Монстр из Арденнского леса. Песнь лабиринта

– Да… – протянула она медленно. – Я там убирала потом. У них в спальне всегда стояли две лампы. С двух сторон на тумбочках. А тут вдруг нет. Так ее и не нашла…

– А в доме, кроме вас, никого не было? Где был хозяин?

Старуха пожевала губами, глаза у нее подернулись дымкой, словно она засыпала, снова проваливалась в свое безумие.

Да чтоб тебя! Марк подался было вперед, как будто мог физически выдернуть ее, встряхнуть, но Алис все-таки успела:

– Вот вы стоите с плачущими младенцами на руках, в комнате все перевернуто, а дома… никого? Ксавье Морелля нет?

– Никого… и его нет. С вечера нет.

– А когда он пришел?

– Уже к полудню.

– И в каком он был состоянии?

– Всю ночь… в лесу… так бывало… и не помнит. – Она вздохнула. Было видно, как она гаснет прямо на глазах, как наплывает на нее эта неостановимая волна беспамятства. – Не помнит… не помню…

Глава 3

– Отличная работа, Алис.

Марк на пару мгновений прижал ее к себе и чмокнул в макушку. Украдкой, быстро – все же они были на улице.

Он сказал это искренне, но Алис чувствовала, что он словно бы… был не здесь. Она и сама с трудом вернулась в реальность. Как будто погрузилась в этот страшный сон, который им рассказывала старуха, как будто сама стояла там с ней рядом – в перевернутой вверх дном комнате с разбросанной одеждой, где только что произошло что-то жуткое. Как будто видела вернувшегося из леса Ксавье, хозяина дома, который где-то бродил в ту ночь, когда пропала Беатрис.

Ощущение, что она все еще там, в прошлом, пятьдесят лет назад, не исчезло, даже когда они с Марком вышли из старого дома мадам Верне. Даже когда шли к машине – серый туман, тусклый зимний день, влажная брусчатка тротуара под ногами – все казалось кадрами из фильма, снятого через мрачный фильтр.

Но похвала и прикосновение Марка, этот короткий поцелуй разогнали тьму и холод чужого страшного воспоминания. Алис даже улыбнулась, уже привычным жестом открывая дверь машины. Она и в самом деле была довольна собой, довольна тем, что Марк доверил ей разговор со свидетелем. Они были… командой. Напарниками, которые знают сильные и слабые стороны друг друга. Как такое стало возможно всего за пару недель? Или это просто способность Марка понимать людей, чувствовать их, настраиваться на них, создавая удивительную связь? Сейчас Алис словно новыми глазами посмотрела на случившуюся в его прошлом трагедию – ту самую неудачную операцию, из-за которой погибли люди. Ведь у него была команда. Его команда, его люди, его друзья, с которыми он тоже был в тесной связи. Его… близкие. Наверняка Марк относился к ним как к семье. И вдруг все исчезло. Лопнуло в один миг. Каково это – чувствовать, что потерял семью? А для них каково это было – понимать, что человек, которому ты безоговорочно доверял, на чьи чутье, знания и силу полагался, вдруг стал причиной трагедии? Каково это оказалось и для него – ощущать себя такой причиной, быть виноватым не только в смерти, но и в разрыве отношений? Даже если никто из его команды не погиб, даже если не исчез физически, все те прежние связи разрушились навсегда. И Марк остался тут один – выброшенный из жизни, сосланный в далекий городок, без всякой возможности выбраться, без надежды хоть когда-то снова стать тем, кем он был. Одинокий монстр в Арденнском лесу, все глубже погружающийся во тьму.

Алис, уже сидя на переднем сиденье, смотрела на него через стекло. Он закурил, стоя у машины, глубоко затянулся, глядя в небо, а потом, выпустив струю дыма, тоже сел, пристегнулся.

– Обсудим все в участке? После кофе?

Она кивнула. Мыслей и чувств было так много, что хотелось сначала разобраться с ними в тишине. И Марку, кажется, тоже.

Обшарпанное здание участка, которое тогда, в первый ее день здесь, напоминало что-то из хоррора или киберпанка, вдруг показалось сейчас каким-то уютным. Нет, сложно было найти подходящее слово. Это было их с Марком место. Ее место, где она вдруг почувствовала себя… дома. Алис даже замерла на мгновение, пораженная этой мыслью. Но ведь и в самом деле так. Ее подсобка, кабинет Марка. Кристин и Себастьян там, за стеклом в холле. Запах бумаги, принтера и кофе, гудение старых компьютеров, треск телефона, белый свет люминесцентных ламп. Все это вдруг стало ей родным. Как будто тут у нее появилась семья. Удивительно, что прошло меньше месяца, а она уже чувствовала это так, чувствовала, что полюбила и странный городок, и всех этих людей, привыкла к ним: к ворчливому и саркастичному Лорану, к смешной своднице и выдумщице Эве, к бойкой Кристин и задумчивому Себастьяну. К Марку. Господи, все-то пару недель назад она считала его мудаком и мечтала поскорее уехать отсюда. Семья… Да, которой у нее никогда не было. Которую ей всегда так хотелось. Место, где ты дома, где все родное и твое. Место, где тебя любят. Место, из которого придется уехать…

Алис даже тряхнула головой. Нет! Нет, об этом она точно подумает потом. А пока будет жить настоящим. Вот хлопнула тяжелая входная дверь, когда они с Марком вошли в участок. Вот стол Себастьяна, заставленный кактусами, вот сам Себастьян – говорит по телефону…

Он закрыл рукой трубку и громко прошептал:

– Кадастровая служба! Наконец дозвонился!

Марк кивнул.

– Зайди потом ко мне.

Они прошли в кабинет, и Марк тут же принялся делать кофе. Алис села у окна на подушки, потирая снова занывшую лодыжку. Иногда та еще побаливала. Но мазь, которую выдала мадам Дюпон, все же делала свое дело. Ходить стало намного легче. Еще пара дней, и… Она вспомнила про свой заказ, который должны были доставить сегодня. Помимо обычных одежды и обуви – те самые вещи, атрибуты другой Алис. Настоящей? Или все же…

Больная нога как будто давала еще время… подумать? Привыкнуть? Научиться заходить в холодную воду постепенно, шаг за шагом? Так хотелось, чтобы все эти страхи и болезненные воспоминания уже остались позади, хотелось наконец стать другой, но Алис уже понимала, что ее обычный способ – бежать навстречу опасности – тут не работал. Один раз она уже рискнула прыгнуть с обрыва, не раздумывая, и отголоски той боли до сих пор давали о себе знать. И даже сейчас, с Марком, когда попробовала снова поторопиться… Пусть он и говорил, что это нормально, пусть сам ее утешал, Алис все равно чувствовала себя глупо.

Черт, и так, и так плохо. Форсировать события плохо. Ждать, пока ее глупая голова и тело окажутся наконец готовы… И сколько ей придется ждать? Сколько вообще у нее осталось времени? Проклятая мысль об отъезде снова застучала где-то внутри, как невидимо тикающие часы.

– Держи.

Алис вздрогнула, увидев перед собой чашку кофе, вдохнула аромат и блаженно зажмурилась. Нет, хватит. О своем… заказе она подумает потом. И об отъезде тоже. Сейчас пора возвращаться к работе. И к тому, чтобы, как говорил Марк, просто делать то, что приятно. Жить настоящим – так когда-то учил ее и подростковый кризисный психолог.

– Спасибо, – она улыбнулась.

– Всегда пожалуйста.

Марк сел на подоконник рядом, ровно на таком расстоянии, чтобы с виду оно казалось совершенно приличным – просто начальник, обсуждающий дела в неформальной обстановке, – но в то же время так, что в любой момент мог вытянуть ногу и коснуться ее ноги. Дотронуться рукой, чуть наклонившись. И Алис вдруг поняла, что в этом не было откровенного сексуального подтекста, а было просто желание человеческой близости. После утреннего разговора с мадам Верне, после того, что они с Марком услышали, оба чувствовали себя неуютно. А может быть, он тоже думал о том, что рано или поздно все закончится? Ей вдруг так мучительно захотелось его обнять, прижать к себе, забраться к нему на колени… Нет, нельзя было забываться. Не здесь. Даже с полуприкрытой дверью в кабинет.

– Итак, что у нас есть… – Марк достал блокнот. – Дата. Примерное время преступления. Преступник проник в дом поздним вечером или ночью. Если это сделал не мой дед, который и так должен был быть дома. А потом, допустим, как раз убежал в лес. Хотя мадам Верне уверяла, что не видела его с вечера. Но он мог незаметно вернуться…

– Неожиданная семейная ссора?

– Кто знает… Но это внезапное недомогание горничной все-таки кажется мне подозрительным.

– Думаешь, мадам Верне чем-то опоили? – Алис покачала в руке чашку с кофе. – Мне тоже показался странным этот момент.

– Именно. – Марк вздохнул. – Это, конечно, может быть просто совпадением. Но все-таки… молодая здоровая девушка, которая ничем никогда не болела, и вдруг вечером ей становится плохо настолько, что она замертво падает в постель и спит до самого утра?

– В таком случае получается, что преступник это планировал. Снотворное надо приготовить заранее, плюс он должен был знать, каким образом подмешать отраву горничной. Быть в курсе распорядка дня в доме. Тот самый Антуан, который на самом деле Паскаль Дюмортье? Вряд ли Ксавье, если он и виновен, совершал убийство с холодной головой. Я бы больше поверила в ссору и приступ ревности… с трагическим исходом.

– Да. Но деда тоже нельзя исключать. Они могли быть заодно. Дюмортье мог приготовить для него жертву, а само убийство… совершил Ксавье. – Марк вытащил сигарету, сунул в рот и щелкнул зажигалкой. – То, что преступник явно оглушил Беатрис лампой, может говорить о спонтанности. Дед просто схватился за то, что оказалось рядом.

– А потом убрал разбитую лампу и замел следы? – Алис покачала головой. – Скорее бы выбежал в лес в беспамятстве, а в комнате все бы осталось, как было.

– Или следы замел Дюмортье. Но если это и изначально был Дюмортье… – Он затянулся, выпустил струю дыма. – Возможно, он тоже чем-то опоил Беатрис, но не рассчитал дозу, и она проснулась. Или была настолько напряжена, что лекарство не подействовало так, как рассчитывал Дюмортье?

– Или, учитывая ее осторожность, практически паранойю, которая видна по дневнику, она так и не выпила то, в чем могло быть снотворное. – Алис задумчиво разгладила ткань штанов на своей коленке. – Что-то заподозрила? Она была умной женщиной, а в те дни явно ждала беды. Или вообще случилась драка, и лампа оказалась единственным оружием, которое преступник мог применить, чтобы не вызвать подозрений… Все-таки Беатрис носила с собой нож. Преступник мог об этом не знать. И тут внезапно…

– Да, возможно. Так или иначе, он оглушил ее лампой. И задушил там же? Или в лесу? Если в лесу, то… если предположить, что это все же был мой дед, то его побег в лес на следующий день становится более понятным. Желание вернуться на место преступления.

Марк встал, стряхнул пепел в стоящую на кофейном столике пепельницу, а потом, меряя шагами кабинет, не спеша прошел к доске, где Себастьян уже успел прикрепить несколько фотографий: горящий отель, Винсент Шевалье, снимки следов, которые они обнаружили над обрывом.

– Но если… – начала Алис и запнулась, не зная, как лучше коснуться этой темы, – если у него случился блэкаут? Мадам Верне же сказала, что иногда он убегал в лес и потом ничего не помнил.

– В дневниках Беатрис об этом никаких упоминаний. Вопрос – почему… – Марк глубоко затянулся, задумчиво разглядывая доску. – Мадам Верне просто преувеличила? Слова «не помнит» были случайными, а мы сделали не тот вывод? Впрочем, Беатрис часто использует слова вроде «кризис», «помрачение», «это состояние». Помнишь, после того инцидента с… удушением?

– А что с датами?

– С датами? Ты про последнюю запись в дневнике? – Он снова затянулся.

– Да! Сейчас проверим. – Алис встала, отнесла ему чашку кофе, а сама вытащила папку, где хранились снимки дневника Беатрис. – Так… – Она принялась раскладывать их на столе, Марк тоже подошел, отхлебнул кофе, заглядывая ей через плечо. – Все записи идут почти без перерывов, каждый день или через день. И последняя…

– Одиннадцатое июня. За три недели до исчезновения.

– Почему она перестала писать? Слишком боялась? – Алис еще раз перечитала запись, на которой заканчивался дневник.

К. опять не дома. Подозреваю, что он с Л. Медлить больше нельзя. Я приняла решение. Нашла способ. Скоро все закончится. На всякий случай сфотографировала присланную М. М. фотографию Дюмортье с коллегами. Остальные документы должны прислать чуть позже. Не слишком ли часто я бегаю к почтовому ящику? Вдруг он заметит?

Ничего. Я все равно иду на риск.

Может быть, кто-то однажды найдет эту пленку, если все закончится плохо. В любом случае я хочу оставить это свидетельство. Свидетельство того, что монстр реален. И если я исчезну, значит, меня убил Паскаль Дюмортье, называющий себя Антуаном Лебланом.

– Вероятно, боялась. – Марк тоже придвинул к себе снимок с последней записью. – Она решила уничтожить дневник, оставить все это только на непроявленной пленке в фотоаппарате, который считался сломанным. Боялась… Но могло быть и так, что ей стало не до дневника – болели дети или она сама. Совсем не оставалось времени что-то записать. Забывала в суете. Тем более так много сложностей: не просто записать, но и сфотографировать перед уничтожением. Тайком, украдкой пронести фотоаппарат, чтобы никто ничего не заподозрил, не увидел. Или она была занята тем, что готовила свой «ответный удар».

Алис кивнула.

– Может быть, преступник искал именно это. Что-то, что она приготовила. Компромат?

– Или дед – доказательства измены, – задумчиво сказал Марк.

– В любом случае за три недели могло произойти что-то еще. Если предположить… если предположить, что в это время Дюмортье окончательно свел твоего деда с ума, у него могли начаться и блэкауты.

– Но об этом мы уже не узнаем, – вздохнул Марк. – Значит, что у нас остается… Ночью планируется убийство. Кто-то заранее подмешивает снотворное горничной, чтобы та ничего не услышала и не поднялась к хозяйке. Дальше этот кто-то проникает в спальню Беатрис. Возможно, он ждал, что она будет крепко спать. Но она не спала. Происходит драка. Преступник бьет ее лампой по голове и, видимо, связывает. Пытается что-то найти. Какие-то ее записи, планы шантажа, угроз, что-то, что она собиралась сделать, чтобы Антуан Леблан больше не трогал ее семью?

– Но не находит и поэтому решает ее убить? Если Беатрис уничтожила дневник, то и компромат на Леблана она явно не хранила дома. И уж тем более не в своей спальне.

– Тут не сходится… – Марк потер подбородок. – Если бы он хотел забрать компромат любой ценой, он бы, наверное, выбил из нее показания.

Алис задумчиво кивнула:

– С другой стороны, он явно хотел обставить дело так, чтобы никто не подумал о насилии или убийстве. Пытался не оставлять следов. Возможно, заранее подготовил записку, подделав почерк.

– Ты думаешь, именно поэтому он вытащил ее в лес? – Марк допил кофе и поставил на стол пустую чашку. – Или все же планировал, что убивать Беатрис будет Ксавье? В лесу?

– Мне кажется, что убийство точно случилось не дома. Но вот что произошло в лесу…

Алис покусала губу, обдумывая все, о чем они говорили, представила в деталях: тревожную июльскую ночь, грозу, дождь, темный лес. Храбрая женщина, бросившая вызов противнику заведомо сильнее ее, – обездвиженная, оглушенная, связанная, почти раздетая… но не сдавшаяся?

Она подняла на Марка глаза и вдруг увидела, как в его взгляде промелькнуло то же озарение.

– Нож! – воскликнули они одновременно, глядя друг на друга.

Его глаза горели. Так же как, она была уверена, горели ее. Их опять подхватила эта волна сотрудничества, сотворчества, сопричастности, азарта. Подхватила и понесла вперед – куда-то к свету, к жизни за пределами лабиринта, куда-то, где не было ни сложных решений, ни терзаний, ни блужданий во тьме.

– Что, если… что, если она выхватила нож? Просто представь… – Алис вдохновенно взмахнула рукой, – Беатрис умна и осторожна. Допустим, он застал ее врасплох в спальне, сумел оглушить. Но она уже знала, что может надеяться только на себя. Единственный ее шанс – этот нож Берта ван ден Берга, о котором не знает противник. Но противник сильнее… значит, она попробовала бы использовать этот козырь: неожиданность.

– Использовать нож, чего убийца никак не ожидает?

– Да! Сначала притвориться жертвой, растерявшейся и сдавшейся, усыпить бдительность, но потом… в самый отчаянный момент она могла выхватить нож. Она с ним не расставалась, возможно, постоянно держала в кармане. Спала с ним. Что она могла сделать? Попытаться разрезать путы? Чем убийца мог ее связать…

– Чем-то, что нашлось в комнате, – пояс от халата, чулки, – кивнул Марк. – Что первое попалось. Может быть, ремешок от платья… или брюк. Вряд ли он принес с собой веревку, хотя даже если и принес…

– Да, она могла попытаться это разрезать. Если смогла освободить руки. Вряд ли он связал ее намертво и профессионально. Или вообще, ей повезло, она освободилась, но притворилась, что все еще связана, а потом ударила преступника ножом? Как только выбрала удачный момент?

– И если ей удалось его ранить… то он мог обратиться в местную больницу? – Марк вскочил и принялся расхаживать по кабинету. – Теперь, когда мы знаем дату, это можно будет выяснить. Сколько должны храниться архивы?

Он достал из кармана телефон, быстро забил запрос в поисковик.

– Тридцать лет. Н-да, маловато. – Он взъерошил волосы, покусал губу. – Но может, и повезет. Если архивы просто решили оставить в покое, а не возиться с уничтожением… что вполне возможно в нашей дыре.

Марк снова взволнованно прошелся по кабинету и вдруг остановился у приоткрытой двери.

– Себастьян? Что ты там возишься со своими кактусами? Тебе делать нечего? Я же сказал зайти!

Послышались шаги, и в дверь осторожно заглянул Матье.

– Я… да… я просто подумал… вы тут… вдвоем и…

У Алис вспыхнули щеки. Черт!

– А не надо думать, я уже сто раз тебе говорил, что надо просто делать! – рявкнул Марк.

Себастьян на мгновение зажмурился – как всегда, с видом подвижника-миссионера, терпящего поношения от язычников, – но было видно, что он все равно остался при своем мнении. Алис хотелось закрыть лицо руками и куда-то спрятаться. Ну да, глупо было думать, что никто ничего не заметит, особенно после того, как Марк буквально унес ее на руках с пожара.

– Что там у тебя, давай. Дозвонился до кадастровой? – спросил он уже спокойнее.

– Я… кхм, – пробормотал Себастьян, переминаясь с ноги на ногу, – выяснил, кому принадлежал тот дом. Который в лесу. Вы велели узнать. – Он вытащил бумажку, словно боялся перепутать. – Вот, записал. Дом и небольшая прилегающая территория принадлежали некоему Паскалю Дюмортье. Кадастровый план вышлют, я договорился.

Алис вздрогнула, и они с Марком одновременно посмотрели друг на друга.

– Что, если убийство…

– …произошло именно там?

Боже, как это было прекрасно, звучать вот так, в унисон!

– Отлично. Где Шмитт?

– Поехала за вещами Одри Ламбер, как раз недавно звонила. – Себастьян смотрел на них, явно чувствуя, что что-то происходит, но не понимая, что именно. – Там много коробок… Я повешу фотографию этого дома на доску?

Марк кивнул.

– Потом повесишь. Узнай о Дюмортье все, что можно. Особенно про его отстранение от врачебной практики. Я запрошу ордер прямо сейчас.

– От врачебной практики?

Марк вздохнул.

– Вот в этой папке. Дневник моей бабушки. Мы… я нашел его дома. Она упоминает некоего Дюмортье, психиатра. Его фото у нас есть. В той же папке.

Он взялся было за телефон, но тут грохнула входная дверь.

– Это Кристин! – оживился Себастьян, хватая папку. – Я же говорил…

– Принимайте вещи Ламбер, шеф! – раздался ее голос из холла. – Там еще в машине пара коробок, не знаю, куда все ставить.

– Отнесите их к подсобке Янссенс! – Марк снова принялся набирать номер.

Алис тут же встала:

– Я сейчас всем займусь.

– Потом, – сказал он. – Сначала к Лорану, надо с ним поговорить. И перекусить бы не помешало. Матье, Шмитт, вы займетесь Паскалем Дюмортье. Почитаете дневник вместе. Да, и проверьте, не было ли обращений в клинику с ножевым ранением в тот год, в районе третьего июля.

* * *

Лоран, увидев их, расплылся в улыбке и, кажется, еще и игриво и с намеком подмигнул Алис, старый хрен.

Марк едва не заскрипел зубами. Вчера Кристин, сегодня Себастьян, теперь Лоран… может, им с Алис вообще пора перестать скрываться? Сообщить наверх о завязавшихся отношениях и… Но одна эта мысль бесила. Выводила из себя. Вызывала гнев и желание испепелить все вокруг. Почему он должен перед кем-то отчитываться, почему должен давать какое-то название вот этому всему, что происходит между ним и Алис? Это было его дело, и только его, и Алис тоже была его, они как-нибудь сами разберутся, а все остальные могут катиться ко всем чертям! Он не собирался ни с кем это обсуждать, не собирался терпеть эти намеки, смешки, улыбочки и… и вообще!

– Два кофе, как обычно, – буркнул Марк. – У тебя найдется пара минут? Есть кое-какие вопросы.

А может быть, ему просто было страшно назвать это даже для самого себя. Пока все это не обрело слова, пока оставалось неясным и неопределенным, ему казалось, что он справится. Сможет не пойти той дорогой, по которой пошел его дед. Отношения. Свадьба. Семья. Даже просто любая форма совместной жизни, неважно, закреплена ли она юридически или нет. Эта обозначенность и ясность связи пугала тем, что провоцировала его открыто проявлять собственнические желания.

А ведь «хороший Марк» должен был этого хотеть. Определенности и ясности. Потому что знал – Алис нужны «отношения», которых у нее никогда не было. Именно долгие и безопасные. Но он боялся: не суметь остановиться, не суметь отпустить. Не заметить границ, смять их в одном желании, и задушить – собой, своей тьмой, которую он уже не сможет удержать внутри. Своими руками…

Марк горько усмехнулся про себя, вдруг подумав, что даже рад, что Алис пока не решалась на полную и безоговорочную близость. Ему и самому нужно было привыкнуть. Перестроиться. «Постепенная экспозиция», как ему говорили тогда в клинике, прежде чем отправить в эту дыру. Привыкание к стимулам. В его случае – к работе в полиции, которая точно не вызовет стресса. Не будет напряженной. Обязательно высыпаться, бегать по утрам, дышать свежим воздухом, да-да, тут же как раз кругом лес. И он ведь и в самом деле привык? Или просто провалился в сонное болото, застрял в бесконечном лимбе. Впрочем, были ли у него еще какие-то варианты?

И если привыкать к Алис постепенно, то, может быть, у них получится. У него получится. Быть нормальным. Быть просто мужчиной, способным наконец получить обычное человеческое счастье, получить женщину, которую он так хотел, и не слететь с катушек. Наконец взять ее, обладать ей, сделать ее своей…

Марк тряхнул головой, прогоняя беспокойные мысли. Ощутил рядом присутствие Алис. Запах старого прокуренного бистро с потемневшими от времени деревянными панелями на стенах. Барную стойку, длинную полку с бутылками на стене, мигающую новогоднюю гирлянду.

– Кофе? – после паузы переспросил Лоран, неспешно протирая стакан. – Оставайтесь уж и на обед тогда. А то все кофе да кофе…

– Останемся! – радостно согласилась Алис. – У вас невозможно вкусный горчичный суп да и вообще вся еда… Я тот обед до сих пор вспоминаю.

– Слышал, Деккер? Вот что значит отличный вкус.

– Или просто вежливость, – фыркнул Марк.

– Тоже неплохое качество, тебе бы поучиться. Присаживайтесь, сейчас принесу.

Марк закатил глаза. Продолжать эти взаимные подклолки не хотелось, он был не в том настроении, чтобы даже язвить, – тут не убить бы Лорана. Он подсадил Алис на высокую барную табуретку, заметив, как ей неудобно было запрыгивать с все еще беспокоящей ногой, и сел рядом сам. Лоран удалился на кухню и быстро вернулся с двумя тарелками супа.

– Угощайтесь.

– Спасибо! – Алис тут же с аппетитом принялась за еду.

Марк, вздохнув, достал снимок – увеличенную фотографию Паскаля Дюмортье, сделанную с пленки, на которую Беатрис снимала свой дневник. Придвинул ее Лорану через стойку.

– Тебе знаком этот человек?

Тот взял фото, поднес ближе к свету и подслеповато прищурился, разглядывая.

– Да, я его видел… как его звали… такое имя, что не запомнишь. Тот самый друг, про которого я говорил тогда. С которым Тесс была на ножах.

– Антуан Леблан?

– Вроде да, не помню. Звали его бесцветно так, обычно… Он вообще был такой – в тени вечно. Не отсвечивал. Словно он и есть, и нет его одновременно. Так его помнишь, когда видишь, а не видишь – уже и забудешь… Загадка. Как так получалось?

– Ты говорил, он в ваших собрания участия не принимал? – Марк тоже принялся за суп. Да, черт возьми, вкусный, это надо было признать. – Но в лес ходил? Где-то ты его встречал?

– На собраниях – нет. – Лоран продолжал вглядываться в фото, которое все так же держал в руке. – Он Берта ван ден Берга не выносил. Ну, я вообще редко его видел. Пару раз в доме у них, в бистро… Не тут, в другом месте, оно закрыто давно. Ну, мимо проходил, а они там сидят. А так они явно часто встречались. Вообще, он как будто Ксавье пас все время. А Ксавье ему прям в рот смотрел. Такие вот дружки неразлучные, сейчас бы все уже решили, что у них там… отношения какие-то. – Лоран фыркнул. – Неудвительно, что и Беатрис, и Тесс его не выносили.