В сердце намного больше

– Уж не за это ли? – он махнул рукой в сторону доски с безмолвным телом на ней, и Рибо повернул голову вслед его движению и вновь взглянул на юношу. Быстро сглотнув, он снова повернулся к своему страшному собеседнику.

– Вы еще слишком мягко обошлись с этим безумцем, капитан. – Его голос звучал слегка хрипло, но взгляд был непроницаем, словно его сердце не сжимала страшная тревога: «Каждая минута, каждая минута…» Но его дальнейшие слова были так нелепы, что захохотали уже все, даже новый господин корабля:

– Я так благодарен вам, капитан, что вы позволяете мне бриться дважды в неделю. Я не хотел бы появиться небритым перед язычниками.

Когда хохот утих, глава пиратов недобро усмехнулся:

– Я могу избавить тебя от необходимости бриться. Хочешь последовать за ним? Ведь ты пришел ради него, не так ли? К тебе я буду более милостив: тебя просто бросят в море. Вы надоели мне, оба!

Верные псы сделали шаг вперёд и, казалось, задышали громче в предвкушении новой поживы. Рибо пожал плечами:

– Сэр, бросить меня в море нетрудно. Я пойду на дно как топор. – Капитан осклабился, и команда вновь засмеялась.

– А вы в детстве видели цирк, капитан? – Рибо открыто усмехнулся, а пират изумился внезапному вопросу, который будто вовсе не относился к предыдущему разговору.

– К нам цирк приезжал один раз! – крикнули из толпы. Но капитан смотрел на Рибо молча и снова прищурившись.

– Чего ты хочешь, старик?

Рибо выпрямился, мгновенно став выше ростом, и кивнул в сторону Вальминта:

– Я хочу выкупить его жизнь.

– У тебя нет столько золота. – (Смех). – Да и зачем он тебе? Радуйся, что своя шкура пока цела.

– Моя шкура совсем старая, капитан. – Голос Рибо действительно стал усталым и старым. Внезапно он подбросил вверх свою шляпу, и глаза капитана невольно проследили за ней.

– …Но эта шляпа много лет служила моей голове, сэр. Я ставлю на кон её, а заодно и свою голову. – Он поймал шляпу и притопнул ногой. – Держу пари, что я пройду по этой доске, отвяжу парня, и она меня выдержит!

Капитан фыркнул, но в его водянистых глазах зажглись огоньки любопытства:

– Зачем тебе этот мальчишка? Он глуп как пробка и всего лишь получил по заслугам!

Рибо улыбнулся:

– Он развлекает меня своей болтовней, сэр. Он совсем чокнутый. В трюме, знаете ли, такая скука… Я от нее сдохну даже раньше, чем ваш корабль придёт в Палестину, и вы только понесете убытки. – Тут уже капитан расхохотался, а с ним и матросы, готовые к необычайному зрелищу.

– Ты циркач, что ли? – капитан всё еще смеялся, и его глаза превратились в щелки.

– О нет, капитан. Но я в детстве упал с дерева, и мне с тех пор все нипочём!

Тут уже все взвыли от смеха.

– Иди и сними его оттуда, если сможешь. Этот парень, скорее всего, уже мёртв, зря стараешься. Вон, чайки кружат над ним!..

Взглянув в небо, где действительно кружило несколько чаек, Рибо сбросил башмаки и, слегка покачнувшись, двинулся к доске.

– Если вытащишь его, он твой, – проговорил капитан ему вслед. – Но если оба свалитесь за борт, пеняй на себя: подбирать не буду. Можете барахтаться в воде хоть до второго Пришествия!

Рибо не оглянулся.

Капитан глухо рассмеялся:

– Никогда еще не видел такого веселого бунта на корабле, ребята! – и, скорее для себя, он пробормотал:

– Они уже не вернутся. Тем лучше…

Едва слышный голос, которого в общем шуме очередных ставок никто не услышал, пробормотал из-за спин сгрудившейся команды:

– Они вернутся, держу пари. И будь я проклят, если еще стану плавать с тобой, кэп!

* * *

Пленник не слышал голосов на палубе. Ему казалось, что он сейчас один во всей вселенной и доска раскачивается в бесконечности. Он чувствовал под собой бездну, и сил бороться уже не было. Боль в сжавшихся легких заставляла его раз за разом пытаться вздохнуть, но он мог получить лишь очень малую толику воздуха. Слабость все нарастала, и он удерживал сознание последним усилием жить, зная, что с его потерей все будет кончено. «Пощадите меня!» – он хотел закричать, но из горла вырвался лишь стон. «Всевышний, помоги мне! Я не хочу умирать! Рибо, мой друг, неужели ты не придешь?!»

Доска задрожала под чьей-то тяжестью. Вальминт решил, что его собираются сбросить в море, и закрыл глаза. Чья-то рука сжала его плечо:

– Очнись, Вальми, очнись! – голос был тревожным и тихим, но для Вальминта прозвучал райской музыкой.

– Больше мужества. Я сейчас освобожу тебя, – Марибо медленно опустился на колени на доску у ног Вальминта, сдерживая дыхание и стараясь не сделать ни одного лишнего движения. Неотрывно глядя на него, словно едва веря в его появление, юноша еле слышно прошептал:

– Рибо… Ты…

Лицо у него было смертельно бледным, глаза от боли стали совсем прозрачными и бездонными.

– Еще немного… – Рибо принялся распутывать узел цепи, закрученной у Вальминта на щиколотках. Доска закачалась сильнее, и каждая минута могла стать роковой для юноши и Марибо.

Пальцы у Рибо болели и горели, ободранные о цепь до крови, но его усилия наконец увенчались успехом: страшный узел распался и безвольно повис. Рибо перевел дух и принялся медленно распутывать Вальминта, снимая с него один виток цепи за другим. Тот пытался вдохнуть полной грудью, но пока еще не мог. Наконец Рибо снял последний виток цепи у него с шеи и Вальми принялся судорожно дышать, наполняя воздухом измученные легкие. Цепь с грохотом рухнула в море. Удерживая Вальминта, чтобы он не последовал за ней, Рибо проговорил:

– Теперь вниз. Ползком, иначе эта доска не выдержит.

– Спасибо, Рибо!

– Благодарить будешь потом. Ну же!..

– Я не могу двигаться, Рибо! – в ужасе прошептал Вальминт, делая тщетное усилие пошевелиться. – Кровь словно застыла!

– О Господи! – Рибо схватил правую ладонь юноши и принялся поспешно растирать ее, пытаясь восстановить кровообращение. Потом, услышав что Вальминт застонал, принялся растирать ему ступни. Он старался думать сейчас только об этом…

– Чувствуешь что-нибудь?

– Да, словно тысячи иголок колются.

– Это хорошо. – Рибо схватил его левую ладонь. – Постарайся пошевелить ногами.

Он почувствовал наконец, что пальцы юноши в его руке дрогнули.

– Двигайся, Вальми. Я помогу. Очень медленно, на спине, иначе всё рухнет.

Медленно, на четвереньках отступая к борту, Рибо тянул юношу за собой, и палуба судна постепенно приближалась, но доска раскачивалась всё сильнее. Вальми едва осмеливался дышать…

– Не бойся. Мы спасёмся. – Марибо нашел в себе силы улыбнуться ему. – Осталось совсем немного…

Наконец они добрались до борта. Удерживая доску, Рибо соскользнул на палубу и помог спуститься Вальминту, практически вскинув его на плечо и поставив на палубу рядом с собой. Доска, которую он отпустил, выскользнула из ненадежного крепления и обрушилась с борта в море. Толпа пиратов испустила вздох, и повисло молчание.

В эту минуту тучи разошлись и на палубу потоками хлынуло солнце. Вальминт смотрел на Шарля Марибо изумленно, ещё не веря что спасен. Марибо молча коснулся его волос и едва заметно покачал головой. В этом взгляде двоих людей было так много, что если бы кто-нибудь мог видеть более, чем очевидное, он бы увидел, как весь корабль наполнил золотой свет, немного отличающийся от солнечного, но полный удивительной радости и таинственной тишины. Это удивительное явление длилось всего несколько мгновений, пока двое, вернувшиеся из смертельной бездны, смотрели друг на друга. Вальминт улыбнулся… И тут команда главаря-волка, вопреки всем правилам морской субординации, разразилась аплодисментами старому французу, криками выражая свое восхищение его мужеством. Взгляды Марибо и капитана на мгновение встретились; капитан с досадой отвернулся.

Вальминт в изнеможении опустился на палубу у ног своего спасителя. Перед глазами у него стоял туман… Идти куда-нибудь и даже пошевелиться у него уже не осталось сил. Рибо молча поднял его, закинул его руку себе на плечо и, ни на кого не оглядываясь, повел юношу к трюму. Пока они шли, никто на палубе не произнес ни слова…

* * *

По лестнице трюма Вальминт спустился с большим трудом: ноги плохо его слушались. Усадив его прямо на пол, Марибо отыскал в полутьме кружку с водой и поднес к его губам. Жадно напившись, Вальминт перевел дух и тихо проговорил:

– Прости меня. Я хотел достать оружие и потом уже разбудить тебя. Мне казалось, что все получится.

Марибо ничего не ответил на эту реплику, так как считал другие проблемы более насущными.

– Ну-ка, вставай! – подхватив Вальми под мышки, он поставил его на ноги. – По-моему, на тебе живого места нет.

– Да нет, ничего. – Вальминт мотнул головой, но голос прозвучал по-прежнему слишком тихо.

– Неплохой результат твоих похождений! – Рибо без церемоний задрал на нем рубаху и быстро ощупал чуткими пальцами ребра. Вальминт вскрикнул и даже пошатнулся. Рибо поддержал его и с любопытством посмотрел в его испуганное лицо:

– Они не сломаны. Сплошные синяки и кровоподтеки, но больше ничего серьезного. – Окунув тряпицу в кружку с водой, он принялся вытирать сочащуюся из ссадин кровь.

– Мерзавцы! – он выругался сквозь зубы.

Вальминт молча терпел, опасаясь что его спутник очень сердит на него, но Рибо больше сердился на себя самого. Он снова усадил Вальминта на тюки и оправил на нем одежду. Юноша реагировал на его действия почти безучастно: он еще не отошел от шока. Марибо чувствовал, что он все еще дрожит.

«Видно, что его воспитывали в любви и никогда не обижали и не оскорбляли. Тот, кто закален в битвах жизни, пришел бы в себя быстрее… Впрочем, в человеке иногда скрывается подлинное мужество, которое проявится в трудный час».

– Ладно, посиди так. Скоро тебе станет получше…

Тут Рибо почувствовал, что бесконечно устал.

* * *

– А теперь дай мне минуту покоя… – Марибо лег на тюки и повернулся лицом к стене. Вальминт некоторое время сидел рядом с ним молча. Потом Рибо почувствовал, что рука юноши слегка потрясла его за плечо.

– Марибо… Сударь! Я знаю, что очень виноват, но прошу вас, не лишайте меня своего общества! Я не знаю… – голос у него прервался.

Марибо открыл глаза и посмотрел на него: «Да, парень все еще не в себе».

Он сел на тюках.

– Как вы себе это представляете, сударь? Мы, кажется, сидим в одном трюме, – в глазах Марибо промелькнула усмешка. – И помнится, мы были на «ты».

Он раскрыл юноше объятия. И тут Вальминт (как, впрочем, и ожидал Марибо) заплакал навзрыд. Упав на грудь Рибо, он плакал долго, не в силах остановиться, уткнувшись лбом ему в плечо… Обняв его, старый француз молчал, и только похлопывал его по спине, словно утешая ребенка. Потом погладил своего спутника по светло-соломенным волосам:

– Не плачь, Вальми. Знаешь ведь, как у нас во Франции говорят: перемелется – мука будет. Пойди умойся. И ложись. Тебе надо отдохнуть.

Он уложил Вальминта на тюки с контрабандой и укрыл мешковиной, чтобы хоть немного согреть. Юноша вздохнул и затих. Спустя мгновение Марибо увидел, что он спит. Сев подле него на край импровизированной постели, Марибо устремил взгляд на люк, задумчиво прислушиваясь к происходящему на палубе.

* * *

Вальминт спал. Один раз он застонал и заметался во сне… Марибо положил руку ему на плечо и не убирал, пока юноша снова не стал дышать ровно.

«Спи, мальчик. Я с тобой… Он так похож на моего младшего сына, Никола. Увижу ли я его когда-нибудь?..» – Рибо опустил голову в тяжкой печали.

В эту минуту Вальминт вздрогнул и проснулся: над люком раздались шаги.

– Это за мной, Рибо! – воскликнул Вальминт. – Они передумали!

Он схватил за руку старшего француза:

– Не отдавай меня им!

– Опомнись! Это не за тобой! – по лестнице спускался только один человек, и Рибо узнал его. – Ляг и успокойся.

Он почти силой уложил Вальминта обратно на тюки и поправил на нем мешковину. Затем поднялся навстречу человеку, спускавшемуся в трюм. Юный француз у него за спиной почти перестал дышать…

* * *

– Возьми это! – Шимбо протянул Марибо котелок, распространяющий восхитительный запах жареной рыбы. – Вам надо поесть. Вот хлеб. – Он вытащил из-за пазухи большую краюху.

– Завтра корабль прибывает в Палестину. – Он быстро оглянулся на открытый люк и заторопился. – Кэп меня накажет, если застанет здесь.

– Спасибо тебе. – Глаза Марибо вспыхнули благодарностью. – Если бы не ты, мой друг был бы уже мёртв.

Пират мгновение смотрел на него, словно удивляясь услышанному. Потом бросил быстрый взгляд через плечо Марибо:

– Как он?

Шарль Марибо обернулся к Вальминту, удивляясь его долгому молчанию, и увидел, что его спутник глубоко спит. Видимо, он сам не заметил, как погрузился в сон.

– Ему надо набраться сил, – негромко проговорил Марибо и впервые улыбнулся своему нежданному собеседнику. – Иди, друг. Тебе не надо рисковать из-за нас.

Пират на миг положил руку ему на плечо:

– Бывай. Постарайтесь выжить. – Он резко отвернулся и быстро принялся взбираться по лестнице наверх.

Уже на середине подъема он полуобернулся и пробормотал:

– Бедолага.

Сказанное явно относилось к Вальминту, который, ничего не слыша, спал на тюках. Даже дыхания почти не было заметно…

– Может быть, еще увидимся, – сказал Марибо вслед Шимбо и, несмотря на голод отставив котелок в сторону, стал ждать пробуждения Вальминта.

* * *

Вальминт проснулся лишь три часа спустя; вздрогнув, он широко открыл глаза:

– Где я? А… – раздался вздох.

– Ну, вспомнил? – Марибо слегка усмехнулся.

– Мне снилось, что я дома, – тихо проговорил юноша.

Рибо задумчиво посмотрел на него:

– Может быть, мы еще увидим свой дом. Похоже, судьба хранит нас. А сейчас надо поесть. – Он придвинул юноше котелок. – Это принес тот человек, который выпустил меня из трюма.

– Его зовут Шимбо. – Вальминт улыбнулся. – Он вызволил меня из рук убийц, когда они уже собирались бросить меня за борт. Ему удалось отвлечь их… И тогда капитан придумал для меня эту казнь на доске.

– Шимбо – вряд ли имя. – Рибо приподнял брови. – Скорее всего, прозвище.

– Не знаю, почему он пожалел меня…

– Он сказал мне, что он тоже француз, и что ты еще жив.

– Спасибо тебе, Рибо. – Вальминт тепло взял Рибо за руку. – Я обязан тебе всем. Не только жизнью: я бы сошел с ума, оказавшись один на этом корабле, в этом проклятом трюме. Но ты всегда был рядом… Я очень хочу, чтобы ты снова увидел своих сыновей.

Рибо улыбнулся:

– Если Вальминт д’Анжи чего-то хочет… Может, оно и сбудется. Знаешь, ты жуткий упрямец! – он рассмеялся, но Вальминт смотрел на него серьёзно:

– Ты очень храбрый. Почти никто не решился бы на то, что сделал ты…

Марибо всё еще улыбался:

– Ты не оставил мне выбора. Ты вообще не даешь мне скучать… Это неплохая сторона нашего путешествия. Ну, ешь, наконец, а то ты и меня уморишь голодом.

* * *

Котелок быстро опустел, и оба пленника почувствовали удивительный прилив сил. Это был первый нормальный обед с начала плавания. С порозовевшими щеками, Вальминт воскликнул:

– Мне кажется, я способен сейчас свернуть горы!

Рибо расхохотался:

– Я вижу, ты в своей лучшей форме. Придётся привязать тебя к переборке.

Юноша засмеялся его шутке, но потом резко погрустнел:

– Шарль, скажи, ведь мы действительно сможем бежать, когда окажемся на берегу?

В его голосе была такая надежда, что у Марибо защемило сердце.

– Я не знаю, Вальми. Это нелегко. Если Господь будет милостив…

Вальминт поник головой:

– Я навсегда потерял свою рапиру. Ее вручил мне отец… Теперь она мне больше не понадобится.

Рибо присел на корточки возле него и заглянул ему в лицо:

«Какой ты странный всё же, Вальминт д’Анжи! Радость у тебя так быстро сменяется отчаянием… Но ты просто еще очень юн».

Вслух же он сказал:

– Мы будем жить, Вальминт. И обязательно вернемся на родину.

Цикл IV

Восток

Глава I. Дни в плену: снова отчаяние

– Рибо!.. Шарль! Надо делать что-нибудь! – донесся до Шарля Марибо шепот побледневшего Вальминта, которого на прибрежном песке связывал перекупщик, прикручивая его перехваченные петлей кисти к стремени верблюда. Юноша уже попытался сопротивляться, когда его тычками вслед за Рибо сгоняли на берег по сходням, и теперь на его левой руке алел жестокий след от удара плетью. Капли крови скатывались по руке на песок… Старого француза, которого не сочли нужным спутывать словно непослушное животное, попросту прикрутили сзади к поясу Вальми, оставив между пленниками расстояние в несколько шагов, чтобы они могли идти не спотыкаясь, – или, смотря по желанию караванщика, бежать, стараясь успевать за шагом верблюда. Марибо боялся, что Вальми долго не выдержит такой гонки: вокруг стоял страшный зной, и даже неподвижный воздух как будто плавился, словно раскаленное стекло…

Шпагу Вальминта капитан продал хозяину каравана работорговцев, желая как можно больнее уязвить француза, который, с рассыпавшимися по плечам белокурыми волосами, задыхаясь, рвался из рук араба-перекупщика, пока не лишился всякой возможности сопротивляться. Теперь он бессильно наблюдал за сделкой через головы верблюдов, устремив горящий взгляд на англичанина, собирающегося снова взойти на свой корабль.

Оставалось лишь надеяться, что перекупщик рабов вскоре натешится наказанием и позволит пленникам идти более свободно: ведь караван, увлекающий их к Дамаску, двигался быстро и все больше удалялся вглубь страны, не давая двоим затерявшимся людям никакого шанса бежать по пути.

Действительно, когда два часа спустя юноша-француз упал едва не под копыта верблюду, ему освободили руки и дали напиться, не желая терять молодого невольника. Видя, что Вальми совершенно изнемог, Марибо протянул ему и свою флягу, которую ему тоже швырнули. Но Вальминт жестом отверг ее:

– Нет, Рибо. Я сам виноват. Держись за меня, у тебя меньше сил. – Он с трудом поднялся. К счастью, на этот раз караван шел много медленнее, так как наступили самые жаркие часы дня, и хотя Вальминта опять прикрутили к стремени, идти ему было легче. Араб, ехавший верхом на верблюде, возле которого шел Вальми, следил, чтобы у пленников оставались силы идти. Во второй раз караван остановился лишь в сумерках…

* * *

Вальминт еще надеялся, что ночью ему удастся бежать назад к побережью вместе с Рибо. Для бегства нужно было немного: чтобы караванщики зазевались, да небольшая фляга воды. «Пусть только часовой немного отвлечется…» Но вечером все надежды пошли прахом: как только караван остановился перед наступлением ночи, Вальминта связали и бросили на песке неподалеку от костра, возле ног спутанных верблюдов. Узлы были затянуты не слишком крепко, но с чисто восточной ловкостью: они только затягивались туже при попытке растянуть их, и пленник тщетно бился на песке, вызывая усмешки у арабов, но так и не смог освободиться. Никакой пищи ему не дали, и он почувствовал, что слаб перед силою судьбы, забросившей его в безжалостную пустыню. Шарля Марибо еще раньше отвели в другой конец каравана, подальше от Вальми, и так же беспощадно опутали веревкой по рукам и ногам. Старый француз был так измучен, что, едва его бросили на песок, заснул мертвым сном. Вальми не знал, что его товарищ, который казался ему таким неунывающим и неутомимым, в действительности шел уже на пределе сил и не смог бы бежать с ним даже при всем желании.

Вальминт еще некоторое время, пользуясь тем, что за ним никто не наблюдает, пытался освободиться от пут, но потом выбился из сил. Теперь он лежал тихо; слезы отчаяния текли у него по лицу. Постепенно слезы иссякли: чернота и молчание пустыни охватили юношу своей бесконечностью… Было холодно, костры уже угасли… Вальми смотрел в черное небо, в котором сияли тысячи звезд, и казался себе пылинкой среди величественных звездных путей. Ночь была безмолвной, и только его мысль, свободная и ничем не связанная, стремилась к звездам, посылая им свой зов.

Глава II. Гибель Джона

Разве знал я страдание прежде,

Вольным небом и солнцем дыша?

Подари мне зарю и надежду,

Жить во тьме не осилит душа!

Караван уходил все дальше, увозя француза с собой. Вальминту казалось, что его с неумолимой силой засасывает в себя какой-то вихрь, – чудовищная воронка, в которую он попал по недоразумению и теперь барахтался в ней, пытаясь просто выжить. На границе Сирии и Палестины перекупщики взяли за полцены еще несколько рабов у какой-то местной шайки, и их всех стали связывать вместе. В этой связке Марибо оказался рядом с Вальминтом, и это было спасением для старого француза: не раз, когда он уже готов был упасть и навсегда остаться в пустыне, рука Вальминта поддерживала его… Жара была невыносимой, да и непривычной для пленников-северян. Все задыхались. Глоток воды казался счастьем. Но Вальминт пока держался, хотя после каждого привала было все труднее подняться и снова заставить измученное тело двигаться. Так миновал еще один жуткий бесконечный день, когда несчастным людям казалось, что солнце никогда не зайдет и путь никогда не кончится. Часы за часами длились в глухом однообразии; силы пленников таяли, и с каждым шагом верблюдов свобода отдалялась, а надежда гасла.

* * *

Среди пленников, против воли увлекаемых к Дамаску, был юноша-англичанин, Джон, лишь годом моложе Вальми. История того, как юный Джон Лейнир был схвачен пиратами у берега в Британии, когда беспечно рыбачил в лодке на закате безмятежного солнечного дня, очень напоминала историю самого Вальми, поэтому мы не будем приводить ее. Достаточно сказать лишь, что юный англичанин не успел даже крикнуть, как оказался пленником на пиратском судне, которое тихо и под неопознаваемыми парусами выскользнуло из Ла-Манша в открытое море… Отчаяние Джона невозможно передать словами, но теперь, когда он увидел среди связанных пленников своего сверстника, надежда на совместный побег вспыхнула в нем с новой силой. Дружба между людьми, идущими по песку под неусыпным надзором араба-надсмотрщика – дело сомнительное, потому что на разговоры не остается сил, да они и пресекаются едва начавшись, но Вальми и Джон, оказавшись рядом, сумели обменяться несколькими словами и прониклись друг к другу величайшей симпатией. Хотя Вальми не знал ни слова по-английски, Джон, сын мелкопоместных джэнтри[3], по счастью, знал французский язык. И даже внешне юный англичанин и француз были похожи друг на друга: одинаково белокурые и сероглазые. И оба – дерзкие и непокорные, склонные идти на риск вопреки всему, даже если цель почти недостижима.

Именно на вторую ночь в глухой пустыне Сирии, когда рваные облака, набегающие с моря, то и дело скрывали луну и звезды, ловкий и худенький Джон ухитрился развязаться незаметно для надсмотрщика. Ни одному из пленников до сих пор такое не удавалось. Прижимаясь к земле и замирая с бьющимся сердцем, когда лунный свет пробивался из-за туч, Джон пополз через дремлющий бивуак в сторону Вальми, по пути стащив флягу с водой, привязанную к седлу одного из верблюдов. Через минуту, никем не замеченный, юный англичанин оказался возле неподвижно лежащего на песке своего товарища. Глаза француза были закрыты, и в свете звезд было видно, какое у него бледное и отрешенное лицо. Джон потряс Вальми за плечо, и тот, внезапно вырванный из дремоты, уставился на него как на продолжение своего сна.

– Надо бежать, Вальми. Просыпайся, нельзя медлить. – Тревожный голос Джона был еле слышен.

Лицо Вальминта, сначала вспыхнувшее надеждой, внезапно помрачнело:

– Нет, Джон, я не могу.

– Ерунда, я помогу тебе! Это последний шанс! – Джон торопливо пытался распутать французу руки, но у него это плохо получалось. В любую минуту движение в бивуаке могли заметить…

– Нет, Джон, – тихо проговорил Вальми. – Я не могу оставить Марибо. Беги один. Мне нельзя бросить друга. Беги, Джон. Я тебя не забуду.

В глазах у француза было отчаяние. Джон понял, что его решение окончательно. На мгновение он прижался к плечу Вальми:

– Прости, мой друг. Прощай.

Быстро поднявшись и пригибаясь за спинами верблюдов, он скользнул во тьму, и Вальми увидел лишь, как мелькнула в свете луны его белая рубашка. Но увидел это и араб-охранник… Пронзительно и хрипло крикнув, он поднял верблюда и пустил его в галоп вслед за беглецом. Страшные копыта промелькнули над Вальминтом, обдав его потоками песка…

Поняв, что его побег обнаружили, Джон припустил по песку во все лопатки, надеясь скрыться в темноте.

Верблюд в галопе ничем не уступает скаковой лошади, а на песке даже превосходит ее. Через несколько мгновений араб догнал Джона. Он скрутил беглецу руки за спиной и швырнул его на песок. Раздалось несколько хриплых фраз, свистнула сталь и прозвучал страшный крик… Вальминт в ужасе зажмурился и содрогнулся всем телом, словно удар араба обрушился и на него. В караване уже все проснулись, всюду зажигались факелы… Охранник, убивший Джона, прокричал своим товарищам несколько насмешливых гортанных фраз, смысл которых был безошибочно понят каждым из пленников. Затем, не выпуская из руки обнаженной окровавленной сабли, он двинулся к французу. Вальминт закрыл глаза, не желая видеть клинок, обагренный кровью недавнего знакомого. От того, что он только что увидел, его мутило.