Дуальность времени: последнее путешествие. Том 3

Пока Фрэнк бодро принялся готовить напитки, Тристан встал, сказав, что ему нужно в туалет. Оттуда он быстро послал Фрэнку текстовое сообщение с просьбой приготовить для Курта крепкий коктейль, а себе – самый легкий, что только можно. Вернувшись к барной стойке, он увидел, как Курт уже начал осушать свой стакан, не переставая болтать о чем-то.

Тристан подошел и сел рядом с ним, поднял свой бокал и отпил из него. Алкоголя в нем почти не было. Они с Фрэнком встретились взглядами, и Тристан кивнул в знак благодарности.

Курт поднимал стакан за стаканом, его весёлый смех раздавался по бару, как звонкий колокольчик. С каждым глотком коктейля его щёки становились всё более румяными, а движения – слегка неуверенными.

«Я солнце а ты луна – закричал он, подставив бокал к Тристану так, что чуть не пролил на себя. – Знаешь, все, что мы пережили вместе, навсегда останется в моей памяти. Ты самый лучший друг на свете!»

Тристан фыркнул, почти с нежностью. Он прислонился локтем к стойке, наблюдая за тем, как Курт, шатаясь на табурете, превращался из весельчака в пьяного философа.

Тот, положив руки на барную стойку, заговорил тоном, полным вдохновения:

«Давай уедем далеко – далеко отсюда. Ты поедешь со мной, Трис?»

«Ты слишком много выпил, несешь всякую ерунду».

«Нет, я совершенно серьезен, – сказал Курт, стараясь выглядеть серьезным. – Разве тебе не надоело жить под приказом? Давай поживем для себя. Начнем новую жизнь. Там, где нас никто не узнает».

«И чем же мы займемся?»

Фрэнк, поднося два новых коктейля, с улыбкой наблюдал за друзьями. Улыбка Курта была заразительной.

«Всем, чем захотим, – Курт оживился, увидев, что Тристан заинтересовался. – Мы можем стать рыбаками, поварами, даже отрыть кафе. Или автосервис. Ты хорошо разбираешься в ремонте. Мы построим новую жизнь, может быть, встретим любовь всей нашей жизни». Он произнёс это так, как будто каждое слово было пропитано мечтой.

«Я не знал, что у тебя такие мысли, – произнес Тристан, нахмурившись с неподдельным удивлением. – Я думал, ты счастлив работать на Кастильо. Хочешь бросить его и сбежать? Это предательство».

Лицо Курта опустилось. Он отвел глаза и одним глотком допил очередной коктейль.

«Предательство – тихо сказал Курт, словно пытаясь уловить смысл этого слова. – Я просто хочу сказать, что на случай, если людям из будущего не удастся остановить Метатрона. Я закончу деталь машины, которую просил Элиот, и тогда мы можем уехать. Мы не обязаны быть в эпицентре этого бедлама».

Тристан был в замешательстве. Он не мог не чувствовать искренности в словах друга, даже если это была лишь мечта, навеянная алкоголем.

«Это на тебя не похоже. Ты хочешь плюнуть на остальных и спасти свою задницу?»

«Может, мне все надоело? Я же человек, разве я не имею права хоть раз подумать о себе?»

«Если ты думаешь, что бегство спасет тебя, беги».

Курт сделал еще один глоток своего напитка, чувствуя себя в ловушке отчаяния. Однако его начало подташнивать. Он с удивлением и завистью посмотрел, как Тристан охотно пьет свой напиток.

«Вынужден выразить тебе свое почтение. Ты переносишь алкоголь лучше меня. Ты так много выпил, а даже не выглядишь пьяным»

Он потянулся за новым стаканом, но Тристан резко перехватил его руку.

«Хватит. С тебя довольно. Завтра у нас работа, ты нужен мне трезвый. Пошли, я отвезу тебя домой».

У Курта не нашлось сил сопротивляться ему. Он встал и Тристан заметил, как он покачивался, пытаясь встать прямо, но у него не получалось.

«Курт, давай, нам нужно в машину, – сказал Тристан, ухватывая его за плечи. – Постарайся, хоть немного удержись на ногах!» Курт попытался сделать шаг, но вместо этого чуть не упал, и Тристан едва успел подхватить его.

Фрэнк подошел и захотел помочь, а Курт обнял его и пытался убедить, как сильно он его любит. Его смех становился всё более громким и неуместным, а слова невольно смешивались в бессмысленный поток. Он прихватил с одного из столов пустую пивную бутылку и начал петь, используя ее в качестве микрофона.

Фрэнк подошел к Тристану и сказал: «Думаю, у тебя должна была быть логичная причина, чтобы так напоить его. Но если ты всё ещё терпишь его пьяные песни вместо того, чтобы выбросить через окно, значит, он тебе действительно дорог. Вот почему я оказал тебе услугу».

«Я твой должник. Спасибо».

«Просто позаботься о нем».

По дороге до автомобиля Курт не унимался:

«Знаешь… ты, как всегда, – пьяно произнёс он, пытаясь осознанно смотреть на друга. – Ты луна?»

«Нет Курт, я не луна. Давай сядь на машину»

Он с трудом открыл дверцу и аккуратно подсадил его на пассажирское сиденье. Но как только Курт уселся, он вдруг схватил его за руку и не отпустил.

«Не уходи, – прошептал он, а его глаза не смотрели на Тристана, а куда-то вдаль. – Я… я только хотел извиниться… Никогда не возненавидь меня, обещай!»

«Почему ты так говоришь? Ты что-то натворил?

«Все это было давно. С тобой я всегда был самим собой. Ты не имеешь права осуждать меня за мое прошлое. Просто скажи это. Я не прав?»

«Что ты такого сделал? Просто расскажи мне», – спокойным тоном попросил Тристан, используя его нетрезвость, чтобы выудить из него информацию.

Курт пытался что-то объяснить. Тристан наклонился ближе, стараясь сосредоточиться на словах Курта, но они так и не сложились в понятное предложение. Непонятная речь смешалась с извинениями: «ппп – простиии. Дай мне время! Я расскажу тебе! Не бросай меня!…» Он только распутал свои пальцы из захвата Курта и кивнул, ощутив его пьяный упрямый взгляд.

«Всё в порядке, просто расслабься», – пробормотал Тристан, стараясь успокоить его. Не теряя времени, он сел за руль и тронулся в путь.

Когда они, наконец, прибыли домой, Тристан столкнулся с проблемой, как заставить его выйти из машины. Курт не хотел выйти. Его сосредоточенное лицо стало забавным сочетанием восторга и недовольства, когда Тристан, почти вытаскивал его из сиденья.

«Ты не можешь просто взять и остаться здесь!» – настаивал Тристан, ободряющим тоном.

«Но эта машина – моя вторая постель», – заявил Курт закатывая глаза.

Тристан понял, что попытки оттащить Курта не приносят результата, и сдался. «Упрямый болван!»

Он посмотрел на свои наручные часы. Было уже поздно. У него не было времени, чтобы заставить Курта выйти из машины, отвезти его в квартиру и уложить спать. Поэтому ему ничего не оставалось, как оставить его в машине. Он взял такси, вернулся в паб, сел в свою машину и поехал в гараж.

Глава9. Жак возвращается на работу.

Вторник, 12 октября.

Йен сидел на краю стола, медленно потягивая горячий кофе из потрескавшейся кружки с эмблемой участка. Он лениво слушал разговоры офицеров, время от времени кивая, будто по инерции. Утро шло своим чередом – пока в дверях не появился Жак.

Он вошёл неспешно. Йен заметил его не сразу, лишь боковым зрением – и взгляд тут же потемнел. Короткий кивок вместо приветствия, холодный, словно между ними пролегла целая зима. Обиды не выветриваются так просто. Особенно когда ты считал человека братом, а он скрыл от тебя самое важное.

А Жак… он остановился на секунду у входа, будто вдохнул этот воздух заново. Здесь прошёл всего один день. Один обычный, ничем не примечательный день. А для него – целая жизнь. Почти год, прожитый в прошлом, вдали от всего знакомого. От людей. От этих стен. От Йена.

Он вернулся. Почти забыл, как пахнет кофе на утро, как скрипят стулья в дежурке, как переговариваются офицеры, не отрываясь от экранов. Почти забыл – и страшно поэтому соскучился. Хоть он и привык к другой реальности, к жизни среди теней и времени, – всё же именно здесь он был собой. Здесь были его друзья. Его работа. Его место.

И всё же что-то не давало дышать. Тяжесть внутри не уходила. Горечь. Пока Сабрины не было рядом – всё оставалось неполным. Он чувствовал её отсутствие остро, как физическую боль. И он пообещал себе, что исправит это. Во что бы то ни стало. Но время шло. Метатрон отвёл им время – и оно истекало. Завтра. Завтра всё может закончиться. Или начаться. Поэтому сейчас он здесь.

Он подошёл ближе, поздоровался с офицерами, стараясь говорить уверенно. Те вежливо поздравили с возвращением, пожали руку, похлопали по плечу – и почти сразу вернулись к делам. На столах снова зашуршали бумаги, на экранах замелькали рапорты, и голоса вернулись в рабочую волну.

Он прошёл в свой кабинет. Через полминуты за ним вошёл Йен. Не сказал ни слова. Просто молча сел за свой стол, щёлкнул мышкой, зашуршал бумагами.

Жак чуть повернул голову.

«Даже не поздороваешься?» – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал мягко.

Йен не оторвался от экрана.

«Ты меня видишь?» – отозвался он с ядовитой усмешкой.

Жак приблизился к столу, за которым сидел Йен. Он положил ладонь на край стола – мягко, без нажима – и заговорил:

«Йен… Я понимаю, ты злишься. Я бы тоже злился. Всё случилось слишком быстро. Я не хотел ничего скрывать. Просто… мне нужно было время. Чтобы самому это пережить».

Йен не поднял глаз. Словно эти слова уже звучали в его голове – и не раз.

«Ты заставил меня чувствовать себя преданным, – пробормотал он наконец. Голос стал глухим. – Я всегда был рядом, Жак. Что бы ни случалось. Я верил тебе даже тогда, когда сам себе не верил».

«Я знаю, – тихо ответил Жак. Его голос чуть дрогнул. – И я благодарен. Больше, чем могу выразить. Я расскажу тебе всё. Тогда, может быть… ты поймёшь».

Йен поднял взгляд. Медленно, в упор. Он всматривался в лицо Жака.

Йен замечал в нём что-то странное, но не мог найти словам. Изменения были едва уловимыми – словно Жак за ночь стал другим человеком, хотя сам оставался прежним. То ли взгляд стал глубже, то ли черты лица – резче.

Жак не мог никому объяснить, как за один день у него выросли усы и волосы, поэтому просто сбрил их.

Когда он увидел, что Йен пристально смотрит на него, он тихо спросил:

«Йен? Что-то не так?»

«Ты изменился, – сказал он наконец. Поднялся с кресла и подошёл ближе. – Ты подстригся. И…»

Он остановился, заметив у висков Жака две тонкие, словно нарочно выдернутые нитки седины. Провёл пальцами, едва касаясь.

«Могу поклясться, что вчера у тебя в волосах не было этих седых волосков. Чёрт, Жак, говорят, что тюрьма меняет людей, но ты будто прожил там не пару дней, а пару десятилетий. Лицо бледное. И взгляд…».

Жак улыбнулся, еще раз убедившись, что его друг – наблюдательный и умный человек:

«Дело не в тюрьме, Йен. Я расскажу тебе. Всё. Только… будь готов».

Йен кивнул, жестом указал на стул рядом. Жак сел.

Он говорил негромко, почти шёпотом, будто опасался, что стены подслушают. Рассказал всё. Или почти всё. О времени. О своей маме. О Сабрине. О Дэниеле. О Рикардо.

Йен слушал, как заворожённый, иногда перебивая, иногда – с открытым ртом. Глаза округлились. Он несколько раз усмехнулся – горько, как человек, пытающийся убедить себя, что всё это шутка.

Когда Жак замолчал, в комнате повисла тишина. Йен медленно откинулся в кресле, покачал головой.

«Если ты расскажешь кому-то ещё, они отменят твой обязательный сеанс у психолога… и прямиком отправят в психушку».

Жак усмехнулся.

«Именно».

Йен потер лицо ладонями. Потом снова уставился на Жака.

«Итак… если Дэниел – твой сын, – проговорил он, чуть не задохнувшись от собственной фразы, – то что теперь? Что ты собираешься делать?»

«Я не знаю, – честно ответил Жак. – Он сам в шоке. Нам нужно будет поговорить. Найти хоть какую-то опору. Привыкнуть к мысли… что мы – семья».

Йен встал, зашёл за стул, прошёлся. Руки на затылке.

«Охренеть. У тебя есть 33-летний сын. И, если подумать, он правда на тебя похож…»

Жак кивнул.

«Вот почему я полюбил его с первого взгляда, даже не понимая, почему».

Йен вернулся к своему столу.

«А Сабрина? Когда ты собираешься её спасать?»

«Как только смогу. Но пока… – Жак нахмурился. – Метатрон дал нам срок. Он истекает. Нужно разобраться с этим. Остальное потом».

Йен замолчал. Смотрел на него в упор.

«Жак. Я тебя знаю. Если ты говоришь „потом“, значит, у тебя уже есть план».

Жак слегка улыбнулся.

«Ты пугающе хорошо меня знаешь».

Он встал, поправил пиджак.

«Скажем так… я надеюсь, что Метатрон немного облегчит мне задачу».

Йен на мгновение задумался, затем широко раскрыл глаза и сказал: «Нет, Жак! Ты же не будешь ждать, пока психопат Метатрон убьёт Линкольна?»

«Мы убьём двух зайцев одним выстрелом. Не ты ли говорил, что единственный способ поймать Метатрона – это ещё одно убийство?»

«Да, чёрт побери! Но я говорил о том, чтобы поймать его на месте преступления, в момент нападения, мы не можем позволить никому умереть».

«Если Линкольн умрёт, у Риверы не останется другого выбора, кроме как принять наше предложение».

«Ты начинаешь меня пугать, приятель. Это не ты. Мы копы, помнишь? Мы не можем даже думать о том, чтобы принести кого-то в жертву».

«Успокойся, Йен. Я просто подумал на случай смерти Линкольна. У меня нет намерения специально приносить его в жертву», – сказал Жак и сел за свой стол.

Но Йен понял, что это неправда. Он никогда не видел Жака таким безрассудным. Он понял, что боится того, что тот может сделать. Но он не пытался переубедить его. Потому что боялся, что он отвернётся от него и совершит что-то исподтишка. Он должен был быть как никогда близок к своему другу, чтобы отвратить его от возможных неправильных проступков.

«Что случилось, пока меня не было, Йен? Что нового? Разве никто не узнал этого парня Метатрона по его фотографии?» – спросил Бенколин.

«У нас было много звонков, но большинство из них беспочвенны. Все, кто якобы узнаёт его, звонят и сообщают в полицию. Разумеется, никто из них не является тем самым человеком. Как ты и поручал, я просканировал местность до того, как он попал на камеру. Ему негде спрятаться, кроме двух многоквартирных домов и церкви».

«Он не мог войти в здания, не зная кода двери. Либо он живёт в одном из этих зданий, либо у него там есть знакомые. Пойдём посмотрим», – сказал Жак Бенколин, взял пальто, которое повесил на стул, и оделся.

«Мы будем обыскивать квартиры одну за другой? Для этого нужен ордер на обыск».

«Сначала мы попросим список у смотрителя квартиры. Если кто-то покажется нам подозрительным, мы постучим в его дверь».

С трудом найдя место для парковки, Жак и Йен направились к первому из двух жилых домов. У входа их встретил Арчер Купер – управляющий зданием, седой мужчина лет семидесяти с наклонной спиной и выражением человека, который давно привык к боли.

«Детектив-лейтенант Жак Бенколин и детектив-сержант Йен Ли, убойный отдел», – представился Жак, коротко объясняя цель их визита.

Купер, цепляясь за поясницу и согнувшись вдвое, медленно поковылял за стойку администратора. Словно старый черепах, он методично и с трудом стал перерывать папки, издавая стоны и хрипы при каждом движении. Жак с Йеном обменялись взглядами – удивлялись, как этот человек всё ещё справляется с работой.

Наконец Купер выудил из глубины стола толстую чёрную книгу.

«Извините, что заставил ждать. С возрастом, да ещё с артритом, каждое движение – подвиг», – произнёс он хриплым голосом, будто собираясь откашляться, и дрожащими руками протянул книгу Йену.

Йен невольно уставился на руки мужчины – вены, узловатые суставы, морщины… В этот момент он решил, что не будет больше сопротивляться настойчивым просьбам жены пользоваться кремом для рук и лица, чтобы хотя бы немного отодвинуть старость.

Они быстро проверили список жильцов дома. Никого подозрительного не нашли. Затем перешли к просмотру записей с камер видеонаблюдения, расположенных на фасаде дома. Камеры показывали только вход – прохожих сбоку не было видно, лишь люди, входящие и выходящие из здания.

С ускорением они просмотрели запись с часу ночи. К четырём утра из дома вышло двое, а один вошёл. Купер уверенно заявил, что знает всех троих – жильцы дома.

Жак перемотал запись и замедлил до момента, когда в два часа ночи из здания выходил мужчина лет шестидесяти. Его лицо было размытым – будто он нарочно прятался от камеры.

Затем он стал смотреть запись дня в режиме таймлапса.

Йен спросил: «Ты думаешь, убийца прятался в квартире с утра?»

«Могло быть всё что угодно. Нужно присмотреться», – ответил Жак.

В 13:07 на экране появился курьер, вошедший в дом. Время шло, и к 14:07 Жак поставил видео на паузу.

«Ты заметил?» – спросил он у Йена.

«Курьер, – сказал Йен, – уже час, как внутри и не выходит. Обычно он задерживается не более пяти минут. Час – слишком долго».

«Да», – кивнул Жак, просмотрев записи до утра, убедившись, что курьер не покидал дом. Он перемотал видео к моменту, когда курьер стоял у двери, и спросил: «А вы можете сказать, на какой звонок он нажал, когда пришёл?» – внимательно глядя на экран.

«Либо номер семь, либо номер девять. Точно одно из них», – сказал Купер, внимательно разглядывая кадры.

«Тогда начнём с квартиры номер семь. Спросим, приходил ли к ним курьер», – сказал Бенколин, глядя на экран, где завис момент с нажатием кнопки домофона.

Жак и Йен зашли в тесную кабину старого лифта, которая лязгнула при закрытии дверей, и поднялись на четвёртый этаж – Купер, как и ожидалось, остался внизу: «Не могу оставить пост, вы уж извините», – пробормотал он.

Дверь квартиры №7 открыла девочка лет семи-восьми – худенькая, с растрёпанной косичкой и следами шоколада на подбородке. Она уставилась на двоих незнакомцев широко раскрытыми глазами.

Бенколин мягко наклонился к ней, улыбнувшись уголками губ:

«Привет. Девочка, мама или папа дома?»

На шум изнутри поспешила молодая женщина, настороженно выглянула в коридор, увидела мужчин в пальто, быстро обняла ребёнка за плечи и притянула к себе, словно пряча.

Предъявив удостоверения, Жак и Йен представились и спросили женщину, приходил ли к ним курьер 7 октября.

Женщина покачала головой.

«Нет. Уже несколько недель никаких доставок».

Они поблагодарили её и направились к квартире номер девять.

Как раз в этот момент из двери вышла женщина средних лет с мусорным пакетом в руках. Сгорбленная, с усталостью на лице. Бенколин шагнул вперёд, слегка приподнял подбородок и показал удостоверение.

«Детектив Бенколин. Это мой напарник Йен Ли. Мы по поводу курьера, заходившего седьмого октября».

Женщина нахмурилась, удивлённо подняв брови:

«Курьер?.. Вы сказали „убойный отдел“? Что-то случилось?» – в её голосе появилось беспокойство.

«Нет-нет, всё в порядке, – успокоил её Жак. – Это обычная проверка. Вы получали доставку в понедельник, 7 октября, в районе часа дня?»

Она перевела пакет из одной руки в другую и с усилием выпрямилась, придерживая спину.

«Ох, нет. Но мой сын курьер. Я тогда заболела, позвонила ему – он примчался как угорелый и пробыл со мной весь день. Ухаживал, готовил. Хороший мальчик», – голос её дрогнул с материнской гордостью.

Жак и Йен переглянулись. Щёлкнул внутренний сигнал тревоги.

«Когда он пришёл – он был в своей обычной одежде?» – уточнил Йен.

«Да, конечно. Он надевает форму только на работу. А тут даже не успел переодеться – сразу бросился ко мне. У моего сына… проблемы?» – с тревогой спросила она, вглядываясь в их лица.

«Нет, мэм. Всё хорошо. Благодарим вас», – кивнул Бенколин, уже поворачиваясь к лестнице.

Йен остался на полшага, улыбнулся женщине и сказал:

«Позвольте, я сам выброшу пакет».

Женщина растерянно замерла, а потом расплылась в неожиданной улыбке:

«О, спасибо, милый. Дай вам Бог здоровья». Она вошла обратно в квартиру, закрыв за собой дверь.

Когда Жак и Йен спустились вниз, Бенколин подошёл к стойке и сказал:

«Курьер живёт в доме №9. Его мать заболела в тот день – он вернулся домой с работы, не успев даже переодеться».

Купер почесал затылок.

«Да, я знаю, что он курьер, – смущённо пробормотал он. – Просто… я не узнал его. На записи лицо почти не видно, да и зрение уже подводит. Простите. Старость не радость».

«Ничего страшного», – спокойно сказал Йен. Он поднял мусорный пакет:

«Видимо, сегодня вы не успели заняться вывозом отходов. Старушка собиралась сама всё вынести».

«Да, опоздал немного. Спасибо, я всё соберу и выброшу», – Купер взял пакет из рук детектива с благодарным кивком.

«Вы можете дать нам копию записи?» – спросил Жак, указывая на монитор.

«Конечно, детектив. Только… я плохо в этом всём понимаю. Можете скопировать сами?»

Йен молча кивнул, достал карту памяти, подключился и перенёс нужный отрывок.

Они поблагодарили Купера коротким кивком и вышли на улицу. Осенний ветер хлестал по лицу, в воздухе висел запах мокрой листвы и перегретого асфальта.

Йен нахмурился, оглядываясь по сторонам. Глаза его сузились.

«Здесь ничего», – сказал он хрипло, с досадой. – «Пойдем во второе здание. Если этого психопата и там не окажется – значит, он прятался в другом. Мы упустили его».

Они двинулись через внутренний двор, по скользкой плитке, к серому зданию напротив. Внутри было тихо, как в морге. Такая же тишина была и на записи с камер – ни одного подозрительного кадра. Сухое разочарование осело у них в груди. Они молча взяли копию и отправились обратно в полицейский участок.

Бенколин сел за свой стол, не раздеваясь. Его пальцы сжались на мышке, словно он хотел раздавить её. Он снова запустил обе записи – по очереди, с самого начала. Глаза налились кровью от напряжения. Он моргнул. Затем снова. Боль прострелила висок, будто кто-то вонзил иглу. Он наклонился ближе к экрану, но ничего – ни намека, ни тени, ни движения, выходящего за рамки обыденного.

Треснуло кресло – в комнату вошёл Генри Ройтман.

«Как дела? Есть что-то новое?» – спросил он.

Йен не стал поднимать глаз: «Осталась только церковь. Не думаю, что и там будет что-то полезное».

«Чёрт…» – пробормотал Генри и перевёл взгляд на Бенколина. Тот сидел, словно статуя, с мраморным лицом, не отрывая глаз от монитора.

«С тобой всё в порядке?» – спросил он уже тише.

«Будет лучше, когда мы найдём Метатрона», – отозвался Бенколин сквозь зубы, и в этот момент с кончика его носа упала тёмная, густая капля крови – прямо на стол.

Йен вскочил. Генри шагнул ближе.

«У тебя кровь!» – оба заговорили разом.

Жак молча схватил салфетку, приложил к носу. Поднял голову, стараясь говорить ровно:

«Просто стресс».

Генри метнул взгляд на Йена. Тот чуть кивнул – согласился. Но в глубине глаз Йена была тревога. Он всё понял. Его друг… разрушается.

Слишком долго он был в прошлом. Словно время само по себе прорастало в нём, как ржавчина в металле.

И теперь возвращение оттуда оставляло в нём трещины. Глубокие. Тихие. Необратимые.

«Кстати… – начал Генри, выпрямляясь. – Мы закончили с вещами Уильямсона. Там много всего… улика за уликой. Но главное…»

Он подошёл ближе, почти на цыпочках, будто боялся испугать зверя, который и так вот-вот сорвётся с цепи.

«Скорее всего… ты это видел. Ты ведь тоже тогда был там…».

Бенколин медленно повернул голову:

«Начальник, просто скажи. Не тяни. Я не хрустальная ваза».

Генри глубоко вздохнул и, наконец, выложил:

«Смерть твоего отца… это не был несчастный случай. Уильямсон убил его».

Он положил на стол перед Жаком папку. Плотную. Тяжёлую.

Йен, в отличие от Жака, явно был потрясён. Он растерянно переводил взгляд с Генри на Жака, затем на папку, будто пытаясь осознать услышанное.

«Что это?» – спросил Бенколин, приподняв брови.

«Твой отец его подозревал, – сказал Генри, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Он начал копать, провёл собственное расследование. И собрал досье. Веские доказательства… Уильямсон был причастен к убийству Маргарет Паттерсон. Ту самую девушку, которую нашли мёртвой в лесу в девяносто девятом».

Йен без слов подошёл ближе. Встал у Жака за спиной и уставился на папку, словно не верил собственным глазам. Его лицо вытянулось. Губы приоткрылись, но слов не было. Он перевёл взгляд на Жака – тот не шелохнулся.

Бенколин смотрел на папку, будто это была мина с часовым механизмом. Его лицо побелело. Глаза налились злым, мрачным светом. Челюсть сжалась – даже скулы на щеках проступили отчётливо.

Генри опустил голос:

«Он, вероятно, всё понял. Уильямсон знал, что Бернард близок к правде… и избавился от него. Все знали, каким был твой отец. Он был честным. До конца. Мне… правда очень жаль, Бенколин».

Папка с глухим шлепком упала на стол, когда Жак резко отпустил её из рук. Он встал. Несколько секунд стоял, глядя в пустоту. Потом коротко бросил:

«Извините».

И вышел.

Йен собрался было идти за ним, но Генри положил ему руку на плечо: