себе встревоженный взгляд Сун Хуайэня.

Все ждали момента, когда я заступлюсь за своего бывшего возлюбленного.

Двумя ладонями я подняла перед ним чарку с вином, посмотрела прямо ему в глаза и, улыбнувшись, сказала:

– Помощь, которую может оказать дядя императора, – это большое счастье для страны и народа. Ван Сюань желает дяде императора победы и благополучного возвращения домой!

Цзыдань пристально посмотрел на меня, лицо его еще сильнее побледнело. Я не обращала внимания на его потрясенный и болезненный взгляд, продолжая держать чарку с вином прямо перед его глазами. У него не было шанса отступить.

Для него – это вопрос жизни и смерти. Но для меня – это вопрос любви и ненависти. Цзыдань, наконец, протянул руку и взял чарку – его пальцы слегка коснулись моих. Он на мгновение застыл, затем залпом осушил чарку.

Все гости хором пожелали:

– Желаем дяде императора победы и благополучного возвращения домой!

Я молча стояла, опустив глаза, – не глядя ни на Цзыданя, ни на Сяо Ци, ни на кого-либо еще.

Пусть все теперь будут считать меня бессердечной и безжалостной женщиной. Пусть Цзыдань отныне будет меня ненавидеть… Цзыдань, я лишь хотела, чтобы ты понял: лучше жить под гнетом силы, чем умереть от глупости. Ты сам мне как-то говорил, что жизнь – это самая драгоценная вещь в мире. Что люди должны ценить свое счастье и беречь себя… Ты сам научил меня этому. Пожалуйста, помни об этом и ты.

Императорский указ был издан на следующий день. Дядя императора стал верховным главнокомандующим, его заместителем выступал Сун Хуайэнь. Он поведет двести тысяч солдат в карательный поход на юг, в Цзяннань.

Союз

Я пригласила к себе Юйсю и передала ей пронизанный светом, безупречно красивый турмалиновый сосуд с изображением цилиня.

– Сосуд с изображением цилиня символизирует военную силу и благополучие. Пожалуйста, передай его Хуайэню от меня. Я лишь надеюсь, что небо поможет ему одержать победу и благополучно вернуться домой.

Проведя по сосуду пальцами, я слегка улыбнулась.

Юйсю с благодарностью приняла сосуд и согнулась в поклоне.

– Благодарю ванфэй.

Взяв ее за руку, чеканя каждое слово, я сказала:

– Скажи Хуайэню, что я буду ждать их возвращения в столицу.

Меня тревожило обещание Сяо Ци – я не могла доверять ему до конца. На передовой могло случиться все что угодно. Я не знала, смогу ли защитить его за тысячи ли отсюда. Цзыдань внешне спокоен, как вода, но внутри него сокрыта твердая, как лед, решимость. Я опасалась, что с момента отправления в Цзяннань он решительно будет ждать лишь одного исхода – смерти. Втайне я приказала Пан Гую отправиться на юг и присматривать за Цзыданем. Он лично будет отвечать за его безопасность. Также я поговорила и с Сун Хуайэнем и попросила его вернуть Цзыданя в столицу.

Доверять Сяо Ци – это одно дело. Но и у меня должно было быть влияние. Я – женщина, и я не могла выйти на поле битвы, чтобы расширить наши территории. Так же как не могла выступать при дворе и высказывать свое мнение о военных и государственных делах. Раньше я считала, что лишись я благосклонности семьи – у меня ничего не останется. Но теперь понимала, что сокровищами, которыми одарила меня моя семья, были вовсе не слава и богатства, а мои врожденные мудрость и мужество, с которыми я могу покорить самых могущественных людей и одолеть самых сильных воинов во всем мире.

Мужчины покоряют мир, а женщины покоряют мужчин. И закон этот властен над всеми на протяжении веков. Нынешняя Ван Сюань уже не та очаровательная девчушка. Я лишь желала, чтобы народ Поднебесной больше не недооценивал меня, чтобы никто больше не мог контролировать мою судьбу.

Приближался день, когда войска отправятся на юг. После пиршества я больше не вступала во дворец Цзинлинь и не видела Цзыданя. Я была очень рада увидеть Цзинь-эр после долгой разлуки, но мы виделись совсем недолго. После нашего расставания много всего произошло, и я не понимала, как говорить с ней о прошлом. Возможно, потому, что я все еще не знала, как мне дóлжно вести себя с ней. В конце концов, теперь она наложница Цзыданя и мать его дочери… Она больше не та девочка-служанка с двумя пучками.

В одну ночь из дворца доложили, что у Цзин-эра снова жар и кашель. Я поспешила во дворец, чтобы навестить его. Дворец Цяньюань я покинула, только когда убедилась, что он заснул.

Спускаясь по нефритовым ступеням, я вдруг услышала голос императорского телохранителя:

– Кто здесь?!

Слуги тут же окружили меня. Среди дрожащих огней под карнизом бокового зала взметнулась чья-то тень. Издалека раздались шаги императорской гвардии, и темноту ночи нарушила вспышка света от взмаха меча.

– Ванфэй, помогите! Я хочу увидеть ванфэй! – раздался пронзительный женский голос.

Он принадлежал Цзинь-эр!

Остановив гвардейца окриком, я быстро поспешила в сторону шума. Как и ожидалось, я увидела Цзинь-эр, шеи которой касался меч гвардейца. Увидев меня, он выронил оружие и отступил.

– Что ты здесь делаешь? – Я ошеломленно уставилась на нее.

Она побледнела и заплакала.

– Рабыня должна поговорить с ванфэй, но дядя императора не должен знать об этом, поэтому я прячусь тут…

Нахмурившись, я вздохнула и попросила А-Юэ помочь ей подняться.

– Если у госпожи Су есть дело ко мне – достаточно доложить об этом служанке… Следуйте за мной.

Она и ее доверенная служанка отправились за мной во дворец. Я догадывалась, что она хочет обсудить со мной поход Цзыданя на юг. Отослав гвардейцев, я невозмутимо села и равнодушно сказала:

– Госпожа Су, прошу, говорите.

Цзинь-эр тут же опустилась на колени и безудержно закричала:

– Цзюньчжу! Цзинь-эр молит – смилостивьтесь! Молю ван-е, не позволяйте дяде императора идти в поход! Не отправляйте его на верную смерть!

– Молчи! – Я не ожидала, что она будет говорить все, что вздумается, поэтому быстро пресекла ее речи. – Что за вздор? Дядя императора отправится в поход, прекращай чушь нести!

– Если он уйдет, то уже не вернется! – Цзинь-эр бросилась к моим ногам, с печалью глядя на меня. – Цзюньчжу, неужели в вас не осталось и капли милосердия?

Меня затрясло от злости – я даже не знала, как среагировать.

– Цзинь-эр! – повысила я голос. – Ты с ума сошла?!

Она схватила меня за рукав и разрыдалась.

– Неужто цзюньчжу совершенно не волнуют прежние чувства…

В ушах моих загудело, кровь бросилась в голову. Не раздумывая, я ударила девушку по лицу.

– Молчать!

Цзинь-эр упала на пол, на ее щеке заалел след от моей ладони. Она растерянно уставилась на меня, не в силах проронить хоть слезинку.

– Госпожа Су, слушайте меня внимательно! – сказала я, чеканя каждое слово, и твердо посмотрела ей прямо в глаза. – Дядя императора отправляется в поход по высочайшему указу. Он непременно одержит победу и благополучно вернется домой. Он не погибнет.

Я уставилась на ее испуганное лицо.

– Но если ты будешь продолжать нести вздор, он непременно умрет!

Цзинь-эр распласталась на полу дрожа, слова давались ей с огромным трудом:

– Цзинь-эр понимает свою вину… Цзинь-эр невежественна и груба… Цзюньчжу, умоляю…

Я снова перебила ее:

– Цзинь-эр, запомни как следует две вещи: никогда больше не говори о «прежних чувствах», второе – теперь я – Юйчжан-ванфэй, не смей обращаться ко мне цзюньчжу.

Она молча смотрела на меня – взгляд ее переменился. Я наклонила голову, вздохнула – у меня не было желания продолжать с ней разговор, жестом я приказала ей уходить. Она медленно встала и отошла к выходу. Вдруг она обернулась и холодно посмотрела на меня:

– Ванфэй, если вы не хотите говорить о прошлом – значит ли это, что вы хотите забыть обо всем?

Я закрыла глаза – я так устала, что мне даже смотреть на нее не хотелось.

– А-Юэ, сопроводи госпожу Су обратно в ее покои. Отныне без моего приказа ей запрещено покидать дворец Цзинлинь и на полшага.

Цзинь-эр вдруг рассмеялась и оттолкнула А-Юэ от себя.

– Ванфэй может не беспокоиться – Цзинь-эр больше не доставит вам хлопот!

Я равнодушно махнула рукавом, развернулась и покинула зал.

– Даже когда Цзинь-эр предаст ванфэй… – Дворцовые слуги тащили девушку прочь из дворца, а она несчастно улыбалась. – Дяде императора плевать на вас!

На двадцать первый день первого лунного месяца, в полдень, Цзыдань возглавил войско и отправился в поход на юг.

Сяо Ци вывел чиновников на городскую стену, чтобы проводить императорского дядю. Под славославные гимны Сяо Ци торжественно поднял винную чарку и вылил на землю жертвенное вино. Я стояла позади него, глядя на Цзыданя с вершины городской стены. Его серебряный шлем и доспехи, что были чище снега, никогда не знавшие пыли дорог и войны, особенно привлекали внимание. Волна черного железа нахлынула на него, он ни разу не оглянулся, его худая и одинокая фигура скрылась за горизонтом.

Совершенно незаметно наступил третий лунный месяц. Начало весны выдалось пасмурным и дождливым – ливни непрерывным потоком заливали землю больше десяти дней подряд. Столицу окутали бесконечные штормы, в темных, мрачных дворцовых покоях с каждым днем становилось только холоднее. Каждую весну и осень в столицу приходили затяжные дожди и стужа, что вгоняло людей в тоску. Несколько дней назад я снова простудилась – тогда я была уверена, что это легкое недомогание. Однако я уже несколько дней не покидала постель. После затяжной болезни, которая случилась со мной два года назад, даже простая простуда давалась мне с трудом. Сколько и как бы меня ни лечили, силы продолжали покидать меня. Также императорский лекарь сообщил, что мое тело не выдержит беременности, поэтому я не должна была прекращать прием лекарств.

Проснувшись после полудня, я прижалась к мягкой спинке кровати. Грудь мою охватил жар, и, прикрыв рот рукой, я яростно закашлялась. Вдруг я почувствовала на спине теплую и сильную руку – она нежно гладила меня. С трудом улыбнувшись, я взяла Сяо Ци за руку и потянулась к нему. Мое холодное тело окутало приятное знакомое тепло.

– Ты чувствуешь себя лучше?

Проведя пальцами по моим длинным волосам, он смотрел с любовью во взгляде. Я кивнула и только сейчас заметила усталое выражение его лица, а белки его глаз подернулись красными нитями.

– Занимайся своими делами и не беспокойся обо мне. Если ты не будешь серьезно относиться к своей работе – я не буду спать до полуночи.

– Пустяки. Это ты тут заставляешь всех как следует поволноваться.

Он вздохнул и подбил под меня одеяло.

Недавно во дворец пришло сообщение о том, что войска Цзыданя застряли возле Юйлинцзи, – это вызвало у людей волну тревоги, отчего Сяо Ци несколько дней нормально не спал. Я как раз хотела спросить у него, как обстоят дела на передовой, как из-за занавеса раздался голос:

– Докладываю ван-е – господа ожидают вас.

– Знаю, – равнодушно бросил Сяо Ци.

Я глянула в окно на бушующие ветра и дожди.

– На юге до сих пор без перемен?

– Тебе не нужно думать об этом. Ты можешь спать спокойно.

Сяо Ци улыбнулся, помог мне собрать рассыпанные по плечам волосы, встал и ушел. Глядя ему в спину, я так и не решилась сказать несколько слов, застывших на моих губах. Письмо моего брата все еще лежало под подушкой. Я достала его и перечитала еще раз. Казалось, что тоненький листок в моих руках весил более тысячи цзиней…

Войска стремительно – подобно тому как раскалывают бамбук, – продвигались на юг. Когда они прибыли в Юйлинцзи, начались сильнейшие проливные дожди и река разлилась. Хрупкие лодки, бывшие в распоряжении солдат, не смогли пересечь быструю реку. Вражеский начальник гарнизона знал о приближении сезона дождей и срубил вдоль побережья все высокие деревья, что помешало отстроить более крепкие лодки. Так войска и застряли в Юйлинцзи. В это же время стотысячный авангард Ху Гуанле неустанно противостоял врагу – провиант и фураж постепенно заканчивались, и генерал ожидал скорейшего прибытия подкрепления. Если не получится форсировать реку, чтобы как можно скорее пересечь Юйлинцзи, придется идти в обход – через Миньчжоу. Миньчжоу находился под властью Цзиньань-вана. Рельеф его земель обрывистый – защищать такие земли легко, нападать уже сложнее. Вероятнее всего, Цзиньань-ван не откроет ворота и не пропустит солдат через город, поэтому встанет вопрос о штурме города. В такой ситуации переправиться через реку было бы более выгодной стратегией. Однако Цзиньань-ван и Цзяньчжан-ван заключили союз через брак между семьями. Временами ваны появлялись при дворе и выражали свое почтение и преданность императору, а также осуждали мятежников. Но вместе с тем Цзиньань-ван отказывался открывать город и пропускать войска. Он был предан императору и при этом вел свою игру. Это двуличие раздражало.

В письме брат писал, что строительство большой дамбы через реку Чуян, которое откладывали несколько лет подряд, наконец, спустя множество трудностей, близится к завершению. Когда ее достроят, наводнения, которые преследовали мирных жителей много лет, прекратятся. Эта дамба – долгосрочный вклад и польза для многих людей. Дамба – это не только кропотливая работа моего брата, но и огромные финансовые вложения и тяжкий труд тысяч рабочих.

Однако, прекрасно понимая, что на строительство большой дамбы бросили несметное количество сил, я знала, что из-за сильнейших ливней уровень воды резко поднялся, а слить ее было некуда, это в том числе мешало войскам переправиться через реку.