Габри Бон-Берри. Книга 2. Новый дом

– Добрый день, – поздоровался старший картограф, мужчина приличного вида с обаятельной, лёгкой улыбкой. Будь он помладше, очень походил бы на брата Эмиля, подумала Алиса. – Приятно вновь приехать в ваши прелестные сады. Полагаю, вы помните, госпожа Леманн, что меня зовут Элиас Ренфред, но вот моего помощника вы ещё не знаете. Представься, – он обратился к нему.

По повелению мастера юноша снял с головы фетровую шляпу, приложив её к груди, и слегка склонил голову.

– Габри Бон-Берри, – скромно сказал он. – Бесконечно рад знакомству.

– Взаимно, – улыбаясь, отвечала Роземари лёгким поклоном. – Пойдёмте, я покажу вам ваши спальни на втором этаже. Там вы сможете положить чемоданы и переодеться. Вы, должно быть, устали с дороги? После того, как обустроитесь у нас, проходите на задний сад: я угощу вас чаем.

Беседуя с картографами, мама повела их наверх, а Лиси, поняв, что настал её час, побежала на кухню к Филипу выполнять мамино поручение. На кухне с её старинной утварью старый слуга делал очередное варенье, уже из слив, так что повсюду стояли сладкие ароматы чего-то заведомо лакомого. Пока она заливал сахарным сиропом сливы и уже готовился ставить их на огонь, Лиси взяла деревянную табуретку и понесла её к кладовой, находившейся сбоку от кухни. В кладовке она сразу же увидела разнообразие всего вкусного, что имелось в их доме: полки были заставлены баночками, продолговатыми ящичками и иными всевозможными бумажными пакетиками для хранения песка, муки, отрубей, пахучих кофейных зёрен и всяких других домашних припасов. Там же она увидела раззолоченную и разукрашенную цветами конфетную вазу из фарфора, которую сразу же взяла, чтобы потом наполнить её мёдом. Почти в каждом последующему ящичке находился какой-нибудь конфитюр: малиновый, клубничный, смородинный трех сортов, а в самом углу как раз стоял маленький кувшин с засахаренной вишней: она уже настоялась и была готова для того, чтобы её положить в вазу и поставить на стол. Прихватив сахарные кубики, графин с молоком, несколько палочек корицы в банке, маслёнку, Алиса выбежала назад в кухню и принялась раскладывать угощения на подносе – старательно и волнительно, словно от этого зависела всё её жизнь. Увлекшись этим, она чуть не позабыла про тосты. Увы, делать она их пока не умела, поэтому попросила Филипа. После того, как весь поднос был заполнен угощениями, Алиса вздохнула полной грудью и гордо понесла его к беседке в сад.

Гости и мама сидели за столиком в деревянной беседке среди кустов шиповника и барбариса, вблизи цветущих хризантем и грядок с яркими бархатцами, под деревом облетающей облепихи. Перед каждым, как и положено, стояла чашка чая на блюдце с серебряной чайной ложкой. Алиса осторожно проскользнула в сад и поставила поднос на стол и встала в каком-то лёгком замешательстве. Увидев это, Роземари сказала:

– Можешь посидеть с нами, если хочешь. Гости, думаю, против не будут.

И Лиси, обрадованная этим дозволением, довольно села за стол рядом с мамой. Разговор проходил несколько мимо её ушей: как ребёнок, она больше прислушивалась к собственным мечтательным мыслям, махая под столом ногами, и больше наблюдала, чем слушала, хотя внимание её, так или иначе, привлекало многое: например, блеск засахаренной вишни в вазочке или стеклянный чайник на красивой подставке, под которой горела свеча, помогавшая чаю внутри нагреваться и впитывать вкусы трав. Мама добавила в горячую воду шиповник, мяту и звёздочку бадьяна, и всю беседку тонко обдало ароматным чайным теплом. Птицы на ветках ближайших деревьев в саду пели, сочетая своё пение с еле слышными переливами ручья, протекавшего за маленькой пихтовой рощей чуть позади сада, и это тоже привлекало Лиси, из-за чего она не никак не могла сосредоточиться на беседе мамы и картографов, хотя прежде темы, которые они, взрослые, обсуждают за чаем, вызывали в ней неподдельный интерес. Под звуки падения кубиков сахара в чайную чашку, мягкого перемешивания чая, хруста намазанных маслом и вареньем тостов она периодически слушала, о чём разговаривают эти самые «взрослые».

– Госпожа Леманн, какой чай! – Элиас Ренфред выглядел приятно удивлённым. – Как истинный житель Грандсбурга, не могу отметить, насколько он душист и отменен. Какие травы вы использовали?

– Плоды шиповника, мята и бадьян, вот и всё, – дружелюбно отвечала Роземари. – Очень хороший чай для осени. Всё, что есть в лесу и саду, можно заварить, и выйдет ароматно. Но, правду сказать, на сей раз аромат вышел слабым, поэтому можете положить немного сахара, чтобы подсластить. Берите кубиков столько, сколько хотите. А ваш… помощник? – Она повернулась к юноше. – Габри, правильно? Почему вы ничего не едите? Угощайтесь, не будьте стеснительным. Стеснительным ничего не достанется!

Она посмеялась и пододвинула к юноше тарелку с тостами и маслёнку. Габри послушно взял ножик и стал распределять им сначала масло по тосту, затем и варенье. Всё это делал он почти безмолвно, – разве что один раз тихо сказал: «Благодарю», – и Лиси на мгновенье показалось, что этот юный человек беспрекословно выполнит всё, о чём его ни попросишь. Как и всё прочее, он тоже привлекал её внимание и соревноваться со всем остальным за него ему не приходилось, ведь его тихий облик поныне неведомым образом приковывал к себе заинтригованный взгляд Лиси. Тем временем господин Ренфред продолжал разговаривать с мамой:

– Мой помощник до невозможности сдержан, да и баловать себя ничем не любит, – ответил он за него. – Но он хорош в картографии. Кстати, стоит предупредить, что Габри будет довольно часто находиться в доме. Так уж вышло, что он обязан корректировать чертежи, а я их, соответственно, создавать. Именно поэтому ему нужен чертёжный стол или конторка. О, а ещё мне стоит предупредить вас, что я довольно поздно прихожу «с чертежей», так что, прошу вас, не затворяйте дверь.

– Конечно. Хм, надо же, – вдруг сказала мама, подперев подбородок ладонью и улыбнувшись. – Я ведь помню вас, Элиас, ещё совсем юным мальчиком на побегушках, а теперь вы уже мужчина, уже мастер и так много трудитесь. Мог ли кто-нибудь предположить, что этот миг и правда настанет? Господин Бруфорд, насколько мне помнится, всегда называл вас ленивейшим человеком. Вы помните?

– К несчастью, помню, – вымученно улыбался в ответ Элиас. – Но заверяю вас, я уже стал лучше. Как вы и сказали, я уже не мальчик на побегушках, который только и умеет, что курить да спать. Теперь я мужчина, который только и умеет, что курить да спать. Но будем честны, курю я только от смятения чувств.

Роземари со смехом пожала плечами. Казалось, их беседа доставляла им обоим какое-то безмятежное удовольствие, а потому чаепитие продлилось ещё где-то полчаса. Лиси к тому времени уже изрядно утомилась и позволила себе отлучиться. Далеко она всё равно не ушла: продолжая слышать отголоски разговора, она бродила по саду и пихтовой рощице за домом, собирая шишки и пуская по ручью опавшие листья.

Мама же за чаепитием расспрашивала гостей о всяком, не упуская возможности поговорить и с Габри. Сам же юноша словоохотливостью не обладал: если вопрос касался его самого, всегда отвечал коротко и ясно, а если речь заходила о картографии, он давал полные, изъяснительные ответы. За ним, этим странным юным путешественником Алиса поглядывала исподволь. Как бы то ни было, больше ей ничего не оставалось. Деревья позади дома, шишки и ручей составляли ей неизменную компанию, пока она не знала, чем себя занять. В школе были осенние каникулы, поэтому подруги Лиси, и без того живущие далеко, за озером, оставались дома помогать семьей со сбором урожая, а мама всю осень то занималась делами в саду, то занималась так называемыми векселями и иной бумажной волокитой, которая отнимала её от Алисы. Из-за этого Алиса чувствовала себя в наивысшей степени одиноко эти последние дни. Теперь же, когда мама вновь увлеклась гостями, ей казалось, что они вновь отнимут её от неё. Она не могла больше ждать. Как только утомлённость достигла в ней пика, Алиса взяла корзинку, куда собрала шишки, и решила, что самое время напомнить маме о её недавно данном обещании.

Прямиком из садовой рощи Лиси вприпрыжку прибежала к маме и встала перед ней в полной красе.

– Мама, ну ты скоро? – изнывая от ожидания, спрашивала она её.

Отвлёкшись от беседы с гостями, Роземари тяжело вздохнула и посмотрела на дочку. В её ласковом материнском взгляде блеснули нотки строгости.

– Алиса, что за невоспитанность? Разве этому я тебя учила? Юной леди не пристало отвлекать старших, – с выдержанным назиданием сказала она. – Подожди меня в гостиной.

– Я уже устала ждать! – тотчас ответила Алиса. – Прошло уже много, а ты обещала побыть со мной. Вот, смотри, сколько я шишек насобирала. – Желая её впечатлить, она со светлой надеждой показала ей свою маленькую корзинку. – Пойдём, сделаем из этого что-нибудь красивое? Или давай почитаем вместе? Нет, пошли в гости к бабушке Беккер? Ей наверняка там очень скучно одной, а мы как раз навестим её. А потом можем сходить покормить уток на озеро? Ну ма-а-а-а-а-ма!

Какой бы игривой и приближенной к детям ни была Роземари по своей натуре, так и или иначе, в этот раз она не была расположена к играм, из-за чего ей пришлось вернуть наконец Алису из мира мечтаний в мир насущного.

– Алиса, – серьёзно упрекнула она её. Полную форму её имени она использовала только в самых серьёзных случаях, когда надо было либо достойно похвалить, либо праведно отругать. – Не мешай, пожалуйста.

Лиси сменила умоляющую улыбку на безнадёжную покорность и, опустив голову, обиженно собралась покинуть сад. Она уже представляла, как ляжет на кровать и будет плакать, прижимая к груди подушку, накутавшись одеялом, или убежит в лес, дабы затеряться там и взволновать маму и Филипа им во зло. Но не успела она и отойти на шаг, как в ту же минуту голос подал самый молчаливый и сдержанный гость.

– Я могу поиграть с юной леди, – тихим и чистым голосом сказал юноша под именем Габри. На него устремились все удивлённые взгляды. – Если для вас это затруднительно, я могу составить юной госпоже Леманн компанию.

Глаза Алисы сразу загорелись любопытством, а сама она чуть ли не подпрыгнула от радости, забыв про недавнюю обиду. Тогда странный гость стал для неё спасителем и героем. Роземари взглянула на юношу и одобрительно кивнула, незаметно улыбнувшись. Элиас же попробовал его остановить.

– Ты разве не собирался заняться чертежами? – спросил он.

– Не беспокойтесь, это не займёт много времени. Я успею всё выполнить в срок. – Он поклонился сначала перед своим мастером, а затем и перед Роземари. – Приятно было побеседовать с вами, госпожа Леманн. Спасибо за чай и угощения.

Попрощавшись со своим мастером и госпожой Леманн, Габри покинул сад. Взяв его за руку, Лиси вела его к особому месту в гостиной – к камину и её излюбленному уголку. С камина спадали гроздья рябины, а возле него лежала корзинка с дровами, на которой сидела маленькая глиняная фигурка дровосека, держащего в руках коробок спичек. Бисквитные куклы с румянцем на щеках и в шёлковых платьях неподвижно сидели на полке со своими тряпичными зонтиками и веерами. На остальных полках примостились мягкие игрушки, симпатичные герои детских историй в шляпах, фигурки ангелов; на самой верхней полке красовалась карусель, а за нею прятался большой плюшевый медведь, хранящий коллекцию сказок. В ящике шкафа сбоку хранились разного рода кулоны, крохотные часы с золотыми стрелками, ленты, красные бусы и сказочные открытки со дня Пасхи, когда шоколадный кролик принёс ей много восхищающих сердце подарков. Всё это хранилось здесь, в этом уголке. Здесь, сидя на постеленных подушках или в кресле, Лиси играла и беззаботно мечтала всегда, в независимости от того, кто был рядом с нею. Однако, когда рядом с ней вдруг оказался юноша, словно изваянный из фарфора, из которого изваяют кукол, она никак не могла собраться. Трепет, волнение, радость и какое-то смятение от близости с малознакомым красивым мальчиком заставляло её неловко подбирать слова.

– Ты… захотел со мной поиграть?

– Да.

– Правда?..

– Юная леди мне не доверяет, хотя я без клыков и когтей, – со спокойной улыбкой сказал Габри. Такое сравнение даже позабавило Лиси. – Я здесь, чтобы играть с вами. Вы можете начинать, госпожа Леманн.

Она покраснела, потому что до сей поры никто не обращался к ней столь почтительно без какого-либо шутливого или насмешливого тона. Ей почудилось, будто она правда прекрасная принцесса, к которой на приём спешат все знатные красавцы. По крайней мере, теперь это хоть как-то походило на правду – ведь рядом с ней сидел никто иной, как принц. Златовласый, очень красивый, с прямой осанкой и изящной речью, наполненной уважением, добротой и теплом, с лицом, в котором не было ни тени беспокойства. Он был таким светлым, что его в самом деле можно было считать идеальным принц, главная прелесть которого состояла в том, что он мог выслушать её в момент, когда ей было по-особенному скучно и одиноко.

Поначалу ей было трудно привыкнуть к компании довольно необычного человека, которого она знала меньше суток, но позже уже приспособилась к нему. Это было не так-то и сложно, учитывая, что в его компании можно было бесконечно говорить о чём-угодно и быть уверенным, что всё это Габри слушает внимательно. Ещё до того, как начать с ним играть, она объясняла ему всё в мельчайших подробностях и рассказывала, как скучно ей бывает одной. Рассказывала, ничего не тая и теперь уже ничего не стесняясь, как раньше они с мамой всё лето ходили на холмы встречать закаты и как занимались вместе рукоделием, как мочили подолы платьев в озере и как катались на качелях. Но вскоре лето закончилось, наступила слишком медлительная и безмятежная осень: у всех взрослых появились занятия, будь то сбор урожая, готовка варенья или дела с бумажными документами, с какими никак не могла расстаться мама. Кроме того, Филип совсем скоро собирался уезжать из Джиннистана, а значит, никто больше не приготовит ей печенья и не принесет ей в спальню на подносе вместе с молоком, никто не подаст ей пледа холодной ночью и не выключит ночник. Когда же началась осень, Алиса стала замечать, что всё больше и больше времени она стала проводить одна в уголке гостиной или позади дома, а со многими мамиными гостями она и не имела чести поговорить, так как все казались ей крайне серьёзными и даже суровыми. Габри, конечно, тоже не отличался легкомыслием, но что-то в нём было утешающее.

Всё это время он проявлял деликатную уступчивость в выборе игр: всё, чего бы Алиса ни пожелала, казалось ему «вполне неплохим» решением, как он сам и говорил. Пока у взрослых было «взрослое» чаепитие, юная леди устраивала со своими куклами и новым другом точно такое же, но игрушечное. Она представляла, будто наливала в каждую чашку чай, хотя на самом деле вместе воды в чайнике шуршали сухие осенние листья, и к каждой кукле обращалась на «миледи». Посадив всех кукол в ряд, она вежливо предложила каждой из них чаю, а после положила им на блюдце немного ягод рябины и ломких веточек, как десерт. Потом Лиси посчитала нужным прочитать им сказку, но, так как читала она плохо, а придумывать истории на ходу при госте было постыдно для неё, ей пришлось попросить Бон-Берри прочитать вместе неё. Так, к полудню по прихоти юной леди они уже прочитали три сказки, поиграли с четырьмя мягкими игрушками, загадали друг другу несколько сказок, устроили несколько вечеринок и чаепитий для кукол, и в конце концов Алиса заплела волосы Габри в косу. Само собой разумеется, у неё вышла совсем неумелая косичка, обвязанная лентой. Однако тогда настал момент, которого она меньше всего ожидала увидеть: Габри поглядел в зеркальце на свою новую причёску и улыбнулся. Его слабая улыбка раскрасила щёки Алисы в красный цвет.

– Юная леди необыкновенная рукодельница, – отметил он, используя голос, чуть более выразительный, чем обычно.

– А у тебя очень красивые и густые волосы, их так приятно держать в руках! – пряча признательность в глазах, отвечала Лиси робко. – Можно… я буду учиться плести косички на тебе?

– Да. В свободное время буду рад служить вам.

Сердце Лиси затрепетало в сладостном волнении. «Неужели у меня появился новый друг? – подумала она и благоговейно вздохнула. – У меня никогда ещё не было таких красивых друзей. Все девочки мне обзавидуются».

Но как бы рада они ни была играм с Габри, наблюдая за ним, она приходила к осознанию, что ему такие игры на самом деле чужды. Играя с ней, он проявлял, прежде всего, должно быть, вежливость, а подлинного интереса в нём не было нисколько. Тогда Лиси подумала, что все её игры, конечно, не буду интересны для мальчиков, поэтому она мигом спохватилась. Вскочив с места, она побежала в другую комнату, где стоял сундук, и оттуда принесла в руках старинные модели поездов, солдатиков и прочие вещи, оставшиеся ещё от брата, давно выросшего из подобного.

– Слушай, а во что играют мальчики? – навеселе спросила Лиси, осматривая колёса поезда и пытаясь найти хоть что-то, способное увлечь гостя. – У меня старший брат в детстве играл в солдатиков и поезда. Я вот только не понимаю, как в это играть. Научишь меня?

Лиси поставила оловянных солдатиков в ряд и загадочно посмотрела них, а потом так же посмотрела и на Габри, ожидая хоть что-нибудь от него услышать. Юноша же, напротив, выглядел даже немного озадаченным.

– Я не умею этого делать, – как будто бы совершенно честно произнёс он. Алиса тем не менее ему не поверила и покачала головой.

– Но все же мальчики играют в солдатиков, – настояла она. – Мне брат рассказывал. Когда он был маленьким, таким как я, он любил это делать. А ты, когда был маленьким, во что играл, раз не в солдатиков? Только не говори, что в куклы, я тебе не поверю ни за что!

Она засмеялась, но Габри всё ещё оставался серьёзным.

– Я ни во что и никогда не играл, – ответил он, и Алиса задумалась, после чего прыгнула на сиденья из подушек и легла на них навзничь.

– А что же ты делал, когда был таким же маленьким, как и я? – спросила тогда она, положив свою щёку на подушку. – Во что играл? С кем? Когда?

Махая ногами из стороны в сторону, она продолжала расспрашивать его о всяком. Теперь уже ей было казалось куда более интересным откровенно поболтать с ним, разгадать его тайны, нежели заставить его играть с ней и приводить каждую её маленькую приходить в исполнение. Более того, узнавать что-то сокровенное и тайное о человеке тоже было своеобразной игрой, по-своему интересовавшей Лиси. Общаться с настоящими людьми ей, впрочем, нравилось гораздо больше, чем общаться с куклами, но из-за тех, кто однажды отозвался о ней как о «пустословке», всякий раз она старалась сдерживаться, хотя, разумеется, бывали и моменты, когда у неё это не получалось. Последнее время она получала много замечаний из-за своих вечных разговоров, игр и глупых фантазий. Некоторые докладывали о её беспечном поведении её маме, но та лишь с улыбкой кивала, обещая, что серьёзно поговорит с дочерью, а наедине с Лиси же нисколько не смела её за это упрекать. Когда старший сын Роземари, Эмиль, был примерно такого же возраста, что и Алиса, схожие замечания приходили и в его адрес, а Алиса, обожавшая своего брата, словно подспудно шла по его стопам. Так же, как и Эмиль, она легко привязывалась к людям и спешила разузнать о них всё самое интересное, но, к сожалению, постичь таинственную душу Габри ей так и не удавалось.

Юноша, сидевший на коленях рядом, вздохнул и посмотрел на Алису. До сей поры она почти беззастенчиво глядела на него, в его слегка опущенные глаза, и как только Габри повернулся, ей пришлось сразу же спрятать свой взгляд за подушкой. Помимо этого, иногда она также прятала свой взгляд, нарочно увлекаясь книгой, при том, что читать она только училась. Уразумев это, Габри Бон-Берри сразу раскусил её.

– Юная леди, ради чего вы меня допрашиваете? – спросил он, чем смутил Алису. Она поднялась и, поправив платье, приняла строгий вид.

– Я тебя не допрашиваю! – манерно оправдалась она, точно это было самое возмутительное, что она могла услышать по отношению к себе. – Мне же это совсем не нужно, я лишь веду светскую беседу, как и надо по правилам этикета. Если ты не хочешь говорить, то и не надо… Давай тогда лучше тогда продолжим читать. Что тебе нравится? Мне нравится сказка «Сад Беллы и Льюиса». Знаешь, почему? Потому что сад точь-в-точь как у нас с мамой. А ещё Льюис – это точная копия моего брата, такой же смешной и талантливый. Вы когда-нибудь увидитесь, вот он-то тебя разговорит! Он вообще всегда всем нравится. О чём это я? Ах, «Сад Беллы и Льюиса»! Белла похожа на меня, потому что она тоже чья-то маленькая сестрёнка и такая же надоедающая. – Она хихикнула, прикрыв рот ладошкой, а затем вернулась к книжным полкам. – Так что тебе нравится? Что бы ты хотел почитать со мной? То есть… почитать мне.

Алиса рассматривала каждую книгу на полке, делая вид, что разбирается во всём, что там написано. В основном она смотрела лишь на картинки, не понимая смысла слов, но стоило признать, каждая иллюстрация фей и главных героев по-своему очаровывала её, зарождая в ней веру, что и с ней когда-нибудь случится какая-нибудь незабываемая история. Когда она выбиралась с мамой в лес, то всегда наблюдала за птицами; она считала, что их пением можно руководить, как оркестром. Она и сама наряжалась как героиня сказок: надевала платья с вышивкой, кружевные накидки и шляпу с ягодами, которые она обычно срывала в саду у бабушки Беккер. Как и многие дети, она любила мечтать и постоянно погружаться в свой далёкий мир грёз и фантазий. Как и любой ребёнок, на самом деле этим занятьям она больше предпочитала проводить время с людьми, особенно с теми, кто дарил ей прекраснейшие чувства удивления, очарования и интереса.

Пока она листала книги и рассказывала о каждой из них, Габри осматривал все полки, уставленные книгами в красивых переплётах.

– Выбирайте на ваше усмотрение, юная леди, – вдруг сказал он. – Все эти произведения я уже читал.

– Ты их читал, когда был таким же маленьким, как и я? – улыбнулась Лиси, повернувшись к нему. Она думала, что сможет разгадать своего гостя и распознать его натуру, но Габри был слишком сложен для неё, хотя и отвечал невозмутимо и, похоже, искренне.

– Нет, я был гораздо старше.

Тогда Лиси показалось, что она ослышалась или что-то неправильно поняла: дети учатся читать уже в её возрасте, а Габри совсем не походил на человека, способного шутить с таким ровным лицом. В итоге Лиси не приняла это за правду и звонко посмеялась, снова прыгнув на подушки, постеленные на пол. Игриво улыбаясь картографу, она говорила:

– Ах, ну конечно! Ты хочешь просто подбодрить меня. Не переживай, скоро и я научусь и буду сама себе перед сном читать. Только, наверное, когда я научусь читать быстро-быстро, мне уже разонравятся сказки. Я перестану читать их и стану читать что-то скучное или буду занята другими делами: буду подписывать бумаги и ставить печати на письмах. А ты что прямо сейчас любишь читать?

– Мне тоже нравятся сказки, – ответил он. Алиса вновь не поверила.

– Это, конечно, хорошо, но ты ведь взрослый. Взрослые сказки не читают. Я знаю, ведь мама читает толстые книги и, если я спрашиваю о чём они, всегда говорит: «про жизнь и любовь». Неинтересно. А ты… Что с тобой не так? У меня ощущение, что мы с тобой одного возраста, но ты ведь старше. Ты странный взрослый. Взрослые вообще все странные, а ты, уж поверь, даже среди них выделяешься.

Алиса сказала это, как-то не подумав. Габри задумчиво хмыкнул и ответил раньше, чем она успела что-нибудь добавить:

– Не верьте времени, юная леди. Время часто лжёт. – Сказанная им изящная фраза не только удивила Алису, но и даже обрадовала: он не обиделся! Тогда же уголки его губ слегка приподнялись, создав лёгкую улыбку. – Прочтём «Сад Беллы и Льюиса», раз вам так нравится?

Она робко закивала и моментально достала с полки сказку. Взяв в руки красивую куклу, чтобы прятаться за неё в случае стеснения, девочка села рядом с Габри и принялась слушать его чтение, порой заглядывая в книгу, чтобы увидеть картинки. Из окна дул слабый ветерок, пропитанный ароматами слив из сада, солнечный свет окутывал гостиную тёплыми осенними оттенками, и умиротворённо журчал ручей, протекающий под стволами душистых пихт в роще за двором. Алиса продолжала слушать Габри, облокотившись на его плечо. Хотя она хорошо знала сюжет сказки, ей было приятно слушать всё заново из уст загадочного гостя. Она гадала: чувствовала ли она это из-за того, что он понравился ей, как гость, или же он привлекал её тем, что был всего на десяток лет старше её? Ведь всем детям любилось играть со старшими, но не каждый мог себе позволить это. Особенно в то время, когда многие старшие братья были на войне.

Глава 2

Она вспоминала брата Эмиля каждый день; от одного взгляда на картины, написанные его рукой, она начинала по нему скучать. Когда она проходила мимо его спальни, ненароком всегда заглядывала внутрь её, надеясь увидеть его там, вдохновенно занимающимся художеством. Как и он сам, комната его всегда была полна волшебства: там хранились книги в красивых и загадочных обложках, открытки на стене, мольберт, бумаги с акварелью, там витали ароматы масляных красок. Ей не хватало этого вечного шуршания листов, карандашей и кистей, доносящегося из-за двери его комнаты. Ей не хватало его весёлого голоса, которым он озвучивал всех героев сказок, и не хватало его смеха, и даже недовольного выражения лица, что он принимал, когда в общении с мамой протягивал фразу: «Ну ма-а-а-ам». Поскольку он горел любовью к художественным искусствам, больше всего он любил брать свой мольберт и выходить с ним в сад, где огромное пространство для воображения дополняло его и без того богатую фантазию, благодаря которой картины, написанные его рукой, всегда отличались какой-то лёгкой романтикой, будь то рука юноши, с утончённостью держащая веточку сирени, или три девушки в белых платьях, грустно сидящие в лесу.