Полная версия
Дуальность времени: последнее путешествие. Том 3
Дуальность времени: последнее путешествие
Том 3
Gulnara Maharramova
© Gulnara Maharramova, 2025
ISBN 978-5-0067-8283-9 (т. 3)
ISBN 978-5-0065-4294-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дуальность времени: последнее путешествие Том 3. Финал
События разворачиваются в Сан – Вриго, столице вымышленного островного государства Врига – Вриго, расположенного к северу от Испании и к западу от Франции. После наводнения 1972 года большая часть земли потеряла плодородие из-за попавших в воду отходов химического завода. Только земля в городе Фертилесойлвелли осталась чистой и известна как самая плодородная в стране. Фермеры упорно трудились, чтобы спасти страну от голода, старались вырастить урожай за короткое время и преуспели в этом. Однако в этот период начались голод и беспорядки, и в стране постепенно воцарился хаос. Со временем появились банды и уличные драки, люди пытались выжить, грабя дома друг друга. Сильные подчиняли себе слабых. Банды поделили улицы, начались территориальные войны. В девяностые годы уровень преступности в стране достиг пика. Тюрьмы были переполнены. Даже полиция не могла справиться с ситуацией. Однако после заключения сделки с бандами Альянса в 1998 году в стране стало спокойнее и безопаснее. До серийных убийств, которые начались в 2015 году.
Эта заключительная книга наконец раскрывает все карты. Жак Бенколин осознаёт, что его путешествие в прошлое привело к серьёзным изменениям в ходе времени. Общая угроза – Метатрон: срок его ультиматума полиции по задержанию людей из списка истекает. Герои пытаются остановить его и предотвратить новые жертвы. В конце все объединяются с командой из будущего, чтобы вернуть временную линию к лучшему и начать её заново. Но время оказывается куда упрямее, чем они могут представить…
P.S. Названия городов, используемые в книге, вымышлены. Персонажи и события не имеют ничего общего с реальными людьми и учреждениями. Это полностью выдуманная история. Содержит насилие, страх, поведение, которое может послужить негативным примером.
Глава1. Жак Бенколин в прошлом
04.11.1984
Сначала Жаку Бенколину показалось, что его тело рассыпается в пыль, разлетается на тысячи невидимых частиц, как прах, рассеянный по ветру. Он чувствовал, будто едет в скоростном поезде без окон, без сидений, без направления – только невыносимый гул и дрожь в костях.
«Я умер?» – мысль промелькнула, как вспышка, и тут же утонула в вязкой пелене света.
Нога с глухим шлепком коснулась земли, будто он свалился с высоты. Мир начал проясняться: сперва расплывчато, потом всё чётче – словно кто-то медленно снял с него плотную белую вуаль.
Он стоял в большом парке. Был вечер – около пяти. Воздух тёплый, но уже с лёгкой прохладой, как бывает осенью, когда день медленно переходит в сумерки. Солнце клонилось к горизонту и слепило сквозь кроны деревьев, окрашивая небо в медно-золотистые оттенки. Листья под ногами шуршали, а трава сияла влажными бликами от недавнего дождя.
Жак ощутил, как его желудок сжался в тугой узел. Головокружение накрыло, как морская волна. Он присел на скамейку, вцепился в её холодные перила и втянул воздух, чтобы унять рвоту.
Парк казался знакомым, но чужим. Как будто он попал в картину, написанную по памяти. Что-то было не так – цвета, запахи, даже звук ветра.
Эта было безумие. Он знал это с самого начала. Машина времени. Опасность. И всё-таки… любопытство свербело внутри, как старый шрам на непогоду.
Ему не давал покоя тот факт, что он не взял с собой пистолет. Но в это время быть пойманным полицией с оружием и без документов означало, что его сразу же отправят в тюрьму. Он не хотел проходить через то, что прошел Логан. Предположительное время встречи его матери с Уильямсоном в баре – около восьми вечера. До этого времени он решил немного прогуляться и, по возможности, посидеть в безопасном месте, где меньше людей, и перекусить.
Бенколин отправился в сторону центра. Дороги были шире, чем он помнил. Дома ниже. Люди выглядели моложе. Всё пахло по-другому – свежее, чище, как в мире до катастрофы. Машины гудели иначе. Патрульные полицейские машины проезжали мимо медленно, как акулы, и каждый раз он напрягался, не в силах избавиться от навязчивой мысли: а вдруг его отец – в одной из них?
Он стиснул зубы. Мысль была нелепой. И опасной. Видеть отца. Говорить с ним. Предупреждать его. Нет. Это было бы вмешательством. И он не должен. Он знал это.
В 17:40 он вошел в закусочную. Внешне – обычное место: неоновая вывеска, подернутая пылью, облупившаяся краска на дверной ручке. Внутри – тепло, пахло кофе и карамелью. Четверо посетителей: молодая парочка у окна, женщина с короткой стрижкой справа и подросток лет пятнадцати в углу, уткнувшийся в газету.
Жак прищурился. Что-то в мальчике настораживало. Может, поза. Может, то, как он держал газету – как взрослый. Или то, что он выглядел слишком спокойным.
Он сел у стойки, не оглядываясь. Заказал горячий мясной пирог и чёрный кофе.
Официантка – женщина с усталым лицом, но добрыми глазами – принесла заказ с лёгкой улыбкой, кивнула и вернулась за стойку, вновь уткнувшись в потрёпанный журнал.
Пирог оказался восхитительным. Его насыщенный вкус, тёплый, с хрустящей корочкой и сочной начинкой, неожиданно вызвал вспышку воспоминаний – кухня в старом доме, пар над плитой, голос матери, зовущий к столу. Его пальцы дрожали, когда он подносил вилку ко рту.
Он уже почти доел пирог, когда дверь скрипнула. Вошла девушка.
Готический стиль. Тёмные волосы, чёрная кожа куртки, зелёные глаза с ядовитым блеском. Она скользнула взглядом по залу и направилась к подростку в углу.
Когда проходила мимо Жака, их взгляды встретились.
Мгновение. Всего пара секунд. Но хватило. Она будто прошила его глазами насквозь, вывернула наизнанку. Её зрачки сузились. Жак не сомневался, что она поняла, что он полицейский. Странное чувство охватило его изнутри, будто волна холода прошла по позвоночнику. Что-то до боли знакомое. Почти как дежавю.
Разговор за тем столиком стал более оживлённым, хотя слов он не слышал. Только тон – напряжённый. Острый. Через несколько минут официантка отложила журнал в сторону, вышла из-за стойки. Подошла к ним. Очевидно, она тоже почувствовала опасность и хотела как можно скорее избавиться от них.
«Вам пора уходить, – сказала она, но не требовательно. Просящее. – Пожалуйста».
Голос девушки взвился:
«А если не уйдём? Что ты сделаешь, старуха?»
Плюнула официантке в лицо. Вся закусочная замерла. Жак наконец обернулся. Женщина ахнула и, не думая, схватила девушку за руку.
И тут мелькнуло лезвие.
Жак вскочил, будто тело само знало, что делать. Через долю секунды он уже был рядом. Хват. Скручивание запястья. Звон – нож ударился о кафель. И снова то же самое чувство. Жак был уверен: он уже переживал этот момент раньше. Казалось, он мог поклясться в этом – каждая деталь, каждый звук казались до боли знакомыми, будто вырванными из чужой памяти.
Девчонка зашипела, как кошка.
Жак, все еще сжимая ее запястье, сказал: «Если не хотите неприятностей с полицией, убирайтесь отсюда к черту! Чтоб я вас здесь больше не видел!» – угрожающе произнес он и сильно толкнул ее. Та едва удержалась на ногах, отшатнулась и одарила Жака взглядом, полным ненависти.
Он впервые слышал столько оскорблений и ругательств от девушки такого возраста.
Официантка всё ещё стояла, потрясённо глядя на нож.
«Ещё увидимся, дяденька, – бросила она. – Надеюсь, ты умеешь бегать» – выдохнула девушка с ядом в голосе, и тот парень, что сидел с ней, потянул её за локоть к выходу.
Жак не двинулся. Он просто наблюдал. А потом… подросток, уже почти выйдя из закусочной, обернулся. Показал Жаку средний палец. Жест был грубым, детским, но что-то в нём… не давало покоя. На его запястье – едва заметная, но слишком узнаваемая татуировка: рыцарь на змеехвостом коне.
Жак побледнел. Мир как будто на мгновение утратил звук.
«Абигор…» – беззвучно шепнул он губами.
Имя, будто шепот призрака, повисло в воздухе. Логан упоминал его. Буквально вечером. Немыслимо – чтобы именно здесь, в этой точке времени, он появился. Возможно, он ошибся. Возможно, это просто совпадение. В конце концов, такую татуировку мог набить кто угодно. Но…
Он даже не успел закончить мысль – из размышлений его вырвал дрожащий голос официантки.
«Большое спасибо, сэр! Вы… вы спасли мне жизнь. Эта маленькая дьяволица… она могла бы меня покалечить».
«Маленькая дьяволица», – эхом откликнулось в голове. Он вспомнил взгляд той девчонки: острый, как стекло, змеящийся под кожей. Такой взгляд не оставляет.
Он покачал головой, выдыхая, и сказал:
«Думаю, вам стоит быть осторожнее. В следующий раз рядом может не оказаться ни меня, ни кого другого».
«Вы правы! – она кивнула, лицо побелело. – Я с самого начала не доверяла этим двоим. Они два дня подряд приходят, заказывают кофе и сэндвичи – и просто сидят до вечера. Глаза у них… как у голодных волков».
«Думаю, больше они не придут, – сказал Жак. Но сам знал: если они те, за кого он их принимает… они ещё вернутся. И не вдвоем. Он сжал губы. – Держите под рукой что-нибудь посерьёзнее, чем тряпку».
«У меня под стойкой баллончик с перцовым и охотничье ружьё. Только я дура, недооценила их. Больше так не сделаю».
Он кивнул. Попросил счёт. Но женщина мотнула головой:
«Ни цента. Я обязана вам жизнью. Еда за счет заведения».
Он не стал спорить. Поблагодарил, вышел. Живот был полон. А голова – нет. Там был вихрь. Слишком много вопросов, слишком мало ответов.
Он шёл по городу, как во сне. Улицы были чужие, но отголоски памяти цеплялись за вывески, лица прохожих, старые рекламные щиты. Он запрограммировал себя не вмешиваться. Но уже вмешался. И, возможно, изменил чей-то путь.
Ведь если бы он не оказался сегодня в том кафе, неизвестно, что бы случилось с той женщиной. Возможно, он изменил судьбу одного или нескольких человек. Его душила необходимость оставаться равнодушным, когда у него была возможность изменить все к лучшему. Если бы он не отпустил эту сомнительную парочку и вызвал полицию, возможно, их взяли бы под стражу и отправили в тюрьму раньше, а их жертвы, которых они лишили жизни, были бы живы.
Жак потерял счет времени, размышляя обо всем этом. Взглянув на часы, он понял, что время встречи приближается, и решил подождать поблизости от адреса. Он уверенной походкой направлялся к назначенному месту встречи. Его взгляд внимательно скользил по окружающим зданиям и вывескам. Вскоре, среди ряда старых кирпичных фасадов, он заметил знакомый неоновый знак – вывеску бара, который искал.
Он замедлил шаг и на мгновение остановился, чтобы оценить обстановку вокруг, затем, вошёл внутрь.
Паб был небольшой и выглядел в точности как заведённый на плёнке VHS – с темными деревянными стенами, неоновыми вывесками над стойкой, в углу играла кассета с Билли Айдолом.
Внутри было полу мрачно, как в церкви. Пахло старым деревом, сигаретами и пролитым пивом. В нем было немноголюдно. Четверо сидели за столиками. Один – у стойки. Барменша, крупная женщина с копной пышных волос и одеждой восьмидесятых, протирала стойку. По телеку – новости: страна готовится к чемпионату Европы.
«Напрасно стараются, – буркнул мужчина у стойки, не отрываясь от газеты. – Всё равно Франция или Испания возьмут кубок».
«Согласна», – отозвалась барменша.
Бенколин сел. Поднял взгляд.
«Здравствуйте. Можно мне пива?»
«Здравствуйте, сэр! – её голос прозвучал обнадёживающее, почти радостно. – Конечно!»
Она взяла бокал, наливала медленно, с любовью. Пена поднялась, как плотная облачная шапка. Она поставила бокал на салфетку, улыбнулась:
«Приятного аппетита, сэр».
Он сделал глоток. Глаза расширились. Пиво было… живым. Оно текло по горлу, как янтарь, как что-то родное, забытое.
«Впервые вижу, чтобы кто-то пил пиво с таким удовольствием», – сказала она, смеясь.
«А я впервые пробую такое, – ответил Жак, облизнув губы. – Великолепно».
«Рада слышать. Вы, должно быть, не местный. Я вас здесь раньше не видела».
«Верно. Я из Гольденхорнбурга. Приехал к другу. Надолго не задержусь, но если будет возможность – вернусь именно за этим пивом».
«Всегда рады. Я Клаудия Дэвис. Владелица этого заведения».
«Жак Бенколин. Приятно познакомиться. Теперь знаю, где можно отдохнуть».
«Мы работаем до девяти. Каждый день».
«Девяти?» – он приподнял брови. Потом вспомнил: восьмидесятые. Улицы были опасны, особенно ночью.
Женщина взглянула на него, как на человека, вернувшегося с Марса:
«После восьми никто не выходит. Девять – это уже вызов судьбе».
«Понимаю… А много у вас клиентов днём?»
«Как у всех, – проворчал мужчина рядом. – Проклятые банды. Работы нет. Город умирает».
«Боюсь, что он прав, – кивнула Клаудия. Затем повернулась к Жаку: – А вы, если не секрет, кем работаете?»
Жак поставил бокал, медленно повернулся к ней и, не меняя выражения лица, ответил:
«Я полицейский».
Молодой человек рядом нервно улыбнулся и сказал с легкой насмешкой:
«Теперь я понимаю, почему вы не в курсе того, что творится в стране».
Клаудия нахмурилась, и в её голосе прозвучала нотка строгой материнской укоризны:
«Эдди!»
Затем, обернувшись к Бенколину, она спросила:
«Вы сказали Бенколин, не так ли? А случайно, вы не родственник лейтенанта Бернарда Бенколина?»
Упоминание отца заставило Жака внутренне вздрогнуть, но он не дал виду. Лишь слегка приподнял бровь и спокойно ответил:
«К сожалению, я не знаю такого человека».
«Интересненько, – протянула она, чуть скептически. – Просто, знаете, фамилия у вас редкая. А раз вы оба полицейские, я решила – вдруг родня. Хотя… вы не очень-то похожи».
«Вот теперь мне стало интересно, – произнёс Жак с ровным тоном. – Хотел бы с ним познакомиться. Он часто сюда заходит?»
Он вопреки своим словам, напротив, опасался, что его отец случайно заглянет сюда.
«Это не он, а его жена, часто приходит сюда, – сказала Клаудия, отстранённо полируя бокал, как будто с каждым кругом на стекле хотела стереть какую-то мысль. – Очень красивая женщина. Добрая. Только несчастная. Замужем за полицейским. Он постоянно на работе, а жена с ребёнком дома одна, в ожидании его возвращения. Я не понимаю… зачем он вообще женился?»
Эти слова не были адресованы никому в баре. Это был упрёк самой жизни.
Жак отвернулся, и тень упала на его лицо. В памяти всплыла мать: пьяная, разбитая, плачущая у окна. Её голос, пьяный смех, хлопки дверей, а потом – та авария. И пустой дом после.
«Полицейскому нелегко – быть и женатым, и при этом выполнять свой долг, – сказал он наконец, тяжело вздохнув. Он поднял руку и чуть улыбнулся: – Вот почему мой палец пуст».
Клаудия взглянула на его безымянный с какой-то горькой теплотой и понимающе кивнула.
«У меня к вам вопрос, сэр, – вдруг вмешался молодой человек. – Если вы не примете его на свой счёт».
Жак кивнул.
«Если принять во внимание, что по улицам разгуливают члены банд, то чем же так занята полиция?»
Тот понимающе кивнул головой:
«Со стороны, может, и кажется, что мы бездействуем. Но поверьте, каждый полицейский работает на износ. Этот кошмар закончится только тогда, когда они вырежут друг друга под корень… или наконец договорятся. А пока мы просто делаем своё дело – охраняем улицы и стараемся защитить невинных. Это тяжелее, чем кажется. Чтобы понять – надо быть внутри».
«Такими темпами мне, наверное, придётся стать полицейским, – хмыкнул Адриан. – Я подал заявки почти везде. Платят мало, требуют много. А если место хорошее – не берут, потому что я латиноамериканец. Я не знаю, что делать».
Он говорил, глядя в пол, и теребил край газетной вырезки на столе. Его пальцы чуть дрожали.
Бенколин посмотрел на молодого человека и сказал: «Вы выглядите молодым. Разве вы не должны учиться?» – спросил он.
Едва окончил школу. Всю жизнь работал. Помогал родителям. Сейчас у меня есть девушка… Я её люблю. Но её отец богат. Он считает, что я ей не пара. И… он прав».
«Глупости! – вмешалась Клаудия резко, словно резанула ножом по столешнице. – Ты любишь её, она – тебя. И именно ты сделаешь её счастливой. Хочешь, чтобы её выдали за богача и обрекли на несчастье? Ты лучший зять, которого только можно пожелать».
«Если ты действительно её любишь, – сказал Бенколин, – сначала завоюй доверие её отца. Докажи, что ты человек, на которого можно положиться».
«Вы правы, – сказал юноша, и в его глазах появился огонёк. – Я сделаю всё, чтобы он понял: я достоин её».
Жак посмотрел на часы на стене. 20:46. Ни его матери, ни Уильямсона не было видно. Подумав, что они уже не придут сюда, он решил отправиться в квартиру, которую снимал Уильямсон.
Парень снова взглянул на Бенколина и спросил, с надеждой в голосе:
«Сэр… а вы думаете, я мог бы стать полицейским? Ну… вообще, это прибыльно?»
Жак на мгновение опустил взгляд, будто в этом вопросе было что-то болезненное.
«Думаю, тебе стоит выбрать другую дорогу. Посмотри на меня: мне сорок один, и я до сих пор одинок. У полицейского почти не остаётся времени на личную жизнь».
«Сорок один? Правда? Вы выглядите моложе. И… у вас интересный стиль. Прическа, одежда… вы не похожи на обычного копа. Вы… хороший человек, сэр».
Он на секунду замялся, словно испугался, что сказал лишнего, и протянул руку:
«Простите. Меня зовут Адриан Торрес».
Имя ударило по памяти Бенколина, как по струне. Он уже слышал его. Где-то. Недавно. Адриан Торрес… Отец Ирен.
Он не подал виду, пожал руку:
«Жак Бенколин».
«Француз?»
«Мой отец из Франции».
«Понятно… – сказал Адриан, и вдруг, чуть пригнувшись к нему, перешёл на шёпот: – Вы здесь под прикрытием?»
Наивность парня вызвала на лице Бенколина лёгкую, добрую усмешку. Он достал из кармана блокнот, оторвал листок, что-то на нём написал. Сложил бумажку и подал знак Адриану наклониться ближе.
Тот сделал это с охотой, с детской жаждой секрета.
«На самом деле… я прибыл сюда из будущего, – прошептал Жак. – Завершу свою миссию – и исчезну. Кстати, в этом году мы выйдем в финал с Францией. Счёт будет 2:1 – мы выиграем».
Он встал, положил на стойку деньги, оставил щедрые чаевые. Протянул бумажку Адриану и дружески хлопнул по плечу.
«Мне пора. Рад был познакомиться».
Он пошёл к выходу.
Адриан смотрел ему вслед, сжимая бумажку в руке и сомневаясь – всё это была шутка… или?..
Жак вышел на улицу. Было 20:52. Город уже начал выдыхать суету – в витринах отражались тени, воздух был сдавленно холодным. Аллея впереди – длинная, пустынная, с редкими фонарями – казалась бесконечным коридором одиночества.
Он натянул воротник пальто, вжав подбородок. В голове стучало: квартира Уильямсона. Он не собирался спускать всё на тормозах. Пусть хоть чёрт за ним стоит – он туда поедет.
Но вдруг взгляд зацепился за темноту в стороне.
У входа в другой бар – безымянный, тусклый, облупленный, с мутным стеклом на двери – стояла Кармен. И рядом с ней – он. Рейнольд.
Жак застыл. Сердце ухнуло вниз, будто кто-то выдернул из-под него пол. Он всё это время ждал не там. Он ошибся баром.
Рейнольд говорил с ней, почти нависая, будто настаивал. Пытался взять за руку, но Кармен слегка отстранялась, шатаясь. Она была пьяна – это было видно по походке, расфокусированному взгляду, замедленным движениям. Он шептал что-то, указывая рукой в сторону автостоянки. Кармен спорила – голос её звучал глухо, срываясь, но с нотками раздражения.
Жак пошёл за ними, сдерживая гнев. Они свернули в переулок, пахнущий затхлостью, потом на заднюю стоянку. Желтоватый фонарь, мигая, освещал старый бетонный пандус, который вёл вниз – туда, где в темноте сиротливо стояли несколько потрёпанных машин. Сбоку были ступени, ведущие на нижний ярус парковки.
Там они остановились. Жак ускорил шаги. Рейнольд пытался её убедить, рукой указывал в сторону, где, стояла его машина.
«Отойди от неё», – резко сказал Жак, подходя ближе и вставая между Рейнольдом и Кармен.
Рейнольд выпрямился, прищурился.
«Кто ты, чёрт побери?»
«Она не обязана никуда с тобой ехать», – спокойно, но жёстко ответил Жак.
Кармен моргнула, пытаясь сосредоточить взгляд.
«Простите… вы… вы кто?»
Рейнольд фыркнул, лицо побелело от злости.
«Ах вот как… Понятно. – Он обернулся к Кармен. – Ты поэтому меня бросаешь? Ты с этим… с ним?»
«Что? Нет! Я… я его не знаю!» – запротестовала Кармен, делая шаг вперёд.
«Не ври мне! – выкрикнул Рейнольд. – Ты думаешь, я дурак?! Я всё чувствовал! С самого начала!»
«У неё есть муж и сын, урод, – бросил Жак. – Если ты ещё раз к ней подойдёшь…»
«И что ты сделаешь, герой? – Рейнольд шагнул к нему, сжав кулаки. – Покажи!»
Он схватил Жака за ворот пальто – в тот же миг Жак ударил. Завязалась драка – короткая, злая, с хрипами, ударами, скрипом обуви по мокрому бетону. Они сражались, как звери, без слов – только ярость, только глухие звуки ударов.
Кармен бросилась между ними:
«Перестаньте! Прошу вас! Не надо!»
Рейнольд, задыхаясь, срывался на визг:
«Этот ублюдок лучше меня, Кармен?! Я прикончу его прямо сейчас!»
«Посмотрим, кто кого, сволочь», – выдохнул Жак и ударил снова, в живот.
Кармен бросилась к ним, хватала за руки:
«Пожалуйста! Перестаньте! Рейнольд, клянусь, я его не знаю!»
Но мужчины её не слышали.
Кармен пыталась встать между ними, умоляя, крича, когда её каблук соскользнул по трещине на краю пандуса. Она вскрикнула, потеряла равновесие, пошатнулась. Жак заметил это в последний момент и рванулся вперёд, пытаясь схватить её.
«Нет!..»
Он почти коснулся её руки, но пальцы лишь скользнули по ладони. Время застыло. Она падала – в тишине, будто в замедленной съёмке. Тело ударилось о край платформы, потом покатилось вниз. Хруст. Тишина.
Жак застыл. Он не дышал. Всё исчезло – улица, свет, звуки.
Рейнольд оцепенел, затем резко побледнел. Он бросился вниз по ступеням. Жак за ним.
Кармен лежала на спине. Платье сбилось, волосы растрепались, глаза полуприкрыты, губы чуть приоткрыты. Шея – в неестественном изгибе.
«Кармен… Нет… Нет…» – захрипел Рейнольд, и рухнул возле неё. Он обхватил её, как ребёнок – раздавленную игрушку, и начал раскачиваться вперёд-назад, всхлипывая в её волосы. Его крик был не криком мужчины – это был звериный вой. Он терял её, снова и снова, с каждым мгновением.
Жак стоял, как парализованный. Сердце билось где-то в горле, дыхание рвалось прерывистыми рывками. В ушах стоял гул. Мир сжался до одного момента, одного движения, одной ошибки, которую уже не исправить. Он чувствовал, как в груди поднимается паника, но не мог даже закричать. Только одно отчётливо звучало в его голове: вмешательство не меняет ход событий – оно его порождает.
Он не должен был приходить. Он не должен был пытаться её спасти. Но теперь было слишком поздно.
Теперь он начинал понимать.
Натан, Гвендолин, Ирен – каждый из них пытался его остановить. Их тревога, их сомнения, их настойчивые: «ты не понимаешь, к чему это приведёт» – всё это казалось ему раньше проявлением излишней осторожности.
Но сейчас…
Сейчас, стоя над телом матери, которую он так отчаянно хотел спасти, он впервые осознал, что они просто знали то, чего он не знал.
Он думал, что спасёт её. Что перепишет судьбу.
А стал её частью.
Рейнольд поднял голову. Его глаза налились кровью. Лицо исказилось, потемнело от ярости.
«Это ты… Ты её толкнул! – выкрикнул он. Голос рвался, срывался на визг. – Ублюдок! Ты её убил!»
«Я… я пытался спасти!» – выдавил Жак, как если бы воздух стал ядом.
«Ты за это заплатишь! – рявкнул тот, но Жак шагнул вперёд:
«Всё из-за тебя, сволочь! Ты спал с женой друга! Убери от нее свои грязные руки»
Уильямсон встал, чтобы наброситься на него. Но Жак был быстрее. Его кулак вошёл точно в скулу. Хруст. Рейнольд пошатнулся, но устоял. Они сцепились, как псы, катаясь по земле, поднимая пыль и окровавленные листья.
«Я обещал… – прошипел Жак, прижимая его к кирпичной стене, – Но я всё равно убью тебя».
Он душил его, вдавливая запястья в чужую плоть, будто хотел раздавить не горло – душу. В его взгляде не было ни пощады, ни сомнений. Только ярость. Только отчаяние.
Рейнольд пытался глотнуть воздух, хрипел, вырывался, глаза закатились, рот приоткрылся – беззвучный крик.
