Крылья Золотой птицы. Гоцюй

– Я же велел снять траур, – прикрикнул он на дочь.

– Шесть лет ещё не прошло, – твёрдо сказала девочка. – Я буду оплакивать матушку ещё три года.

И она с вызовом посмотрела на свою будущую мачеху. Но барышня Цзи неожиданно улыбнулась и встала на её сторону. Она сказала, что А-Цинь может продолжать соблюдать траур, и даже разрешила ей не присутствовать на свадьбе, если та сочтёт это неуместным.

– И матушкой ты меня тоже можешь не называть, – добавила барышня Цзи. – Называй меня сестрицей Цзи.

А-Цинь поглядела на неё и сказала:

– Тётушка Цзи, спасибо за дозволение.

Улыбка барышни Цзи застыла на мгновение, но она тут же скрыла недовольство и засмеялась:

– А-Цзи такой непосредственный цыплёнок! Я пришлю тебе белила для веснушек. Ты совсем не следишь за своим лицом. Пятна на скулах – это так некрасиво!

А-Цинь с лёгким недоумением ответила:

– Это поцелуй Солнца. Матушка говорила…

– Ты девушка, – прервала её барышня Цзи. – Ты должна беречь лицо. Если не будешь отбеливать кожу, так и останешься дурнушкой. Это отразится на твоей цене.

– На чём? – не поняла А-Цинь.

– Положение женщины в обществе определяется её лицом, – назидательно сказала барышня Цзи. – Ты наследница клана и должна соответствовать… Я пришлю тебе белила.

– Ты такая заботливая, – похвалил её глава Цзинь.

Барышня Цзи затрепетала ресницами и сказала, что это её долг как мачехи, нет, новой матери, заботиться о дочери супруга как о собственном цыплёнке и воспитать девочку достойной своего положения.

– Будешь называть её матушкой, – велел глава Цзинь дочери, довольный словами барышни Цзи. – Видишь, как она о тебе заботится?

– Да, отец, – неохотно сказала А-Цинь.

Через неделю сыграли свадьбу, и барышня Цзи стала госпожой Цзи. Называться новой госпожой Цзинь она отказалась, боясь, что птицы будут злословить и сравнивать её с покойницей. С падчерицей она была добра, никогда не забывала напоминать ей о том, что положение наследницы ко многому обязывает и присылать белила и румяна.

А-Цинь не собиралась избавляться от веснушек – ведь они так нравились её родной матери, – но смирилась с мыслью, что ей внушали: она дурнушка, потому должна прилагать втрое больше усилий, чтобы соответствовать положению и стать достойной наследницей.

6. Мачеха

В мире мужчин женщинам отводилась незавидная роль. Барышня Цзи очень хорошо это понимала, поскольку принадлежала к боковой ветви клана Цзи, а стало быть, о высоком положении в птичьем обществе не стоило и мечтать. С её лицом – хорошеньким, но не писаной красоты – она могла стать первой женой какого-нибудь незавидного мужчины из клана диких кур или войти наложницей в одну из птичьих семей невысокого ранга. Будь она из главной семьи…

Но барышня Цзи была птицей предприимчивой, не из тех кур, что от себя гребут. Она твёрдо решила удачно выйти замуж – и не за кого-нибудь, а за главу клана фазанов. Женское чутьё подсказывало ей, что им легко управлять, если вынуть в подходящий момент пару уловок из рукава. Он был вдвое старше барышни Цзи и женат, но все знали, что брак этот несчастливый, а у супруги слабое здоровье и долго она не протянет. Как просто утешить вдовца, который и не думает горевать!

Правда у главы Цзиня была ещё и дочь, которую он объявил наследницей, но девочка была некрасива, всё лицо в веснушках, и барышня Цзи полагала, что иметь при себе такую падчерицу даже выгодно: их все будут сравнивать, и в чью пользу будет это сравнение? Глава Цзинь дочь любит, она будет ей хорошей мачехой и тем самым ещё больше завоюет его благосклонность.

Решив так для себя, барышня Цзи отвергла всех женихов, которых ей предлагали в клане Цзи, и прутик за прутиком стала выкладывать будущее гнездо.

Случайные встречи было легко разыграть, если знать расписание дел вечно занятого главы горы Певчих Птиц. Барышня Цзи подкупила нескольких мелких сошек и заполучила вожделенный список. Для уставшего от рутины главы Цзиня хорошенькое личико барышни Цзи было как бальзам на душу, и скоро он сам стал искать с ней встречи. Барышня Цзи умело разыграла недотрогу: курица из побочной семьи не смеет даже думать о благородном фазане! Запретный плод сладок, и глава Цзинь стал добиваться её с ещё большим усердием, обещая золотые горы и место наложницы. Барышня Цзи «неохотно» сдалась.

Смерть госпожи Цзинь застала всех врасплох. Барышня Цзи поверить не могла своей удаче, она не ожидала, что мечты исполнятся так скоро. Правда есть ещё шестилетний траур, который требуется переждать, но что-то подсказывало ей, что глава Цзинь ждать не будет. Так и вышло.

Глава Цзинь продолжал ходить к барышне Цзи, даже когда его поместье затянули белым крепом. Он привык к наслаждениям, которыми одаривала его барышня Цзи, и не готов был отказаться от них. Барышня Цзи умело подводила его к мысли, что траур можно и нужно прервать. Она могла бы напомнить ему, что брак его был несчастливым, а стало быть, и трёх лет траура много, но барышня Цзи была женщиной умной, что бы про неё ни говорили. Вместо этого она сетовала, что его дочь рано осталась без матери, бедная сиротка. Материнскую любовь не заменить отцовской, она-то знает, потому что сама рано осталась без матери. Глава Цзинь был растроган и предложил ей стать для А-Цинь новой матерью. Барышня Цзи поломалась для блезира, но согласие дала.

Объявление о свадьбе главы клана фазанов всполошило всю птичью гору. Мало того, что до окончания траура оставалось три года, так ещё и невеста была из клана диких кур!

– Спятил он, что ли? – зашептались птицы. – Такой мезальянс – феникс и курица!..

В поместье Цзинь барышня Цзи вошла с высоко поднятой головой. Статус первой жены не то же, что статус первой наложницы. Теперь до неё и жаворонку крылом не достать.

Встреча с падчерицей для барышни Цзи прошла не так, как она ожидала. Девочка оказалась смышлёной и острой на язык и любить мачеху желанием не горела. Но барышня Цзи следовала прежнему методу – по прутику, по веточке натаскивается гнездо – и вскоре добилась того, чтобы девочка называла её «матушкой» и во всём её слушалась. Всего-то и нужно было похваливать покойную мать время от времени. Простодушная девочка уверилась, что мачеха желает ей добра, и стала во всём её слушаться. А барышне Цзи того и надо было.

Теперь, когда у неё была поддержка фазаньего клана, кто бы осмелился глядеть на неё свысока?

7. Храм Крыльев

Четырнадцатый день рождения считался у птиц вхождением во взрослую жизнь. Все цыплята ждали его с нетерпением.

Ночь накануне нужно было провести в храме Крыльев – цыплятам входить туда было строжайше запрещено, и тем любопытнее им было, что сокрыто внутри. В храме не было окон, чтобы в них заглянуть, а на дверях был тяжёлый засов, который детские ручонки не могли отодвинуть. Цыплятам только и оставалось, что бродить вокруг и гадать, что за секреты взрослые от них так старательно прячут.

– Ты должна переодеться в это.

А-Цинь с некоторой опаской разглядывала принесённые мачехой одеяния из грубой ткани и соломенный плащ. Они были новёхонькие, но очень небрежно штопаные.

– Ты сама их сшила, матушка? – спросила А-Цинь.

Госпожа Цзи объяснила, что одежду для введения в храм Крыльев цыплятам шьют матери, а поскольку она заменила А-Цинь мать, то и одежду для неё сшила она, вот только шить она не умела. Поглядев на перебинтованные пальцы, которые мачеха исколола иголкой, А-Цинь сдержанно похвалила шитьё. Её больше занимало, почему одежда для самого важного дня в жизни птицы должна выглядеть так убого.

– Спросишь об этом у своего отца, – сказала мачеха. – Он отведёт тебя в храм.

А-Цинь переоделась, и госпожа Цзи вывела её из дома, глава Цзинь уже ждал их. Он поглядел на дочь и одобрительно кивнул. По его словам, цыплят переодевали в самую неприглядную одежду, чтобы злые духи не прицепились к ним в храме и не испортили грядущий день: увидев цыплят-замарашек, они сочтут их недостойными и останутся в храме.

– В храме есть злые духи? – широко раскрыла глаза А-Цинь.

– Незримо присутствуют, – неопределённо ответил глава Цзинь. – Некоторые могут их слышать. Но слушать, что они нашёптывают, нельзя.

– Тогда зачем вообще оставаться на ночь в храме, если там живут злые духи? – воскликнула А-Цинь. Ей стало немного страшно.

– Цыплята без этого не станут взрослыми. Идём.

Засов с дверей храма Крыльев уже был загодя снят, и глава Цзинь завёл дочь внутрь.

В храме царил полумрак. Когда глаза А-Цинь привыкли к нему, она завертела головой с некоторым разочарованием. Кроме алтаря у дальней стены и ряда курильниц со слабо струящимся благовонным дымком здесь, казалось, вообще ничего не было. Но к запаху благовоний примешивался ещё какой-то… очень странный. Крылья носа А-Цинь дёрнулись, захотелось чихнуть, но она сдержалась, решив, что в храме чихать неприлично.

Что-то шуршало по углам, А-Цинь подумала о злых духах и невольно попятилась, но отец взял её за плечи и подтолкнул вперёд. В то же мгновение храм залило светом – вошедшие загодя слуги зажгли одновременно все лампы.

Глаза А-Цинь широко раскрылись, когда она разглядела, что развешано над алтарём, и невольно дёрнулась, но отец схватил её за плечи и велел:

– Не отворачивайся. Смотри.

Она почти с ужасом смотрела на бесчисленные ряды… птичьих крыльев, нанизанных на верёвки. Плоть давно высохла, но перья сохранились, они издавали тот шуршащий звук, что слышала А-Цинь, войдя в храм. Многие из крыльев были чёрными, совсем как у её матери.

– Что это? – сдавленно выговорила А-Цинь.

– Это крылья цзинь-у, – сказал глава Цзинь, силой заставляя дочь подойти ближе к алтарю. – Крылья воров. Чжилань, что мы выращиваем на склонах гор, как приманка для них. Ни один цзинь-у не сможет устоять против искушения и пролететь мимо.

– Но… – выдавила А-Цинь. То, что она услышала, было чудовищно, вот только… среди чёрных крыльев хищных птиц она заметила и другие, они явно принадлежали певчим птицам.

– А это крылья преступников, – сказал глава Цзинь, указывая на них. – Преступникам отрубают крылья. Ты знаешь, что случается с птицами, которым отрубили крылья?

А-Цинь невольно вспомнила сломанные крылья своей матери, но вынуждена была спросить:

– Что?

– В теле заключена телесная душа, в сердце – демоническая, а в крыльях – бессмертная птичья. Лишившись крыльев, птица лишается своей сущности. Она уже никогда не сможет летать. Повтори.

– Лишившись крыльев, птица лишается своей сущности, – едва слышно повторила А-Цинь.

– Ты останешься здесь на всю ночь, – сказал глава Цзинь. – Спать запрещено. Ты должна встать у алтаря на колени и повторять то, что я тебе сказал, пока эти слова не станут с тобой единым целым. Это то, что птицы должны помнить каждую секунду своей жизни. Начинай. – И глава Цзинь ушёл из храма, двери за ним заперли.

– Лишившись крыльев, птица лишается своей сущности, – сдавленно сказала А-Цинь. – Она уже никогда не сможет летать. Лишившись крыльев…

Она механически повторяла то, что сказал ей отец, но мысли её занимало вовсе не то, что «птицы должны помнить каждую секунду своей жизни».

Чёрные крылья казались ей очень красивыми. Вот бы у неё были такие…

Древняя кровь медленно пробуждалась.

8. Голос древней крови

Нанизанные на верёвку крылья колыхало сквозняком, перья, задевая друг о друга, шелестели. Монотонное повторение мантры навевало дремоту, А-Цинь несколько раз сбивалась и начинала заново. Спать запрещено: злые духи могут подкрасться во сне. При мысли об этом она вздрагивала, незаметно щипала себя за руку и продолжала бормотать: «Лишившись крыльев…»

Но, должно быть, она всё-таки задремала, поскольку начала слышать чей-то голос.

– Боишься? – спросил кто-то.

А-Цинь отчего-то это не показалось странным, хотя она знала, что в храме никого, кроме неё, нет. Кроме неё и злых духов.

Свет ламп затрепетал, тени распластались по стенам храма бесформенными пятнами. Крылья в связке, казалось, зашевелились – точно ожили.

– Ты злой дух? – спросила А-Цинь.

– А может, я древняя кровь, что пробудилась внутри тебя?

– Кровь не разговаривает, – снисходительно возразила А-Цинь. – А если бы и разговаривала, то голос я слышала бы в своей голове, а не снаружи.

– Голоса в голове – очень дурной знак, – заметил кто-то.

– Тогда хорошо, что ты не в моей голове, – согласилась А-Цинь.

Кто-то умолк ненадолго, словно задумавшись о словах девочки, потом согласился:

– Действительно.

– А откуда тебе известно о древней крови? – спохватилась А-Цинь. Она вспомнила, что госпожа Цзинь говорила ей в тот день.

– Взрослые птицы знают об этом. Цыплята остаются в храме, чтобы повзрослеть.

А-Цинь сосредоточенно наморщила лоб. Тогда это не злой дух. Вероятно, кто-то из взрослых спрятался в храме, чтобы поучать её. Вот только она не могла припомнить, кому принадлежит этот голос. Она встала с колен и быстро обежала храм, заглядывая в самые тёмные уголки.

– Что ты делаешь? – удивился кто-то.

– Где ты спрятался? – прямо спросила А-Цинь.

– Нигде… и везде, – рассмеялся кто-то. – Какой интересный цыплёнок. Уже не боишься?

– Нельзя бояться того, чего нет, – рассудительно сказала А-Цинь.

– Думаешь, злых духов нет?

– Думаю, злые духи, даже если они есть, не стали бы разговаривать со мной, а сразу же съели бы, – подумав, ответила А-Цинь.

– Действительно, – опять согласился кто-то.

– Ты из старейшин храма?

– Я не птица, если ты об этом. Здесь никого нет, кроме тебя. То, что ты меня слышишь, значит, что в тебе пробуждается древняя кровь.

– У тебя есть имя? – подумав, спросила А-Цинь.

Холод пронизал её тело, когда она услышала в ответ:

– Цзинь-У. Что ты так перепугалась? Я всего лишь отголосок памяти крови.

– Цзинь-У? – едва слышно повторила А-Цинь. – Но почему Цзинь-У говорит с певчей птицей?

– Все птицы произошли от общих предков. Для Цзинь-У всё равно, певчая ты птица или хищная. Если он пожелает говорить с тобой, то он будет говорить с тобой.

– И что Цзинь-У желает мне рассказать? – выгнула бровь А-Цинь. Немного странно было слышать, что он говорит о себе, как о постороннем.

– Если ты способна меня слышать, то, должно быть, линия твоей крови происходит от Цзинь-У и Цзинь-Я.

– Что? – опешила А-Цинь.

– У этой глупой вороны был птенец от Золотого Ворона. Ты, должно быть, его дальний потомок. В тебе есть капля его крови.

– Цзинь-Я и Цзинь-У… – выдавила А-Цинь. – Они… они, что?!

– Эта глупая ворона перепила уксуса, – усмехнулся кто-то. – Видишь ли, иногда любовь перерождается уродливым чудовищем… Но ты ещё птенец, рано тебе об этом знать.

А-Цинь потрясённо уставилась на связку крыльев. Теперь ей казалось, что голос исходит оттуда. Нет, это не старейшины. Они никогда не сказали бы ничего подобного. Они не смеют даже подумать об имени Трёхногого. Крылья качнулись, точно кто-то тронул их рукой.

– Бедные дети, – вздохнул кто-то.

– Зачем… зачем цзинь-у чжилань? – выпалила А-Цинь. – Зачем они приходят воровать его?

– Не знаю, – казалось, удивился кто-то. – Что такого в чжилань?

Чжилань считалась волшебной травой, но А-Цинь не знала, так ли это. В её глазах чжилань выглядела как разновидность дикого лотоса.

– И какие тайные знания ты мне передашь? – помолчав, спросила А-Цинь.

– Тайные знания? – со смехом переспросил кто-то. – Глупый цыплёнок…

– Глупый цыплёнок! Просыпайся!

Кто-то хорошенько встряхнул А-Цинь за плечо. Она разлепила заспанные глаза и увидела над собой гневное лицо отца.

– Тебе же велено было не спать!

«Так это был сон?» – разочарованно подумала А-Цинь.

– Я и сама не заметила, как заснула, – сказала она виновато. – Прости, отец.

– Что тебе снилось? – с нетерпением спросил глава Цзинь.

А-Цинь интуитивно чувствовала, что отцу лучше не знать, как она болтала во сне с самим Цзинь-У, даже если это был просто сон.

– Ничего. Я даже не поняла, что заснула, – ещё более виновато ответила она.

Глава Цзинь разочарованно прищёлкнул языком и велел слугам отвести девочку домой и подготовить её к церемонии Отверзания Крыл.

9. Законы мира птиц

Вода была ледяной. Две служанки старательно поливали А-Цинь, одетую лишь в тонкий халат.

– А вода обязательно должна быть такой холодной? – дрожа всем телом, спросила девочка.

Мачеха, безразлично наблюдавшая за этим, сказала:

– Обязательно. Нужно смыть с себя ночь. Злые духи могли незаметно прицепиться к тебе. Вода очистит тебя перед церемонией.

– Но я не видела никаких злых духов, – возразила А-Цинь, стуча зубами.

Когда вода в бочке закончилась, мачеха отослала служанок, полагая, что с остальным девочка справится сама.

– Возьми полотенце и вытрись, – велела она.

Кусок грубой ткани вряд ли был достоин называться полотенцем, но А-Цинь схватила его и до красноты растёрлась, зубы её продолжали стучать. Утра на горе Певчих Птиц всегда были холодными.

– И ты ничего не видела в храме? – небрежно спросила мачеха.

– Не видела, – мотнула головой А-Цинь.

– И не слышала?

– Только сквозняки.

– Но ты заснула.

Обвиняющим тон мачехи не был, но А-Цинь всё равно нацепила на лицо выражение раскаяния:

– Случайно.

– И тебе ничего не снилось? – спросила госпожа Цзи, поигрывая чётками.

– Ничего.

– Пф, я так и знала, – скривила губы мачеха. – Старики болтают, что избранным цыплятам снятся пророческие сны, но до сих пор ни одному из тех, что ночевали в храме, ничего не приснилось.

«Или все помалкивают», – подумала А-Цинь, вспомнив нанизанные на верёвку крылья.

– И тебе тоже, матушка? – вслух спросила она.

Губы госпожи Цзи опять покривились.

– Это было так давно, что я уже и позабыла, – сказала она, но тем не менее уточнила: – Я бодрствовала всю ночь, а эти отвратительные крылья шуршали над головой.

– Так они уже давно там висят? – не удержалась от вопроса А-Цинь. – Кто их там развешал?

– Хм… Очень давно, – сказала мачеха. – Казалось, они всегда там были.

– А зачем воры крадут чжилань?

– Кто тебе сказал? – сощурилась мачеха.

– Отец. Что у них чжилань не растёт, раз они пытаются выкрасть нашу?

Ответа на этот вопрос госпожа Цзи не знала, да и никогда над этим не задумывалась. Но ответить что-то нужно было.

– Они делают это нам назло, – сказала она, придав голосу важности. – Две горы враждуют с незапамятных времён. А почему ты спрашиваешь об этом?

– Любопытно.

– Любопытная пташка попадётся в силки, – строго сказала мачеха. – Не спрашивай больше. Отцу твоему эти разговоры не понравятся.

– Откуда он узнает? – удивилась А-Цинь.

Разумеется, мачеха собиралась рассказать главе Цзиню об этом разговоре. Именно он и велел ей расспрашивать: быть может, матушке девочка расскажет больше? Но ничего полезного она не услышала, а значит, и рассказывать не о чем.

– Я ему не расскажу, а ты, матушка? – спросила А-Цинь, пристально глядя на мачеху.

Та улыбнулась:

– Конечно же, нет. Это просто женские разговоры, мужчинам знать о них незачем… Но довольно, переодевайся.

Для девочки было приготовлено всего лишь одинарное одеяние из простой ткани и плащ с капюшоном. А-Цинь с сомнением спросила:

– Только это? Не тройное?

«Избалованная девчонка», – подумала госпожа Цзи, но вслух сказала:

– Один слой ткани легче прорвать.

Глаза А-Цинь округлились, и она не сразу смогла выдавить:

– На этой церемонии… мне отрубят крылья?!

– Какие глупости! – опешила мачеха. – С чего ты взяла?

– Но ведь… отверзание крыл… оно так жутко называется… – пролепетала девочка, обхватив плечи руками.

Госпожа Цзи рассмеялась, не скрывая удовольствия:

– Глупый цыплёнок! Ты просто покажешь свои крылья всей горе. Это будет единственный раз, когда ты это сделаешь перед всеми. Потом показывать крылья ты сможешь только своему мужу.

– Какому мужу? – опешила А-Цинь.

– Которого будущей весной выберет для тебя отец. Что за взгляд?

– Почему я не могу показывать крылья кому-то ещё?

– Потому что в этом мире женщинам не позволено летать, – сказала госпожа Цзи. – Крылья женщины – сокровище мужчины, который ей обладает.

– Но… сами-то они и летают, и хвастаются крыльями друг перед другом…

– Так полагается.

– Но это несправедливо! – воскликнула А-Цинь. – Что же, я и сама на свои крылья глядеть не должна?

– Когда ты одна, гляди сколько хочешь. Только удостоверься, чтобы никто не выследил и не донёс мужу. Крылья показывать ты должна, только когда твой муж тебе прикажет. Если женщина покажет крылья чужому мужчине, она опозорит себя. Это законы птиц. Тебя обучат им перед свадьбой.

– И кого выберет мне отец? – со страхом спросила А-Цинь.

Госпожа Цзи доверительно сказала:

– Не волнуйся, плохого мужа он тебе не выберет. Я об этом позабочусь.

– Но… я сама хочу выбрать себе мужа!

Мачеха засмеялась:

– Глупый цыплёнок, в этом мире женщины не выбирают себе мужей.

А-Цинь прикусила губу. Чем больше она узнавала о мире птиц, тем меньше он ей нравился.

10. Отверзание Крыл

– Пора, – сказала госпожа Цзи.

Пришли двое старых слуг, чтобы отвести А-Цинь на церемонию. Сморщенными сухими руками они крепко держали девочку под локти, точно стерегли, чтобы цыплёнок не сбежал по дороге. Госпожа Цзи шла следом, спрятав руки в рукавах. Обычно цыплят на церемонию Отверзания Крыл сопровождали матери и утешали их, если те пугались по дороге. А пугаться было чего.

Вдоль дороги, по которой вели цыплёнка на церемонию, стояли старейшины горы в стилизованных масках птиц и неразборчиво бормотали какие-то мантры. Казалось, вот-вот оцарапают длинными острыми клювами, когда девочка будет проходить между ними. Будь А-Цинь повыше, так бы и произошло, но для цыплёнка её роста пройти этот птичий строй было легко. Но сердце её всё равно замирало, когда она шла, а мачеха ничего не сказала для ободрения.

Праздничная площадь, куда отвели девочку, была украшена флагами и заполнена птицами – не протолкнуться! Кажется, все жители горы собрались здесь. А-Цинь было не до того, чтобы их разглядывать, но некоторые лица она точно видела впервые. В центре площади была воздвигнута округлая сцена, похожая на ступенчатое яйцо. Там А-Цинь ждал отец. То есть она предположила, что это её отец. Лицо его тоже закрывала птичья маска, но цыплята всегда узнают своих родителей, так уж они устроены.

Её заставили взойти на сцену-яйцо и передали отцу. Глава Цзинь крепко сжал её плечо и громко сказал:

– Сегодня день Отверзания Крыл у Цзинь Цинь, наследницы фазаньего клана горы Певчих Птиц.

А-Цинь невольно поёжилась. Не так уж часто её называли полным именем.

– Поглядим, что у неё за крылья, – сказала госпожа Цзи себе под нос, но всё же недостаточно тихо, чтобы её не услышали стоявшие рядом. – Уж не жаворонка ли?

Те, кто расслышал, сразу же начали шептаться. Они знали о ситуации с покойной супругой главы Цзиня. И если бы у цыплёнка оказались жаворонковые крылья, какой бы это был скандал! Госпожа Цзи внутренне усмехнулась. Столь благоприятное развитие событий лишь упрочило бы её положение: нахлобученная на голову зелёная шапка радости главе Цзиню не доставит, тем более в присутствии всех птиц.

– Ты должна выпустить крылья, – сказал глава Цзинь.

– Как? – спросила А-Цинь. В школе цыплят этому не учили.

– Разве твоя мать не рассказала тебе, как это делается? – нахмурился глава Цзинь.

– Ох, я забыла, так разволновалась, – всплеснула руками мачеха. – Это первый цыплёнок, которого я сопровождаю на церемонию.

Птицы опять зашептались. Она же не специально «забыла» об этом, чтобы выставить падчерицу в неприглядном свете? Даже самый умный цыплёнок вряд ли сможет выпустить крылья с первого раза. Уж не хотела ли она сорвать церемонию? Но глава Цзинь даже мысли не допускал, что это может быть саботажем со стороны госпожи Цзи.

– Забыла и забыла, – сказал он, велев птицам примолкнуть. – А-Цинь умный цыплёнок, сама справится.

А-Цинь скривила лицо. Даже умному цыплёнку нужны подсказки, но глава Цзинь, похоже, не собирался их давать. Птицы опять зашептались. Уж не собирается ли глава Цзинь сам саботировать церемонию? Или он и госпожа Цзи сговорились сделать это вместе? Так любимый этот цыплёнок или нелюбимый?

Чтобы выпустить крылья, вероятно, нужно было высвободить духовную энергию и обладать живым воображением при этом, чтобы представить себе, как появляются спрятанные крылья. А-Цинь фантазией обижена не была, но понятия не имела, как воплотить мысли в реальность. Она напрягла память, вспоминая, как матушка показала ей свои чёрные крылья. Как она это сделала? Просто повела плечами – и крылья появились.