В тени веков. Погребённые тайны. Том II

– Будь моя воля, вот имей я хоть каплю силы и власти, то давно бы этих ряженых разогнал, а кого-то вообще на виселицу отправил.

– Точно. Вот какой от них толк? Они только задарма хлеб жрут, катаются, как сыр в масле, и получают такое денежное довольствие, какое честным работягам и не снилось даже. Вот скажите, когда последний раз они занимались военным делом? Они уже поди забыли, как в седле держаться.

– На их веку этого точно не было и не будет, сейчас везде тихо, вот и рассовали по разным углам, а здесь их больше всего собралось. А те собаки, что вечно торчать у дворцовой ограды, хуже остальных: никого никогда и близко не подпустят к королевским чертогам, только и могут, что угрозами сыпать да копьями махать. Уже сколько народу перепугали, что туда и сунуться лишний раз бояться, даже если дело важное. Если ты не надутый индюк, если без клейма какого-нибудь ордена, то можно и не думать о том, чтобы попасть во дворец. Ха! Видели бы вы рожи псов, когда им все же велят кого-то пропустить. Такие рыла перекошенные, будто заставляют сожрать целую миску свиных помоев.

Все та же троица без стеснения обсуждала уличных караульных, солдат, личных охранителей покоя правителей – да всех, кто носил доспехи и оружие. И, конечно, никакого уважения и близко не звучало в словах. Только плевки и издевки, которые пронизывало презрение.

– И сколько же людей успело лишиться конечностей или поплатиться головой? Если верить всему, что тут показывают и о чем вы говорите, до добрая часть горожан должна быть безрукой и безногой. Но я что-то не вижу таких.

Компания обернулась ко встрявшей в их разговор Илилле. Та спокойно смотрела изучающим взглядом на троицу, явно не пропуская мимо ушей ни единого слова. Один из незнакомцев криво усмехнулся, нисколько не смутившись, что их подслушали, лихо развернулся на скамье, уперся одной рукой в колено и чуть подался вперед.

– Да чтоб всех! Глядите-ка, я же говорил, что эта деваха не просто так тут торчит, – недовольно покачал головой самый молодой из компании.

– Да погоди ты, – махнув рукой, перебил приятеля тот, что сидел ближе к краю, и снова повернулся к наемнице. – А с чего это чужачке есть до того дело? Здесь зря языком не болтают, уж я-то знаю, да любой в Шадионе это знает. Если что говорят, так значит не впустую. Или, может, ты другую… правду наешь? Получше тех, кто тут живет с рождения?

– Слышала другое.

– И что же? – мужик лукаво прищурил один глаз, доставая из кармана коробочку с табаком. – Небось, что Пламенный Чертог – проходной двор, курятник или пивная? Наверняка слыхала, что король и королева вроде нас с тобой, и только и делают, что собирают компашки из доходяг и работяг в своих закрытых владениях и слушают целыми днями жалобы и прошения? Может, еще скажешь, что они разбрасываются золотом, разбазаривают направо и налево все, чем сами богаты? Что их прислуга держит окна во всех покоях раскрытыми нараспашку?

– Полегче, ну. Не перегибай палку. Мы же не бедствуем, народ ни на что не жалуется так-то, разве не правда? В конце концов, и ко двору пускают. Иногда, когда у Палгрима настроение хорошее, – съязвил третий незнакомец, который тоже не спешил отмалчиваться. – А так, попробуй пройти мимо охраны, если ты им не понравишься – мигом погонят, разбираться не станут.

– А король делает вид, что ни при делах, а королева – она вообще есть? Может, ее и не было никогда, а ту, что ты видел в кузне – не пойми кто.

Троица вновь увлеклась, наперебой сыпля сплетнями.

– Значит, шансов нет, даже если есть важная причина? – видя, что кузнецы отвлеклись, Илилла поторопилась прервать их пустословие.

– Никаких. А что, так надо? Забудь, странникам с других земель туда путь закрыт, никто в здравом уме не позволит разгуливать по Чертогу бродяжкам с улицы, и уж тем более – говорить с глазу на глаз с Палгримом. Я не знаю ни одного пришлого, кому вот так запросто открыли нараспашку ворота.

– И что за дело у тебя к королю? – самый болтливый смерил Мелон оценивающим взглядом. – Ты вроде не гонец на службе, не посол с вестями с других земель, иначе бы не околачивалась здесь. Неужто на работу собралась проситься? На служанку не похожа, да и стряпуха из тебя, как из золота грязь. Поди в гвардию хочешь? Да ты не прячь меч-то, тут слепых нет – все всё видят, – рабочий указал толстым пальцем на ножны, которые Мелон поспешила получше прикрыть накидкой. – Если умеешь держать оружие, тогда тебе только через главу этих, как его, красноплащевых, иначе – никак.

– Какая тебе разница, зачем ей туда? Поможешь, что ли? С тебя, как и с нас, взять нечего, – расхохотался старший из компании и с шумом втянул ноздрей табачную цепоть.

К разговору он уже явно потерял всякий интерес, да и к представлению тоже: громко хлопнув себя по колену, рабочий сделал странный широкий жест рукой, поднялся со скамьи и направился к выходу. Его приятели переглянулись, перекинулись еще парой ничего на значащих для наемницы фраз и лениво покинули насиженные места, напрочь позабыв о случайной собеседнице. Илилла же осталась стоять там, где и стояла, и обдумывать услышанное, вернее, те крохи, что давали почву для размышлений, которые удалось выловить из почти бессмысленного разговора.

Глумливые сценки тем временем сменяли друг друга и становились все более пикантными, глупыми и совершенно ненатуральными. Половина ротозеев, что еще в самом начале с энтузиазмом поддерживали объявителя и кривляющихся актеров, уже неохотно улыбались и так же вяло хлопали и махали руками. Кто-то стал расходиться, по пути оглядываясь на неказистую сцену, словно боясь пропустить что-то очень важное; другие больше перешептывались, явно обсуждая не представление. И все же ни одного скверного и ругательного слова никто не бросил в сторону театра. Собравшийся народ не выглядел, как обычно выглядят те, кто был недоволен, зол или оказался облапошен. А болтун все надрывался, желая вновь разжечь интерес в публике: сыпал метафорами, приводил самые изощренные сравнения, и в красноречии мог уступить лишь самым искусным ораторам. Вскоре он убрался с глаз, а на его месте снова появились стражники, но уже внутри импровизированного дворца, вернее, в тронном зале. Те забавлялись игрой в кости, пока «король» расхаживал в одной ночной сорочке, декламируя нескладные стихи и бросая в «окно» куски хлеба. С каждой минутой Или все больше чудилось, что это не театр, а дешевый притон юродивых, в глазах которых наизнанку все, что бы они не увидели.

– Поверить не могу, – она обвела тяжелым взглядом помещение.

– А что вы хотите от этих людей? Для некоторых позволительны только такие развлечения, чтобы хоть как-то потешить себя. Им покажут все, во что они готовы поверить или уже верят… даже в это. Шадион хороший город, со славной историей, но он совсем не совершенен. И люди здесь встречаются разные, даже те, что живут простыми удовольствиями, слишком приземленными или вовсе дикими радостями, – сбоку раздался уже знакомый спокойный голос.

Мелон выпрямилась и резко повернулась: рядом, будто тень, стоял тот самый человек, что дал ей платок. Темно-синие глаза неизвестного пристально смотрели на подмостки, а губы слегка растянулись в мягкой улыбке, словно тот взирал на чудачества несмышленых детей. И ни капли отвращения или пренебрежения на лице, в отличие от Илиллы, которая уже готова была покинуть театр. Однако случай распорядился иначе, вновь столкнув ее с нечаянным прохожим, который так умело скрылся в толпе и показался ровно тогда, когда его появления наемница совсем не ждала. Высокий мужчина поправил капюшон, который все так же надежно укрывал голову и слегка наползал на лицо, словно должен был спрятать своего хозяина. Или придерживалась твердого убеждения, что подобные встречи никогда не бывают случайны – вот только какова природа таких неслучайностей? – и снова предчувствие шептало, что стоит остаться. Прищурившись, она немного отстранилась, но стена, в которую упиралось плечо, и пара бочонков позади не позволили сильно увеличить расстояние. Ее внимание сразу же привлек крупный золотой перстень с искрящимся драгоценным камнем – такое украшение едва ли мог позволить себе простолюдин, что в свой черед не осталось не отмеченным. Руки мужчины тоже не выглядели натруженными и грубыми, скорее напротив, совсем, как у аристократов или, на худой конец, как у тех, кто заправляет всеми делами, лишь раздавая распоряжения и пожиная плоды, не прилагая физической силы. Кто сейчас решил составить ей компанию, Мелон понятия не имела, потому-то не спешила позволять себе терять бдительность. За последние дни хитросплетенные нити жизни, питающие весь мир и играющие людьми, как ветер опавшими листьями, успели неприятно удивить. И исключать вероятности, что рядом стоял очередной тип, замышляющий недоброе, не стоило. Она не боялась его, нет, но была наготове, правда, заварушку устраивать не хотелось, и наемница надеялась избежать новых разборок.

– Но вы, я полагаю, не из их числа. И что же вас сюда привело, в таком случае? – стратаельно изображая полную отрешенность, произнесла Мелон.

– То же, что и вас – любопытство. Да, вот такая простая причина, звучит, конечно, глупо, но это правда.

– Впервые в столице?

– О, нет! – мужчина добродушно рассмеялся и, сделав шаг назад, расслабленно прислонился спиной к стене, скрещивая руки на груди. – Я здесь родился и вырос, Шадион мой дом, и знаю его слишком хорошо, каждую из сторон, включая эту, хоть прежде доводилось посещать подобные местечки нечасто. Театр госпожи Тиссы нередко наведывается в город, на моей памяти он разворачивался здесь уже с десяток раз, но прежде до меня лишь доходили слухи о том, что тут показывают. Сегодня, в день закрытия, я все же решил воочию увидеть то, о чем лишь доводилось слышать. А вы не здешняя, верно? Сразу видно, особенно по одежде, – на этих словах мужчина сделан особое ударение. – И откуда же вас занесло в столицу? Что ищите?

– Я из Песчаных Троп, – непринужденно, но холодно ответила Или, не отводя взгляда от вынужденного собеседника, который все больше и больше казался ей знакомым. Но доверять давним образам, которым было долее двух десятков лет, она не торопилась.

– Ни разу не слышал.

– Хм… Слишком крошечное поселение, и оно далеко, очень далеко на юге, о нем никто, кроме его жителей, не знает. Неприметное, ничего не значащее… Скорее всего, про него даже нигде не написано, ценность не та. Разве будут марать пергамент ради захолустья? Сегодня оно есть, завтра – исчезнет. Повезет тому, кто хотя бы случайно набредет на то… на мое поселение, – продолжала наемница как можно более убедительно. Разумеется, в ее словах не было ни капли правды. Почти ни капли. Но это не имело никакого значения. Как любил говорить наставник Илиллы: «любая личина, способная скрыть истину, та, что примеряется во благо – есть лучшая защита». И с ним невозможно было спорить, ведь он никогда не ошибался. – А что до моей цели… Не могу сказать, что она есть, наверное, путешествие уже сама по себе цель, у которой нет конца. Просто, но зато правдиво.

Незнакомец приподнял бровь и лукаво улыбнулся: не оставалось сомнений, что он оценил откровенное, но изящное парирование наемницы, которая держалась абсолютно невозмутимой. И для того, чтобы заметить странную затеянную игру, не нужны были глаза.

– И театр – одна из случайных остановок по пути, верно? Но почему-то мне кажется, что остановка вам не слишком по душе.

– Скорее то, что я вижу и слышу. Не мне судить, конечно, но эти балаганщики, – Илилла устало выдохнула и горько усмехнулась, – они хуже самых отъявленных лжецов, которых я когда-либо встречала. Неужели местные верят, ведь они живут здесь и видят все собственными глазами.

– Простолюдинам много не надо, и это, – незнакомец небрежно поводил рукой перед собой, – тому доказательство. Удивительно, как люди умеют притворятся. Взгляните на него, – он кивнул на торчащего из-за кулис довольного объявителя, – знаете, что за человек? Это сын одного из богатейших домов Тронта, глава которого держит крупный порт на востоке. Его семья даже пользуется доверием наместников пары провинций, но знаменита она больше всего тем, что когда-то владела незаконными рудниками, в которых трудились рабы, завезенные аж из-за Лютого моря. А вот тот, что изображает короля – это едва не разорившийся торговец, у него было по меньшей мере с десяток медоварен в Веланвии. А сейчас, трудно поверить, связал себя союзом с довольно родовитой особой, единственной наследницей весьма крупного состояния и обширных земель. Один из стражников, тот, что самый юный, тоже не из черни. Он выходец из славного военного рода. Но точно не таких, кого он изображает. И эта троица – далеко не все среди балаганщиков, кто на деле при деньгах и положении. И тем нелепее они выглядят, когда пытаются изо всех сил показать, что они – не те, кем прикидываются.

– Неужели? Но зачем им тогда притворяться оборванцами? Насмешка? На кем? Над самими собой? Дикость какая-то.

– Трудно понять. У каждого свои мотивы. Взять, к примеру, этих людей: все они приходят сюда, чтобы выпустить пар, развлечь себя, разве вы не видите? Здесь им позволено без страха осмеять тех, к кому прилюдно в другом месте они бы не посмели даже обратиться по имени. Им приятно видеть, хоть и в ненатуральном виде, какими убогими и жалкими могут быть те, кто при власти и деньгах. Даже если всё это слишком далеко от правды.

– Всё? – в голосе Мелон отчетливо прозвучало сомнение. – Это вы погорячились. Думаю, вам, как никому другому здесь, ну, кроме меня, и, пожалуй, еще парочки людей, известно, какими могут быть те, у кого в руках даже капля власти. Какими могут быть и их приближенные, и те, кто старательно лижут им сапоги, и насколько грязь с тех сапог прихлебателям кажется слаще меда. А уж на что они способны! «Подвиги» многих закоптили до черна историю прошлого. Да, то всего лишь крохи, но и их хватает. И никакие деньги и стража не могут переписать этого.

– Кстати, о страже. Прошу прощения у вас за бестактность, но я слышал ваш разговор с местными, краем уха и совершенно случайно… Вы собираетесь наведаться во дворец?

Илилла нахмурилась и обернулась, наградив незнакомца жалящим взглядом. Она не знала, что ее задело больше: то, что этот человек, о котором толком ничего не знает, как крыса, сновал рядом и подслушивал, или то, что прознал о ее планах? Вера в то, что происходящее – чистая случайность, улетучилась окончательно.

– Боюсь, вам не соврали: проверку не всякий может пройти, а попасть на прием к Палгриму – тем более, – будто не обращая внимания на то, как помрачнела наемница, пристально и недобро смотрящая на него, незнакомец непринужденно продолжал. – Голову и еще что, конечно, не отрубят, здесь так не принято, иначе бы народ давно разбежался, – загадочно улыбнувшись и чуть наклонившись, прошептал он, – но у стражи есть полное право не давать дорогу всем подряд. Кто знает, кого Бездна принесет.

Внезапно позади, со стороны выхода, раздался какой-то шум и звон, затем послышался визгливый голос и приглушенный глумливый смех. Оставшаяся публика тут же оживилась и с неподдельным интересом жадно уставилась назад, пытаясь разглядеть, что происходит. Актеры на сцене замерли, в одночасье выйдя из своих образов, а объявитель переменился в лице и поджал губы, точно обиженный ребенок.

– Я предупреждал, маленький ты ублюдок, чтобы тебя здесь больше не видел! Теперь молись, кому хочешь! Я тебе все косточки сейчас пересчитаю! – верещал тот самый коротышка, что зазывал прохожих на представление. Забавно семеня коротенькими ножками, он пробрался сквозь столпившийся люд, и, грозя маленькими кулачками, выбежал наружу.

– И еще одно представление, – небрежно бросил незнакомец, покачав головой. – А день все интереснее и интереснее. С удовольствием составил бы вам компанию еще, но театр, похоже, закрывается.

И действительно: вся труппа, точно по щелчку пальцев, поспешно стала сворачиваться, а объявитель громко оповестил посетителей, что спектакль закончился. Однако даже без скорых сборов и объявления гости стали покидать дом, желая полюбоваться уже на то, что творилось снаружи. Уже никому не было дела до затянувшегося представления заезжих балаганщиков. Какой-то грубиян, распихивая встречных на пути, пронесся мимо Илиллы, толкнув ее, и при этом чуть не упал, запнувшись о край скамьи.

– Смотри, куда прешь, – огрызнулся он, не оборачиваясь. – Стоят тут на дороге, как пни, а ты обходи их.

– Пожалуй, с меня довольно на сегодня, – наемница прикрыла на секунду глаза и потерла двумя пальцами переносицу. Мелон редко раздражалась, тем более без повода, но сейчас чувствовала, что именно колючая раздраженность подступает к ней. – Да, пока не забыла, – она обратилась к незнакомцу, но на том, месте, где он только что стоял, уже было пусто. И платок, который Или собралась было уже вернуть владельцу, так и остался лежать в кармане.

Покидая театр, она лишь мельком заметила, как все тот же несносный мальчишка, что попал в нее яблоком, убегал от коротышки, который продолжал сыпать гневными проклятиями и угрозами. Но сейчас проказы уличного бродяжки совершенно не заботили наемницу, которая только получше укуталась в накидку и прибавила шаг. Небо над Шадионом и за его пределами до самого горизонта потемнело, как не темнело прежде зимой даже перед лютыми метелями. Белые бураны уже были не просто на пороге, а переступили его, и та чудовищная сила, что они несли в себе, принимая все более зловещие очертания в грузных снежных тучах, витала в воздухе. Стылый обжигающий ветер, только набиравший силу, с шумом сорвал стяг с соседнего дома и, нещадно потрепав материю, швырнул ее на замерзший дорожный камень. В один миг и без того серый дневной свет стал еще более тусклым, мрачным, безжизненным; где-то вдалеке протяжно завыло, послышался тоскливый тонкий свист, который тут же растворился в гулком завывании. Погода стремительно ухудшалась, и лишь надвигающаяся метель заставила толпу разойтись – все будто напрочь позабыли обо всем на свете и мысли занимало лишь то, как бы поскорее укрыться. А те, кто уже попрятался по домам, в спешке закрывали большие окна ставнями, убирали белье, успевшее покрыться тонкой ледяной коркой. Очень скоро улицы оказались наполовину пусты, и чем ближе Илилла подходила к заезжему дому, тем пустыннее становилось. Шадионцы, как и большинство людей, живущих на континенте, были не просто опасливы, а очень даже суеверны, когда дело касалось явлений, которые случались слишком редко. В них видели не просто естественную мощь природы, а нечто большее. Некоторые даже старались вслух в такую пору не говорить ничего лишнего и не упоминать Бездну и всех ее выродков. Каждое место, которое накрывали или белые бураны, или дикое пекло, или песчаное дыхание, становилось тише, будто вымирало на время – никому не хотелось навлечь на себя неприятности и беды. Вот и на постоялом дворе сейчас все выглядело иначе, чем ранним утром и прошлым вечером: что гости, что работники – все выглядели подавленными, задумчивыми, переговаривались чуть ли не шепотом. Некоторые то и дело подходили к мелким оконцам и всматривались сквозь слегка помутневшее стекло в небо.

На лестнице послышалась медленная поступь и спустя минуту первая дверь от нее распахнулась.

– Только без упреков, – выдала с порога Мелон, на ходу снимая перчатки и накидку, нисколько не удивишись, что ее комната не пустовала. – Хотя бы не сейчас.

– Издеваешься? Ты дождалась нужного часа, зная, что парнишка ничего с тобой не поделает, и просто молча ушла, потому что тебе так захотелось, – Кирт отвлекся чтения каких-то записей и сурово взглянул на соратницу.

Сейчас Кирт напоминал наемнице отца, который смотрел на нее точно так же, когда она осмеливалась перечить его воле и делать так, как посчитает нужным. Но во взгляде друга, в отличие от отцовского, не читалось той искренней непримиримости и тяжести, которая способна была сковать и заставить молчать. Но непонимание и жалящий укор, что так неприкрыто демонстрировал напарник, пожалуй, были даже хуже. Или бросила накидку на спинку кресла, пригладила волосы и уселась рядом с Тафлером, который все еще ждал ответа.

– Ну, объяснишь, что это было? Без острой надобности ты бы точно не стала нарушать того, что требуешь не только от себя, но и от других, – он выдохнул и постучал пальцами по столу. – Надеюсь, хотя бы нашла, что искала, иначе бессмысленно ходить и светить повсюду своим лицом, когда за нами уже цела толпа охотников выстроилась.

– Если бы нашла… Знаешь, а этот город еще сложнее, чем я думала, но люди болтливее больше остальных, кого встречала прежде, – Или посмотрела куда-то через плечо, будто опасалась чего-то.

– И ты решила послушать, что языки разносят по улицам, верно? Да уж, мне стоило догадаться раньше. И? Только не говори, что чьи-то россказни ты приняла за чистую монету.

– Вот тут-то и кроется вся загвоздка, – устало выдохнула Илилла, отпила из кружки теплый травяной настой и тут же поморщилась – больно терпким оказался напиток. – Одна часть меня твердит, что сплетни есть сплетни, и все, что я услышала, больше напоминает злые наветы, а другая часть сомневается. Нутром чувствую, что не все так просто, хоть многое и звучит глупо. Я не говорила, что хочу попасть в королевские хранилища?

– Та-ак, – протянул Кирт, окончательно забросив исписанные листы. – Это те, что находятся чуть ли не под магическими замками и постоянным наблюдением просвещенных, которые там всем заправляют? Я, конечно, и близко не бывал в таких местах, ты знаешь, но кое-что доводилось слыхать о них. Тут одной печатью уже точно не обойтись, – он задумчиво погладил бороду. – Одно дело пройти через парадные городские ворота, а другое – через внутренние, да еще и дворцовые. Я бы удивился, если бы вдруг нас там ждали с распростертыми объятиями.

– Кто бы спорил. Но надо получше узнать об этом, – наемница сняла с пояса кошель с амулетом, который все это время находился при ней, осторожно отложила его в сторону, отодвинув подальше, и снова переключилась на насущный вопрос. – В общем, мне удалось выяснить не так много, как хотелось, и новости не самые лучшие для нас. Во дворец и на аудиенцию допускают, но, похоже, для этого нужно иметь очень веские причины и быть кем-то значимым, иметь при себе приглашение или что-то в этом духе.

– Постой, дай-ка его сюда. Довольно. Ты видела себя в зеркало? Погано выглядишь, поэтому я больше не позволю тебе держать треклятый кулон у себя, – Тафлер быстро убрал кошель с глаз долой. – Так, с этим разобрались. Ну, и что теперь? Как поступим? Не в окно же лезть глухой ночью, хотя… Сейчас очень даже подходящее время – все только и думают, как бы пережить бураны. Если непогода постарается как следует, то никто и не заметит нашего визита. Не смотри так, я всего лишь пошутил. Слушай, может, стоит шепнуть кому следует, кто ты и откуда?

– А кто поручится? Меня, а уж тем более вас двоих, там не ждут. Не хотелось бы вот так заявляться, ведь потом на Роклит придет ответное послание, а о нем непременно узнает моя семья. Моя мать… Она получала от меня письма, но я никогда не говорила, откуда пишу. Отец и вовсе ничего не знает, я надеюсь… Нет, так быть не должно. Сейчас не время. Но если другого выхода не будет, то придется послушать тебя. Я не знаю, где еще могут быть такие же полные хранилища, как королевское, да и времени нет выяснять, нужно думать и действовать быстрее, – она уже машинально отпила из кружки и прикрыла рот кулаком, с отвращением посмотрев на отвар. – Что за дрянь пьешь?

– Хорош настой? Знал, что тебе понравится. Из меня травник неважный, поэтому Стьёл покопался в сборах, которые тебе дала Шелна, и приготовил вот это пойло. Сказал, что настой должен быстрее заживлять. Уж не знаю, чего он туда положил из запасов, но на вкус – протухшая моча, нескольких глотков хватит, чтобы увидеть всех предков.

– Значит, он все сделал как нужно. Надо же, а парень-то соображает, – Или удивленно приподняла бровь. Но она и раньше чувствовала, что Стьёл не просто деревенский недотепа, который словно потерялся в мире и даже в самом себе. – Кстати, где он? И что это рукописи? Откуда они?

– Пока ты гуляла по городу, мы с ним тоже без дела не сидели. Я немного осмотрелся и потолковал с хозяином заведения – славный малый, кстати. Оказывается, здесь, в этом самом доме, когда-то были библиотеки и мелкое заведение при нем, где готовили писарей и обучали девушек-сирот на смотрительниц за книгами и свитками. В общем, после беспорядков и кризиса библиотеки едва спасли. Их, кажется, перенесли в один из храмов, но кое-что так и осталось тут. Владелец сказал, что этот жест местные смотрители за порядками назвали данью уважения и запретили людям что-то менять без особого разрешения. Так что, Стьёл меня уговорил посетить то, что осталось от бывших библиотек – он решил, что в них может быть нечто полезное нам.

– И как, есть что? – Илилла взяла пару чуть помятых грубых листов и беглым взглядом изучила аккуратный текст, написанный мастерской рукой. – Неужели вам позволили их забрать?