В сердце намного больше

Неделю не получая вестей и изнемогая от тревоги, Вальминт решился открыться мастеру Али. Подождав, когда тот вознесёт дневную молитву, юноша постучался к нему в комнату.

Это были часы послеобеденного отдыха, перед тем, как снова приступить к работе в кузнице. Просторная комната Али была залита солнечным светом…

– Мастер Али, мне очень нужно поговорить с вами. – Вальминт остановился на пороге.

Али сел на тахте:

– Слушаю тебя.

Он видел, что глаза юноши полны тревоги. Вздохнув как перед прыжком, Вальминт начал:

– Мастер Али, мне не к кому обратиться за помощью, кроме вас. Я встретил девушку…

Али чуть приподнял брови, но ничего не сказал. Торопливо, Вальминт продолжал:

– Она христианка и тоже из Франции, как и я. Она в беде… Она здесь в плену, потому что тоже стала жертвой этого проклятого морского разбоя, из-за которого пропадает столько людей. Ее похитили и продали сюда. Я встретил ее в вашем переулке…

Али еле заметно улыбнулся:

– Она здесь в услужении?

– Да, мастер Али. Прошу вас, помогите нам! Я не знаю, как вызволить ее оттуда…

Али протянул к нему руку:

– Подойди, что ты стоишь у порога? Сядь. – Вальминт вздохнул с облегчением, видя, что у него появилась надежда.

Старый Али внимательно смотрел на юношу, сидящего против него. Эти мерцающие, серые глаза ничего не могли скрыть…

– Ты хочешь, чтобы она стала твоей женой?

– Да, мастер Али! Я люблю ее! Я хочу жениться на ней. – Али вновь слегка улыбнулся и коснулся рук Вальминта:

– Я помогу тебе. Думаю, твою возлюбленную можно выкупить. Но нам нужно пойти вместе, и ты будешь ждать, пока я проведу переговоры. А потом, когда наступит час, вы вместе уедете во Францию. – Он едва заметно вздохнул и продолжал:

– Тебе надо больше доверять мне, мальчик. Если бы ты сказал раньше, уже давно бы все устроилось и вы были вместе со мной, как сын и дочь. А теперь пойдем, – он поднялся, глядя на Вальминта.

Краска бросилась в лицо юноше, когда он проговорил:

– Мастер Али, каждое ваше слово – правда, а я сомневался, могу ли вам открыться, учитель мой… Прошу вас, простите меня! Я знаю, нет ничего, что я не мог бы доверить вам…

Али коснулся его плеча:

– Поспеши, мы пойдем сейчас же.

– Мы пойдем выкупать Аннету сейчас?!

Али слегка усмехнулся, задержав руку у него на плече:

– Так зовут твою возлюбленную?

– Да… О, как мне благодарить вас?.. Нам обоим – мне и Аннете?

Лицо Али посуровело:

– Где она живет?

– Она служанка в доме торговца шерстью Хазима, мастер Али.

– Я знаю, где он живет, хотя мне не приходилось вести с ним дела. Ну да пойдем. Надо помочь ей.

Али вышел с Вальминтом из комнаты и они направились через двор к воротам:

– Ты сам ее выкупишь, сын мой. Ведь я оставлял твою часть прибыли от работы, и эти деньги твои. Ты сам принесешь своей возлюбленной свободу.

* * *

Мастер Али с Вальминтом быстрым шагом направились вниз по улице. Юноша не сразу заметил, что Али что-то тревожит. Откуда-то налетели серые облака и небо стало хмуриться, а ветер закружил сухую пыль и принялся бросать ее в лицо…

В двух переулках от дома Хазима Вальминта вдруг охватило острое предчувствие беды. Не в силах одолеть тревогу, он бросился бегом. Али ничего не оставалось, как, сильно отстав, бежать за юношей в том же направлении.

* * *

Вальминт никогда не входил в дом Хазима через ворота. Они и сейчас остановили его, хотя и не были заперты. Дожидаясь мастера Али, он поднял тревожный взгляд на высокую стену: за ней стояла странная тишина, не было слышно ни разговоров, ни звона посуды, перемываемой во дворе, ни рева верблюдов из конюшен. Возможно, гости уехали еще вчера?.. Но тогда почему Аннет до сих пор не послала ему весточку с каким-нибудь базарным мальчишкой, как всегда делала это раньше?.. Каким глупцом он был, что не пришел сюда вчера, разве он не нашел бы способа повидаться с ней? Как она бы обрадовалась ему!.. Целая неделя, о Господи! Это же безумная вечность!..

В эту минуту на улицу из ворот вышла служанка – маленькая и кудрявая, в легкой полупрозрачной чадре. При виде девушки Вальминта отчего-то пронзила боль, по сравнению с которой вся прежняя тревога казалась ничего не значащей. В волнении, Вальми схватил девушку за плечи:

– Где Аннет?

В ту же минуту на него налетел молодой араб, подошедший с другого конца улицы:

– Как ты смеешь прикасаться к моей невесте?! – стремительный удар кулака пронзил воздух, потому что Вальми увернулся.

– Где Аннет? – крикнул он снова, задыхаясь. Девушка прижалась к забору, а ее парень совсем потерял голову. Через минуту французу пришлось бы несладко, но его противник, рванувшийся вперед, внезапно забился в крепких объятиях мастера Али.

– Ну-ка успокойся, халлису[7]! Он не хотел обидеть твою невесту! Он, кажется, потерял свою!

Продолжая удерживать еще не остывшего юного араба, он мягко обратился к девушке:

– Не бойся. Скажи нам, доченька, где Аннета, которая служит в вашем доме?

Девушка, взглянув на бледное лицо Вальми, стиснула руки:

– Ее уже три дня как нет здесь! Бедняжка, ее продали проезжему купцу из Палестины, приятелю хозяина, за то, что она встречалась с каким-то… неверным, – девушка запнулась, взглянув на Вальми, из глаз у которого брызнули слёзы.

– Хозяин не хотел оставлять ее в доме, – добавила она, сама заплакав.

Молодой араб, до которого наконец-то что-то дошло, был уже отпущен Али и приблизился к Вальминту, который стоял перед девушкой потрясенный.

– Кто рассказал?.. – еле слышно произнес Вальми.

– Старуха-экономка Фейхат видела, как вы встречались в саду, и хозяину стало все известно. Она недолюбливала Аннет за то, что она иноверка, хотя ее и заставили перейти в нашу веру уже давно, сразу после того как она появилась у нас. Но она всегда мечтала, как вернется домой…

Подойдя, Али сжал плечо Вальминта. Юноша-араб, заглянув в лицо иноверцу, тихо проговорил:

– Теперь я понимаю, что произошло, неверный. Я шел к Зульфии, когда увидел в переулке дюжину верблюдов, которых вьючили к отъезду. На одного из них посадили девушку в чадре: она плакала и порывалась спрыгнуть, но боялась такой высоты, а потом, ее охраняли.

– Не плачь, – прошептала Зульфия: Вальминт плакал и сам не замечал этого.

– Я видел эту несправедливость, – продолжал араб, – но не мог вмешаться, у хозяина каравана была вооруженная охрана… Потом Зульфия рассказала мне о том, что случилось, но она не могла послать тебе весть, потому что не знала, где ты живешь… – Он почтительно склонил голову перед мастером Али:

– Простите меня. Я понимаю, какая это беда.

– Аннета станет женой этого купца, Хакима, – еле слышно проговорила девушка. – Ему не сказали, что она встречалась с кем-то, хозяин просто воспользовался случаем и продал ее ему, потому что она ему полюбилась, ведь у нее золотые волосы…

Вальминт закрыл лицо руками.

– Когда ушел караван? – глухо спросил он.

– Разве тебе непонятно?! – воскликнул вдруг молодой араб разгневавшись. – Тогда же, три дня назад! Что с тобой, неверный?! Если у тебя есть оружие, беги в пустыню, спаси ее!

– Да, – прошептал Вальминт. – Да…

Но ужасное чувство потери лишило его сил: что-то говорило ему, что эта беда непоправима.

– Пойдем, мальчик, с хозяином этого дома говорить бесполезно, – проговорил Али. – Дома решим, что нам делать.

Вальминт был безмолвен, словно и не слышал. Невеста араба, взглянув на него, заплакала, закрыв лицо руками. Ее жених прижал ее к себе, прошептав:

– Сокровище мое…

Али поклонился девушке:

– Спасибо, голубка, милая. Мы пойдем. – Он увел с собой бледного и совершенно потерянного Вальминта.

* * *

– Я все равно уйду искать ее, Али. – Вальминт прислонился к стене, едва они вошли в дом.

Али, стоя напротив него, покачал головой:

– Нет, сын мой, ты никуда не поедешь. Ты чужой в этой стране. Ты христианин. Ты не знаешь караванных троп и не знаешь людей. Ты сразу снова окажешься в беде и в рабстве, как это уже было, или заплутаешь и пропадешь в песках.

Вальминт не отвечал.

– Даже я не сумел бы найти ее, – продолжал Али. – Мы даже не знаем, через какие ворота из Дамаска вышел караван. Потеряно уже чересчур много времени…

У Вальминта внезапно потемнело в глазах, и он вынужден был сесть на сундук. Али помог ему подняться и повел в комнату:

– Нет, ты никуда не пойдешь.

Вальминт плохо помнил то, что было дальше: ему действительно стало худо. Боль потери возлюбленной оказалась слишком тяжким испытанием, и юноша, которому казалось, что он только на минуту прилег на постель, в действительности потерял представление о времени. У него начался озноб, а потом жар; все вокруг погрузилось в сумерки, из которых он не мог найти выхода…

* * *

Два дня Вальминт был сам не свой: отчаяние его было безмерно. Юноша находился в странном полусне и в жару, и у него начался бред. Если бы не заботы Фатихи, которая поила его лекарственными травами и что-то шептала над ним, грезящим в полузабытьи, то он, возможно, и навсегда канул бы в безумие, из которого нет возврата… Али и вовсе не отходил от него, отлучаясь лишь на короткие часы, чтобы восстановить силы в тревожном сне. И множество раз за эти дни его рука касалась волос юноши и он возносил молитву Аллаху Безграничному и Милосердному. Но Вальминт в бреду звал отца и мать, и шептал про поля Лангедока… И только с огромным трудом его удалось вернуть из лабиринта грёз, в котором он самозабвенно блуждал, не в силах одолеть власть воспоминаний.

* * *

Когда наутро третьего дня Вальми совсем пришел в себя, исхудавший и бледный, то посмотрел на солнечные полосы, играющие на стенах комнаты, закрыл лицо руками и горько заплакал:

– Я потерял всё!

И снова рука Али, сидящего рядом, коснулась его волос и принялась гладить их, раз за разом, и над юным французом зазвучал знакомый голос, к которому он невольно стал прислушиваться:

– Ты не потерял всё, христианин. Не плачь. Твоя возлюбленная не умерла. И родину ты снова увидишь. Ты уже два года здесь в Дамаске, и я знаю тебя, быть может, лучше, чем ты сам. Твоя душа всё преодолеет. И ты возобладаешь над всеми препятствиями, и встанешь на гребне волны, которая понесет тебя к Небесам…

Вальминт сел на постели и всматривался теперь в мастера Али просветлевшим, ожившим взглядом. Али взял его руки в свои:

– Посмотри, насколько ты стал сильнее. Я не узнаю в тебе того, кого я почти два года назад вел сюда по улицам Дамаска и кто упал возле моего порога. Теперь у тебя есть настоящая сила, а значит, ты обязательно будешь жить.

Али выпустил ладони Вальминта и ласково коснулся его плеча:

– Аллах даёт жизнь как самый драгоценный дар. И ведь ваш христианский пророк тоже считал жизнь самым драгоценным даром[8]…

– Да, Али. Это правда.

Али встал и заходил по комнате:

– Я слышал греческую историю про ящик Пандоры. Когда из него вылетели бедствия, на дне осталась надежда. И после любви это главное, что есть у человека. Надейся.

Вальминт глубоко вздохнул, чувствуя, что жизнь снова возвращается к нему. В его душе теперь жила надежда… Он найдет свою возлюбленную.

– Спасибо, Али! – он улыбнулся старому мастеру. Тот на мгновение обнял его и привлек к груди:

– Тебе еще многое предстоит узнать.

Подойдя к двери, Али принял чашку из рук Фатихи и протянул ему:

– Выпей молока, и пойдем во двор. Погода отличная. Пообедаем, а вечером начнем работать в кузнице.

Вальминт с наслаждением выпил молоко, которое было его первой пищей за три дня, потом встал и огляделся, стоя посреди комнаты. Мир снова был не одним только воспоминанием… Он повернулся к мастеру Али. Тот протянул ему халат:

– Надень. Пойдем, сынок.

Глава XI. Вновь оружие: новое рождение и путь к свободе

Героика вплелась в канву событий

И усложнила сеть людских путей.

Мы – дети драмы в век тревожных дней,

Создатели миров, ключи открытий.

После потери Аннеты на Вальминта словно легла тень. Не стало песен, не стало смеха в доме Али: юноша был грустен, хотя по-прежнему работал в кузнице усердно и все, что выходило из-под его рук, отличалось и прочностью и красотой. Он по-прежнему был добр и заботлив и это бесконечно согревало сердце Али, но старый мастер видел, что тоска по родине проснулась в нем с новой силой. Слишком часто юноша обращал печальный взгляд в сторону моря, шумящего где-то далеко-далеко за стенами Дамаска, словно своим внутренним слухом мог слышать этот шум волн – голос пути, ведущего на родину. Али понял, что пришла пора отпустить его – вернуть ему желанную свободу, которая только одна могла исцелить его. Но прежде надо было пробудить силу и отвагу молодого француза – тот живой огонь, который даст ему волю преодолеть все препятствия на пути к родине и обрести достойную новую судьбу. Али немного подумал, и ему показалось, что он знает что делать… Прошло еще около недели…

* * *

…В ту ночь Вальминт увидел во сне Шарля д’Анжи, своего отца. После объятий отца и сына, Шарль прошел в кузницу (она была такой же, как и наяву) и указал Вальминту на рапиру, закрепленную на стене:

– Ты сможешь вернуться домой, сынок, но тебе надо заново перековать эту рапиру.

– Что ты хочешь сказать, отец?

– Не перебивай, у меня мало времени. Сделай так, как я сказал. Тогда, вернувшись на родную землю, ты встретишь там рыцаря с сияющим взглядом – друга на всю жизнь. Вместе с ним ты будешь строить новый мир… А я пока забираю свое оружие, – Шарль легко снял рапиру со стены. Вальминт одно мгновение в растерянности смотрел на опустевшую стену, затем обернулся к отцу, но тот уже исчез.

* * *

Проснувшись на рассвете, юноша первым делом зашел в кузницу: его оружие висело на прежнем месте. Покачав головой, Вальминт отправился к колодцу во дворе, чтобы смыть с себя сон… Но вечером Али отодрал клещами скобы и снял рапиру со стены:

– Хорошая сталь, пойдет на мой новый заказ.

– Но это моя рапира, мастер Али! – Вальминт, забыв о почтительности, бросился к нему и схватил за руку, не находя больше арабских слов, чтобы выразить всю раздирающую его бурю чувств. Али молча отложил рапиру на наковальню и твердо отвел его руку, одарив взглядом, в котором Вальминту почудилась скрытая насмешка:

– Мы – люди мирные, зачем нам в доме оружие? – и видя, что Вальминт хочет что-то возразить, так и сверкнул на него глазами:

– Ну-ка, выметайся из кузницы. Иди сделай работу по дому и не мешай мне. – Он решительно, почти грубо вытолкал Вальминта за дверь и захлопнул ее у него перед носом. Француз услышал, как внутри упал засов. Вальминт толкнул дверь плечом, но она не поддавалась.

– Я прошу вас, мастер Али!

– Сказано: не мешай! – донесся изнутри довольно сварливый голос его учителя.

Вальминт, тяжело дыша, остановился перед дверью, но поделать уже было ничего нельзя. Не драться же ему было с Али… Им владели гнев и растерянность одновременно.

* * *

…Вальми в тревоге метался взад и вперед по двору, весь обратившись в слух и прислушиваясь к происходящему в кузнице. Он кое-как переделал все дела по хозяйству, но запертая дверь притягивала его как магнит. Пару раз он подкрадывался к ней…

«Но почему ему понадобилось брать именно мою рапиру? Ведь я говорил ему, что это оружие перешло ко мне от отца! Почему он так жесток?! Я не могу понять его!.. Я никогда не смирюсь с этим!»

Из кузницы доносился звон молота.

* * *

На закате Али закончил работу и вышел во двор; с наслаждением потянулся, чему-то улыбаясь, и увидел что Вальминт смотрит на него, стоя у порога дома. Подойдя к юноше, Али положил ему руку на плечо и добродушно произнес:

– Иди-ка спать. Утро вечера мудренее.

Вальминт молча повернулся и ушел в дом. Али усмехнулся.

* * *

Ночь у Вальминта выдалась бессонная. Ворочаясь на постели, он раздумывал, что же ему делать дальше. Али явно не собирался отпускать его: он, вероятно, решил, что Вальминт со временем привыкнет и останется. Теперь, когда юноша потерял возлюбленную, да и во Франции его никто не ждал… А как еще объяснить, что Али оставил его без оружия, словно оно уже никогда ему не понадобится? Ему, сыну семейства д’Анжи! Дворянину, свободному по праву рождения, потомку рыцарей-крестоносцев!.. Вальминта мучила тревога, и сомнения боролись в его душе с прежней любовью и доверием к Али. Не может быть, чтобы его учитель так поступил с ним, нарушив обещание дать ему свободу… Неужели он хочет, чтобы Вальми бежал из дома, бывшего для него спасительным и гостеприимным кровом?

«Я должен вернуться домой! Там моя родина, мой народ! Я сын Франции!»

Но им овладевала растерянность при мысли о том, как бежать одному через пустыню.

В предутренних сумерках Вальми д’Анжи забылся тревожным сном…

* * *

Наутро Али позвал его:

– Я должен отлучиться. Вернусь через три дня, так что дом пока остается на твое попечение. К моему возвращению приготовь плов.

– Мастер Али…

Тот вскинул на плечо мешок с инструментами:

– Мне некогда, сынок. Вернусь – поговорим. Пока хозяйствуй без меня. – Улыбнувшись, Али повернулся и вышел в переулок, закрыв за собой ворота. Едва его шаги стихли в переулке, как Вальминт бросился к нему в комнату, искать ключ от кузницы. Ему никто сейчас не мог помешать: Фатиха накануне ушла к подруге, у которой в семье родился долгожданный сын.

Ключа нигде не было, но, взглянув в окно, юноша увидал, что на дверях кузницы не висит замок. Против обыкновения, Али забыл запереть ее. Вальми ринулся через двор и толкнул заветную дверь: она легко отворилась, и он проскользнул внутрь… На наковальне лежал безмолвный и бесформенный кусок металла, прежде бывший его рапирой. Вальминт застонал, но затем, оглянувшись зачем-то на дверь, принялся торопливо кидать уголь в горн. Вскоре стены кузницы озарились мерцающим пламенем…

Вальминту не пришло в голову, что прежде мастер Али никогда не отлучался из дому так надолго…

* * *

Весь тот день юноша работал не покладая рук, только раз покинув кузницу чтобы поесть. К вечеру из расплавленного железа вновь начало возникать подобие рапиры. Но до прежней формы было еще далеко… В ход пошел весь запасной инструмент Али.

* * *

– И ты сковал такую же рапиру, какая у тебя была прежде? – спросил Зар.

– Да, почти такую же. Но она отличается от прежней: что-то в ней изменилось, хотя это все еще непостижимо для меня. Но это – только мое оружие. Я знаю это.

* * *

К вечеру третьего дня Вальминт закончил работу. Перед ним лежала длинная рапира, отблескивающая голубизной стали, с крепкой, слегка изогнутой рукоятью, защищённой сверкающей витой гардой. Руке было удобно держать ее. По одной из граней клинка шел тонкий серебристый рисунок морской волны. Это оружие было красивым; в нем сочетались сила и изящество, и оно, несомненно, не подвело бы своего носителя в битве.

Сейчас сталь уже остыла, и из-за плеча мастера, через открытую дверь, в кузницу падал рассеянный вечерний свет, отражаясь в зеркально-гладких гранях новорождённого оружия.

Вальминт поднял голову, услышав во дворе шаги, и положил руку на голубоватый клинок, словно был с ним единым целым. Через минуту в кузницу вошел Али. Старый мастер не выказал никакого удивления, увидев перед собой рапиру, рожденную заново волей его ученика. Точнее, бывшего ученика… Али посмотрел на него и встретил твердый, подобный стали, взгляд.

– Дамаск – красивый город, Вальминт. Ты уверен, что хочешь оставить его?

– Я хочу вернуться домой, Али. – Юноша стоял у наковальни гордо выпрямившись, но взгляд его потеплел.

– Позволь… – Али подошел и взял с наковальни рапиру. Мгновение он разглядывал ее, а потом снова поднял глаза на Вальминта:

– Я расплавил твою рапиру не потому, что желал тебе зла. Я хотел, чтобы ты проявил силу своего духа. Ты выдержал испытание, христианин. Мой сын… – Во взгляде Али светилась нескрываемая гордость. Он протянул Вальминту рапиру. Тот принял оружие, сжал его в руке.

Али прошел вглубь кузницы и через минуту вернулся, держа в руке пояс с ножнами, немного потертый, но на вид прочный. Он протянул пояс Вальминту:

– Это тебе, мой сын. Ты заслужил свою свободу, и я не вправе больше тебя удерживать.

Вальминт, взволнованный и потрясенный до глубины души, не сразу нашелся что сказать. Потом в нем словно прорвало плотину и он тихо воскликнул:

– Мастер Али, это правда?! Вы меня отпускаете?

– Да. Отныне ты свободен и можешь вернуться домой.

Юноша вспыхнул радостью, но через мгновение смутился:

– А как же я вернусь, Али? Я ведь не знаю дороги через пустыню…

– Кто говорит, олух, что я бросаю тебя на произвол судьбы? Послезавтра вечером ты отправишься вместе с попутным караваном, хозяин которого мне друг. Он довезет тебя до побережья и поможет сесть на корабль, идущий во Францию.

Юноша порывисто схватил руку Али:

– Я не знаю, мастер Али, как мне благодарить вас за всё!

Тот улыбнулся:

– Помни о том, что ты пережил здесь, в Дамаске. Помогай тем, кто встретится тебе на пути. Ничего не бойся. И живи, – последнее слово Али произнес как-то особенно, как будто в нем содержалось самое главное, что он хотел сказать Вальминту.

Глава XII. Отъезд: дорога в мир

– Может быть, останешься, сынок? Мы бы женили тебя на самой красивой девушке Дамаска… – эти слова, вместе со вздохом, вырвались у Али накануне отъезда Вальминта.

В глазах Али стояла печаль. Вальминт опустился перед ним на колени и обнял его, прижавшись головой к его тёмным мозолистым рукам:

– Прости меня, Али, учитель мой и отец… Я должен вернуться. Мне надо найти друга и вернуть ему свободу.

Али помолчал, обняв юношу за плечи, потом так же молча погладил его по волосам и мягко поднял:

– Иди, сынок. Заканчивай сборы. Завтра попрощаешься с Дамаском…

* * *

Незадолго до заката, когда солнце бросало золотые тени на улицы Дамаска, двое путников вышли из ворот дома Али. Они шли небыстро, но поступь одного из них – стройного араба в белой джеллабе и чалме – была юношески легкой.

Перед тем как поворот улицы открыл перед ними базарную площадь, Али остановился и вынул из-за пояса небольшой, но туго набитый мешочек.

– Возьми это. Ты не будешь нищим, когда окажешься на родине. И сам заплатишь за корабль до Франции. Найди свой путь. Не теряйся больше в этом огромном мире.

Вальминт сжал в руке тяжелый мешочек:

– Я не знаю, мастер Али…

– Эти деньги принадлежат тебе по праву. То, что ты заработал у меня, я отложил тебе на дорогу. Здесь испанские дублоны. Золото поможет тебе спасти твоего друга, верни ему свободу. Свобода и дружба – самые драгоценные дары Аллаха своим детям. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Юноша смотрел на него, и за несколько мгновений перед взором его души промелькнули все картины счастья и горя, пережитого им в Дамаске. Время труда и радости. Без мастера Али этого времени не было бы у него… Если бы он мог объединить весь мир и уничтожить все разлуки, какие только существуют в нём!.. Но сейчас его ждал новый путь, – только вперёд. Радость и печаль переполнили его, он был рядом с Али и в то же время уже на пути к своей родине, к своему будущему, в котором для него открывались новые свершения и новая удивительная жизнь. Человека ждало море… И его путь снова властно позвал его.

Али вздохнул:

– Простимся здесь.

Он крепко обнял Вальминта. В эту минуту улица казалась ему пустынной; всё не имело значения, – всё, кроме этого человека, с которым он теперь прощался навсегда. В эту минуту во всем мире были только они двое – мастер и его ученик… которого он хотел бы назвать своим сыном.

Прохожие не раз обращали взгляд на двух путников, обнявшихся посередине улицы: кто они были – двое друзей, расстающихся перед опасной поездкой одного из них к морю?.. Отец и сын, которым судьба велит проститься на долгий срок?.. Понятно было лишь, что это не встреча, а разлука перед долгой, нелегкой дорогой…

Али заметил, что Вальминт плачет. Он выпустил его из объятий, встряхнул и хрипло рассмеялся:

– Ты окреп за эти два года, что провел у меня. И ростом догнал меня… Ты теперь достаточно сильный, чтобы самому решать свою судьбу. У тебя в руках мастерство… Не пасуй ни перед кем. У тебя светлая дорога…

Вальминт улыбнулся, все еще не выпуская его руки:

– Пойдем, Али. Ты ведь проводишь меня до каравана?

– Конечно. Куда же я денусь? – голос мастера Али звучал немного ворчливо. – Ты ведь, чего доброго, заблудишься опять… Мелик вот-вот тронется в путь.

Они рядом направились вниз по улице. Вскоре вдалеке завиднелся караван Мелика, похожий на островок шума и пыли в солнечных лучах. Караванщики взнуздывали верблюдов и закрепляли тюки, заканчивая последние приготовления к отъезду. Следовало покинуть Дамаск до захода солнца…