Конец бесконечности

Титов как раз протирал кисти, любуясь незаконченным полотном, когда позвонила Ольга. На домашний телефон. Она кричала и что-то требовала. Дима никак не мог взять в толк, что произошло. Его взгляд упорно возвращался к недописанной картине, будто бы цепенея, когда задерживался на расплывчатой еще надписи. После того, как ему пришлось в третий раз переспросить, что случилось, и Ольга закричала на него отборным витиеватым матом (кто б знал, что она умеет так выражаться), Дмитрий вышел из мастерской и присев прямо на пол, спросил:

– Извини, мне плохо слышно, все время теряю нить разговора. Так, что там у тебя случилось?

– У тебя? – Ольга уже не кричала, она явственно всхлипывала. – Ребенок уже второй час в школе сидит, тебя ждет. Ты почему на ее звонки не отвечаешь?

Только теперь Титов понял, что за окном уже темно, а он совсем забыл, что нужно забрать Вику из школы.

– Сколько времени? – чтобы хоть что-нибудь произнести, спросил он.

– Шестой час, – сказала Ольга. Голос ее уже звучал спокойнее.

– Прости. Не волнуйся, я сейчас за ней поеду, потом мы заберем тебя. Совсем заработался, не слышал звонков.

Он подобрал пальто и вытащил из кармана телефон. Двадцать девять пропущенных вызовов. Бедная девочка, что она могла подумать? И почему она не позвонила, как ее мать, на обычный городской номер? Хотя, может быть, и звонила. Когда он писал серебристый ромб, он ничего не видел и не слышал вокруг.

– Алло, Викуля, я сейчас за тобой приеду. Сиди в школе, не выходи никуда.

Ответом было молчание. Дочь не хотела с ним разговаривать.

– Все, я еду, – еще раз сказал он и отключил связь, натягивая пальто.

Автомобиль под подъездом весело моргал синим огоньком сигнализации. Завелись, тронулись. Надо бы купить чего дочке. Мороженое она любит. Угу, по такому холоду только мороженое и есть. Горло заболит – Ольга потом из него самого мороженное сделает. Вон, морось утренняя настойчиво в вечерний ледяной дождь превращается. Аж по лобовому стеклу стучит, будто крупный песок сверху сыплют. Ехать надо осторожней, при торможении уже легонько с тихим шипением колеса проскальзывают. Даже ABS с шипами не спасает. Такую ледяную корку никакими шипами не возьмешь.

Нет, все-таки мороженное надо купить. Дмитрий остановился возле небольшого магазинчика. Мелкий ледяной песок жестоко хлестал по лицу и настойчиво лез за шиворот. На улице было очень неуютно. Так, мороженное. Сколько его тут! Какое выбрать? Вика любит такое, которое как шелк. В рекламе так говорят. Ага, вот оно. Два? Нет, два не надо (от двух горло точно заболит).

Асфальт покрывался все более надежной коркой льда. Осторожно семеня к машине, художник все же не удержался и растянулся, плавно подъехав подошвами к дверце своего Ауди. Больно приложился головой. Мороженое уберег – в вытянутой вверх руке.

Двигатель завели, теперь аккуратненько отчаливаем от бордюра. Титов вел машину осторожно, избегая разгона и резких торможений. На светофорах шипы со скрежетом скребли замерзшую корку. Где же эта школа? Так и мороженное растает.

За очередным поворотом, чуть в глубине небольшой аллейки, показалось темное здание. Викина школа. В пяти-шести окнах еще горел свет. На крыльце все также зябко ежился охранник. Тот же, что и с утра? Черт их, этих охранников, разберет. Они все на одно лицо, когда форму свою черную напяливают. Замерз, небось, бедняга.

Дмитрий боком, скользя по льду на левой ступне и время от времени отталкиваясь правой, благополучно докатился до крыльца. Охранник преградил путь.

– Я за дочкой, – возразил Дмитрий.

– Не положено, – отрезал хмурый замерзший мужик в черной, побитой серыми катышками форме. И почему на них всегда форма выглядит грязной. Даже новая. – Фамилия как?

– Титов, – сказал Дмитрий.

– Дочки?

– Такая же, – похоже, охранник уже подморозил мозги. Лицо, вон, синюшное. Так еще немного постоит, совсем цветом с формой своей сольется. Чтоб в ночи враги его не нашли.

Охранник (с гордой надписью «секьюрити» на спине) скрылся в недрах школьного фойе и через пару минут появился с Викторией. Девочка, не глядя на отца, пошла к машине.

– Вика, – позвал ее Дмитрий. Но она не отвечала. Что-то надо было делать. – Я тебе мороженое купил.

Фраза прозвучала как-то глупо и не к месту. Железная леди. По лицу видать, мороженное страсть, как хочется. Но не оборачивается, идет. Шаг, еще. Потом ее ноги поехали и, шлепнувшись на рюкзак, Виктория смешно покатилась вниз. Титов как дурак засмеялся и, спохватившись, кинулся следом.

– Ты не ударилась? – ощупывая дочь, испуганно спросил он. Тело Вики сотрясала мелкая дрожь. – Что, рука? Нога?

Девочку продолжало трясти, и тут Дмитрий понял, что она просто хохочет. Но пытается не подавать виду.

– Вставай, – он тоже засмеялся, – пойдем мороженное есть. Как ты любишь. Только маме не слова.

– Как шелк? – спросила Виктория. Мир был восстановлен.

– Один в один.

Потом они ехали за Алькой. В дороге Вика ела мороженное, безбожно измазав заднее сиденье машины. Младшую паковали вместе. С горем пополам завязали шарф и натянули шапку. Алька, ясное дело, сопротивлялась. При этом, правда, не забывая пересказывать события проведенного в садике дня.

Когда подъехали к Ольгиной работе, все были веселы и распевали под радио песни. Алька в детском кресле болтала ногами, вытирая подошвы о переднее сидение. Вика висела на спинке водительского кресла, вопя песню отцу прямо в ухо. Пристегиваться ремнем она отказалась наотрез. Позвонили Ольге. Она спустилась через десять минут. Злая, как черт. Дети сразу бросились к матери, что ее немного успокоило.

Домой ехали уже в мире и согласии. Только брошенная Викторией обертка от мороженного предательски торчала из-под переднего сидения.

– И кто это здесь ел мороженое? – состроив строгое лицо, спросила Оля.

– А это… – сразу начала оправдываться Вика. – А Алька и ела. Правда ведь, Аль?

– А что, мне уже и мороженое нельзя поесть? Ну, ела. И что? – надув губки, фыркнула Алевтина. Четырехлетняя девочка, защищая сестру, врала столь натурально, что все, вместе с ней самой, прыснули от смеха.

И только перед самым домом, на повороте во дворы, в голове у Дмитрия снова возник серебристый ромб. Тот самый. С рунами. И древние таинственные письмена медленно, но настойчиво становились отчетливей, завораживая своими замысловатыми обводами, не отпуская его внимание ни минуту. Титов пытался всмотреться внутренним взором в знаки, понять их смысл, настолько сильно, что совсем забыл, что он за рулем движущегося автомобиля. На повороте машину занесло, стабилизатор курсовой устойчивости настойчиво терзал тормоза, стараясь выровнять движение. Колеса легко покатились по гладкому льду, который продолжало поливать ледяной водой.

Из раздумий о смысле таинственной надписи его вывел глухой удар, дернувший голову вперед. В шее что-то хрустнуло. Прямо перед капотом в свете фар вверх уходила кирпичная стена дома. Ауди стоял под углом, совсем слегка не вписавшись в поворот под арку. Ольга сидела рядом с округлившимися от испуга глазами, повторяя одну и ту же фразу – «ты что?». Девчонки притихли.

– Да, ничего, – резко сказал Дмитрий и вышел из машины. В лицо тут же хлестнуло мелкими колкими капельками, ноги поехали. «На дорогах – гололедица». Он не удержал равновесия и со всего размаха треснулся лицом о переднюю стойку машины. Больно-то как! Точно фингал будет.

Автомобиль, к счастью, не пострадал – в кирпичный угол воткнулись колесом. Дмитрий повернулся к ветру, теперь с удовольствием подставляя ушибленное лицо ледяным брызгам. Сел обратно в салон. Завел двигатель.

– Что это у тебя? – спросила Ольга. Дима посмотрел в зеркало – под правым глазом медленно, но верно начинал расползаться синяк. – Больно?

– Нормально. Поскользнулся.

Вика с Алькой вероломно заржали сзади.

Последние двести метров до подъезда проехали без приключений. Только в тишине. Титов не стал включать даже радио. Титова не отпускало видение. Что-то было в этих рунах. Что-то это все должно было значить. Обязательно надо зарисовать увиденное.

Он поставил машину в гараж и поднялся на лифте на свой этаж. Войдя в квартиру, сразу отравился в мастерскую. Долго смотрел на написанную сегодня часть картины. Но точный вид рун так и не всплыл в его сознании. Тогда он взял бумагу и попытался зарисовать знаки карандашом на бумаге.

В комнату вошла Ольга. Она посмотрела на сырую работу.

– Что это? – спросила она.

– Не знаю, – честно ответил Дмитрий, – это мне привиделось сегодня утром. А сейчас, когда мы чуть не врезались, мне показалось, что я понял смысл этих знаков. Но он опять ускользнул от меня.

– Ты какой-то сам не свой, – с тревогой в голосе сказала жена. Она обняла его. Его тело била мелкая дрожь. – Что с тобой?

– Не знаю. – опять сказал он. – Со мной такого еще никогда не было. Я должен дописать это и прочитать надпись. Я чувствую это. Образ будто бы приходит откуда-то извне. Словно кто-то пытается мне объяснить что-то, но я не понимаю его. Пока не понимаю.

– Ты весь дрожишь. Возможно, ты просто простудился. Голова не болит? – спросила она и прикоснулась пальцем к синему пятну под его глазом. Лицо пронзила острая боль, и Дмитрий вздрогнул. – Уж не сотрясение ли у тебя?

– Да нет. Я не сильно ударился.

Весь оставшийся вечер он пытался выписать руны. Но все, что получалось, было явно не то. Они должны быть какими-то другими. Глубокой ночью он заснул, положив голову на исчерченный знаками лист бумаги и так и не выпустив из руки карандаш.

5. Артефакт

Операция прошла как по маслу. За исключением того, что стабилизировать станцию пришлось двигателями «Союза». Автоматика «Прогресса» и радиосвязь с ним в непосредственной близости от МКС не работала. По всей видимости, причиной был артефакт.

Командированные генералом ребята оказались молодцы – пристыковали корабль вручную без сучка, без задоринки. Несмотря на сложную траекторию вращения станции. Расчет маневра провели на Земле еще до старта кораблей, и эта часть процедуры прошла штатно, без приключений.

Отсутствие связи со станцией вносило некоторые трудности в проведение операции, но было на руку российским спецслужбам – проследить за происходящим вокруг МКС не мог никто.

Артефакт с помощью гидравлических домкратов с большим трудом выдрали из обшивки поврежденного модуля. Серебристый ромб со скошенными углами размером около метра отправился в один из висящих рядом со станцией «Прогрессов». В тот, старт которого был тщательно замаскирован под испытания баллистической ракеты. Цель на Камчатке была поражена точно. Космические войска натурально отмечали удачно проведенные маневры.

Как им и было предписано, космонавты лишили корабль всех следов земной атмосферы перед тем, как погрузить в него артефакт. Закрепили его в специальном ложементе, предотвращающем возможные удары во время посадки. Проверили четыре видеокамеры, снимающие объект с четырех углов. На удивление, камеры исправно транслировали изображение на жесткий диск компьютера. Люк закрылся, надежно загерметизировав вакуум космического пространства внутри корабля.

То, что осталось от тела Майкла Карлайла, американского астронавта, погрузили в специальный контейнер, который занял свое, заранее запланированное место в спускаемом аппарате «Союза».

Второй, маневровый, «Прогресс» вручную подвели к станции, пристыковали. Грузовик с артефактом на борту ушел по заранее рассчитанной траектории на встречу со спутником, который Роскосмос отдал на растерзание. Вместе вошли в атмосферу, спутник сгорел, «Прогресс» пошел на посадку в калмыцкую степь.

Связь с МКС восстановилась через пару часов после ухода грузовика. Разрушения станции оказались значительными, и космический объект был законсервирован. До организации специальной экспедиции по восстановлению работоспособности станции. Теперь было неизвестно, когда МКС снова войдет в рабочий ритм – на восстановление требовалась уйма средств, как материальных, так и технических. Требовалась полная корректировка орбиты, ремонт нескольких модулей, системы управления станцией, систем наведения и связи и бог знает чего еще. Но модуль, в который воткнулся артефакт, был поврежден полностью. Восстановлению не подлежал. Благо, он был российским, и, в случае чего, можно было не отчитываться перед американцами о точном характере повреждений. Опытные баллистики без особого труда вычислили бы по форме отверстия, что предполагаемый астероид должен был застрять в обшивке. А предъявить теперь было нечего.

В компьютер оставшегося на станции «Прогресса» были введены последние данные, требующиеся для поддержания положения станции на орбите, и космонавты, отстыкавав свой «Союз», повели корабль на посадку. Вся операция заняла меньше трех суток.

***

Самвел Ашотович остервенело тер глаза. Красные и воспаленные от трехдневного недосыпания. От этого глаза начинали чесаться и слезиться еще сильней, но Шахбазян ничего не мог с собой поделать. Володя Щебетов, заместитель, обеспечивающий безопасность проекта, уже в который раз пытался уложить его спать. Но Самвел Ашотович спать не мог. Еще никто на земле не видел изображения спущенного с орбиты артефакта, но сообщения космонавтов, переданные по закрытому каналу после того, как загруженный «Прогресс» отчалил от станции и связь возобновилась, не оставляли сомнений – это то, что Шахбазян ждал всю свою жизнь. Свидетельство существования других цивилизаций. Нечто, созданное разумным существом, но не человеком. Послание братьев по разуму. Назвать это можно было по-разному, но сути название не меняло. Настал исторический момент, и проспать его было никак нельзя.

Несколько раз звонила Анаит, спрашивала, как он там, потом настаивала, что нужно ехать домой, что он уже не в том возрасте, чтобы как мальчишка ночами сидеть в ожидании чуда из космоса. Она злилась, он отнекивался и бурчал. Здесь все было как обычно. Она все понимала, она знала, как это важно для него. Но Анаит волновалась за своего Самвела, поэтому ругалась и требовала «прекратить эту ерунду, в которой и без него разберутся».

Все шло по плану. Так, как должно было происходить. Подозрительно гладко. Ближе к вечеру пришло сообщение о том, что спускаемый аппарат с артефактом на борту благополучно приземлился в Калмыкии. Его обнаружили, и сейчас армейский вездеход с платформой неспешно двигался по степи к тщательно охраняемому объекту. Охрану Самвел Ашотович велел рассредоточить, предварительно замаскировав место посадки спускаемого аппарата. Скоро обгоревший при торможении в плотных слоях атмосферы скругленный цилиндр приедет в Ростов, где его погрузят на закрытую платформу и повезут на исследовательскую базу. В Подмосковье.

Эта база была построена еще в конце пятидесятых, кода впервые зашла речь о возможных контактах с внеземными цивилизациями. После того, как поползли упорные слухи о якобы найденных обломках разбившегося в Штатах звездолета. Слухи так и не подтвердились, но наш ответ американцам был выстроен и тщательно замаскирован. Недалеко расположился радарный комплекс, приписанный к ПВО, который тоже не стоял без дела, а проводил сутки за сутками в надежде поймать хоть какой-нибудь неопознанный летающий объект. Иногда объекты попадали на экраны снулых солдат, привыкших видеть перед собой пустой радар или сполохи рейсовых авиалайнеров, следующих точно по расписанию. Два раза даже поднимали истребители: первый раз сбили атмосферный зонд, второй – какую-то мудреную ракету пэвэошников, не согласовавших старт со специальным отделом. Никаких звездолетов, никаких летающих блюдец. Абсолютно пусто в течение пятидесяти лет. И вот, наконец, дождались. Правда, липовая база ПВО так и осталась не у дел, но у скрытой глубоко в земных недрах исследовательской лаборатории теперь будет достаточно работы.

Еще два дня, и артефакт на месте. Вот тогда начнется настоящая работа. Самвел Ашотович поскреб давно небритый подбородок, размышляя, с чего лучше начать. Чем закончить – это ясно. Финалом всей работы будет физический демонтаж артефакта, в принципе, его уничтожение. Но начинать надо с минимальных методов.

Опять страшно зачесались глаза. Выступившие слезы застилали взор, превращая все предметы перед Шахбазяном в расплывчатые ореолы. Нет, так дело не пойдет. Права Анаит, ему нужно как следует выспаться. Когда спускаемый модуль с вестником иных миров прибудет на место, будет не до сна. А голова нужна ясная. Сейчас голова думать отказывалась напрочь.

В общем-то, все дела в космическом ведомстве были закончены. Артефакт уже на поверхности Земли, теперь за его доставку отвечают военные, большинство из которых даже не посвящены в особенности операции, и работники службы безопасности из его, Шахбазяна, ведомства. Эти знали почти все. Собственно, им не было необходимости что-то объяснять. Все они знали, ради чего работали. Правда оставалось их все меньше и меньше. Во времена становления рыночной экономики, когда государству было не до озабоченных пришельцами и телепатами чудиков, отдел по аномальным явлениям за малым не был расформирован полностью. Спасло контору только внимание заинтересованной в разного рода провидцах и экстрасенсах правящей верхушки и личное рвение Самвела Ашотовича. Именно тогда, в девяносто четвертом он и получил инфаркт. Небольшой, но в больнице пришлось проваляться месяц. Потом санаторий. А потом его поставили на ноги свои, из лаборатории парапсихологии. Лояльные к безопасности экстрасенсы. Кирилл – в первую очередь.

Именно экстрасенсорика была единственным направлением работы отдела, в котором были хоть какие-то успехи. Сильных колдунов, как их называл Шахбазян, были единицы. В основном всякая шушера и шарлатаны. Но и те в большинстве своем работать на страну не хотели. Приходилось уговаривать. Иногда действовали более жесткими методами. Но штат своих предсказателей и целителей в отделе имелся. Именно за него и держалась правящая верхушка. Именно эта группа и оказалась той самой палочкой-выручалочкой в трудные годы.

Но настоящей мечтой, можно сказать, болезнью Самвела Ашотовича, был космос. Иные миры. Иные цивилизации. Внеземной разум. Сколько раз он представлял себе этот миг, момент контакта двух цивилизаций? Каким он будет? Сколько раз он задавал себе этот вопрос! И вот, момент настал. Конечно, это не контакт в полном смысле, но теперь есть доказательства того, что человечество не одиноко во вселенной. Теперь артефакт, тот, что лежал на специальной подвеске в вакууме, сохраняемом герметичной обшивкой спускаемого аппарата «Прогресса», даст ответы на многие вопросы. Каким же жалким казался обугленный кусок металла и керамики, принесший сюда, на земную поверхность, этот осколок чужих миров, пролетевший миллиарды километров. Что значит путешествие на орбиту своей планеты в сравнении с тем путем, который проделал артефакт? Откуда он прибыл? На эти вопросы еще только предстояло ответить. И он обязательно на них ответит, Самвел Ашотович ни секунды не сомневался в этом.

А сейчас – отдыхать. Надо ехать на исследовательскую базу, закрыться в своем кабинете и спать, пока спиться. Несмотря на бессонницу, что все больше одерживала победу над здоровым сном по мере увеличения возраста, сейчас он точно заснет. И проспит долго. Если будет надо, его разбудят. Но что могло случиться с наглухо замурованным в привычной для него среде космического пространства артефактом в дороге?

– Володя, – позвал он Щебетова. Подполковник ФСБ Щебетов, Володя, вот уже девятнадцать лет бессменно был заместителем Самвела Ашотовича Шахбазяна. Единственной, к сожалению, надеждой и опорой. Настоящим единомышленником. И, несмотря на большую разницу в возрасте, самым близким другом своего шефа.

– Да, Самвел Ашотович.

– Володя, вызови Кирилла. Пускай он на базу к нам едет. Пусть его подберут в обычном месте.

– Конечно, Самвел Ашотович. Ложитесь спать. Вы же уже третьи сутки на ногах. Поберегите себя. Все ведь только начинается.

– В этом ты, Володя, прав. Поеду я к себе. Если что – по внутренней связи вызывай, – Шахбазян тяжело поднялся из-за стола. Колени угрожающе затрещали, в спине под лопаткой что-то дернуло вниз. Лицо Самвела Ашотовича скривила едва заметная гримаса боли, и левое плечо легонько поползло вниз. Движение не ускользнуло от внимательного Щебетова.

– Самвел Ашотович, вы лекарства принимаете? – спросил он, обеспокоено глядя на своего шефа.

– Ты стал ворчать, как моя Анаит, – ответил Шахбазян и улыбнулся. – Стареешь, Володя. Ничего, просто спина затекла. Где Юра?

– Да там, в комнате у проходной водители устроились. Как в санатории.

– Ладно, поеду, – Шахбазян пошел к выходу, придерживаясь о стену правой рукой. – И Кирилла обязательно вызвони.

– Хорошо, Самвел Ашотович. До встречи на базе. И выпейте свои таблетки. Что вы, право, как маленький?

Шахбазян устало кивнул головой. Таблетки и правда надо выпить. Там, на базе. В кабинете их достаточный запас лежит. На случай ядерной войны их хватит на всех, как он любил шутить.

Да, и Кирилла нужно пустить к артефакту в первую очередь. Старого друга и не менее старого подопытного кролика. Самого мощного экстрасенса, которого Самвелу Ашотовичу доводилось встречать в своей насыщенной необычными явлениями жизни.

В машине его разморило, и на полдороги Шахбазян заснул, привалившись небритой щекой к холодному стеклу. Когда добрались до места, Юра его разбудил. Дальше несколько раз охрана проверяла пропуск. Внимательно проверяла. Хотя Шахбазяна все знали в лицо, но проверка документов по его же велению была делом серьезным и не терпела узнаваний в лицо и визитов старых друзей. С пропуском все было в порядке.

Потом в лифте, глядя на свое отражение в зеркале, Самвел Ашотович думал, что стареет. Нет, он, конечно, не считал себя бессмертным (хоть и был горцем), но еще столько предстояло сделать, столько открыть, столько найти. Ведь внутри он только начинал жить, там, глубоко в душе он был все тем же двадцатилетним мальчишкой, бредившим, как и многие его сверстники в то время, путешествиями в другие миры, контактами с инопланетным разумом. Только другие лишь мечтали, а он всю сознательную жизнь стремился сделать свою мечту реальностью. Многое не удалось. Слишком многое. Но вот теперь выпал шанс получить все то, о чем мечтал невысокий тощий чернявый мальчишка, говорящий по-русски с акцентом, но не говорящий ни на каком другом языке. И теперь этот мальчишка превратился в дряхлого грузного седого старика, который от усталости еле стоит на ногах. Как жестока жизнь! Что сделали годы, как страшно они поступили с его телом. Но совсем не тронули душу. А вдруг…

В голове Шахбазяна появилась мысль, которая никогда не посещала его раньше. Как это не было странным. А вдруг, подумал он, артефакт, найденный на орбите, подарит людям тайну вечной жизни. Ведь никто не знает, что этот объект несет в себе. Главное – найти к нему подход. Разгадать его тайны.

Погруженный в мысли о том, с чего надо начинать разгадку тайн инопланетного артефакта, Самвел Ашотович зашел в свой кабинет. Он прилег на старый, поскрипывающий кожаный диван (не более старый и не менее поскрипывающий, чем его хозяин), укрывшись пледом, вытащенным из потертого полированного шкафа, и заснул раньше, чем его голова успела коснуться подушки.

Он не видел снов, его разум словно провалился в бездонную пропасть. Черная дыра мироздания звала его к себе, не пускала назад, в реальность. И только какой-то далекий навязчивый стук тащил его назад, в пыльный темный кабинет, находящийся в сотне метров под землей.

Самвел Ашотович с трудом разлепил глаза, соображая, где находится. Черная дыра исчезла, но стук остался. Спустя мгновение, он понял, что стучат в дверь. Причем не просто стучат, а колотят изо всех сил.

Шахбазян в кромешной тьме нашарил рукой выключатель, включил свет, зажмурившись от резанувшего по глазам желтого, и, наскоро воткнув отекшие ноги в растоптанные туфли, поспешил открыть дверь. Оказывается, он замкнул ее.

Стучал дежурный. Глаза у него были ошалелые. Чего он испугался, сказать было трудно – то ли того, что пожилой начальник мог и представиться в замкнутом кабинете, то ли от каких-то известий, которых Шахбазян еще не знал.

– Вам дозвониться не могут, товарищ полковник. Сказали – срочно. Велено было будить вас, – выпалил он.

– Хорошо, хорошо, – Самвел Ашотович успокаивающе похлопал бойца по плечу. – Молодец, сержант, с задачей справился. Сейчас трубку возьму. Иди, неси вахту дальше.

– Есть, – взял под козырек дежурный и ушел вдаль по коридору.

Самвел Ашотович закрыл дверь и, подойдя к столу, поднял трубку старомодного черного эбонитового телефона. Этот монстр обитал в кабинете с самого его основания, с пятидесятых.

– Шахбазян.

Звонил Щебетов. Голос у него был взволнованный.

– Ну, наконец-то! А то мы же бог весть что подумать успели, – воскликнул он.