В сердце намного больше

Этот день, несомненно, стал бы для Вальминта последним, если бы не Рибо. Но об этом чуть позже…

* * *

Совершенно неслышно Вальминт проскользнул в капитанскую каюту. Она была невелика, и, оглядевшись при тусклом свете, он сразу же увидел в ножнах, на стене, рукоять своей рапиры. Вожделенное оружие. Дар отца… Его сердце жарко забилось, когда рука сжалась на рукояти. Кровь вспыхнула огнем, и тело напряглось как звенящая струна… Он медленно начал вытаскивать клинок из ножен, стараясь не производить лишнего шума.

Он не услышал шепота чьих-то голосов, раздавшегося вблизи каюты: шелест клинка и собственное сдерживаемое дыхание заглушали для него все остальные звуки. В этой атмосфере волшебства ему суждено было пробыть еще едва ли несколько мгновений. А потом для мальчика, стремившегося к свободе, наступил чудовищный кошмар… За спиной француза возникла быстрая тень.

* * *

…Вальминт успел лишь наполовину вытащить свое оружие из ножен: жестокий удар по руке заставил его вскрикнуть и потерять равновесие, и тут же он полетел на пол, получив резкий удар в ребра. С прервавшимся дыханием, он попытался вскочить и вновь овладеть оружием, но получил удар под колени и упал на спину, больно ударившись головой о доски. Из глаз у него посыпались искры, и ворвавшаяся толпа пиратов довершила дело, начатое помощником капитана: пленник был скручен по рукам и ногам веревкой, рот ему заткнули кляпом и с торжеством потащили бьющуюся жертву на палубу, к правому борту, где с размаху швырнули под ноги новому капитану, которому теперь предстояло решать: помиловать схваченного француза или предать его жестокой казни за дерзкую и необдуманную попытку побега.

Пленник притих, глядя вверх на человека, по одному мановению руки которого его выбросят прочь из мира живых, в безжалостную ледяную мглу.

* * *

Будь на корабле прежний капитан, жизнь незадачливого француза продлилась бы считанные минуты: казнь была бы быстрой и однозначной. Старый морской волк был сторонником жесткой дисциплины (благодаря чему его корабль и держался на плаву столь долгое время), а уж со взбунтовавшимся рабом он точно не стал бы церемониться. Но, если вы помните, старый пират нашел свою смерть в волнах во время недавней бури. Теперь судно находилось в полной власти его бывшего помощника, а это был не такой человек, чтобы не насладиться игрой страха и надежды, которые попеременно будут сменять друг друга в душе пленника, беспомощного и обреченного произволу его жестокой фантазии. Новый капитан, впрочем, не был садистом в полном смысле этого слова: он не увлекался изощренными пытками. Но просто бросить провинившегося за борт, как мешок с мукой, казалось ему нелепостью. В его представлении, наказание являлось чем-то совсем другим, и здесь он никогда не пришел бы к согласию со своим прежним хозяином. Потом, нельзя было забывать, что ожесточенная команда, усталая от долгого плавания, нуждалась хоть в каком-то развлечении, чтобы и дальше можно было поддерживать минимальную дисциплину. Кошка собиралась поиграть с мышью, затянув эту игру сколь возможно дольше и извлекая из нее максимум удовольствия… Это могло дать Вальми шанс, чтобы кто-нибудь, быть может, пришел ему на помощь. Но на корабле был только один человек, для которого он хоть что-то значил. Однажды этот человек уже спас его, не позволив совершить безрассудство. Теперь же Вальминт не осмеливался звать его даже мысленно… Лежа навзничь на палубе, под устремленными на него десятками глаз, он чувствовал, что попал в глухой круг беды, из которого едва ли удастся выбраться.

* * *

Капитан был англичанином и испытывал сильнейшую неприязнь к французам, легко объяснимую, если вспомнить события Столетней войны: эта война надолго сделала врагами две нации. То, что Вальми родился спустя восемнадцать лет после этой ужасной бойни, не имело значения[2]…

Пират словно в задумчивости смотрел на связанного пленника, не произнося ни слова, пока тот не стал бледен как полотно, и наконец слегка толкнул его носком сапога:

– А этот щенок красив. Мы могли бы выручить за него хорошие деньги… Но теперь это у нас вряд ли получится. – При этих словах Вальминт забился в своих путах, тщетно пытаясь освободить руки или хотя бы освободиться от кляпа. Но реплика была брошена лишь с целью окончательно устрашить француза, чей взгляд отчаянно метался от одного лица к другому. Команда злорадно ухмылялась… Пленник был так очевидно слаб перед ними, что первое ожесточение прошло: наступило время насмешек.

Наклонясь ближе к Вальминту и обдавая его запахом чеснока, который обильно употребляли на корабле во время трапезы, капитан осклабился:

– Скажи-ка, а что ты делал в моей каюте, красавчик? Может быть, ты хотел выспаться в моей мягкой постели?

Раздался оглушительный гогот: команду чрезвычайно развеселила эта шутка. Вальминт отчаянно замотал головой, силясь что-то высказать через кляп, но получались только нечленораздельные звуки. Глаза у него сверкали от гнева; это вызвало у столпившихся вокруг пиратов новый взрыв веселья.

– Да нет, капитан! – воскликнул один из матросов, от смеха держась за живот и чуть не плача. – Он хотел добыть свое оружие! – новый приступ хохота не дал ему продолжать.

– Оружие?! – крикнули из толпы сзади. – Да он может ли поднять его?

Это вызвало бурю смеха, почти уже истерического. Пленник вперил взгляд в лицо капитана; в глазах у него сверкали слёзы, но щеки горели от ярости и стыда. Пират вновь с усмешкой наклонился над ним:

– Кажется, мальчик хочет что-то сказать. Выньте у него кляп! – что и было выполнено с беспримерной быстротой: потеха продолжалась.

Освобождённый от кляпа, Вальминт закашлялся, но затем, как и ожидал капитан, слова полились потоком:

– Я не собирался никого убивать, сударь! Я просто хотел вернуть свое оружие!

– Для чего? – поинтересовался пират с усмешкой. – Чтобы любоваться им на досуге?

Это вызвало новый приступ хохота у команды. В отчаянии, Вальминт сказал правду:

– Это оружие – всё, что осталось мне на память об отце. И клянусь, что я владею этой рапирой безупречно!

– Что может дать эта тростинка? – пренебрежительно бросили из толпы сбоку. – Ты зря терял время, парень! В бою она бесполезна.

– Если бы я только мог показать тебе! – Вальминт рванулся в своих путах. – Эта сталь выдержит любой удар!

Капитан приподнял брови, глядя на него:

– Так ты еще не утратил своей резвости?.. Ну-ка, ребята, принесите герою его прославленный меч!

Разбойничья свора разразилась хриплым хохотом. Два или три человека охотно сбегали на ют и, с шутками и перебранкой, притащили оттуда рапиру Вальминта. Благородный клинок сверкал голубовато-серым блеском с россыпью искр, которые не удалось погасить даже морскому путешествию и длительному пребыванию в ножнах. При виде блестящей стали в глазах у пиратов зажглись огоньки интереса. Капитан попытался согнуть клинок, который теперь держал в руках:

– Это старинное оружие. Оно прочнее, чем я думал.

– Его делал настоящий мастер! – выкрикнул Вальминт, про которого на мгновение все забыли. – Оно устоит даже против меча!

– Здесь ты не прав. – Капитан снова показал желтоватые зубы в усмешке. – Но мы на сей раз уравняем шансы. Развяжите его!

Десяток рук протянулся, чтобы развязать француза. Все жаждали нового зрелища – схватки двух «боевых петушков».

– Шимбо! Ты будешь драться с ним!

В ответ на окрик капитана, из толпы протиснулся здоровый парень и с ухмылкой уставился на худого и бледного Вальми, который, вставая, не мог удержаться от стона: ребра у него были основательно отбиты о доски. Шимбо (имя это было или прозвище?) не заметил только одного: какой холодный голубой огонь зажегся на дне глаз молодого француза, готового сразиться насмерть. В Вальминте вдруг вспыхнула непреклонная воля. В то мгновение, когда в руки ему вложили рукоять рапиры, ему показалось, что его силы утроились.

– До сих пор ты был в проигрыше, – проворчал капитан. – Может быть, теперь ты сумеешь отыграть свою жизнь?

В руки соперника Вальминта тоже вложили рапиру, пылившуюся с незапамятных времен в сундуке одного из матросов. Оружие было свинцово-серым, как будто долгое пребывание в темноте лишило его толики светимости – таинственной жизни клинка. Вальминт чувствовал, какая сила исходит от его противника, но каким-то образом знал, что тот не обладает такой быстротой маневра, какая была у него, сына Шарля д’Анжи. Шимбо ожидал лёгкой победы и это делало его слишком самоуверенным. Но за спиной Вальми д’Анжи стоял целый ряд предков-крестоносцев, и ни один из них не посрамил своего имени.

Противникам освободили место для поединка в середине палубы.

Шимбо медленно пошел по кругу, заставляя то же делать и Вальминта, и не сводя с него глаз.

* * *

У Вальминта оставались считанные секунды: он знал, что в затяжном поединке с Шимбо неминуемо погибнет. Расчет был лишь на ловкость, иначе здоровый и сытый соперник, вовсе не голодавший все эти дни пути, попросту сомнет его. Не дожидаясь, когда Шимбо атакует, Вальми сделал стремительный бросок вперед и, когда не ожидавший такой прыти соперник вскинул клинок немного выше чем следовало, уклонился чуть вбок и снизу нанес резкий удар основанием своего клинка в основание чужой рапиры. Он вложил в этот удар всю силу до последней капли. Со стороны показалось, что в руке француза сверкнула голубая молния. Что-то зазвенело и покатилось по палубе, и когда долю секунды спустя Вальминт снова обрел способность видеть, то обнаружил, что ему удалось невозможное: поединок закончился, практически не начавшись. Рапира Шимбо валялась в трех шагах, у самых ног предусмотрительно отступившей команды. Не давая своему сопернику обрести равновесие, Вальминт мгновенно приставил острие своей рапиры к его груди, недвусмысленно показывая, что попытка продолжить «боевые действия» будет стоить ему жизни. Несмотря на подбадривающие крики из толпы, Шимбо замер… Двое, связанные сверкающей голубой нитью клинка, не отрываясь смотрели друг на друга.

На лице пирата читались досада, растерянность… и страх: Шимбо ожидал, что сейчас холодная сталь пронзит ему грудь. Вальминт еще мгновение смотрел ему в глаза…

– Я не желаю тебе смерти. – Он убрал острие от груди пирата и отступил. Шимбо сглотнул и уставился на него как на пришельца с другой планеты. Потом почему-то оглянулся по сторонам: пираты насмешливо ухмылялись; корабль по-прежнему покачивался на волнах; в небе пролетали белые чайки… И только для его противника – юноши из Лангедока – похоже, не было надежды… Шимбо опустил голову и, ни на кого не глядя, протолкался за спины сомкнувшейся за ним толпы.

Вальминт все еще стоял неподвижно; грудь его высоко вздымалась, но глаза сверкали победным блеском и он гордо смотрел в лицо удивленной своре.

* * *

Капитан тоже пристально смотрел на француза. Вдруг он быстро поднял рапиру Шимбо:

– Защищайся!

Первый же удар едва не выбил у Вальминта из рук рапиру. Он отскочил назад, отчаянно стараясь поставить заслон стремительному и жестокому нападению. Но пират был много сильнее… По сравнению с ним Вальми, считай, и не держал в руках оружия: тренировки с отцом во дворе родного дома вряд ли шли в счет. Каждый удар сейчас грозил ему смертью. Сила удара и реакция взрослого мужчины намного превосходили его собственные… Шаг за шагом, он отступал. Весь поединок занял едва ли полторы минуты, и то потому, что противник Вальминта забавлялся, позволяя его неумелым и беспорядочным ударам поставить мнимую преграду его натиску. Наконец капитан прижал юношу к борту и выбил у него из рук оружие. Холодное острие уперлось Вальминту в грудь:

– Ты мало что умеешь. Тебя плохо учили.

– Это неправда! – Вальминт скрипнул зубами, потому что острие рапиры в эту минуту проткнуло ему кожу, нанеся болезненный укол в незащищенную плоть. По рубашке потекла струйка крови.

– Твоя первая боевая рана, – усмехнулся пират. – И последняя. Я не собираюсь оставлять тебя на корабле, француз.

Вальминт страшно побледнел и попытался что-то сказать, но не смог.

– Ты умрёшь сегодня, – проговорил капитан. – Нет пощады тому, кто был захвачен на корабле с оружием в руках.

– Но я же победил в той схватке, капитан! – воскликнул Вальми, еще на что-то надеясь. – Вы же обещали мне, что отпустите меня!

– Я тебе ничего не обещал. И отпустить тебя я могу только на дно морское!

Вальминт видел усмешки пиратов, сгрудившихся вокруг него. Лишь одна пара темных глаз смотрела на него непроницаемо, но он этого не заметил. Глаза эти принадлежали Шимбо… Юноша почувствовал, как по спине у него потек холодный пот.

«Почему вы все желаете мне смерти?»

Он не произнес этого вслух. Его губы дрогнули…

Его противник усмехнулся:

– А чего ты ждал? Ты бунтовщик. Ты всегда останешься бунтовщиком. Я не хочу, чтобы тебя купили работорговцы: после этого они просто откажутся иметь со мной дело. Как видишь, ты ни на что не годен… Почему ты пощадил Шимбо?

– Я не желаю ему смерти.

– Ты странный… Зря… Уж он бы тебя не помиловал!

В задних рядах толпы пиратов произошло легкое движение. Чьи-то глаза сверкнули яростью. Капитан не обратил на это внимания.

– В воду его, ребята!

Вальминта схватили. Он отчаянно сопротивлялся, когда его подняли над бортом и стали раскачивать:

– Нет! Спасите! Рибо!! – это имя впервые сорвалось с его уст, в последнем ужасе и боли.

Через мгновение он полетел бы за борт, но чья-то рука остановила людей, собиравшихся бросить его в море:

– Капитан, даже у бунтовщика обычно есть последнее желание. Интересно было бы услышать его. – Вальминт с невероятным изумлением увидел, что отсрочку ему дал Шимбо. Он даже задохнулся на мгновение. Пират едва заметно усмехнулся.

Капитан приподнял брови:

– Что ж, ладно. Мы и впрямь христиане. Поставьте его. – Он кивнул на Вальминта, замершего в руках держащих его разбойников.

Вновь оказавшись на ногах, молодой француз обнаружил, что его пошатывает и вся палуба как-то странно кренится…

– Так что же ты хочешь получить на прощанье? – капитан не скрывал насмешки. – Только не проси женщину, здесь их нет!

Раздался общий смех, больше похожий на вой. Но Вальминт почти не услышал его… Он находился сейчас в каком-то своем, кристально ясном пространстве. Страх исчез, остались только боль и безнадежная тоска. Ему уже хотелось, чтобы эта боль скорее закончилась. Он оглядел людей, окружающих его, и ему на миг показалось, что он стоит один среди теней… Теперь он был готов к смерти. Он устремил взгляд на капитана:

– Я бы хотел… – он запнулся. То, о чем он хотел попросить, показалось ему в эту минуту чудовищным: увидеть Шарля Марибо и проститься с ним. «Это может погубить Шарля. Он бросится на мою защиту… Казнят обоих. И я не хочу, чтобы он видел мою смерть: это подорвет его силы… Пусть он вернётся на родину, к своим сыновьям. А обо мне пусть вспоминает хоть иногда, когда ему вспомнится наш путь…» – Эти мысли и эти образы пронеслись в сознании Вальминта д’Анжи за одно мгновение. Пират почти не заметил промедления, когда, вскинув глаза к мрачному небу, юноша закончил:

– Я бы хотел перед смертью увидеть солнце.

Его голос, который ему самому казался таким ясным, прозвучал совсем слабо, но в полной тишине его слова были всеми услышаны. Капитан прервал наступившее странное молчание:

– А ты не так глуп, однако… – Он посмотрел на небо, затянутое мрачными облаками. – Солнце если и появится, то только к вечеру. Что ж, раз это твое последнее желание, то мы подождем… Ты увидишь солнце. – Лицо у него исказилось странной судорогой.

Вальминт напрягся как струна, надеясь, что его сейчас отведут в трюм и он все-таки увидится с Рибо.

– Но не думай, что тебе удастся избегнуть наказания. – Капитан заметил, как от вспыхнувшей надежды изменилось лицо пленника. – Ты подождешь солнца… на доске!

– Что вы хотите сказать?! – воскликнул Вальминт.

– Увидишь. Тебя это удивит… Но если дождешься солнца, то я тебя помилую…Давайте сюда цепь!..

– Нет! Не надо! Пожалуйста, не надо! – закричал Вальминт, увидев, как волокут от левого борта орудия казни и поняв, что его ждет. Он рванулся вперед, пытаясь пробиться через толпу своих мучителей. Француза схватили и заломили ему за спину руки…

– Капитан!!..

* * *

Снова он бился в жестоких руках… Борьба была короткой: его опрокинули на палубу и прижали спиной к доске, к которой через минуту и прикрутили ржавой цепью, несмотря на его сопротивление, крики и мольбы. Теперь его покрывали почти два пуда ржавого железа. Тяжелое дыхание его мучителей говорило о том, что и они выбились из сил. Вальминта охватил отчаянный, ни с чем не сравнимый страх. Его последней надеждой теперь был единственный человек, который пока ничего не знал о его судьбе. Свет померк у юноши в глазах, и сквозь темную пелену он увидел приближающуюся к нему высокую тень… Увидев, какой ужас появился на лице пленника при виде него, капитан испытал мгновение колебания, но потом его взгляд снова стал твердым как камень:

– А чего ты ждал, француз?.. Впредь не будешь бунтовать.

Его слова эхом отдались в ушах несчастного… Очнувшись, Вальминт резко вдохнул:

– Спаси… – его ударили по губам, и крик прервался. Закричать второй раз он уже не смог, потому что грудь и ребра ему так сдавило цепью, что стало трудно дышать. Он в отчаянии смотрел на капитана, хотя не произносил ни слова, отчасти потому, что у него уже не было сил. Но где-то в глубине искоркой теплилась гордость… Бросив на него странный взгляд, пират взмахом руки отдал приказ продолжить казнь. И на корабле оказалось достаточно рук, чтобы выполнить его желание… Жестокая забава продолжалась.

И тут из глаз Вальми д’Анжи, вопреки кодексу французского рыцарства, потоком хлынули слёзы. Капитан лишь усмехнулся… Доска пошла вверх, наискосок от борта, поднимаясь все выше под кряхтенье и уханье двоих пиратов, чья работа осложнялась еще и покачиванием судна, которое по-прежнему шло по курсу. Их подбадривали шутками товарищи, с жадным интересом наблюдая за тем, как белокурый пленник все выше возносится над морем. В последнюю минуту, когда доска уже начала опасно раскачиваться (а Вальминт на несколько благословенных мгновений потерял сознание), ее конец закрепили в бухте каната, свернутого у мачты. Тяжелая веревка, намокшая во время недавней бури и тумана, создавала довольно надежный противовес тому странному грузу, который сейчас нес пиратский корабль. Впрочем, это не мешало дальнему концу доски медленно раскачиваться, создавая у пленника ощущение, что он вот-вот соскользнет в море. Он вынужден был закрыть глаза, потому что голова у него кружилась и он ожидал падения каждую минуту. Все кости как будто текли, как вода, так как невозможность пошевелиться постепенно отнимала у него ощущение своего тела, и ему казалось, что он почти ничего не весит по сравнению с железной цепью, намертво притянувшей его к орудию казни. На самом деле это так и было. Но постепенно он все же приходил в себя, ибо боль еще мучила его, а желание спастись не угасло. Собрав все свое мужество, он решил держаться до последнего, хотя дыхания не хватало и по всему телу выступила испарина. Тупая боль начала медленно ввинчиваться в сердце, которое билось часто и тяжело. «Господи, избавь меня от мук! По сравнению с этим даже переход через пустыню покажется мне раем! Пусть солнце взойдет!» Сквозь звон в ушах он вдруг услышал гулкий голос, донесшийся с палубы:

– Если продержишься до заката, будешь помилован!

Но какая-то издевка в этом голосе заставила Вальминта похолодеть: «Ты бунтовщик! Ты всегда останешься бунтовщиком!» – прозвучало у него в памяти. До заката оставалось еще очень много часов…

* * *

Шимбо не наблюдал за мучениями Вальминта, хотя отчаяние молодого француза не укрылось от него. Вот только, в отличие от других членов команды, оно совсем не показалось ему забавным и не вызвало желания заключать пари. В те минуты, когда Вальминт д’Анжи боролся со смертью, изнемогая от боли и полнейшей безнадежности, пират торопливо пробирался в сторону трюма, стараясь никому не попадаться на глаза. Впрочем, его никогда не жаловал помощник капитана, теперь получивший на судне полную власть, и хотя бы в одном отношении Шимбо мог быть спокоен: на корабле сейчас до него никому не было дела…

* * *

…Проснувшись, Шарль Марибо обнаружил, что Вальминта в трюме нет. Это могло значить только одно: его друг в беде, потому что бежать в одиночку он, без сомнения, не мог. В ужасе от произошедшего, Рибо стремительно бросился вверх по лестнице и замолотил кулаками по придавленной чем-то тяжелым крышке люка:

– Выпустите меня! Выпустите сейчас же! Вальминт!..

Мысли бились, как пламя в топке: «Вальминт! Вальминт д’Анжи, глупец!.. Неужели его уже нет в живых?»

Впервые за весь долгий путь Рибо готов был разрыдаться от отчаяния.

Внезапно неподъемная тяжесть с крышки люка сдвинулась (это был сундук, с помощью которого Рибо заперли в ловушке сразу после того, как был схвачен его друг). Люк распахнулся, и чья-то рука схватила француза за плечо и помогла ему выбраться наверх.

– Тише! – перед ним стоял незнакомый молодой пират, здоровенный и, видимо, очень сильный детина. – Твоего друга привязали к доске. Он погибнет. Пойди к нему.

Рибо всё понял. В дальнейших расспросах не было нужды. Бросив на пирата быстрый взгляд, он неслышно и осторожно двинулся в среднюю часть палубы.

– Я тоже француз! – донеслись ему вслед тихие слова.

* * *

Бесшумно и легко, так же как и Шимбо стараясь не привлекать к себе внимания, Марибо прошел вдоль палубы к правому борту и остановился в тени снастей, прислушиваясь к возбужденным голосам. Парусник еще не совсем вышел из тумана, который почти рассеялся, однако небо по-прежнему затягивала серая хмарь. Вахтенный, стоявший у штурвала, то и дело отвлекался и тянул шею туда, где происходило все самое интересное. Там над морем покачивалась доска с привязанным к ней тонким и хрупким человеческим телом, совершенно неподвижным. Человек не издавал ни звука, и если бы на корабле было тихо, то это зрелище, вкупе с поскрипыванием снастей, производило бы жуткое и какое-то призрачное впечатление. Но до тишины было далеко, а потому все происходящее было просто страшным и напоминало стаю волков, кружащих вокруг добычи в ожидании, когда жертва изойдет кровью. Волки оживлены до тех пор, пока жертва сопротивляется: умертвив ее и насытившись мертвой плотью, стая разбегается по своим делам, отдыхать и готовиться к новым набегам.

Ветер слегка шевелил светлые волосы пленника, который то ли не мог, то ли не хотел позвать на помощь. Он был с ног до головы опутан старой почерневшей цепью, и с того места, где стоял Марибо, ему были ясно видны только неподвижные босые ступни и откинутое назад, бледное лицо. В тени, у борта, голубым отсветом поблескивала брошенная рапира, – старинное оружие, гордость семейства д’Анжи. «Та, которую забрал себе капитан, и что так изводило моего юного друга. Значит, сегодня он сражался, но битва была коротка…»

Рибо услышал голоса, заключающие пари: долго или нет продержится пленник, и доживёт ли он до заката. Его пронзила острая боль, но в то же время он понял, как спасти Вальминта. На мгновение он словно оказался на раскачивающейся доске рядом с ним, почувствовал под своей рукой его плечо и услышал грохот разворачивающейся цепи, падающей в море. Способ был единственный… От волков бесполезно ожидать жалости, но стаю всегда можно привлечь более захватывающей игрой.

Старый француз сделал глубокий вдох, и небо над ним как будто слегка покачнулось. В эту минуту ему показалось, что на судне осталось только два человека – он и Вальминт. И мысленно они уже протягивали друг к другу руки. «Если что – погибнем вместе». Но в душе его вдруг вспыхнула могучая и неодолимая сила – сила великого мужества. И когда он сделал шаг на открытое пространство, а его чувства безмерно обострились, как у вновь вышедшего на сцену актёра, в нем не было страха. Все обернулись к нему…

* * *

Рибо низко поклонился капитану, сняв свою старую потрепанную шляпу:

– Приветствую вас, капитан.

– Привет, чучело, – капитан бросил быстрый взгляд на доску с пленником, а затем снова насмешливо уставился на безоружного Марибо, в то время как остальные пираты откровенно хохотали. Стоявший перед ними человек, заросший и грязный, действительно не производил угрожающего впечатления.

– Кто выпустил тебя из трюма? – пират грозно нахмурился.

– Трюм был открыт, сэр, – последовал невинный ответ.

Пират прищурил один глаз, поворачивая голову в сторону команды:

– Я же…

Но Марибо не дал развернуться его карательным мерам, которые свели бы на нет все его усилия.

– Я хочу поблагодарить вас, капитан, – он снова слегка поклонился, но глаза его блеснули.

Сытый хищник презрительно уставился на него: