Монстр из Арденнского леса. Песнь лабиринта

– Ничего, переживет. Мы сюда не крокодила пришли искать.

Марк наклонился к ней, так что она, сначала упершись в него коленями, тут же раздвинула ноги и обхватила его бедра. И выдохнула – судорожно, устало, но с облегчением от вспыхнувшей в ней решимости. Подняла на него взгляд. Он чувствовал, что стена исчезла, дверь открылась, и пусть оттуда хлынули тревога, боль и даже отчаяние, это все равно было лучше. Марк обхватил Алис обеими руками за талию, подтянул к себе еще ближе. Отвертеться ей уже не получится. Впрочем, она, судя по всему, и не собиралась.

– Нам надо поговорить, – сказала Алис, глядя прямо ему в глаза.

– Именно.

Губы у нее дрогнули. Она набрала было воздуха, чтобы что-то сказать, но повисшую паузу вдруг разорвал телефонный звонок.

Марк чуть отодвинулся, чтобы дать ей возможность вытащить мобильный.

– Алис Янссенс. Слушаю вас… О! Готово? И?.. Спасибо огромное, что сделали все сегодня. – Она убрала телефон. – Табак на фате и табак, найденный на одежде Винсента Шевалье, идентичны.

Глава 5

– Я так и думал, – кивнул Марк. – Ничего нового.

Он снова придвинул Алис к себе, положив обе руки ей на талию:

– Ну? Так что ты хотела мне сказать?

Она тяжело вздохнула, взглянув ему в глаза. Говорить на самом деле ничего не хотелось. Хотелось просто обняться, как сегодня в машине, и забыть обо всем, что услышала от Мартена. Выбросить из головы. Не думать. Но это было невозможно. Потому что все эти слова словно проявили ее собственные смутные опасения, сделали их четче. Будучи произнесенными вслух, они не давали уже отмахнуться, спрятаться, не смотреть в ту сторону. Разве она сама не боялась, что их с Марком связь – это путь в никуда, нездоровая привязанность двух глубоко травмированных людей, которые, может быть, и хотели бы друг друга спасти, но в результате лишь загонят еще глубже в яму? Это все равно бы всплыло, не сейчас, так позже, все равно бы встало между ними. И молчать не выйдет.

– Я хотела… Марк, я сегодня думала… Уже вечером…

Она снова запнулась. Он смотрел на нее сверху вниз, внимательно вглядывался ей в глаза, словно пытаясь ее прочитать.

– Это из-за того, что было в машине? Тебе теперь нехорошо? Оказалось слишком?

– Нет! Ты что! Мне хорошо! И было, и… это… совсем из-за другого. Я уже думала об этом, но сегодня… – Алис снова выдохнула и попыталась говорить спокойно и мягко. – Послушай, мы оба глубоко травмированные люди, и дело тут не в тебе…

Она выбрала неверный тон. И неверные слова. Дело тут не в тебе. Дурацкое клише, которое меньше всего подходило к их ситуации, потому что дело было и в Марке тоже. В них обоих – в равной степени. Вышло натужно и фальшиво, и Алис сразу это поняла, когда увидела, как у него дернулся край рта.

– И ты что же – решила, что лучше со мной не связываться? От греха подальше?

Она вздрогнула, как от удара: Марк неожиданно произнес это так ядовито насмешливо, зло и вместе с тем отчаянно, что стало почти физически больно.

– Я… – начала Алис, но он перебил:

– И с чего вдруг именно сейчас? Сегодня? Ты с кем-то поговорила, так? Мать или Жан?

– Это неважно, Марк. Это мои мысли, а не…

– Неважно?! Вместо того чтобы сказать мне прямо, ты сначала делаешь вид, что все в порядке, как будто я идиот и не вижу! А потом начинаешь разговаривать со мной этим снисходительным тоном! Как психиатр! И тон, я тебе скажу, очень знакомый! Так кто из них? Ставлю на Жана. – Он снова зло усмехнулся краем рта. – Впрочем, с подачи матери, разумеется. У нее было время как следует его накрутить. И она любит решать проблемы чужими руками…

– Марк!

– А ты решила от меня это скрыть, прекрасно. Слушаешься старших, как хорошая девочка? Нельзя связываться с плохим мальчиком? А то научит… всякому? Минету в машине?

– Хватит! – выкрикнула Алис. Ее просто трясло от этого тона. Как он может так о ней говорить! О ней и о том, что между ними было. И в то же время она чувствовала какое-то запредельное отчаяние Марка, и это тоже было невыносимо. – Я ничего не скрывала! И не сказала сразу, потому что я боюсь! Я хотела сказать, но мне страшно! Я боюсь твоей реакции, понимаешь? Что ты что-то устроишь! Наломаешь дров… сделаешь себе только хуже!

– Ну да, конечно, я же больной на голову! Лежал в психушке, и не один раз! Тебя уже хорошо напугали, да?

– Марк! – с горечью выпалила она.

– Что – Марк? Ты, конечно, не хочешь никого стигматизировать… – он изобразил в воздухе кавычки, – но лучше быть толерантной на расстоянии?

– Я боюсь не тебя! – Алис чувствовала одновременно боль и злость. Потому что ясно понимала, что он ощущал себя сейчас ненормальным изгоем, место которого в клетке, подальше от здоровых людей. Изгоем – каким она сама всегда себя чувствовала. И было невыносимо, что Марк мог подумать о ней так после всего, мог решить, что она тоже займет место зрителя в этом зверинце и будет считать его чудовищем. – Я знала все это про тебя и раньше! И я сказала, что не убегу! Но я боюсь за тебя! Боюсь, что я тебя раскачиваю! Что я мешаю! Мешаю тебе вылечиться, успокоиться. Что из-за меня тебе станет хуже. Что я тебя доведу! Что ты будешь… как после пожара! Нет, не перебивай меня. Я имею право бояться! Имею право сомневаться и задавать вопросы! И я думала об этом не только сегодня… просто не могла назвать это словами, признаться даже себе. Пряталась от самой себя… Я боюсь, что ты выбрал меня только потому, что изнывал от скуки в этой дыре, что у тебя всего лишь фиксация на новом объекте… Что я для тебя… просто игрушка! Еще и потому, что тебе не разрешали… потому что ты хотел сделать это в пику своему дяде. Ты считал, что я с ним… и хотел доказать, что ты…

Алис заметила, как у него вдруг вспыхнул румянец на скулах. Она сама испугалась, что, кажется, попала в точку. Попала в самое больное. Это тоже было невыносимо, потому что ее страх словно нашел подтверждение, но одновременно у нее уже не получалось замолчать, остановиться – слова неостановимо рвались изнутри, как будто она вскрывала какую-то мучительную загноившуюся рану.

– Ты видишь не меня настоящую, а то, что тебе хочется видеть. То, чего тебе тут так не хватало! То, чего тебя лишили! И это путь в никуда! Вернее… в созависимость. Я боюсь, что не справлюсь, что я просто не смогу тебе помочь. Только сделаю хуже. Я сама запуталась в себе… Сама, наверное, вижу то, что хочу видеть. У меня нет ни равновесия, ни ориентиров. Я не знаю, как правильно поступать. Не мне с моим прошлым пытаться кого-то спасти, пытаться создать нормальные… отношения. Я боюсь, что мы просто… погибнем в этом всем. Оба.

Она всхлипнула и опустила взгляд. Странно, но почему-то стало легче. Словно тот впрыснутый Мартеном яд, который она держала в себе, теперь, излившись в словах, таял в воздухе и терял отравляющую силу. Но при этом… При этом Алис понимала, как звучит ее речь: так говорят, когда хотят закончить отношения.

Все было сказано. Названо вслух и очевидно. И вдруг стало так холодно. Ей показалось, что все время пульсирующая между ней и Марком невидимая нить вдруг стала истончаться. Замедляться, остывать, таять…

Алис снова подняла на него взгляд и вдруг поняла, как он на нее смотрит. Что-то дрогнуло внутри. Вспыхнуло, загорелось, словно полетело ему навстречу, – а Марк вдруг сжал ее так крепко, втиснул в себя со всей силы, что стало трудно дышать.

– Ты не делаешь мне хуже! И не сделаешь никогда! – выдохнул он яростно и горячо. – Ты меня не раскачиваешь. Ты меня заземляешь. Ты меня спасаешь, даже когда сама этого не видишь. Даже когда не думаешь, что что-то делаешь для меня. Я пришел к тебе тогда, помнишь? После пожара. Был на грани, но удержался, потому что хватался только за мысль о тебе. Ты меня вытащила из этой тьмы! А сегодня… Черт, Алис, я ненавижу своего дядю, меня трясет от одного его имени, но сегодня я его видел, я стоял рядом с ним, и мне было все равно. Потому что я думал о том, что случилось в машине… О том, что с нами было. И потому что ты стояла рядом!

Алис снова всхлипнула, все так же глядя ему в глаза. Марк стискивал ее так крепко, что она, наверное, должна была бы испугаться и пытаться отодвинуться, но ей… не хотелось. Наоборот. Ей хотелось больше. Ближе. Откровенее. Горячее. Холод уходил, и отчаяние тоже, и она подумала, что ведь и Марк как будто заземлял ее. Успокаивал. Помогал. Одного объятия было достаточно, чтобы ощущение паники и растерянности исчезло. Было это правильно? Или нет? Она не могла и не хотела сейчас об этом думать.

– Я ношу в кармане нитку от твоего шарфа, – продолжал Марк еще отчаяннее, и ей казалось, что в глазах у него стоят слезы. Или просто свет так падал на его лицо? Алис не понимала, только слушала его завороженно, впитывая каждое слово. – Потому что она мне помогает от панических атак. Помогает не провалиться в ад. Понимаешь? Твоя нитка, твоя нить… Ариадны. Я за нее держусь. Я держусь за тебя. Я знаю, что со мной непросто, знаю, я не подарок, но я стараюсь, черт подери. И могу это сделать только потому, что ты… Только ради тебя! Больше мне незачем. Ты – да, в самом деле то, чего мне не хватало. Но не нездорового увлечения, а наоборот. Стимула измениться. Надежды, черт подери! Желания выйти на свет. Попытаться выбраться из этого гребаного лабиринта! Ты не просто новое лицо в этой дыре. Не просто красивая девушка, которую мне сразу захотелось трахнуть. Не просто умница и профи, отличная напарница, с которой в кайф работать, чего со мной не было уже давно. Ты… я тебе уже говорил, что ты звучишь со мной в унисон. Можно подумать, что это просто поэтично, но для меня это не метафора, понимаешь? Я правда так слышу. Так чувствую людей. И то, что ты говоришь о себе… что ты не уверена и боишься, что не с твоим прошлым лезть в такие отношения… Алис, в этом и дело! Поэтому мы и совпали. Мы здесь равны. Тебе нужно то же, что и мне. Найти свой выход. Выбраться. И я хочу не только брать, но и давать. Мы даем друг другу. И принимаем. И учимся… Алис!

Марк сжимал ее все крепче и крепче, словно забывшись, но в тот момент, когда она поняла, что становится уже слишком, что сейчас ей будет больно, он вдруг ее отпустил. Шагнул назад и спрятал руки за спину.

– Но если ты хочешь уйти… – выдохнул он хрипло, глядя в сторону. Помолчал и добавил глухо: – Решать тут можешь только ты.

Алис сама не поняла, как это получилось, как она рванулась к нему навстречу, как притянула его к себе снова – и уже обнимала за шею руками, обхватывала его бедра ногами, цепляясь за него, как за спасательный круг, а Марк снова прижал ее к себе, притиснул со всей силы.

– Я хочу… с тобой… – всхлипнула она. – Марк, я…

– Да, я тоже боюсь, понимаешь? – шептал он куда-то ей в макушку. – В первую очередь – себя. Я сам себе не верю. Я даже не уверен, что я не убийца! Я не могу обещать, что не сойду с ума. Что не превращусь в чудовище. Но я даю тебе слово, что сделаю все, чтобы защитить тебя от самого себя. И пока… пока у нас получается так, как есть… если я тебе нужен… я хочу, чтобы ты брала, что тебе нужно. Чтобы не отказывалась. И чтобы знала: ты ничем мне не обязана, что бы я там ни чувствовал.

– Ты мне нужен, – выдохнула Алис, потому что больше уже не могла. Она захлебывалась чувствами, словами и слезами и еще какой-то отчаянной нежностью к нему. Если она и ощущала страх, то только за него, а не за себя, только за него, потому что и правда могла сделать хуже, но одни его слова про нить тут же уничтожили все сомнения. Она прижалась к Марку еще крепче и, когда он уже целовал ее, прошептала между поцелуями: – Ты даже… не представляешь… насколько…

* * *

Эва, сидевшая в кресле с книжкой, лишь посмотрела на них поверх своих огромных очков и хмыкнула.

Оба выглядели немного запыхавшимися и растрепанными. Марк подумал, что, к счастью, улик было недостаточно, чтобы догадаться, что в сарае не только чуть не развалился комод в стиле какого-то очередного Людовика, но и нашла свою смерть ваза неизвестного происхождения. Ее осколки были поспешно собраны и упиханы в нижний ящик этого самого комода – в четыре руки, быстро и очень оперативно, потому что кто как не инспектор и его криминалистка умеют как следует замести следы. Внезапно разбившаяся ваза, впрочем, их спасла – иначе непонятно, когда бы они вообще вылезли уже из чертова сарая.

– К сожалению, крокодила мы не нашли, – сказала Алис с таким серьезным лицом, что Марк, сделав вид, что потер нос, с трудом подавил смех.

– А крокодил никогда с первого раза не дается, – согласно кивнула Эва.

– Могу я узнать, как он к вам попал? – елейным тоном поинтересовался Марк, устраиваясь на диване. Алис присела рядом.

– Подарок… одного археолога, – невозмутимо заявила старуха.

– Черного?

– Хм… не думаю, что цвет его кожи имеет какое-то отношение к делу, – скептически заметила она.

Алис фыркнула, тоже уже готовая расхохотаться в голос.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, – все тем же нежнейшим тоном продолжал Марк. – Нелегальные раскопки?

– Нелегальные? – Эва всплеснула руками. – Боже мой, у некоторых нет ни стыда, ни совести! Как так можно! Возмутительно!

Очень хотелось спросить, не пробовалась ли она на роль в каком-нибудь театре или, может, играла в любительском. Наверняка была звездой.

– О да, возмутительно! И невозможно! – сокрушенно кивнул Марк. – Потому что вот так ценные артефакты потом и попадают в руки людей, которые держат их в сараях. В ненадлежащих условиях, без соблюдения необходимой температуры и правильного уровня влажности. Да еще и придавят иной раз каким-нибудь комодом.

– Именно! – охотно согласилась Эва. – Некоторые люди ничего не понимают в коллекционировании. Так что, поиграем в карты? Я смотрю, вы там отлично… хм… развеялись. На холоде-то. Такие румяные пирожочки, одно удовольствие смотреть! Завтра, кстати, обещают снег! Точнее, уже ночью. Вот-вот пойдет, я в окно смотрела.

Марк ничего не успел ответить, потому что Ребельон вдруг разразился оглушительным лаем и побежал к входной двери. И буквально сразу же по коридору прокатился мелодичный перезвон.

– Хм… я никого не ждала, – пробормотала старуха. – Может, это вас, инспектор?

– Это, наверное, доставка! Моя новая одежда! – радостно сообщила Алис, вскочив с дивана, и почему-то покраснела. – Я сейчас…

– Подожди, – Марк поднялся за ней следом. – Проверим сначала, точно ли это доставка.

– О, новые вещи! – глаза у мадам Дюпон заблестели, она разве что руки не потирала. – Тут главное сразу примерить! Порадуйте нас с инспектором, прошу! Покрасуйтесь тут немного! В мои молодые годы мы любили наряжаться и устраивать такие показы мод дома. Иногда даже обменивались платьями, чтобы сходить на свидание, особенно в трудные времена!

– Да там просто джинсы, обувь… все для работы, ничего особенного, – пробормотала Алис и унеслась к двери. Марк бросился за ней, но под ногами вертелся возбужденный и лающий Ребельон, и пришлось сделать несколько неловких маневров, чтобы не наступить на собаку.

– Не открывай… те никому без меня! – крикнул он вслед Алис, вовремя спохватившись.

– Точно купила что-то особенное, – подмигнула ему Эва. – Устроит сюрприз. Помню, я как-то…

Особенное. Марк тут же представил почему-то, как Алис стоит в его спальне в одних чулках и секси-белье и… чуть не налетел на дверной косяк, выходя из комнаты.

– Совсем вы меня не слушаете инспектор, – раздался ему вслед деланый вздох. Старуха явно наслаждалась тем, что может так издеваться. – Ладно, идите уже, помогите ей с коробками.

* * *

Марк проскользнул в комнату Алис, едва в доме все наконец затихло.

Полураздетый – в одних спальных штанах. Уверенный, что она его ждет. Что не спит. После всего, что произошло сегодня, ему нужно было побыть с ней наедине: одних, даже очень горячих, поцелуев в сарае было мало. И ей – Марк чувствовал – тоже. Нужно побыть рядом вдвоем, снова ощутить себя и ее в коконе спокойствия.

Хотелось убедиться еще раз, увериться, что все в порядке. Он смог удержать и удержаться. Смог справиться с собой несмотря на то, как внутри плескалась тьма, как из него едва не рванулся запертый зверь. Но смог. Не повел себя как дед. Хотя благородное предложение «решать самой» и стоило таких усилий, что невозможно было унять дрожь в руках, когда они с Алис целовались в сарае. После вообще наступило какое-то опустошение, как всегда с ним бывало после сильного выплеска эмоций, так что теперь хотелось ни о чем не думать. Не контролировать. Не волноваться, плыть по течению: Марк думал только о том, что Алис там такое себе купила и почему так из-за этого смущалась, и позволял себе наслаждаться возбуждающими мыслями, словно в награду за то, что выдержал испытание, позволял себе представлять, как это, возможно, будет однажды: Алис в чулках с подвязками в его постели…

В итоге, когда они, отбившись от требования Эвы устроить демонстрацию нового гардероба, все же сели играть в карты, Марк толком ни за чем не следил, так что проигрался в пух и прах – на радость коварной старухе. В том, что она мухлевала, он был уверен, но уличить ее так и не удалось, впрочем, он особенно и не старался. А когда они с Алис оба продули ей почти по пять евро («Ну давайте повысим ставки, инспектор, десять евроцентов – это уж совсем по-детски»), мадам Дюпон наконец смилостивилась и, ловко смахнув добычу в карман, объявила, что пора спать.

Марк дождался, когда наступит тишина, а потом…

– Это я, – шепнул он, осторожно прикрывая за собой дверь. – Не спишь?

– Нет, – так же шепотом отозвалась Алис. – Иди сюда.

Не то чтобы Марк ждал, что она прямо сейчас сознательно как раз к его приходу надела это купленное особенное, но… вдруг понял, что просто полежать рядом для него уже недостаточно. Запах ее духов, нанесенных явно только что – он уловил это сразу, – звучал как приглашение. Алис его ждала, она хотела, чтобы он пришел, и знала, что он придет, – от этого у него тут же перехватило дыхание.

Она потянулась навстречу, обняла его за шею, притягивая к себе, и Марк забрался к ней в постель. Кровать протяжно заскрипела и прогнулась под их общим весом – кажется, где-то в глубине дома заворчал и нервно гавкнул Ребельон, и Алис шепнула:

– Эва услышит.

– Уверен, что она знает, – фыркнул Марк. – Более того, она этого ждет! Специально тебе такую скрипучую кровать отвела, чтобы подслушивать.

Но вместо того, чтобы тоже ответить шуткой, Алис вдруг прижалась к нему всем телом и, потершись щекой о его плечо, прошептала так томно и соблазнительно:

– А я тебя ждала…

И этого оказалось достаточно, чтобы он вообще перестал думать. Стало все равно, скрипит ли кровать, слышит ли что-то Эва – да хоть весь городок, пропади он пропадом! Марк рывком стащил с Алис тонкую майку, под которой у нее ничего не было, упиваясь ее вздохами, приник губами к ее шее, к ключицам, вдыхая этот невероятный вишневый запах, чувствуя, как кожа у нее тут же покрывается мурашками. Все было как-то горячо и бестолково, неудобно, быстро и оттого почему-то еще сильнее возбуждало – и шепот, и нервные смешки, и шорох одежды, и звуки поцелуев. Он очнулся, когда его рука уже скользнула в штанину ее коротких спальных шортиков. Алис вздрогнула, но Марк чувствовал, что это был не испуг, не напряжение, а словно ожидание большего. Желание, чтобы он продолжал.

– Знаешь, о чем я думал весь вечер? – выдохнул Марк, пытаясь вглядеться ей в глаза. Слабый свет фонаря с улицы попадал в комнату, и в полутьме было видно лицо Алис. Она тяжело дышала, и он чувствовал ее идущее волнами возбуждение. – Вот об этом. Сделать тебе так же хорошо, как ты – мне. Просто не могу успокоиться. Но для тебя это пока слишком, я понимаю…

– Нет, – вдруг решительно перебила она. – Не слишком, я…

– Не слишком? – От удивления, не удержавшись, он скользнул рукой чуть выше. Белья на Алис не было, и Марк провел по внутренней стороне ее бедра, уже ощущая пальцами близость и жар паха. – Ты правда хочешь?..

– Я тоже весь вечер… особенно уже тут, когда мы вернулись к Эве. – Алис вздохнула и со смущенным смешком на мгновение закрыла лицо руками. – Сама не знаю, что со мной, откуда это и вообще. Но я представляла! И хочу. Просто не уверена, что получится. Я никогда… ну, я уже говорила, ты помнишь.

– Знаешь, что меня просто отчаянно заводит? – шепнул Марк.

– Что? – она взглянула на него с любопытством.

– Сейчас… подожди.

Он сел и, откинувшись на изголовье кровати, подтянул Алис к себе, так что она оказалась между его ног – спиной к нему. Да, так стало гораздо удобнее. Она еще чуть поерзала, устраиваясь, откинулась назад, на него, и Марк чувствовал, как стремительно нарастает напряжение в паху. Это была бесконечно сладкая пытка: ощущать ее так близко, всего через два слоя тонкой ткани, чувствовать, как она прижимается к члену, и знать, что сейчас удовольствие будет только для нее. Впрочем… оно того стоило.

Дождавшись, когда Алис окончательно устроится и успокоенно выдохнет, Марк провел рукой от ее живота к груди – словно случайно задел уже напряженные, затвердевшие соски, потом снова к животу, чувствуя, как кожа у нее тут же покрывается мурашками. Нежно, неторопливо поглаживая, спустился ниже, забрался пальцами под пояс ее шорт. С удовольствием поймал дрожащий вздох Алис. Еще чуть дальше… еще…

Ладонь накрыла короткие волоски, уже чуть влажные снизу, и Марк остановился, давая ей привыкнуть к новым ощущениям.

– Вот это, – шепнул он. – Ужасно заводит. Что ты так хочешь, чтобы я тебя трогал, несмотря на все твои страхи. Моя смелая девочка…

Он чуть двинул пальцами, и Алис вдруг резко вдохнула, а потом подалась навстречу его руке. Бедра у нее дрогнули, расслабляясь, она выдыхала по чуть-чуть, раскрываясь для него, – и он чувствовал это, чувствовал, как вся она словно теплеет, становится такой податливой, готовой. Марк еще ближе прижал ее к себе свободной рукой, положив ладонь ей на низ живота – Алис судорожно вздохнула. Дразня ее, наслаждаясь тем, как она вздрагивает и тянется навстречу его прикосновениям, он провел ладонью выше и накрыл ее грудь.

А потом осторожно сжал напряженный сосок, отчего Алис тихо вскрикнула.

– Моя девочка, которая так меня хочет… – шептал он, продолжая скользить пальцами другой руки дальше под тканью ее шорт, осторожно раздвигая короткие жесткие волоски, приоткрывая ее мягкие сомкнутые половые губы, и даже улыбнулся, когда почувствовал нежный и влажный бугорок клитора. Уже вся мокрая. Ох черт! От собственного возбуждения было больно в паху. Выдержка, да. Пришлось об этом себе напомнить. Марк не стал сразу касаться клитора пальцами, а просто накрыл ладонью, чуть надавил, и Алис не удержалась от всхлипа, переходящего в стон. – Только меня. Раскрывается, расцветает. Ты ведь больше никого так не хотела, правда?