Конец бесконечности

Конец бесконечности

Виталий Абоян

– Сколько нам всего теперь раскроется, какие тайны мироздания!

«И что?» – хотел спросить Шилов, но промолчал.

Владимир Данихнов. «Чужое»

© Виталий Абоян, 2025

ISBN 978-5-0067-8366-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Внештатная ситуация

Внизу над водной поверхностью медленно, словно огромные белые рыбы в исполинском аквариуме, проплывали перистые облака. Между плавниками белых рыб то там, то здесь виднелись пестрые кляксы городов. В глянцевом синем зеркале Тихого океана отражалось солнце, отбрасывая гигантский солнечный зайчик в бескрайние просторы космоса.

По принятому здесь времени была ночь. Как время суток, а не как характеристика освещения. На МКС естественное освещение всегда менялось соответственно вращению станции вокруг Земли. Вот сейчас, с правого бока нестерпимо ярко светило солнце. Скоро оно скроется за огромным полукруглым ребром планеты. Вернее, это МКС уплывет за поворот. С той стороны будет темно, там будет видно много огней, тлеющих в земной ночи – маяки разумной жизни. Потом станция завершит очередной виток, и снова покажется Солнце. И опять – на темную сторону.

Интересно. Тому, кто этого никогда не видел. А когда сморишь на это вот уже четвертый месяц… Нет, и все равно, космос – это очень красиво!

Сейчас по времени МКС ночь, и было положено спать. Но Алексею Мануйлову не спалось. Сегодня никаких особенных нагрузок не было, и он не устал. Двое его товарищей мирно посапывали, паря над своими койками в соседнем отсеке, похожие на пассажиров поезда, которым достались билеты на вторые полки. А Алексей висел около иллюминатора и смотрел на Землю. На дом. Скоро он туда вернется. Уже скоро.

Справа торчал похожий на бочонок «Союз». Тот, который заберет Алексея домой. За ним, за размытой полукруглой голубой линией атмосферы, разделявшей обитаемый теплый мир его родной планеты и холодный, кажущийся таким пустым космос, медленно исчезало светило, со всех сторон виднелись блестящие поверхности солнечных батарей, обеспечивающих станцию электричеством. За последние годы МКС разрослась настолько, что не было практически ни одного иллюминатора, в котором бы не маячил соседний модуль или его детали. Полная урбанизация. И здесь, в космосе, невозможно увидеть чистый, не замаранный техногенным мусором горизонт.

Вон, в светлой зоне что-то серебристое летит. Тоже спутник какой-то. Куда ни глянь – везде натыкаешься на следы человека. Да, пожалуй, в окрестностях околоземной орбиты не осталось мест, где, так сказать, не ступала нога человека. И что это там такое висит? Вон, как переливается. Видимо, солнечными батареями сверкает.

Алексей мягко оттолкнулся от стены и плавно перелетел к соседнему иллюминатору, на другую стену. Так, чтобы было лучше видно висящий в черном пространстве сверкающий спутник. Две трети обзора в этом иллюминаторе занимала туша покрытого зеленоватой термоизолирующей тканью «Союза». Орбитальный корабль был пристыкован к соседнему модулю, располагавшемуся внизу относительно нынешнего положения Алексея. А прямо, далекой искрой на фоне безжизненной черноты космоса, висел давешний спутник. Словно светящийся планктон в черноте ночного океана. Скоро он выйдет из освещенной солнцем зоны, и его перестанет быть видно. Слишком маленький для такого расстояния. В космосе все слишком маленькое в сравнении с бесконечностью Вселенной. И звезды, эти гигантские – по человеческим представлениям – шары раскаленного газа, видны лишь потому, что очень яркие. В космосе видно только то, что светится. Или то, что генерирует электромагнитное излучение, если смотреть через радиотелескоп.

Спутник все еще не исчез. Яркость его стала меньше, но видно его было также хорошо. Это было странно, но Алексей не придавал этому значения. Спохватился он только тогда, когда понял, что видит не абстрактную светящуюся точку спутника, а какой-то серебристый предмет, имеющий вполне понятную форму, который несется на них из безжизненного космического пространства. Откуда это могло здесь взяться?

И это серебристое тело ромбовидной формы, медленно вращаясь, летело на МКС. Маневрировать такой махиной, какую на сегодня представляла станция было затруднительно и в штатном режиме. А в экстренном, когда требовалось в считанные секунды убрать ветвистую тушу капсулы, сохраняющей в безжизненном вакууме пригодную для жизни людей среду, из-под удара несущегося на нее неопознанного объекта, было просто невозможно. Алексей сразу понял, что не стоит даже пытаться.

В этот момент в люке, ведущем в отсек, где спали космонавты, появился Владимир Крикунов, оттолкнулся и медленно поплыл к Алексею.

– Ты чего не спишь? – зевнув, спросил он. Увидев испуг в глазах товарища, он оттолкнулся от стены, ускорив свое движение к иллюминатору. – Что там?

Алексей молча ткнул рукой в толстое стекло. Там, за многослойной, кажущейся такой прочной, защитой прозрачного кварца, медленно, но неотвратимо приближался серебристый объект, неспешно вращаясь вокруг своей оси. Он уже приблизился настолько, что, несмотря на отсутствие солнечного света с этой стороны планеты, его было отлично видно в слабом свете звезд. Размеры пришельца были небольшими, не больше метра в поперечнике, и оставалась единственная надежда, что серебристый ромб пролетит сквозь ветвистую структуру МКС, не задев жизненно важных частей.

– Твою мать! – выкрикнул Владимир и рванулся куда-то в сторону. Алексей не сразу сообразил, что он направился к скафандрам. Глупо, конечно, одеть все равно не успеет.

– Майкл, подъем! – крикнул он третьему члену экипажа в отверстие люка.

Алексей заворожено смотрел, как в полной тишине прямо на него с той стороны иллюминатора, грациозно вращаясь, летел, кажущийся теперь в полумраке темно-серым, ромб. Вернее, тишина была там, в космическом пространстве, а внутри станции царила суматоха. Краем глаза Алексей видел, как Вова пытается выдрать из гнезда крепления скафандр, что-то при этом крича, как бросает начавший поддаваться космический костюм, который вялой тушкой свешивается из зажима, и на секунду замирает, так и не решив, что ему делать дальше. Все это происходило будто где-то в другом мире. Здесь осталось только темное пятно ночной Земли, разукрашенной россыпью переливающихся электричеством городов, и неотвратимо надвигающийся на Алексея темно-серый ромб.

Последнее, что Алексей запомнил до столкновения, был удивленный возглас Майкла, донесшийся из спального отсека: «What’s up?». Потом безмолвный полет астероида – или чем там еще мог быть этот ромб – завершился громоподобным ударом в обшивку станции, Алексея бросило лбом на иллюминатор, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Когда он снова вернулся в этот мир, первое, что он увидел, были маленькие красные шарики, плавающие перед его лицом. Спустя пару секунд он понял, что это кровь из его разбитого носа. За иллюминатором темная поверхность планеты ненавязчиво, но совершенно отчетливо уползала вверх – станцию начало крутить. Вова все также орал благим матом, тщетно пытаясь перекричать воющую со всех сторон сирену, возвещающую о разгерметизации модуля. Алексей заметил, что пытается вдохнуть глубже, но больше не позволяла грудная клетка. Не хватало воздуха – поддерживающий жизнь на станции газ стремительно улетучивался в пространство.

Владимир безбожно матерился, ковыряя что-то возле люка. Алексей не сразу понял, что он ножом пилит кабели и шланги, идущие в соседний модуль и мешающие крышке стать на место. Заметив, что товарищ пришел в себя, Владимир сказал:

– Давай, помогай. Сил уже нет пилить эту дрянь.

Алексей оттолкнулся от стены и поплыл к люку. Попробовал подергать за надрезанные Вовой шланги, но от удара головой и недостатка кислорода сил совсем не было. Снова начало темнеть в глазах. Владимир отчаянно молотил маленьким ножом, будто мачете, по оставшимся проводам, и что-то кричал. Алексей попытался прислушаться. Оказалось, он требовал закрыть крышку люка. Двигаться совсем не хотелось. Хотелось спать. Свернуться калачиком, закрыть глаза и заснуть. И зачем закрывать этот люк? С роду его не закрывали.

Но пинки и призывы товарища сделали свое дело – Алексей понял, что, упершись ногами в стену, всем телом давит на крышку, вслед за ней медленно опускаясь к отверстию люка.

– Что у вас происходит? – донеслось из динамика связи с ЦУПом. Интересно, почему они только теперь спохватились, подумал Алексей. А может, их раньше просто не было слышно за всем этим гвалтом. А может, прошло не больше минуты. А может… о третьей вероятной причине он не успел подумать – крышка плотно стала в положенный ей паз, резко остановив свое движение, а Алексей по инерции влетел головой в твердый металл и снова потерял сознание.

Очнулся он от боли в боку – оказалось, его отбросило на противоположную стену, где он и повис, сильно припечатавшись ребрами в какую-то торчащую из стены железку. Наверное, какой-нибудь зажим для проводов, который теперь ничего не зажимал. Было тихо. Совершенно. Нет, прислушавшись, он все-таки уловил какие-то звуки – это сопел Вовка. ЦУП больше ничего не спрашивал. Сирена не орала. Воздух не шипел, вылетая в пробитую астероидом щель.

Алексей осмотрелся – в небольшом пространстве модуля плавало с десяток каких-то лохмотьев – он догадался, что это результат перепиливания проводов и шлангов, – оторвавшаяся при ударе плохо закрепленная мелочь и два скафандра. То ли они сами оторвались, то ли Владимир все-таки успел выдрать их из креплений. Сам Вова, выворачивая шею, пытался что-то рассмотреть в иллюминаторе.

– Что там? – спросил Алексей.

– Слава богу, очнулся! – сказал Владимир. – Не знаю. Не видно ничего. Вижу только, что мы вращаемся по сложной траектории – видимо на вектор удара накладывается тяга улетучивающегося воздуха.

– Где Майк? – Алексей только теперь понял, что так и не видел третьего члена экипажа, американца.

– Там остался, – Крикунов махнул рукой в сторону люка. – Его, похоже, сразу приложило. Еще при ударе. Вряд ли разгерметизация играла для него какую-то роль.

– Че-е-ерт!

– Как выбираться будем?

– Что говорит ЦУП?

– Ничего не говорит. Связи нет. То ли антенну свернуло, то ли с проводкой совсем беда. С «Союзом» тоже никакой связи.

– Ты думаешь…? – не хотелось верить, что единственного средства, которое могло доставить их обратно на Землю, могло уже не существовать – ведь удар пришелся куда-то недалеко от стыковочного узла. Пока на Байконуре подготовят к старту новый транспорт, пройдет, по меньшей мере, неделя. На столько оставшегося воздуха космонавтам не хватит. Да, и если бы хватило – все равно, трудно представить, как корабль может пристыковаться к вращающейся одновременно в двух плоскостях станции.

– Не знаю, – сказал Владимир. – Может просто с электрикой проблема. В любом случае, надо выбираться отсюда и смотреть. Регенератора в соседней лаборатории хватит на двенадцать часов. Точнее, уже меньше. Больше никакого резерва нет. Вся остальная станция, похоже, мертвая.

Из иллюминатора снова ударили лучи солнца – станция выходила на освещенную сторону планеты. Оба космонавта ринулись к стеклу. Темно-зеленый цилиндр космического корабля был на месте. Явных повреждений видно не было. Люди облегченно вздохнули.

– Тут делать нечего, – заключил Владимир. – Давай, потребляем комплект питания – неизвестно, сколько нам придется провозиться, пока на борт «Союза» попадем. И надо двигать отсюда. Пока аварийное энергообеспечение модуля не накрылось.

– Но, что это было? Надо же посмотреть, – возразил Алексей. Вообще, после удара головой он соображал не очень.

– Это и без нас посмотрят, – отрезал Крикунов. – Тебе потом расскажут. Не переживай. Если, конечно, станция раньше не завалится.

Алексей молча кивнул и взял из рук товарища пластиковую коробку с рационом. Не чувствуя вкуса, молча сжевали еду. Есть не хотелось, но организм не возражал, принимал все, что в него запихивали. Удивительно, что его не тошнило – вряд ли удалось избежать сотрясения мозга.

Со скафандрами провозились около часа. В маленьких индивидуальных космических кораблях, которыми являлись современные скафандры, к счастью, все исправно работало.

– Пошли, – сказал Владимир и, предварительно стравив воздух из модуля через клапан, открыл крышку люка, которую они с таким трудом задраили парой часов ранее. Ту самую крышку, что спасла им жизни.

Как только между крышкой и кромкой люка образовалась щель, остатки воздуха, не удерживаемые больше ничем, рванулись в холодный космический вакуум, стремясь заполнить его своим объемом. Весь мелкий мусор, что в обилии летал в отсеке, устремился туда же, увлекаемый потоком газа. Когда крышка поднялась настолько, что в узкую горловину люка могли протиснуться люди, в модуле, сохранившем жизни двух человек, воздуха совсем не осталось. Теперь дороги назад не было.

Впереди царил полумрак, нарушаемый только лучами солнца, проникающими через полуприкрытый пластиковой шторой иллюминатор. Электрическое освещение не работало. Лишь кое-где моргали индикаторы аварийного состояния разных систем жизнеобеспечения станции. Алексей поискал глазами Майкла. Его нигде не было видно. Вот слева вспучившаяся вулканом обшивка борта – сюда пришелся удар астероида. Вот здесь обшивка лопнула, обнажив хитросплетения проводов, обычно скрытых в толще борта станции. Вот что-то розовое. Это…

Алексея замутило, в глазах снова начало темнеть. Удар не прошел даром, не известно еще, как мозг перенесет перегрузки посадки. Если им вообще суждено совершить посадку. Он еще раз посмотрел на то, что вызвало головокружение. Нет, он не ошибся – из трещины в переборке торчала рука Майка. Видимо, в момент разгерметизации, астронавта засосало в небольшое отверстие. Алексей боялся даже предположить, как теперь выглядела та часть тела Майкла, которая находилась снаружи станции. Ведь его как будто пропустило через мясорубку. Не исключено, что не заткни их товарищ своим телом пробоину, они не успели бы загерметизировать модуль, в котором находились в момент столкновения. Возможно, своей смертью он спас их жизни.

Стыковочный узел был дальше. Между модулем, в который врезался астероид, и двумя следующими, расходящимися в разные стороны перпендикулярно этой части станции. Вроде бы, никаких видимых повреждений там не было. Владимир, разгребая разнообразный скарб и осколки, в обилии летающий по поврежденному модулю, пробирался к стыковочному узлу. Алексей следовал за ним. Скафандры сковывали движения, но без них здесь выжить было невозможно.

Прямо перед ними задраенный люк. Дальше – спасительное пространство орбитального корабля «Союз». Только бы не заклинило запоры. Тогда шансов выжить больше не осталось.

Владимир налег на рычаги. Алексей с замиранием сердца следил за действиями товарища. Металлические рейки вздрогнули, еще раз и плавно вышли из пазов. Круглая крышка плавно скользнула вперед, открыв доступ в тесное помещение орбитального модуля. Шансы на спасение росли.

Они без труда вернули крышку на место, оказавшись внутри «Союза». Теперь оставалось оживить корабль, перевести его в рабочее состояние. На пульте лениво бегали огоньки, запускались системы, одна за другой, проходили тестирование. Пока сбоев не было. Все работало отлично. Как по нотам. Последние проверки. Все. Теперь «Союз» готов к самостоятельному полету. Осталось только отстыковать его. Вручную. В автоматическом режиме стыковочный узел отпускать не хотел.

Крикунов произвел манипуляции, необходимые для активации ручного режима, и дернул рычаг, запускающий системы принудительной отстыковки. С глухим грохотом сработали пиропатроны, и корабль медленно начал удаляться от станции.

Алексей еще раз потыкал кнопку передатчика. Связи по-прежнему не было. Хотя оборудование вроде бы функционировало нормально. Странно.

«Союз» медленно уплывал прочь от мертвой станции. Пока он сохранял тот же вектор вращения, что и МКС (его еще предстояло погасить, чтобы начать торможение), поэтому казалось, что станция висит прямо перед ними недвижимо, а Земля медленно уплывает внизу косо влево.

Корабль отходил все дальше и дальше, и скоро стали видны последствия столкновения с космическим телом. В промятой и вскрывшейся рваной раной обшивке поврежденного модуля, словно заноза, торчал серебристый ромб, примерно метр на восемьдесят сантиметров. То, что космонавты приняли за астероид, поблескивало гладкой поверхностью и имело совершенно правильные геометрические формы. Даже при беглом взгляде на эту структуру не оставалось никаких сомнений в ее искусственном происхождении.

В наушниках захрипело, и в эфир ворвался вопль кого-то из ЦУПа:

– …оизошло?

– ЦУП, – ответил Владимир, – есть связь. Слышу вас. Аварийная ситуация. Мы в «Союзе» в свободном полете. Необходима корректировка курса.

– Вижу вас, – восторженно отозвались из ЦУПа. – Начинаем расчет курса. Что там у вас?

– Аварийная ситуация, – тихо повторил Крикунов. Он ужасно устал за последние несколько часов. Устал, как никогда.

– Код ноль, – так же тихо произнес он и переключил связь на кодированный канал, о котором знал только он, командир экипажа.

2. Ночной звонок

Телефон свиристел на все лады, настаивая, чтобы на звонок все же ответили. Самвел Ашотович проснулся сразу, на первых нотах назойливой мелодии – «трубка поддерживает полифонию», – но подниматься не спешил. Никуда эти все их происшествия не денутся. Ну, в конце концов, он старый больной человек. Ну, может просто не слышать. Чего трезвонить без остановки.

Звонок не утихал. Даже ни разу не прервался.

– Почему ты не ответишь? – сонно спросила Анаит, его жена. Его боевая подруга. Скоро сорок пять лет, как они вместе.

Самвел Ашотович крякнул и стал нехотя подниматься. Поежился, когда босые ноги коснулись прохладного паркета. Опять плохо топят. И зима не морозная, а пол все равно холодный. Не будет в этой стране порядка. Никогда не будет.

Самвел Ашотович Шахбазян всю свою сознательную жизнь пытался найти не найденное, объяснить необъяснимое и вообще – все время лез туда, куда нормальные люди лезть не пытались. Или побаивались. I want to believe, так сказать. Сначала его все принимали за дурачка, этакого местного сумасшедшего. Потом его увлечениями заинтересовались органы. С тех пор он так и служил начальником Отдела прикладной науки КГБ, а теперь уже ФСБ России. Того подразделения госбезопасности, что на самом деле занималось аномальными явлениями и прочими инопланетянами.

Самвел Ашотович был коренаст, широк в плечах, изрядно волосат, как и положено нормальному кавказцу, и невысок ростом. Несмотря на то, что родился и вырос он в Москве, а в Армении бывал только два раза – один по делу, другой, еще в детстве, с родителями в гостях у родственников, – от акцента, благополучно приобретенному от родителей, коренных армянских армян, избавиться ему так и не удалось. Да, давно уже и не хотелось. Все подозрительные взгляды столичных ментов быстро угасали под красноватым отсветом его служебного удостоверения.

Телефон, подпрыгивающий от виброзвонка на полированной поверхности тумбочки, продолжал хрипло напевать что-то армянское.

– И почему им не оставить старика в покое? – посетовал он и приподнялся, скрипнув спиной, чтобы взять вопящую трубку мобильника. Надавил кнопку ответа и поднес телефон к уху. – Шахбазян!

Оттуда, из телефона доносился тихий писк – кто-то без остановки тараторил что-то Самвелу Ашотовичу в ухо. Он только кивал иногда и мрачным голосом говорил: «Угу». Спустя пару минут, на том конце, вероятно, иссяк запас слов, и на какое-то время воцарилась тишина. Слышно было только сопение немолодого специалиста по аномальным явлениям.

– Ну, хорошо, – хрипло сказал Самвел Ашотович после паузы, – я приеду. Только отчего такая спешка?

В трубке опять запищало. Шахбазян недовольно поморщился.

– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно сказал он и дал отбой.

– Что там у них случилось? – подала голос Анаит.

– В стране все спокойно. Это в космосе у них там метеориты летают неучтенные.

– А почему должен ехать ты?

Самвел Ашотович покряхтел, пожал волосатыми плечами.

– Без меня они не знают, можно ли про метеорит американцам рассказывать, – его плечи снова дернулись, выражая недоумение. – По-моему, американцам вообще ничего нельзя рассказывать. Они из всего фильмы-шмильмы-передача сделают. По Бибисям покажут.

Покажут ерунду, подумал Шахбазян, а то, что надо – все засекретят и внедрят. Так что за задницу брать их всех надо раньше.

– А до утра метеорит подождать не мог? – фыркнула Анаит.

– До утра американцы подождать не могут, – объяснил Самвел Ашотович и, открыв старинный скрипучий шкаф, пошатываясь, стал натягивать на себя рубашку и костюм. Галстук, чтобы не тратить время, он засунул в карман – по дороге успеет завязать.

Снова зазвонил телефон. Это был Юра, водитель. Машина была готова и ждала под подъездом.

– Не забудь свои таблетки! – крикнула вслед жена, но он лишь отмахнулся и захлопнул дверь.

На улице было гадко. Моросил мелкий дождь, от него не было спасения ни под зонтом, ни под нейлоном современных курток, которые Самвел Ашотович не носил. Водяная пыль оседала на асфальт, смешивалась с пылью обычной, дорожной, и превращала город в непролазное болото. В общем, погода совсем не вызывала оптимизма.

Машина стояла рядом с подъездом, в размытом брызгами дождя пятне света ближайшего фонаря. Волга. Черная. Самвел Ашотович не любил новомодных выкрутасов с автомобилям и предпочитал перемещаться на старой доброй черной Волге. По советской традиции – на переднем сидении.

– Поехали, – коротко сказал он Юре, захлопнув дверь. Машина тронулась, мягко вырулив на широкий проспект, пустой в этот поздний (или уже ранний?) час.

Они ехали через всю Москву – на северо-восток. Сейчас сделать это было несложно. Сейчас ночь – пробки начнутся еще часа через три-четыре. Тогда, чтобы добраться до места потребуется, наверное, весь день. Никакие мигалки не помогут. Пешком и то быстрее будет. Кошмар, во что город превратили. Машины, реклама эта везде. Вязкий стал город. Как трясина. И погода как будто туда же Москву тянет – вон, зима на дворе, а дождь и грязь по уши. Даром, что Юра Волгу надраил – пока до места доберутся, цвета будет не различить.

За мокрым стеклом окна, покрытым мутноватыми каплями дождя и дорожной грязи, мелькали яркие огни закрытых и круглосуточно работающих торговых центров, бетонные заграждения, голые черные ветки деревьев на фоне красно-желтого неба, расцвеченного огнями большого города. Гаишник стоит, жмется к будке. Дождь его, беднягу достал. Под козырек взял. Узнал, значит, машину. На МКАДе в пределах видимости пять-шесть машин. Все несутся. Как на свои похороны.

Волга плавно сместилась влево и съехала на узкое асфальтовое полотно. Свежеположенный асфальт, машина катится мягко. Самвел Ашотович начал зевать – плавное движение и однообразное мельтешение сосен за окном убаюкивает. Нет, не уснуть. Годы не те. Это раньше он мог спать тогда, когда появлялась возможность. В машине, в автобусе, в самолете. В кресле в своем кабинете. Теперь каждый скрип, короткое полуночное завывание автомобильной сигнализации за окном будило его. Да и ехать уже немного осталось. Нет, спать определенно смысла не было.

– Что дома, – спросил он у Юры, – все спокойно?

– Да, – немногословно ответил водитель. Он знал, что шеф не любит пространных разговоров. Он вообще его хорошо и давно знал. Как-никак уже восемнадцать лет возит. – Дочь растет.

– Ну, хорошо.

Пункт назначения был уже близок. Еще пара поворотов, шлагбаум и до управления рукой подать. Самвел Ашотович бывал там десятки раз. И каждый его визит заканчивался одинаково – выяснялось, что то, из-за чего он ехал, оказывалось или чьей-то подделкой, или дефектом оптики, или еще чем-то вполне объяснимым. В Звездном не гонялись за летающими тарелками и основной целью городка было совсем не поиск внеземных цивилизаций. Но и этим здесь занимались. Здесь вообще много чем занимались.

За долгие годы бесплодных поисков и ожиданий Самвел Ашотович уже перестал испытывать тот огонь, что раньше разгорался внутри каждый раз, когда ему сообщали, что какой-нибудь крестьянин видел, как над колхозным полем висела «такая штука, как сопля, белая вся». Обычно эти штуки оказывались атмосферными зондами синоптиков. Летающие тарелки оказывались причудливой формы облаками, а полеты инопланетян с гражданскими самолетами – испытаниями самолетов-шпионов военными. Не залетали в наши широты инопланетяне. Очень любили телевизионщики рассказывать, что пришельцы частенько посещают американцев, но в глазах Курта Спенсера, главы аналогичного шахбазяновскому ведомства, только в ЦРУ, тоже давно читалась откровенная тоска.