Конец бесконечности

Поэтому особой веры, что в этот раз – вот оно, наконец, случилось, – у него не было. Впрочем, как и в прошлый раз. Как и в позапрошлый. Как и много раз до того. Самвел Ашотович с треском сжал пальцы правой руки. А вдруг – теплилась в глубине сознания мысль. Ведь должно же когда-нибудь это случиться. Ведь не может быть, чтобы… Все может быть.

Солдат у шлагбаума внимательно читал документы. Молодец. Знает машину, а все равно проверяет, как положено. Правильно, так и надо. Нагнувшись, заглянул в салон. Шахбазян лениво помахал ему рукой. Юра спрятал документы и закрыл окно. Тронулись. Опять по пустым улицам, только городок заметно поменьше. Окна в домах темные.

Около управления машины вразнобой. Спешили. В освещенных дырках открытых дверей автомобилей красные точки сигарет. Водители, курят в ожидании своих подопечных.

Самвела Ашотовича встретили и проводили. А то он не знает, куда идти. В предбаннике сидела пара в белом, вяло откинувшихся на стульях – видимо, врачи. Там уже все собрались – военные, космос, И он, стало быть, от безопасности. Нет, было еще двое, на хитрого вида каталках. Вид усталый. Надо думать, и есть те самые космонавты. Все всклокочены и возбуждены.

– Ну, наконец-то, – отреагировал на появление Шахбазяна Сергей Владимирович Крупин, руководитель космического ведомства. Его и в обычное время неказистый вид, создаваемый длинными скрюченными тощими конечностями и беспрестанно бегающими глазами навыкате, дополнялся всклокоченными серо-бесцветными с проседью волосами. – А то мы не знаем, как поступить. Американцы наседают. Нам приходятся отмалчиваться – все-таки подобные события не каждый день происходят. И в интересах страны…

– Про интересы решим, – остановил Шахбазян, хватая в крепкий зажим его руку. Быстро поздоровался с остальными, представившись тем, кого не знал. Затем повернулся к двум молодым людям, сидящим на стульях. Тех, что с усталым видом. – Это вы Крикунов и Мануйлов?

– Да, – ответил один из них. Шахбазян заключил, что это Крикунов.

– Рассказывайте, что произошло.

Космонавт вздохнул – похоже, ему порядком надоело пересказывать события каждому вновь прибывшему начальнику, и начал рассказ. Самвел Ашотович слушал внимательно, потирая рукой увесистый подбородок. Под широкой ладонью тихонько поскрипывала успевшая отрасти за ночь щетина.

Когда Крикунов закончил, Шахбазян вышел в предбанник. Один из врачей вяло зашевелился. Самвел Ашотович взглянул на медика, вскинув брови в немом вопросе. Действительно, мало ли что в космосе могло привидеться. Все-таки потрясение ребята пережили не самое слабое. Шок, неадекватная реакция. Но врач только развел руками и отрицательно покачал головой. Нет, командир экипажа совершенно адекватен, и причин не доверять его рассказу не было.

– В эфир точно ничего не просочилось? – спросил Самвел Ашотович у Крупина.

Тот конвульсивно затряс головой:

– Нет. Сначала прервалась связь – со станцией связи нет до сих пор, потом перешли на кодированный канал. Должно выглядеть, как очередные неполадки со связью. Но нам необходимо им что-то ответить. В конце концов, там остался их астронавт.

– В какие сроки мы сможем забрать этот артефакт?

– Резервный «Прогресс» мы можем отправить уже утром, – сказал неизвестный Шахбазяну военный. В высоком чине. Генерал-майор космических войск. – Но есть две сложности: первая – станция вращается по сложной траектории и стыковка крайне затруднена, если вообще возможна. Вторая, более решаемая – артефакт сам не загрузится. Необходима доставка на орбиту как минимум двух космонавтов.

– Это понятно, – сказал Шахбазян, вычерчивая замысловатые знаки пальцем на потертом столе. – Сергей Владимирович, когда мы можем рассчитывать на запуск «Союза»?

– Через три дня.

– У вас, я так подозреваю, кандидатуры космонавтов есть? – спросил Самвел Ашотович у генерала.

– Разумеется.

– Мне нужно с ними побеседовать.

Картина предстоящих действий вроде бы складывалась. Главное не потерять темп. Ведь если американцы их опередят… Похоже, что в этот раз попадание было в десятку. Может это и не корабль с зелеными человечками, но и не атмосферный зон, это уж точно. И не известно, что с него можно будет выжать. Не должны выжимать из него американцы. Ох, не должны. Тогда Штаты будет уже не догнать. Никогда. Но у них прогнозы хуже, чем у наших – быстрее, чем за неделю они свой шаттл к полету не подготовят. Как бы ни напрягались. Главное не потерять темп.

И вот еще что… Американцы не единственная угроза.

– Вы располагаете данными внешней разведки о состоянии космической службы наших восточных соседей? – спросил Шахбазян.

– Китайцев? – уточнил генерал.

– Да. Как у них с тайконавтикой?

– Данных о возможности экстренного пилотируемого запуска орбитального корабля китайцами у нас нет. Но исключить такую возможность нельзя.

– Вот то-то и оно, – мрачно сказал Самвел Ашотович. – Все запуски орбитальных носителей необходимо пресечь. Хоть ракетами ПВО, хоть чем хотите. Приказ президента будет, может не сомневаться.

Если кто-то доберется до артефакта раньше, поди потом предъявляй права на МКС. На земле права можно качать сколько угодно, все равно – кто раньше встал, того и тапки.

– У вас найдется еще один резервный «Прогресс»? – снова обратился он к генералу.

– Да. В резерве три корабля с носителями. В крайнем случае, их можно поставить и на стратегический носитель.

– Отлично, – Самвел Ашотович с удовлетворением потирал руки. Наконец-то настоящее дело в космосе. Как давно он о нем мечтал. Его, успевший с годами утратить былую ясность, ум снова работал как раньше. Как в молодости. Ему снова все было ново и интересно. Он повернулся к Крупину: – А вам, Сергей Владимирович, вместе с Роскосмосом нужно выбрать спутник, висящий на близкой к МКС орбите, которым можно пожертвовать.

Все, находящиеся в помещении, замерли, внимательно слушая немолодого начальника отдела аномальных явлений.

– Так, – произнес Самвел Ашотович, стремительно опустил на крупинский стол свой потертый распухший портфель, с которым не расставался где-то с начала восьмидесятых, – попрошу всех дать подписку о неразглашении.

– Самвел Ашотович, – замычал Крупин, – мы же все тут уже. Может – сразу к делу?

– Положено, – отрезал Шахбазян.

По очереди в явленную на свет из антикварного портфеля бумажку были вписаны фамилии и поставлены подписи каждым из присутствующих. Шахбазян спрятал бумагу обратно в недра кожаного монстра, попросил остаться в кабинете только участников предстоящей операции и продолжил, когда вышли все лишние:

– Предлагаю следующий план: ваша пресс служба, – кивок в сторону Крупина, – связывается с американцами, рассказывает им все, только никаких упоминаний об артефакте. Удар, разгерметизация. Что было дальше – не знаем.

– Угу, – промычал Крупин и в очередной раз провел ладонью по волосам.

– Далее – запуск двух «Прогрессов». Один старт официальный, освещенный прессой. Второй прикрывайте, как хотите. Официально его быть не должно. Сошлитесь на учебный запуск баллистической ракеты, на что хотите.

– Сделаем, – со вздохом сказал генерал. – Хитрость, конечно, будет шита белыми нитками, но все же… Прикрытие придумаем.

– Один из «Прогрессов» кровь из носа нужно пристыковать и выровнять станцию. Второй пусть висит рядом, чтоб на радаре сливался с общей тушей. Его, если получится, вообще стыковать не надо. Как только возможно – старт пилотируемого корабля с двумя космонавтами. Максимально быстро они должны погрузить артефакт в свободный «Прогресс», а тело американца к себе, в «Союз». Товарищи, возможно ли увести на посадку «Прогресс» вместе со спутником так, чтобы на радаре все выглядело как разрекламированное заранее управляемое падение неисправного космического аппарата?

– В принципе – да. Сложно, но возможно, – генерал едва заметно усмехнулся. То ли архаичному обращению «товарищи», то ли представлениям Самвела Ашотовича об особенностях космических полетов.

– Постараемся, – подтвердил возбужденный Крупин.

Шахбазян перевел дух. План был хорош. Только бы не было сбоев. И еще китайцы – от них можно ожидать чего угодно.

– Тогда – все. Посадочный модуль «Прогресса» приземляется, и артефакт наш. Тело – американцам, МКС спасена от неминуемого падения. Главное создавать побольше шума из отвлеченных от артефакта событий и строжайшая секретность. Всех, кто в курсе дела, хотя бы косвенно, за пределы рабочих мест не выпускать.

– Но… – начал было Крупин.

– Никаких но, – отрезал представитель госбезопасности. – Кто уже успел уйти – вернуть и семьи под домашний арест. Вы понимаете, Сергей Владимирович, возможно, решается судьба всей планеты. Все, если вопросов нет, предлагаю приступить к работе.

3. Обычный день

Злостный враг цивилизованного человека заливался свистом, звоном и бурно вибрировал на стеклянной поверхности прикроватной тумбочки. Дмитрий несколько раз наобум, не открывая глаз, ткнул рукой в направлении неприятеля, но промазал и только сбросил телефон, работающий в режиме будильника, на пол. Шумящий стервец крякнул, распался на несколько частей, но стоически продолжал вещать резонирующую где-то в самой глубине Диминого мозга навязчивую мелодию.

Опустил руку вниз – нет, далеко лежит, не достать гада. Рядом сквозь сон заныла Ольга. Мол, сколько можно, если надо вставать, то вставай и вообще отключи эту свою тарахтелку. Делать было нечего. Сегодня победа досталась будильнику.

Дмитрий нехотя поднялся, потянулся, похрустывая позвонками, нашарил в утренней некромешной темноте босыми ногами тапочки и, опустившись на ковровое покрытие, на коленях пополз к издевающемуся над честными людьми чудовищу. Вот, еще и на колени поставил, мало ему, что спать по утрам не дает.

Палец мстительно вдавил кнопку отбоя. Перезвон тут же прекратился. Тишина! Как хорошо. Вот так бы спать и спать себе. Дмитрий все еще сидя на полу, облокотился на постель, накинув на плечи теплое еще одеяло.

– Вставай, – не показываясь из-под одеяла, сказала Оля. – Тебе еще девчонок завезти надо. И встреча у тебя с этим… как его, чертом этим твоим…

Да, точно, с чертом встреча была назначена на восемь тридцать. А сейчас – Дмитрий кликнул в первую попавшуюся кнопку на телефоне, включилась подсветка дисплея – шесть тридцать три. Боже, еще же ночь! Но делать было нечего – пришлось встать и идти, шлепая тапочками и цепляясь за все, что объемней стены.

На кухне слабый свет лампочки, встроенной в шкаф. Очень умиротворяюще и призывно ко сну забулькал чайник. Громкий в утренней тишине щелчок термостата. Тихое шипение наливающегося в чашку кипятка, на поверхность всплыла немощная пена растворимого кофе. Пошел аромат. По идее – должен пробуждать. Пока не берет.

Из спальни донесся страдальческий стон встающей с кровати Ольги. Вот оно чудо сближающей аромагии. Пошла будить девчонок. Сейчас начнется торговля, кто куда из-за чего не пойдет. Виктория в школу, Алька – в детский сад.

– Ну, ма-а-ама, – доносится из детской. О, началось! Вика ссылается на «что-то в горле».

Через десять минут все на кухне. Щурятся невыспанными глазами на тихо бормочущий телевизор. Там, жизнеутверждающе побрякав бравурной мелодией, начались новости. Семь ноль-ноль.

Стандартно напряженное лицо ведущей сменилось взволнованным молодым человеком, который, борясь с терзающим его шевелюру и микрофон ветром, что-то увлеченно рассказывал, указывая в сторону невзрачного серого здания, видневшегося чуть поодаль. Освещение у него там в основном искусственное, от недалекого фонаря. Похоже, что прямая трансляция. И не спится же человеку.

Дмитрий сделал громче. Отчего-то его заинтересовал сюжет. «… никаких подробностей не сообщают (ну кто бы сомневался). Связи со станцией нет, однако Роскосмос заявил, что спасательная экспедиция, посланная на орбиту позавчера, успешно выполняет свое задание. Также в космосе находится технический корабль, всем известный космический грузовик „Прогресс“, с помощью которого попытаются выровнять станцию и предотвратить ее возможное падение. Двое российских космонавтов, успешно эвакуированных со станции после аварии, находятся под наблюдением врачей. Сейчас доктора запретили их посещение, так как ребята пережили сильнейший стресс. По словам медиков, жизни космонавтов сегодня ничто не угрожает. Самочувствие удовлетворительное. О судьбе американского астронавта, оставшегося на станции, можно только догадываться, однако вероятность того, что он жив, практически отсутствует. Представители NASA заявили, что…»

Черт-те что у них там, в космосе, происходит, подумал Дима.

– Не спи, замерзнешь, – сказала Ольга, когда сосиска с Диминой вилки с глухим шлепком упала на стол.

Собрались быстро. В военном режиме. Девчонок экипировала Ольга. Дмитрий сбегал в гараж за машиной и подъехал к подъезду. Темно-зеленый Ауди стремительно покрывался ровным слоем серо-коричневой грязи. Прямо как из пульверизатора. Что мыл машину, что не мыл. Зима не удалась. Впрочем, как обычно. Снегу навалило и теперь он лежал на газонах почерневшими от неминуемой пыли ноздреватыми кучами, расползаясь и затапливая грязной жижей все вокруг. И с неба сыпалась мелкая холодная дрянь. Не то жидкий снег, не то замерзший дождь.

Девчонки уже стояли под козырьком. Вика застряла в двери, зацепившись висящим на спине рюкзаком. Пришлось выйти и стащить с нее рюкзак, который отправился в багажник. Виктория запротестовала – у нее там лежал телефон, но бунт был подавлен на корню. В итоге ехали молча. Алька задремала, прижавшись щекой к обивке двери, а Вика старательно делала вид, что с интересом рассматривает проносящиеся мимо дома, обижено надув губы. Телефон ей, видите ли, нужен. Мелочь, а туда же. Звонить ей должны!

Алькин детский сад первый по пути. Четырехлетняя спящая красавица была успешно сдана уже бодрой воспитательнице. Минуты через три подъехали к школе. Виктория демонстративно молча выбралась из машины и не спеша направилась к крыльцу, где вяло мялся охранник. Пришлось выйти из салона под стылую морось – выпендриваясь, Вика забыла рюкзак. Дмитрий открыл багажник, подцепил пальцами ярко-розовую сумку своей дочери-третьекласницы с лежащим в ней сокровенным мобильным телефоном, который заливался непрекращающимся звонком, и побежал следом за ней.

– Виктория, тебе звонят, – крикнул он ей вслед.

Девочка остановилась, но не пошла к отцу, подождал, пока он принесет ей рюкзак. Взяла его, порылась в глубине, явила на свет мобильник и, посмотрев на экран, дала отбой. Перезвон прекратился. Молча повернулась и пошла к школе.

– А спасибо сказать? – спросил Дмитрий.

Вика продолжала идти. Молча.

– А папу поцеловать на прощанье?

Девочка повернулась, она безуспешно пыталась скрыть улыбку. Подбежав к отцу, обняла его, когда тот наклонился к ней, и, поцеловав в щеку, сказала:

– Спасибо, папочка!

– Вот, это другое дело, – сказал Дима. – Все, теперь беги в школу.

Вика пошла ко входу, а он, сев в машину, подождал, пока дочь не скроется за спиной охранника, оказавшись в относительной безопасности.

Внутри, в теплом салоне автомобиля морозная морось и всепоглощающая грязь казались чем-то далеким и ненастоящим. Здесь было комфортно, из динамиков тихо мурлыкали голоса ди-джеев. По «Европе плюс» шла обычная утренняя развлекалочка. Шутили. Довольно смешно. Дмитрий прибавил громкости и вырулил на дорогу, отправившись в центр, туда, где у него была назначена встреча с потенциальным покупателем. Какой-то бизнесмен желал прикупить «пяток рисунков» для своего особняка. Это сулило неплохие прибыли. Последние лет пять его картины пользовались достаточной популярностью в бизнес-кругах столицы. Не без помощи Ираиды Павловны, держательницы нескольких галерей современного искусства, с которой так удачно его познакомили шесть лет назад. Отчего-то потенциальные покупатели не хотели встречаться в галерее, хотели в ресторане (странное желание в пол-девятого утра). Разумеется, картины он с собой не вез. Все работы, даже те, что были уже проданы, хранились в цифровой форме не винте Диминого ноутбука.

На светофоре загорелся красный. Не успел проскочить. Сколько там уже времени? Восемь. По «Европе» начались новости. Рассказывали о странном происшествии на орбите. Опять говорили о не то падающей, не то просто крутящейся МКС, о возможной гибели американского астронавта. Почему-то особого сожаления по поводу гибели именно американца не возникало. Уж очень ребята с той стороны планеты умудрились насрать по миру. Не любят их практически нигде. Даже там, куда они деньги вливают.

Что произошло в космосе, остается неясным. Во всяком случае, так говорят в новостях. Серьезная авария. Что-то их там зацепило. Что там могло зацепить? Или там уже тоже пробки, как здесь, по всей Москве?

Сзади истерично визжал клаксон чуть не прилипшей к бамперу Мазды. Оказалось, Дмитрий задумался, и уже давно горел зеленый. Пробки создаем. Чем-то его задела эта новость про космос. Он никак не мог понять – чем? Вроде бы никогда космосом не интересовался.

Ресторан «Рябина» встречал посетителей свешивающейся с деревянной балки над головой засушенной веткой с сухофруктами и щедро развешанными на ней скукоженными зонтиками. Надо понимать – рябиной. Кудрявой, так сказать.

Потенциальные покупатели уже были здесь. Числом трое. Снаружи стоял сверкающий вылизанным лакокрасочным покрытием новехонький Майбах (и как только им удается в такую погоду сохранить первозданную чистоту своих das auto?) и необъятная туша черного как смоль Кадиллака «Эскалада», внутри которого, надо думать, сидело еще несколько «ребят». На фоне этих монстров его не самый дешевый Ауди, припорошенный к тому же дорожной грязью, смотрелся убого и даже как-то портил окружающий пейзаж.

Собственно, кроме тройки мужчин в дорогущих костюмах, все равно, однако, франтами не выглядящих, в ресторане никого не было. Да и работал ли он в столь ранний час, было большим вопросом. Центральный, плотный и широкий до квадратности, мужчина бодро о чем-то беседовал по мобильному. Vertu, успел заметить Дмитрий.

Когда художник подошел к столику, бизнесмен отключил телефон, положив его на блюдечко из-под кофейной чашки, которую он держал в другой руке.

– Давай, показывай свои картинки, – не здороваясь, начал он и бросил на стол пухлый конверт, из раскрытого клапана которого торчали уголки пятисотевровых купюр. – Здесь – как договаривались.

Договаривались о шестидесяти. Дмитрий вытащил из портфеля ноутбук и, включив его, предложил покупателю полистать репродукции.

– Ты лучше сам листай. Водку будешь? – спросил бизнесмен. Картины сменялись одна другой, и он каждый раз водил по монитору толстеньким и коротким, как будто обрубленным пальцем, оставляя на глянцевой поверхности жирные разводы. Сей палец был украшен массивным золотым перстнем с четырьмя бриллиантами, карата по три, по меньшей мере, каждый.

– Нет, спасибо. Утро еще, – ответил Дмитрий.

– Дык, ты закусывай, – сказал покупатель, и все заржали.

– Нет, спасибо.

– А пивка?

– Спасибо, я за рулем, – снова отказался Дима. Ему начинала не нравиться эта сделка, но деньги на столе лежали совсем немалые и потерпеть из-за такой суммы стоило.

– Ну, ты, художник, даешь! Че, не откупишься, что ли? Я ж тебе и бабла подкинул.

Дима вымученно улыбнулся и ничего не сказал. Справа, из другого зала, доносился звук работающего телевизора. Шел очередной выпуск новостей. Все четверо, сидящих за столом людей замерли, прислушиваясь к словам. Снова рассказывали про МКС. Что же в этом такого интересного, подумал Дмитрий, что он как будто в транс впадает, пока не дослушает до конца? И эти, бизнесмены, так сказать, тоже зависли.

– Бобру позони, спроси, чего там у них, – сказал центральный мордоворот одному из своих «партнеров», а потом обратился к художнику: – Вот эту, эту и три первых привезешь. Здесь у Вовика, – он кивнул в сторону стоящего чуть поодаль и прислонившегося к стене тощего парня, которого Дима по началу просто не заметил. Видимо, директора этого заведения, – оставишь.

– В галерее… – начал было Дмитрий.

– И не надо вот этих твоих галерей. Сам привезешь, – сказал тот, вставая и намереваясь уходить. – Кстати, а звать-то тебя как?

Конечно, это было хамством. Но за такие бабки…

– Дмитрий Титов.

– Угу, – согласился покупатель с чем-то своим. – Позавтракай тут, если хочешь, Дима. Надо запомнить, – забормотал себе поднос, – Дмитрий Титов. А то потом народ спросит, мол, чья мазня, круто ли…

Титов даже немного опешил от такого отзыва о своих работах. Но, все-таки, конвертик-то увесистый лежал на столе.

– Да, извините, – спохватился Дима, – а вас как записать?

– Куда? – не понял его покупатель.

– В каталог. Это нужно для выставок.

– Ну, – махнул рукой мордоворот, – нужно будет – найдешь.

Они вышли из ресторана, громко говоря о чем-то своем, и совершенно не грациозно залезли в Майбах. Черный картеж, стоимостью с целый этаж жилого дома, стремительно оторвался от обочины и исчез за поворотом.

Дима продолжал сидеть за столиком, вращая пальцами и не понимая, радоваться ему или огорчаться. С другой стороны – чему огорчаться? Деньги есть, художник он, по всей видимости, «крутой». А что до отношения потребителя… Так потребитель тоже разный бывает. Главное – чтобы потреблял исправно.

Художник отметил в ноутбуке работы, которые выбрал покупатель, закрыл крышку и положил компьютер в портфель. Туда же засунул пухлый конверт. Потом подумал и переложил деньги во внутренний карман пальто. Теперь нужно заехать в банк. Деньги оставить. Титов не любил хранить дома большие суммы наличности. Да и ни к чему это.

Вовик, наконец-то отклеившийся от стены, спросил, не желает ли он чего. Дима вежливо отказался, сославшись на то, что уже позавтракал.

В банке он был через сорок минут. Постоял у окошка для вкладов. Девушка с той стороны стекла мило поулыбалась, спросив, что он желает. Дмитрий молчал. Девушка спросила еще раз, и тогда Титов сказал, что ничего и отошел. Он, пока стоял перед окошком, в голове посчитал, сколько с этой суммы ему придется заплатить налогов. Получалось, что много. Одних налогов хватит, чтобы поменять машину. Если на такую же точно. А так никто не знает о сделке. Кроме, конечно, тех покупателей. Но не очень похоже, чтобы их заботила правильность уплаты налогов.

– Нет, ничего, – еще раз повторил он и, так и не вытащив конверт, который уже успел схватить пальцами правой руки, из кармана, вышел из банка.

Нет, ну, черт возьми, ездят же люди на Майбахах и ничего. Почему он не может повысить свое благосостояние?

Еще надо было заехать в супермаркет – Ольга написала целый список, чего купить – и домой. Работать. Может теперь он в кругу тех господ с перстнями и плечами, плотно обтянутыми пиджаками за несколько тысяч евро, популярным станет. Нужно рождать предложение. Предугадывать спрос.

Как набирал продукты в тележку, как расплачивался за них кредиткой на кассе, грузил пакеты в багажник и ехал домой, он уже помнил плохо. Его воображение рисовало сюжет новой картины. Точнее не сюжет, это был скорее образ – объемный серебристый ромб с выгравированными на гладкой поверхности древними рунами. Дмитрий не понимал, что это может значить, но его полностью захватила картина. Ромб требовал быть нарисованным.

4. Вдохновение

Пакеты, нагруженные едой и разной домашней снедью, так и остались валяться у входной двери. Там, где их бросил Дмитрий. Он ворвался в свою мастерскую, схватил подготовленный заранее холст, воткнул его в мольберт и выдавил на палитру полтюбика белил. Эскиз рисовать не стал – слишком сильным было впечатление, чтобы он мог ошибиться. Быстрыми уверенными мазками шелковистая мягкость краски ложилась на идеально загрунтованный холст. Титов уже не помнил, для чего его грунтовал две недели назад. Ведь были же какие-то мысли, наметки будущей работы. Теперь это не важно. Теперь его посетило вдохновение.

Пустые тюбики отлетали в сторону один за другим. Дима спешил, как будто мог не успеть написать картину. Будто от того, когда он закончит ее, зависит его жизнь. От бурной работы ему стало жарко, лоб покрылся испариной. Где-то через полчаса, когда пот тек по телу художника рекой, он понял, что так и не снял пальто. Одежда отправилась вслед за тюбиками.

На холсте уже просматривалась деревянная конструкция, что-то вроде козел, на которой лежал увесистый серебристый ромб со скошенными углами. Формой он напоминал бегунок на застежке-молнии.

Фоном служили размытые зеленые пятна – то ли высокая трава, то ли низкие кусты. Это не имело значения. Задний план не нес смысловой нагрузки, главенствующим элементом картины был ромб.

За окном стремительно темнело. Дмитрий включил лампу, но он не любил работать при электрическом свете. Все равно – основные моменты готовы, осталось только сделать четкой надпись, выполненную загадочными древними рунами, что двумя строчками перечеркивала серебристую поверхность ромба точно посередине. Смысл надписи оставался для художника загадкой, он пока, собственно, даже не решил еще, как она должна выглядеть. Но это придет, обязательно придет. Такого сильного прилива творческой энергии у него давно не было. Да, наверное, такого не было никогда. Сегодня словно кто-то направлял его руку, подсказывал, что должно появиться здесь, а что – там. Дмитрий не знал, что это за ромб, что бы эта его абстракция могла значить. Он только чувствовал правильность и необходимость своих действий.