В сердце намного больше

Али крепко взял Вальминта за плечо и повел перед собой, негромко проговорив:

– Бог один на всех.

* * *

– Кто же был тот купец? – спросил Зар, на мгновение возвращая собеседника к действительности. Правда, он догадывался об этом, и вероятно, знал больше, чем Вальминт. Не будем сейчас вдаваться в подробности о тайных обществах и философских течениях Востока и Запада. Назовем того человека рыцарем чести или, может быть, кабиром[4]. Порой такие люди встречаются нам на пути… Легенды о Rosa mystica не увядают во всех культурах.

– Он не сделал тебя рабом, ведь верно? Иначе мы бы не разговаривали с тобой сейчас…

– Ты прав, – Вальминт озадаченно посмотрел на него. – Хотя я не понимаю, откуда ты можешь знать об этом. Но слушай дальше…

Глава VI. В учениках у Али: шаги к будущему

«Пусть я не могу переделать весь мир,

но я помогу этому человеку. И может быть,

это даже лучше, чем переделать целый мир…»

(Али)

Мало что видя вокруг от горя, Вальминт еле шел по улице вслед за своим новым хозяином. Удушливая жара отнимала последние силы. Персиянин не подгонял его и даже почти не оглядывался, идя в паре шагов впереди. Как только они вышли с площади, он развязал юноше руки, зная, что бежать тому некуда. Далеко ли убежишь, не зная ни языка, ни дорог?.. Пока что купец не сказал Вальминту ни слова и только следил чтобы тот не потерялся в уличной толпе. Но постепенно улицы становились все менее людными, и наконец оба путника свернули в небольшой переулок, застроенный домами богатых мастеровых и купцов средней руки. Дворы были обнесены высокими дувалами из глины и булыжников, через которые нельзя было рассмотреть, что происходит внутри. Из ворот одного дома до Вальминта донесся аромат плова. У юноши закружилась голова, и он почувствовал что просто умирает от голода. Он стал очень бледен, и купец, оглянувшись, заметил это. Тотчас он указал рукой на высокие железные ворота в середине переулка, за которыми, по-видимому, находился его дом. Остановившись у ворот, он достал из пояса ключ, но затем повернулся к Вальминту и сказал на ломаном греческом языке:

– Меня зовут Али. Так как я старше тебя, то называй меня мастер Али. Мне нужен помощник в моей кузнице и по дому. Не бойся, я не стану обижать тебя.

Вальминт широко раскрыл глаза, но это было вызвано не удивлением от того, что Али знает греческий: он просто был на грани обморока, и переулок закружился перед ним как на дьявольской карусели. В следующее мгновение он потерял сознание. Али едва успел подхватить падающее тело.

* * *

Зару подумалось, что как раз в то время, когда на долю Вальминта выпали самые тяжелые испытания, он сам проходил обучение в святилищах Греции и Ирана: «Мы с ним находились не так далеко друг от друга. И каждый проходил свои ступени познания, только у Вальминта их преодоление растянулось на годы, а я прошел их намного быстрее, в специально созданной атмосфере храма. Но каждый из нас обрел отвагу для дальнейшего жизненного пути. И может быть, уже тогда таинственно соединились нити наших судеб», – Зар снова погрузился в рассказ своего спутника…

* * *

Вальминт очнулся отнюдь не в чулане или сарае, а в нормальной светлой комнате. Он лежал на широкой жесткой постели, а рядом, на низеньком столике, дымилась миска ароматного риса с шафраном и стояла пиала с зеленым чаем. Рассудив, что еда предназначена для него, молодой человек не заставил себя уговаривать и весьма быстро справился с ней, после чего почувствовал такой прилив сил, что поднялся и подошел к окну. Он смотрел во двор, когда Али вошел в комнату. Юноша обернулся и слегка поклонился ему, но не сказал ни слова, не зная, как вести себя с ним.

– Садись. – Хозяин дома опустился на подушку возле столика, скрестив ноги, и жестом пригласил Вальминта присоединиться к нему. Тот сел на край кровати, не отрывая от Али настороженного взгляда.

– Твое имя Вальминт?

– Да, сударь, но откуда вы знаете?

– Ты не приходил в сознание больше двух часов и бредил, нес всякую чепуху, но когда я спросил тебя, как тебя зовут, ты даже в бреду отчетливо назвал свое имя. – Али усмехнулся. – Я понял, что тебе здорово досталось. Но в моем доме тебе ничего не угрожает, кроме работы, конечно. И я хочу, чтобы сначала ты полностью поправился: слабый и больной помощник мне ни к чему.

– Вы добры ко мне, сударь. Кто вы?

– Может быть, тебя все-таки больше интересует твоя дальнейшая судьба? – Али слегка прищурился. Вальминт опустил голову. Али приподнял его лицо за подбородок:

– Я не персидский купец, Вальминт. Это не более чем маскарад. А ты не раб.

Юноша вздрогнул и уставился на него во все глаза:

– Не раб?!

– Пойми, что я не мог иначе вырвать тебя из рук этих людей, кроме как выкупив тебя у них. Но я никогда не держал в своем доме рабов и не собираюсь. Однако ты мой пленник до тех пор, пока не заслужишь свободу.

Вальминт внимательно посмотрел на хозяина дома, не понимая, говорит он серьезно или шутит. Но в темном взгляде Али нельзя было прочесть ответа.

– Как я могу заслужить свободу?

– Поработай у меня. Научись языку моего народа. Переплавь свою сталь. Тогда ты завоюешь себе место под солнцем.

– Кто же вы, мастер Али?

– Я кузнец, и у меня множество заказов на самые разные вещи. Ты будешь помогать мне во всем; я хочу, чтобы ты узнал мое ремесло.

– И я смогу вернуться на родину? – лицо Вальминта озарилось надеждой.

– Ну, я не собираюсь держать тебя здесь до седых волос. А впрочем, все зависит от тебя самого, – Али дружески улыбнулся ему. – Может быть, в конце концов ты вообще решишь остаться… – увидев, как смутился Вальминт при этих словах, он рассмеялся:

– Не бойся, северянин, ты вернешься домой. У меня нюх на это.

Вальминт встал и приложил руку к сердцу:

– Спасибо вам, мастер Али! – тот улыбнулся ему и заставил снова сесть. Затем строго продолжил:

– Я запрещаю тебе выходить в город и даже в наш переулок без моего разрешения. Дамаск – не то место, где можно свободно разгуливать христианину. Ты очень легко можешь пропасть. Ты меня понял?

– Я не нарушу вашего запрета.

– Хорошо. Жить будешь здесь, эта комната твоя. Здесь мужская половина дома. На женскую половину тебе нельзя. А сейчас пойдем, я покажу тебе где помыться. Ты грязный как шайтан. Вымоешься – и ложись спать, утро вечера мудренее. Вот, возьми пока этот халат. Твоя одежда уже ни на что не годится, завтра я что-нибудь тебе найду. – Али увел Вальминта с собой.

Вымывшись, Вальминт лег в постель и проспал пятнадцать часов подряд. Али не будил его, зная, что этот сон целителен.

* * *

Думая, что быстро придет в себя и на следующий день уже сможет приступить к работе, Вальминт ошибался: его силы были серьезно подорваны переходом через пустыню, голодом и унижениями. Наутро он все еще чувствовал себя слабым, у него начались жар и лихорадка. Али опасался, не является ли это признаками холеры, но, к счастью, все обошлось. Однако целую неделю Вальминт пролежал в постели, почти не вставая. Али как мог заботился о нем, и постепенно хорошая еда и доброе отношение хозяина дома вернули юноше прежние здоровье и энергию. Жена Али, милосердная Фатиха, вылечила ему ноги, сбитые и израненные после мучительного странствия по пустыне. В отличие от мужа, она совсем не знала греческого языка, но, навещая больного, без умолку болтала по-арабски, хотя он едва ли понимал хоть слово. Но язык улыбки понятен каждому, и первое слово, которому юноша научился, было арабское «спасибо»[5]. Вальминт воспрял духом…

Сначала он только помогал по дому, выполняя всякую работу на мужской половине. Он был благодарен Али и старался быть ему полезным, поэтому у его учителя не возникало нареканий ни вначале, ни потом, когда Вальминт уже работал в кузнице. Кузнечное дело было юноше не в диковинку: он еще в родном поместье помогал кузнецу делать подковы для лошадей, ножи и другие вещи для крестьянского хозяйства. Конечно, он не знал многих тонкостей, да и опыт у него был невелик, но под руководством Али он постепенно продвигался вперед. Он узнавал все больше нового, и так как работа с Али занимала у него большую часть дня, то он почти не чувствовал одиночества. Он старался гнать от себя печаль. Старый Али был по-прежнему добр к нему, но в одном был непреклонен: повесив рапиру Вальминта на стену кузницы, он запретил тому даже прикасаться к ней. Но все-таки отцовская рапира, выкупленная Али у работорговца, была для Вальминта залогом того, что когда-нибудь он вернется на родину. Юноша мечтал об этом всей силой своей души. А пока дни Востока закружили его чередою своих забот… Он учился у Али арабскому языку и письму и день ото дня тот все меньше говорил с ним по-гречески, порой ставя в безвыходное положение, когда о значении некоторых слов надо было просто догадаться: взмокший после работы молотом, Вальминт тотчас получал на арабском языке какие-нибудь наказы по хозяйству и мчался их выполнять. И такое обучение приносило свои плоды: от природы гибкий, его ум становился все более проницательным и несколько месяцев спустя юноша уже очень хорошо понимал речь Али и тех людей, которые бывали в его доме. Но сам он так и не смог избавиться от акцента северянина, над которым Али очень смеялся, а впрочем, не считал его большой бедой.

* * *

Отправляясь по делам, Али всякий раз брал Вальминта с собой и заодно знакомил с Дамаском: они нередко вместе бывали на базаре, где делали покупки, на шумных улочках среди толчеи нагруженных осликов и снования прохожих, в чайханах и лавках. Бывали они и на окраине у восточных ворот, где жили приятели Али, которые всегда гостеприимно встречали и его и юношу, находящегося у него в обучении. Правда, никто из них не знал о том, что Вальминт христианин, а то, что он был чужестранцем, их мало беспокоило: со слов Али, они полагали, что юноша родом из Палестины, и оттого светловолосый потомок крестоносцев ни у кого не вызывал удивления[6].

Али позволял Вальминту заходить с ним и в мечети, если не наступил час молитвы, любоваться необычным орнаментом стен, где никогда не встречалось изображений человеческих фигур и лиц. Зато этот орнамент отличался удивительной выдумкой… Французу было интересно его разглядывать; порой Али объяснял юноше смысл того или иного изречения из Корана, сплетающегося в красивый узор… Так, шаг за шагом, Вальминт с помощью мастера Али осваивался в новом мире. Постепенно юноша узнал Дамаск. Теперь, даже оказавшись в городе один, он отовсюду сумел бы добраться до дома. Сейчас это было единственное место на Земле, где он чувствовал себя среди близких. И он больше не ощущал себя в мире Али таким чужим, как прежде. Казалось, жизнь понемногу начала налаживаться. Но у Вальминта никогда и мысли не возникало остаться на Востоке навсегда.

Глава VII. Сын Али

У старого Али не было детей. Это было его печалью, ибо, к какой бы вере ни принадлежал человек, для него великое счастье слышать в доме детские голоса и, протянув руку своему ребенку, ввести его в мир.

Появление юного христианина в доме как будто озарило светом жизнь Али. Он бы усыновил Вальминта, которому, как мы помним, было всего восемнадцать лет когда они встретились, но для этого было нужно, чтобы молодой француз перешел в его веру. А Али знал, что этого никогда не будет. Своим внутренним предвидением он понимал, что этот человек послан ему ненадолго: слишком напоминал юный пришелец перелетную птицу, которую занесло бурей в чужую страну, помяло ей крылья, и пришлось ей задержаться на чужой земле, отдавшись воле своего спасителя. И Али ценил каждую минуту, проведенную юношей в его доме. Но мир, в котором вырос Али, был почти во всём чужим для Вальминта.

Конечно, при желании Али мог бы принудить юного француза перейти в ислам. Но у него даже мысли не возникало об этом: любые угрозы и насилие были чужды его благородному сердцу.

Сочетание изящества и силы, доверчивость и ясная доброта, – вот что пленяло Али в человеке, который так неожиданно вошел в его семью. «Аллах был милостив, что позволил мне освободить его из лап работорговцев. Я передам ему все секреты моего мастерства. Когда вернётся на родину, он будет обладать знаниями, каких нет в его стране, может быть, ни у кого…»

Будучи сдержанным по природе, Али не показывал слишком открыто своих чувств. Он был достаточно строг с Вальминтом, и уж на что его юный ученик не мог пожаловаться, так это на недостаток работы. Но юноша чувствовал его заботу и искреннюю привязанность. Он знал, что, какие бы потрясения не обрушились на Дамаск, мастер Али будет рядом с ним.

* * *

– Почему вы в тот день переоделись купцом, мастер Али?

– Мне не хотелось, чтобы меня узнали знакомые. Нужно было на некоторое время сохранить в тайне твое появление в моем доме, иначе это вызвало бы толки. Друзья сказали бы, что я совсем рехнулся, если вдруг стал покупать себе рабов вместо того чтобы просто нанять помощников. И потом, ты другой веры. Не всякий из моих друзей поймет, почему я взял христианина в свой дом. Но для меня важно другое…

– Так получается, что вы уже знали в тот день, куда направляетесь?

– Это так, мое дитя. Правда, я не знал, что встречу именно тебя. Я просто шел на зов о помощи, который долетел до меня.

– Но каким образом…?

– Это не объяснишь. Со временем ты тоже просто будешь знать многие вещи так же безошибочно, как если бы кто-то тебе рассказал о них.

Глава VIII. Аннета

Невозможно удержать под крышей юного и неискушенного человека, которому все интересно в мире и который похож на прекрасную сильную птицу, готовую лететь навстречу своей судьбе. Крылья окрепли, и неизведанное манило в полет своим загадочным далеким дыханием, а ветер с голубых небес вливал в грудь аромат весны. И однажды Вальминт все же нарушил запрет Али.

* * *

Со многими случалось и случится,

Но каждый раз иная счастья птица,

И вновь любовь творится на Земле

В шатре и шалаше, в пещеры мгле

Или в горах, где небо в грудь струится

И в облака уносит на крыле…

И не прочесть ответа на челе:

Как будет с вами – кто здесь поручится?

Той весною 1491 года Вальминту почти сравнялось двадцать лет. Воспоминания о боли и страданиях, которые он пережил на пути в Дамаск, смягчились и почти не тревожили его: жизнь под защитой Али залечила его душевные раны. Даже воспоминания о родителях, о Франции сейчас не мучили его так, как прежде, хотя ни дня не проходило без мыслей о возвращении на родину. В доме Али юношу любили и заботились о нем; его силы расцвели. Он напоминал молодое дерево, которое в ближайшем будущем даст плоды. Красивый и стройный, с открытой улыбкой и сияющим взглядом, он радовал глаз мастера Али и казался неутомимым в работе, и его звонкий голос и смех вплелись в жизнь старого дома, как солнце вплетается в струи ручья. Простая, мирная жизнь, мирный сон под крышей учителя… Но весна имеет над сердцем могущественную власть…

* * *

Свежим, солнечным майским утром, когда во дворе было пусто, ибо Али отлучился из дома, Вальминт решился сделать вылазку в Дамаск. Сегодня стены, ограда дома тяготили его: ему хотелось подышать струящимся воздухом весны, хоть ненадолго влиться в движение текучих улочек, уносящих путника вдаль как маленький весенний листок. Ему хотелось побродить неузнанным среди узорчатых стен мечетей под голубым небом, среди говорливой толпы и почувствовать себя частью этой жизни, суетой напоминающей ему Гавр или маленькие прибрежные городки в родной Франции. Он не собирался уходить далеко и даже не сомневался в том, что с ним ничего не может случиться: к тому времени, о котором мы говорим, Али уже не раз отправлял юношу с поручениями к друзьям, живущим по соседству, и он хорошо изучил ближайшие и более удаленные улицы и совершенно перестал испытывать в Дамаске какую-либо растерянность или неловкость чужака перед незнакомым и суетливым народом. Вальминт полагал, что уж непременно вернется домой до прихода Али и закончит все домашние дела еще до того, как нога его учителя ступит на порог. И Али даже в голову не придет, что его трудолюбивый ученик тоже куда-то отлучался…

Но судьба повела юношу в тот день иной дорогой: едва выйдя в свой переулок, он уловил дивный аромат цветов, витающий в весеннем воздухе, и увидел напротив, возле стены, цветущее, всё розовое миндальное дерево, напоминающее прекрасный рисунок на фоне голубого неба. Вальминт д’Анжи, сам не отдавая себе в этом отчета, вздохнул… Странная тоска пронзила все его существо. Словно очарованный, он перешел дорогу и остановился под шатром нежно-розовых ветвей. Его взгляд устремился вдаль, словно прозревая за стенами Дамаска свободу, и любовь, и счастье. Молодой мечтатель забыл, куда направлялся, да и забыл, по правде говоря, обо всем на свете…

* * *

В эту минуту у входа в переулок раздались легкие шаги, и Вальминт увидел, что, не замечая его, к нему легким шагом приближается молодая женщина… скорее, девушка, очень уж грациозной и стройной была ее фигурка, полускрытая чадрой. Впрочем, через мгновение чадра была гневно откинута не по-восточному решительной рукой. Изумленный (и по-прежнему скрытый от девушки ветвями дерева), Вальминт увидел прелестное и грустное лицо с большими темно-серыми глазами, вздернутым носиком и упрямым подбородком, какие можно встретить у крестьянок в Голландии и на севере Франции. Картину довершали нежные розовые щечки, говорившие о том, что если девушка и недовольна своей судьбой, то во всяком случае не терпит лишений и жестокого обращения.

Все еще не замечая Вальминта, девушка уронила на землю корзину, которую до этого держала в руке, и закинув голову засмотрелась в высокое голубое небо, по которому пролетали перелетные птицы. Вальми заметил, что кое-где у нее на скулах золотятся веснушки, похожие на задорные солнечные запятые. Сердце у него отчаянно билось… Незнакомка задумчиво запустила руку себе в волосы, словно обдумывая какой-то план, и на мгновение явно забыла о том, где она находится, околдованная тишиной переулка и ласковым, теплым воздухом весны. Потом она решительно тряхнула головой, отчего на лоб ей упали солнечно-золотистые пряди, и наклонилась за корзиной… Тут она увидела Вальминта, смотревшего на нее, и вздрогнула словно от удара молнии. Серые глаза широко раскрылись и тут же вспыхнули возмущением, а потом насмешкой: юноша выглядел растерянным и смущенным, но не мог оторвать от нее взгляда. Девушка резко подняла корзину и вызывающе двинулась в его сторону, не потрудившись накинуть на лицо чадру: она приняла Вальминта за араба, и ей хотелось подразнить мальчишку, так откровенно глазеющего на нее. Проходя мимо него и дерзко улыбаясь, красавица презрительно проговорила:

– Ну, и что ты мне сделаешь, мальчик, со всеми вашими законами шариата? Небось приятнее смотреть на женщину с открытым лицом? Смотри, коли нравлюсь… Чем ты мне можешь помочь… Глупый мальчик…

Произнесенные слова музыкой отозвались в душе Вальминта: то был его родной язык!

Девушка миновала его, бросив напоследок презрительный взгляд.

– Нет! Погоди!.. Постой! – воскликнул потрясенный Вальминт по-французски. По счастью, в переулке, кроме них с девушкой, никого не было, и нарушающее все нормы приличия происшествие никто не заметил.

Какое действие его слова произвели на гордячку, надо было видеть: она замерла на месте, а затем, словно ее толкнули обратно, стремительно бросилась назад к Вальминту. Схватив его за руки выше локтя, она воскликнула:

– Так ты француз?! – ее глаза наполнились слезами и лихорадочно блестели, а губы задрожали, словно она встретила невесть когда потерянного брата.

Вальминт так же лихорадочно обнял ее и прижал к себе, всматриваясь в серые, как у него самого, глаза, и поспешно заговорил:

– Да, я француз, я пленник, как и ты. Но я живу здесь в учениках у мастера Али… Откуда ты?

Девушка продолжала держать его за руки, словно боялась что он сейчас исчезнет, и Вальминта вдруг охватило упоение, ни с чем не сравнимое в его жизни.

– Я с запада Франции, недалеко от Гавра… Меня похитили, уже два года… Я все равно, все равно убегу! А ты?..

– Я из Лангедока… – Вальминт заговорил тише, не выпуская ее из объятий, и девушка понемногу перестала дрожать как в лихорадке. Но и ее вдруг охватило иное чувство: глаза, удивленно устремленные на Вальминта, засияли, губы порозовели…

– Мы одинаковые с тобой… – прошептала она и, прелестно улыбнувшись, еле слышно спросила:

– Как тебя зовут?

– Вальми…

– Меня – Аннета…

С миндального дерева на них вдруг тихо посыпались цветы.

– Не уходи, Аннет, не уходи…

* * *

О, ликованье пробужденных, поющих рек!

Неистовый, непокоренный весенний бег!

Миг страсти полного цветенья зови, лови!

Непобедимо возрожденье весны, любви.

Маленький сарайчик возле кузницы, где хранил инструменты Али, на два часа стал райским садом, а старая рогожа, в спешке брошенная на пол, – ковром из райских благоухающих цветов, на котором расположились упоенные счастьем влюбленные.

Вальминт, который никогда еще даже не целовался, был ошеломлен обрушившимся на него блаженством и потоками тепла и неги, которые опьянили его и переполнили душу и тело. Впрочем, ему сейчас казалось, что у него две души, и между ним и возлюбленной, стонавшей и что-то шептавшей в его нежных объятиях, не осталось преград. Каждое его прикосновение встречало ответную ласку, пока он весь, кроме маленькой крупицы памяти, не обратился в одну поющую струну или безграничное, звучащее музыкой звездное небо…

А Аннете, которая на пиратском корабле перенесла горе и оскорбления, любовь этого юноши казалась раем. Вальминт ласкал и ласкал ее неутомимо, целуя с ног до головы, пока она тоже не превратилась в сияющее, самозабвенное пространство, в котором минуты были равны вечности. И земные, наполненные вечностью два часа длились и длились…

Глава IX. Волшебство любви

Вальми и Аннета стали встречаться…

Второе свидание влюбленных происходило три дня спустя возле дома Аннеты, в окруженном высокой каменной стеной яблоневом саду. В назначенный час Вальми пробрался в сад, легко перемахнув через стену. Здесь влюбленным, хотя и на недолгое время, ничего не угрожало: хозяин Аннеты дремал после полуденной молитвы, женщины, обслуживающие дом, колготились на кухне. В саду царила божественная тишина, в окружении которой юноша и девушка были словно единственными людьми на Земле… Влюбленных скрыла густая трава под старой яблоней, и вновь – пускай хотя бы на полчаса! – сомкнулись руки и губы, и для Вальминта и Аннеты была только безграничность их любви и нежности… Когда Вальми пришла пора уходить, – а это произошло очень скоро, потому что он должен был скрыть свою отлучку от мастера Али, да и Аннету могли начать искать, – он нежно привлек возлюбленную к себе:

– Мы всегда будем вместе, Аннет.

Аннета промолчала и лишь склонила голову ему на грудь.

Солнце сквозь листву ласкало им обоим волосы, рассыпая по ним золотистые искры… И еще минута прошла в блаженстве перед неизбежной разлукой.

– Когда мы увидимся снова, любимая?..

* * *

Вальминт был, в сущности, мирным человеком. Он просто хотел быть любимым, счастливым, дать радость кому-нибудь другому. Полюбив Аннет, он сделал это так, как делал всё: всей душой, безгранично и безраздельно. Настрадавшийся за год одинокого бродяжничества по Франции без семьи и близких, а потом в плену, юноша и помыслить не мог, чтобы расстаться со своей возлюбленной. Он решил жениться на ней. Его совершенно не беспокоило, что Аннет была из простого сословия: они с ней могли бы пожениться, оказавшись во Франции, и никто не стал бы мешать их венчанию. Вальминт с Аннетой потянулись друг к другу всей душой… Но сейчас, когда они виделись почти каждый день, сохранять тайну своих встреч в саду и не ставить под угрозу жизнь становилось все труднее…

Али стал замечать, что с его учеником происходит что-то необычное, хотя тот и был по-прежнему усерден в работе. Юноша улыбался, стоя за наковальней, и порою смотрел куда-то вдаль, не отвечая на обращенные к нему слова. «Весна…», – думалось Али. А весна в Дамаске цвела в несравненной красоте, и любовь юноши и девушки, встретивших друг друга в одиночестве плена, расцветала вместе с ней. И для них обоих она была волшебством и чудом… Так шли дни, которых влюбленные не считали, не зная о том как хрупко их счастье, словно миг в колеблющемся отражении вечности…

Глава X. Страшная потеря

Обстоятельства стали невыносимо трудными для Вальминта, когда Аннета на неделю прекратила их встречи: в дом к ее хозяину приехали гости – его старый приятель, богатый купец, со своими спутниками. Дом и двор наполнились людьми, и слугам нельзя было отлучиться ни днем ни ночью. Девушка боялась, что их с Вальми застанут в саду, если она, как обычно, назначит там возлюбленному свидание, а это грозило немалой опасностью ей и, тем более, юноше. Но Аннету, в худшем случае, могли запереть или как следует высечь за нарушение порядка в доме, ибо целомудрие ничтожной служанки не ценилось так уж высоко, а вот Вальми могли обвинить в воровстве и искалечить и даже казнить за проникновение в чужие владения и посягательство на чужое имущество, то есть на девушку-иноверку, принадлежащую как собственность хозяину дома.