Крылья Золотой птицы. Гоцюй

А-Цинь нерешительно передёрнула плечами – раз, другой. Между лопатками зачесалось, когда она это делала, но девочка не решилась попросить отца почесать ей спину – не на глазах у стольких птиц! Зуд был неприятен, у неё даже заслезились глаза.

– Бедный цыплёнок сейчас расплачется, – прошептал кто-то в толпе.

Расплачется? Ещё чего! Со дня смерти матери А-Цинь никогда не показывала слёз другим птицам. Она довольно свирепо сверкнула фазаньими глазами в ту сторону, откуда доносились шепотки, и те сразу умолкли.

В голове мелькнула тревожная мысль. Тот сон о древней крови явно приснился ей неспроста. А если её крылья окажутся чёрными, как у Цзинь-У, что тогда? Украсят ли и её крылья ту верёвку в храме?

Именно в этот момент мачеха решила проявить заботу и сказала:

– Не бойся, А-Цинь. У тебя получится.

– Я не хочу, чтобы мне крылья отрезали! – выпалила А-Цинь.

Наступило всеобщее молчание, даже старейшины подавились мантрами.

– Что-что? – потрясённо переспросил глава Цзинь. – Кто сказал тебе такую глупость?

– Но ведь это церемония отрезания крыл, – жалобно сказала А-Цинь.

– От-вер-за-ни-я! Глупый цыплёнок, ты неправильно расслышала!

Разумеется, А-Цинь расслышала правильно, но притворившись можно было потянуть время, пока она не сообразит, как выпустить крылья. И пусть птицы смеются, считая её глупым цыплёнком. И пока отец сердито выговаривает мачехе, что та ничего не объяснила толком падчерице, пройдёт ещё немного времени. Лицо госпожи Цзи покрылось пятнами.

– Я ничего подобного ей не говорила, – возмущённо сказала она. – Она, должно быть, надумала это, когда была в храме и увидела те отрезанные крылья.

Свалив, таким образом, вину на самого главу Цзиня, госпожа Цзи несколько успокоилась. А главе Цзиню пришлось терпеливо объяснять дочери, что та неправильно поняла суть церемонии. Птицы хихикали и перешёптывались.

Эти отсрочки – одна за другой – позволили А-Цинь собраться с мыслями. Но она так и не поняла, как выпускать крылья. Они сами собой появились за её спиной – когда она перестала думать о том, чтобы их выпустить.

Толпа ахнула, глава Цзинь потрясённо замер, глаза госпожи Цзи стали совершенно зелёными от зависти.

Крылья за спиной А-Цинь не были ни чёрными вороньими, ни серыми жаворонковыми, ни даже цветными фазаньими.

Они сияли золотом, отражая солнце.

11. Золотокрылая

Ослеплённые на мгновение сиянием золота, птицы притихли, а потом загалдели все разом:

– Золото? Это золотая птица? Это реинкарнация Цзинь-Я! Цзинь-Я переродилась! Как в легенде!

Среди птичьего наследия была и легенда о перерождении Цзинь-Я. Птицы верили, что однажды Цзинь-Я вернётся в этот мир, отверзая золотые крылья, и тогда начнётся славная Эра певчих птиц. Церемония отверзания крыл призвана была отыскать новую Цзинь-Я, но за тысячи лет существования Жёлтой горы и населявших её кланов Золотокрылая не появлялась.

Была у этой легенды и другая версия, будто бы новая Цзинь-Я принесёт птицам не благо, а бедствия. Старики поговаривали, что некое пророчество, точного содержания которого уже не помнил, якобы гласило о том, что возрождение Цзинь-Я – дурной знак. Будто бы её рождение знаменует кончину горы Певчих птиц. Но все предпочитали считать это слухами, которые хищные птицы распустили намеренно, чтобы опорочить Златокрылую.

Глава Цзинь возрадовался:

– Моя наследница – золотая птица! Кто ещё мог родиться в гнезде феникса?

Не стоит называть себя фениксом, когда ты всего лишь фазан, но кто бы сказал о том вслух?

Госпожа Цзи стиснула пальцами собственный локоть, ногти вонзились в кожу до крови. Её падчерица – золотая птица? Это что, шутка какая-то? Госпожа Цзи не отрывала взгляда от золотых крыльев. У диких куриц крылья были никчёмные, не созданные для полёта, но у этого цыплёнка крылья развитые, словно она в любой момент могла взмахнуть ими и взлететь. Госпожа Цзи почувствовала досаду и зависть. Но лицо её не изменилось, оставаясь по-прежнему доброжелательным.

– Поздравляю, глава Цзинь, – первой сказала она с малым поклоном.

Птицы опомнились от первого потрясения и тоже начали поздравлять главу клана фазанов. Глава Цзинь напыжился, выкатил грудь колесом и воскликнул:

– Моя дочь – перерождённая Цзинь-Я! Кто ещё достоин наследовать гору Певчих Птиц, как не Златокрылая?

Все птицы принялись поддакивать ему, одна только старая кукушка неодобрительно трясла седой головой. Кукушки, как известно, обладают даром прорицания и могут предсказывать дурные вести особенно хорошо.

– Что это ты, тётушка Кукушка, головой качаешь? – заметив это, спросил кто-то из стоявших рядом.

– Дурное предзнаменование, – сказала тётушка Кукушка. – Золотокрылые появляются не к добру. Гора падёт!

Услышавшие это, закатили глаза. Тётушка Кукушка всегда предвещала какие-то неудачи, а «Гора падёт!» было её излюбленной фразой, которую она повторяла изо дня в день. Но ни одно из её пророчеств доселе не сбылось, потому птицы считали старуху помешанной и снисходительно игнорировали.

Глава Цзинь тоже расслышал это и нахмурился, но госпожа Цзи сейчас же вмешалась:

– Что ты такое говоришь, тётушка Кукушка!

– Глупым курицам лучше помолчать, – отрезала старуха.

Лицо госпожи Цзи покрылось пятнами, но не спорить же с сумасшедшей? Поэтому она натянула улыбку и сказала:

– Тётушка Кукушка перегрелась на солнце. Кто-нибудь, отведите её в тенёк и налейте чаю.

– Гора падёт! – визгливо перебила её старуха. – Мне было видение, что золотые крылья всех нас погубят! Спасайтесь! Покиньте гору, пока не поздно!

– Эк припекло, – зашептались птицы.

Слуги подхватили старуху под локти, но она упиралась и продолжала выкрикивать:

– Гора падёт! Гора падёт!

Когда её наконец утащили, а птицы успокоились, церемонию продолжили. Глава Цзинь велел дочери расправить крылья, чтобы все их увидели. Для цыплёнка, у которого, как говорится, ещё пух не сошёл, они были невероятно развиты, совсем как у взрослой птицы, все это подметили.

– Цзинь-Я! – скандировали птицы. – Новая Цзинь-Я!

После церемонии и по такому случаю устроили настоящий пир. Глава Цзинь ходил и хвастался каждой встречной птице. Госпожа Цзи ходила следом за ним и следила, чтобы он не пил слишком много. Птицы наперебой поздравляли их с такой выдающейся дочерью. Глава Цзинь хохотал и хлопал их по плечам, госпожа Цзи кисло улыбалась в ответ, всё ещё снедаемая завистью.

А-Цинь, в одно мгновение превратившись из Пеструшки в Златокрылую, не подозревала, как изменится её жизнь из-за этого.

12. Тайна древней крови

А-Цинь отправили домой до начала пира: цыплятам присутствовать на взрослых сборах не позволяли, – но прежде её обучили прятать крылья, а один из старейшин вручил ей свиток, чтобы она затвердила священные тексты «Взросления птицы». Они во многом напоминали «Поучение цыплятам», но в них были добавлены главы о послушании жён мужьям.

Никто, кроме мужа, не должен видеть крыльев женщины. Женщина, что покажет крылья чужому мужчине, опозорит свой род. Женщина не должна хлопать крыльями, летают только мужчины. Женщина должна во всём слушаться мужа, которого ей выберет старший родственник. Женщина не может сама выбирать мужчину. Женщина не может повторно вступить в брак, если её мужчина умрёт. За непослушание женщин должно наказывать…

А-Цинь мрачно закинула свиток под кровать и старательно отряхнула ладони.

– Столько запретов, что за всю жизнь не запомнишь, – проворчала она.

Пока взрослые пировали, она была предоставлена сама себе и воспользовалась этим, чтобы выпустить крылья. Во время церемонии солнце слепило глаза, и она ничего толком не разглядела, кроме золотого сияния над собственными плечами. Непонятно, было её оперение на самом деле золотым или только имело цвет золота. Перья на ощупь казались обычными перьями, но от них слышался лёгкий звенящий звук, когда она до них дотрагивалась. А может, это просто в ушах звенело? Выдернуть пёрышко, чтобы разглядеть, А-Цинь не решалась: даже цыплята знали, что выдёргивать перья нельзя, они сами должны выпадать во время линьки. Она похлопала крыльями, поглядела на пол, но ни пёрышка не вывалилось. Видно, так быстро линька не наступает.

– Ах, какие же крылья!

А-Цинь испуганно развернулась – это незаметно вошла госпожа Цзи, – и попыталась сложить крылья, чтобы их спрятать.

– Глупый цыплёнок, что ты так разволновалась? – засмеялась мачеха.

– Но ведь нельзя никому показывать свои крылья, – пробормотала А-Цинь.

– Мы обе женщины, что такого? – возразила госпожа Цзи. – Повернись и дай на тебя посмотреть.

А-Цинь успокоилась немного, но всё-таки спросила:

– Ты ведь не расскажешь отцу?

Мачеха уверила её, что ничего подобного не сделает, и тогда девочка повернулась к ней спиной. Глаза госпожа Цзи недобро вспыхнули. Крылья были завораживающе красивы, золотой отблеск пробегал по оперению мягкими искрами. Ах, если бы у неё были такие…

– Какие же красивые у тебя крылья, – совладав с завистью, сказала госпожа Цзи и разрешила А-Цинь их спрятать.

– Я на самом деле новая Цзинь-Я? – неуверенно спросила девочка, справившись.

– Хм… – отозвалась мачеха. – Никто точно не знает, дар это или проклятие. Но ты родилась с редкими крыльями.

– А то, что говорила тётушка Кукушка…

Госпожа Цзи пренебрежительно фыркнула:

– Полоумная старуха. Что она понимает? Гора стоит прочно, она не может пасть. Не обращай внимания на то, что говорят другие. Ты должна слушаться меня и твоего отца, ясно?

– Да, матушка, – послушно кивнула А-Цинь.

После того дня А-Цинь почти каждый день тайком выпускала крылья и хлопала ими. В них чувствовалось особое напряжение, когда она это делала. Это была жажда полёта. Но в маленькой комнате негде было развернуться, и А-Цинь подумала: «А если полностью превратиться в птицу?»

Цыплят ещё не учили превращению, но она была сообразительной и скоро догадалась, как это сделать. Она поглядела на себя в зеркало. Птица, в которую она превратилась, была вся из золота, даже лапы и клюв золотые. Птица была большая, но её размер позволял взмахнуть крыльями и полететь. Но А-Цинь не рассчитала и ударилась головой о балдахинную балку, и летать ей сразу расхотелось. А-Цинь превратилась обратно в девочку и схватилась за разбитый лоб. На пол закапала кровь.

– Ай-ай-ай! – захныкала А-Цинь от боли.

Кровь повела себя странно – вспыхнула рубином и скатилась в несколько горошин, затвердевая. А-Цинь нерешительно тронула их пальцем. Они не рассыпались от её прикосновения. Они походили на пилюли.

– Сяоцзе! – воскликнула нянька. – Что с твоим лбом!

А-Цинь вздрогнула и обернулась. Она и не заметила, как та вошла.

– Ударилась, бабушка Воробьиха, – поспешно сказала девочка, поднимаясь на ноги и крепко сжимая пилюли в кулаке.

Но у старой воробьихи было острое зрение, она заметила, что девочка что-то прячет, и велела показать. А-Цинь пришлось разжать ладонь. Нянька потрясённо уставилась на рубиновые пилюли:

– Твоя кровь превратилась в это?

– Да, как ты поняла? – удивилась девочка.

– Сяоцзе, никому об этом не рассказывай, – строго велела нянька. Она была стара и суеверна.

– Почему?

– Птицы могут счесть это дурным знаком.

А-Цинь пообещала, что никому не расскажет, и подставила лоб, чтобы старая воробьиха обработала рану. Поворчав на неуклюжесть девочки, нянька ушла.

«Нужно их спрятать», – подумала А-Цинь, разглядывая рубиновые пилюли. Она было решила пойти в сад и закопать их в землю, но потом ей пришло в голову: «А что, если их съесть? Это же моя собственная кровь».

Так она и сделала – проглотила пилюли одну за другой. Птицы глотали зерно, любой цыплёнок это умел. Ничего не произошло, и А-Цинь легла спать.

Утром нянька пришла, чтобы разбудить её в школу, но, взглянув на девочку, воскликнула:

– Сяоцзе, твой лоб!

Судя по возгласу, у А-Цинь должны были за ночь рога на лбу вырасти, не меньше. Девочка обеспокоенно кинулась к зеркалу, но на лбу ничего не было. Ни синяка, ни ссадины.

А-Цинь, поразмыслив, решила, что её кровь волшебная и может исцелять раны. Об этом явно не стоило говорить вслух.

– Зажило за ночь, – небрежно сказала она няньке, потерев лоб, но про себя решила, что нужно будет проверить, на самом ли деле кровь целебная.

Отделавшись от няньки, девочка превратилась в птицу. Биться головой об стену она не стала – больно всё-таки! – но вместо этого клюнула себя в грудь. Брызнула кровь, скатилась горошиной.

А-Цинь с самым серьёзным видом прикусила кончик пальца и принялась экспериментировать. Как оказалось, ничего не происходит, если приложить рубиновую пилюлю к ране, но стоило её проглотить – и ранка скоро затянулась, оставив едва заметный шрам. А-Цинь потрясённо уставилась на палец и прошептала:

– У меня волшебная кровь. Я на самом деле новая Цзинь-Я…

Вот только в легендах о Цзинь-Я ничего не говорилось о волшебной крови.

13. Помолвка

А-Цинь шёл пятнадцатый год. Даже стараниями мачехи веснушек у неё на лице не убавилось: отбеливающие крема, которые посылала госпожа Цзи, девочка потихоньку выкидывала. Быть может, если она останется некрасивой, отец не выдаст её замуж?

Но «хоть рябая, хоть косая, женщина горы Певчих Птиц должна получить себе мужа», так гласили законы певчих птиц. Конечно же, глава Цзинь ни за что не согласился бы отдать свою дочь в наложницы, как делали отцы других некрасивых девочек.

– Красоты у неё нет, – сказал он госпоже Цзи, которая осторожно ему на это намекнула, – зато есть положение. Она наследница клана фазанов и горы Певчих Птиц. Любой почтёт за честь стать её мужем и войти в семью Цзинь!

– Конечно, – согласилась госпожа Цзи, – но не следует выбирать слишком придирчиво, тогда разница между ними будет очевидна. Лучше выбрать жениха попроще.

Весной на горе Певчих Птиц заговорили о помолвке наследницы Цзинь. Глава Цзинь устраивал праздник, на котором выберет дочери жениха, пригласили всех выдающихся холостяков подходящего возраста. Но злые языки поговаривали, что глава Цзинь уже кого-то выбрал и это будет день не выбора жениха, но его объявления.

Тем не менее, желающих породниться с кланом Цзинь было много, и не все считали А-Цинь некрасивой девочкой. У неё было миловидное личико, и веснушки его не портили, что бы ни говорила мачеха.

Птицы перешёптывались, гадая, кого выберет – или уже выбрал – глава Цзинь.

– Вряд ли это будет кто-то из влиятельных кланов, – со знанием дела сказал воробей. – Говорят, что мужа дочери возьмут в семью.

– Но она золотая птица, – возразил ему зяблик, – негоже выдавать такую за сына непритязательного клана. Фениксу под стать Жар-птица.

– Какие фениксы и жар-птицы, – усмехнулся кулик, – они всего лишь фазаны. Золотое оперение ещё ничего не значит, даже у павлинов под хвостом, хе-хе… Ну, вы и сами знаете.

Птицы сдержанно захихикали.

А у женщин были свои разговоры.

– Она добрая девчушка, – сказала трясогузка, – лучше бы ей попался хороший муж.

– Она наследница клана Цзинь, кто посмеет её обижать? – возразила варакушка.

– Мачеху её это не останавливает, – усмехнулась трясогузка.

– А разве они не в добрых отношениях? – удивились те, кто стоял рядом.

– В добрых, в добрых, то-то у неё глаза каждый раз зеленеют, стоит увидеть падчерицу.

– С чего ей завидовать?

– А с чего бы не завидовать? Она курица, забравшаяся в гнездо фазанов…

Услышав, что они сплетничают, мужчины на них прикрикнули, и женщины умолкли, но продолжали красноречиво переглядываться.

Чета Цзинь между тем вывела А-Цинь к гостям. Хоть девочка по-прежнему не снимала траура, одежда была ей к лицу. Веснушки на лице выглядели особенно трогательно, тем более что девочка явно не горела желанием становиться чьей-то невестой и выглядела угрюмо.

– Сегодня я выберу жениха для моей дочери, – громко сказал глава Цзинь.

Расхваливать дочь, как было принято на помолвках, он не стал, тем самым подчеркнув разницу в положении между кланом Цзинь и всеми остальными. Птицам это не слишком понравилось, но они вынуждены были смолчать.

– Это будет… – Глава Цзинь сделал паузу, чтобы придать значимости своим словам, и сказал: Третий сын клана бойцовых петухов.

Ответом было потрясённое молчание. Третий сын клана бойцовых петухов был высоким, широкоплечим, с большими руками – как и все бойцовые петухи. Внешность у него была непримечательная, взгляд не на чем остановить. Он с глуповатой улыбкой вышагнул вперёд и поклонился будущему тестю.

А-Цинь он не понравился, лицо её застыло. Нет, в его внешности не было ничего уродливого, да и характер, судя по всему, у него был хороший, но всё же мысль, что с этим человеком ей придётся прожить целую жизнь, девочку ужаснула.

– Поприветствуй будущего мужа, – подтолкнула её довольная госпожа Цзи. Конечно же, выбор был сделан не без её участия. Клан бойцовых петухов приходился ей дальней роднёй.

А-Цинь, как марионетка, поклонилась. Третий сын клана бойцовых петухов ответил тем же.

– Какая прекрасная пара! – сказала госпожа Цзи громко.

Птицы так не считали.

– Жаль малышку, – пробормотала горихвостка. – Известно же, что у бойцовых петухов крутой нрав и большие гаремы.

Глава Цзинь поднял кубок вина:

– За новую пару!

– За новую пару! – пришлось откликнуться птицам.

Кроме родственников госпожи Цзи, помолвкой были недовольны почти все, особенно те, кто сам имел виды на это место – зятя главы горы Певчих Птиц.

А-Цинь тоже должна была выпить глоточек вина, но когда все отвернулись, чтобы посмотреть, как третий сын клана бойцовых петухов опрокидывает в себя целый кубок, она выплюнула вино и вытерла рот.

Праздник длился всю ночь.

14. Узел в сердце госпожи Цзи

На пятнадцатый год настало время для А-Цинь отращивать чёлку и делать причёску. Она пошла в мать, и волосы у неё были блестящие и чёрные.

Принято было, чтобы дочери наследовали украшения матерей, но все вещи покойной госпожи Цзинь куда-то пропали. А-Цинь подумала, что отец мог распорядиться выбросить их, но не решилась расспрашивать. Сохранилась одна только шпилька, которую припрятала, а может, и стащила в своё время старая нянька. Теперь же она отдала шпильку девочке, чтобы та могла заколоть причёску, и нашептала заодно, что, должно быть, вещи покойной госпожи Цзинь припрятала в свой сундук мачеха.

– Нехорошо на неё наговаривать, – неодобрительно сказала А-Цинь.

Она не видела, чтобы мачеха когда-нибудь надевала вещи, похожие на те, что носила обычно родная мать.

Но она рада была получить хотя бы одну памятку о матери и шпилькой очень дорожила. Шпилька была простенькая, деревянная, потемневшая от времени, но причёску держала хорошо.

Госпожа Цзи между тем размышляла о собственном положении в клане фазанов. Ребёнка у неё до сих пор не было, и дочь главы Цзиня по-прежнему оставалась единственной наследницей. Но не шатким ли становилось положение госпожи Цзи в таком случае? Глава Цзинь вполне мог прельститься какой-нибудь молоденькой птичкой, чтобы родить себе сына. Все мужчины мечтают о сыновьях, а дочери – пролитая вода. К госпоже Цзи он уже явно начал охладевать, но всё ещё хвалил её за то, что она была хорошей мачехой для его дочери.

Госпожа Цзи хорошей мачехой не была, она лишь притворялась таковой. Зависть к падчерице укоренилась в её сердце.

А-Цинь – золотая птица, и её положение в клане было особенным. Даже не будь она наследницей, её всё равно ценили бы больше, чем самую распрекрасную жену главы клана. Птицы на неё заглядывались. А что в ней было хорошего? Веснушки, которые она заупрямилась свести? Сама госпожа Цзи была белолица, но отчего же заглядывались не на неё?

Но госпожа Цзи понимала, что влияния в клане можно добиться, лишь имея воздействие на падчерицу, и хорошо скрывала собственные чувства. Перед мужем она девочку похваливала, но сетовала, что та «не уродилась красавицей».

– Накрасится, – отмахнулся глава Цзинь.

Эти слова госпожу Цзи задели. Он явно усмехался, говоря это, и поглядывал на её набеленное и нарумяненное лицо. Уж не хотел ли он намекнуть, что и она не красавица? Госпожу Цзи словно обожгло изнутри, и узел в её сердце затянулся ещё крепче.

– Однако же нехорошо, если птицы будут всякое болтать, – скрыв эмоции, сказала она.

– Всякое? – нахмурился глава Цзинь.

Госпожа Цзи опустила глаза, терзая в пальцах платочек, и сказала:

– Будто бы наследница недостойна. Нельзя, чтобы к ней относились пренебрежительно. Они должны увидеть, что достоинств у неё больше, чем недостатков, и место наследницы она занимает заслуженно.

Разумеется, ничего подобного птицы не говорили, всё это было выдумкой госпожи Цзи. Но глава Цзинь не стал разбираться, правда ли это, и принялся ругаться и грозить болтунам расправой. Госпожа Цзи ловко умилостивила его гнев и сказала:

– Не извольте беспокоиться, я этим займусь.

Сложно сказать, чего ей хотелось больше – обрести полное влияние над наследницей клана и тем самым обеспечить себе безопасность или добиться того, чтобы положение самой наследницы стало шатким. Если бы птицы действительно усомнились в ней…

Госпожа Цзи и сама не знала, чего хочет, но решила, что её любой результат устроит.

– И что ты думаешь делать? – спросил глава Цзинь.

Госпожа Цзи, собравшись с мыслями, изложила ему свой план.

– Как бы ни решили, что ты плохая мачеха, – усмехнулся глава Цзинь.

– Ах, – патетично сказала госпожа Цзи, – меня это нисколько не заботит. Ради А-Цинь я готова пойти на что угодно.

– Повезло моей дочери с мачехой, – засмеялся глава Цзинь.

Госпожа Цзи сладенько улыбнулась в ответ.

– А что там этот третий петушиный сын? – вдруг спросил глава Цзинь. – Не пора ли взять его в семью?

Госпожа Цзи прикусила губу изнутри. Если поженить их прямо сейчас и у молодых всё сладится, А-Цинь может родить на следующий же год. А если родится мальчик, то право наследования клана перейдёт к нему. Госпожа Цзи не готова была становиться бабкой. К тому же она всё ещё надеялась понести, и лучше бы это случилось прежде, чем у главы Цзиня появятся внуки.

– Не стоит торопиться со свадьбой, – сказала она вслух с озабоченным видом. – Тогда птицы решат, что мы полагаемся на зятя, чтобы получить настоящего наследника клана, и положение А-Цинь лишь ухудшится. Вот когда о ней заговорят, тогда можно и украсить гору алым шёлком.

– Дельно говоришь, – поразмыслив, кивнул глава Цзинь. – Но как бы этот третий петушиный сын не загулял. Что, падок он на женщин?

Госпожа Цзи захихикала:

– Он хорош лишь в петушиных боях, до женщин ему нет дела. Бойцовые петухи наседок топчут редко.

15. Наследница получает новый дом

На другой день госпожа Цзи велела позвать к себе А-Цинь.

– Матушка, – вежливо приветствовала её А-Цинь.

Госпожа Цзи сидела в плетёном кресле и обмахивалась веером. Увидев падчерицу, она принялась вздыхать. А-Цинь уже привыкла к подобному обращению и терпеливо ждала, когда мачеха, обронив несколько слов сожаления насчёт её невзрачной внешности, перейдёт к тому, для чего её позвала.

– А-Цинь, – сказала госпожа Цзи, навздыхавшись, – пора поговорить о твоём положении в клане. Ты являешься единственной наследницей клана фазанов и горы Певчих Птиц.

Новостью это для А-Цинь не было. Она лишь кивнула, не понимая, для чего мачеха завела этот разговор.

– Мы-то знаем, что ты достойна этого, но вот другие… – с притворным вздохом покачала головой госпожа Цзи. – Ты замечала, что на тебя смотрят? Они сомневаются, что ты заслуживаешь этого. Говорят, что недостойно полагаться на собственное происхождение.

Разумеется, А-Цинь замечала, что на неё смотрят, но никогда не думала о причинах этих взглядов. Лицо её омрачилось. Госпожа Цзи, заметив это, удовлетворённо улыбнулась.

На самом деле птицы ничего подобного не говорили и не думали. А-Цинь всем нравилась, потому и притягивала взгляды. К тому же они знали, что она золотая птица и будущая хозяйка горы, и многие хотели бы заручиться её поддержкой в будущем. Птицы видели, что девочка умна, и не сомневались, что после замужества приберёт к рукам не только туповатого мужа, но и весь клан.

О яде, который госпожа Цзи годами вливала падчерице в уши, чтобы принизить её мнение о себе, птицы и не подозревали.

– Красивая птица расположит других, распустив перья, – сказала госпожа Цзи, – но тебе, бедная курочка, придётся постараться, чтобы заслужить всеобщее уважение. Ты должна поступками доказать, что достойна быть наследницей клана фазанов.