В тени веков. Погребённые тайны. Том II

– Есть одно решение. Если он не хочет говорить с нами по-доброму, то тогда вообще никому и ничего не скажет, – твердо произнесла Мелон, снимая перчатки. – Так будет спокойнее и уже точно не придется опасаться очередной слежки от него.

Стьёл, смекнув, к чему идет дело, беззвучно зашевелил губами и отошел на несколько шагов назад. Он не думал, что снова увидит, как проливается чья-то кровь. Но если тогда, в лесах, пришлось защищаться от дикого зверья, которое безжалостно растерзало охотников и сопровождающего, то сейчас дело обстояло совсем иначе.

– Вы чего это удумали, а? – оживился незнакомец. С его потрескавшихся губ в одночасье слетела презрительная ухмылка, а карие глаза, в которых еще секунду назад искрилась насмешливость, в испуге округлились. Он тщетно пытался вырваться из железной хватки наемника, успевшего уловить, что затеяла напарница. – Не надо, не убивайте меня! Эй, кто-нибудь! Помогите! Тронете хоть пальцем – и мой разгневанный дух будет каждого из вас преследовать до самой смерти, клянусь всеми богами! Я буду являться вам во снах, ходить тенью по пятам.

Угрозы, больше походившие на театральные претенциозные монологи, наигранные и совершенно пустые, не произвели должного впечатления на наемников. Грязный бродяга выпучил глаза и в красках, завывая, стал описывать, что троицу ждет страшная кара за их преступное деяние. Однако острастка не сработала, так и повиснув в воздухе глупой и бесплодной манипуляцией. Илилла вновь приблизилась к босяку и уже без лишних слов и малейшей брезгливости коснулась его небритого лица. Тот, на мгновение вытянувшись, как струна, и одарив напоследок помутненным взглядом наемницу, обмяк и рухнул на землю – Кирт уже не считал нужным, держать его.

– Что с ним? Он живой? – Стьёл, не понимая, свидетелем чего только что стал, подошел ближе и, нагнувшись, потрепал бродягу за плечо, но тот как лежал бревном, так и остался им лежать.

– А ты что, думал, мы его убьем? Ну уж нет, это не тот человек, чьей кровью я запачкаю свои руки, – задумчиво отозвалась Или и потерла подбородок. – Давайте его перетащим под крышу.

– Мы оставим его прямо здесь?

– Да. С ним ничего не случится, оклемается еще до вечера и пойдет… уж не знаю, куда, но пойдет – ноги же у него не откажут, верно? – Кирт посмотрел на напарницу, все еще пребывавшую в раздумьях. – Не откажут. И замерзнуть не успеет. Так, Стьёл, бери его за ноги, а я за руки – и понесли.

Спустя несколько минут все было улажено. Чрезмерно заботиться о лазутчике не стали: его усадили на куче из сена среди бочек в одной из ниш и прислонили к стене. Тот был послушный, как глина – лепи что хочешь. Отряхнувшись от невидимой грязи, Тафлер оправился и глубоко вдохнул морозный воздух. Убедившись, что вокруг ни души, как и было до этого, компания поспешила убраться из тупика. Но как только стихли последние шаги и их фигуры скрылись где-то за бесконечными поворотами, бродяга открыл глаза, немного поморгал и, цокнув языком, лениво и кряхтя поднялся на ноги – тень забвения даже и не подступилась к нему. Покачав головой, словно осуждал что-то или был недоволен, он поводил плечами и слегка размял тело. Похлопав себя по бокам, проверяя, на самом ли деле он цел и целы ли его немногочисленные пожитки в виде обносков и клочков бумаги с записями, колоброд засунул руку во внутренний карман штанов и вытащил на свет амулет в виде четырехконечной звезды. Ровно такой же, какой носил при себе Стьёл, только выполненный не из кости, а из чистого голубого стекла.

– Хвала Скомму. А я говорил, что лучшего места для ценностей просто нет, – довольно улыбнулся бродяга и, повесив звезду на шнурок, развязной походкой вышел в проулок.

Глава IV. Отказывай и принимай

Прошедшая ночь, вопреки всем опасениям, прошла спокойно и без неприятных неожиданностей, которые в последнее время сыпались на путников, как из рога изобилия. И троица пусть на краткий миг, но все же поддалась мысли, что благосклонность богов сменилась на жестокую издевку, облаченную в изматывающие испытания, от созерцания которых Высшие получали невообразимое удовольствие. Во всяком случае, так казалось Кирту и Илилле, которые хоть и попадали в разного рода переделки и опасные ситуации, прежде не жаловались на немилость. Для Стьёла же все было куда прозаичнее, ведь он никогда не хватал с неба звезд и уж тем более не ходил в любимчиках у Высших, как и его семья. Трудности для него еще с малых лет стали чем-то обыденным, тем, что следовало за ним, как тень. Правда, тогдашние сложности не шли ни в какое сравнение с нынешними. И для него не являлось секретом, что проблемы ему доставляли собственные глупость и наивность, легковерие и податливость. Но с этим он ничего не мог поделать, и как ни пытался стать кем-то другим, прыгнуть выше головы, все словно становилось только хуже. Единственной же настоящей удачей стал тот день, когда Или и Кирт спасли его, не бросили замерзать в лесах, как старую псину или рваное тряпье, или вовсе не отдали в руки блюстителей порядка. Быть может, он и сейчас бы прозябал в Глацием-Терре, таращась на стены Серых Катакомб, слушая треп отребья, среди которого ему не место, или, что еще хуже, покоился бы в холодной земле, убитый колдовством. Одил все чаще в мыслях возвращался в тот далекий день, когда бродячий старец, случайно забредший в Камышовую Заводь, обронил – ненароком или специально – фразу о том, что всему свое время. И что Стьёлу только предстоит «явить себя миру и прорасти, как цветок, на пути, по которому ему суждено пойти». И парень ждал, однако со временем ему стало казаться все больше и больше, что над ним просто посмеялись, или он сам себе придумал то, чего не может быть. Никогда. Но в последние дни горе-воришка, не знавший большого мира, который, признаться, его увлекал и пугал одновременно, вновь стал возвращаться к думам о том, что ему, возможно, приготовили боги, и где и у кого это приготовленное искать. Но терялся в неясных и путаных догадках, ведь что можно выудить из туманных речей незнакомца, такого же дряхлого, как самое древнее древо Кордея, и неуступчивого, как гора?

Заезжий дом гудел, точно пчелиный улей: с самого раннего часа хлопали двери, слышался нескончаемый топот по лестнице и в узких коридорах на каждом этаже, раздавались голоса. Казалось, подворье кузена Берны вовсе не знало сна, как и те, кто снимал тут угол, хоть и предназначалось заведение как раз именно для этого. И пусть визитеров нынче пребывало немного, шум стоял такой, словно в ночлежном доме разместился целый солдатский гарнизон. Троице посчастливилось снять по закутку в подпольных комнатах, чему они, в итоге, оказались, даже рады. Раньше в просторном подполе располагались обычные кладовые, как и во многих домах, но кто же откажется от лишнего дохода, когда он возможен? Прежде внизу стоял жуткий холод, какому и положено быть в земляных кладовках, чтобы провизия хранилась дольше, и мыслей ни у кого не возникало, чтобы присесть там даже на несколько минут. Но стараниями хозяев, ведомых, чего уж скрывать, жадностью, кладовые перенесли в соседние пристройки, а на прежнем месте вместо них появились вполне сносные и теплые жилые комнатенки. Постояльцы, ночевавшие там, не жаловались, кому-то и вовсе пришлись по вкусу нижние помещения – меньше возни и шума. Говорили, что в них, как в норе, спрячешься – и не видно. Потому-то после изменений все оставили, как есть. И всех все устраивало. Каждый остался доволен.

Крепкий сон без тени тревоги, несмотря на обстоятельства, накрыл странников сразу, едва они устроились на новом месте, и он пришелся весьма кстати. Дикая усталость взяла свое, выжав немало соков даже из закаленных в дорогах наемников. Кирт, имевший обыкновение неплохо располагаться и спокойно отдыхать всюду, где придется – хоть захудалый постоялый двор, хоть на ладан дышащая лачуга, хоть голые камни, – отменно выспался, и теперь пропадал в местных банных. И ему было плевать на недавние ранения. Впрочем, те неплохо затягивались и особо не беспокоили. Илилла успела еще в дороге и прошлым вечером неплохо обработать раны, за что Кирт был безмерно благодарен. Погрузившись в огромное деревянное корыто, потертое, но чистое, наполненное молочного цвета водой, он расслабленно раскинул руки и слегка запрокинул голову. В банных, в отличие от жилых помещений, царила сонная тишина, облаченная в полупрозрачный пар и звук льющейся воды. В горячем тяжелом воздухе стоял терпкий аромат мыльной травы и дурманящих отваров, которые заваривали в оловянной посуде работницы купален. Облаченные в легкие белые сорочки, с заплетенными в косы волосами, босые, они молча или время от времени едва слышно перешептываясь, меняли воду в бочках, чистили скамейка и тут же стирали белье. Любая работа здесь не прекращалась даже тогда, когда кто-то приходил помыться, будь то женщины или мужчины. Многие, кто бывал в этом заезжем доме не раз, уже привыкли к такому укладу. Другие же смущенно или недовольно прикрывались и просили не мешать, но установленные порядки не менялись даже при настойчивых просьбах. К тому же работницы нередко помогали в купании: подносили простыни, готовили корыта, таскали воду, обмывали попадавших сюда немощных и даже больных, последних, правда, было намного меньше, и оказывались они в местной ночлежке очень редко. Среди батрачек встречались и старые, и совсем юные.

Одна из работниц, девица чуть старше двадцати зим, выплыла из паровой завесы и, подойдя к корыту, протянула Кирту кувшин с горячей водой. На ее лице покоились то ли безмятежность, то ли печаль, а глаза с холодной безразличностью смотрели на наемника, а может, и вовсе сквозь него. На мгновение она напомнила ему одного человека, чей образ – да и сам человек – остался в далеком прошлом, и который почти успел забыться. Но со временем он настолько исказился, что памяти уже не слишком стоило доверять, однако спокойствие и сдержанность, подпитываемая твердостью, не давали окончательно умереть воспоминаниям. А может, дело было в Эрде, ведь он был тем самым звеном, за которое и цеплялся один из призраков прошлого. За мимолетным видением, родившемся в утомленном думами разуме, возникло лицо и самого Эрда, ровно такое, каким его запомнил Кирт. Обрывки ушедших дней вспыхивали один за другим, обволакивали, увлекали за собой, словно хотели, чтобы Тафлер остался там навсегда. Тряхнув головой, наемник кивнул девушке, которая все еще послушно стояла над гостем. Наконец, дождавшись позволения, она молча вылила воду в корыто, затем, сняв с плеча жесткое полотенце, жестом предложила помощь. Но Кирту компания сейчас была ни к чему, да и помощь тоже.

– Не стоит, я как-нибудь… сам справлюсь.

Получив отказ, но нисколько не смутившись, работница так же молча удалилась к другим батрачкам. Оставшись наедине с мрачными мыслями – если можно было назвать банную, полную безмолвных женщин, похожих на привидений, и еще нескольких купальщиков, уединенным местом, – он еще какое-то время просидел в корыте, вновь погружаясь в воспоминания о давно минувшем. Протянув руку к лежавшим на скамье вещам, он покопался в них и вытащил наружу кулон Линти. Тафлер решил отныне всегда и всюду его носить, ибо эта вещица была последним из того, что осталось на память от брата. Тем, что можно увидеть, к чему прикоснуться по-настоящему. Уалин-брин все так же сиял огненно-рыжим, изредка переливаясь золотисто-белым – подобной красоты, не считая собственного меча, который украл Наллен, наемник ни разу не встречал.

– Что ж ты за тайну такую хранишь? – нахмурился Кирт, внимательно рассматривая камень и вспоминая туманные слова следопыта. И можно было поломать голову над загадкой, но не имея и малейшего намека, за который получилось бы зацепиться, хоть кроху ясности, вряд ли вышло бы додуматься до чего-то путного. – Даже смешно как-то. Эрд, Эрд, Эрд… Почему же ты мне ничего не рассказал, когда нужно было это сделать. Чего ждал? Знаю, ты за пазухой держал кучу секретов, которыми не хотел делиться даже со мной. Но… один из них, похоже, ты все-таки оставил мне, сам того не зная. Еще понять бы теперь, что с ним делать, как разгадать… если есть, что разгадывать.

Эрд нередко при жизни разговаривал так, будто пытался что-то утаить, при этом позволяя себе туманные и размытые речи и подсказки, которые только еще больше вводили в замешательство и ложные разгадки. И каждый раз он делал это с лукавой улыбкой, заранее зная, что пока сам ничего не объяснит, его никто не поймет. Его забавляли подобные недомолвки, в чем признавался не раз. Но та самая скрытность в итоге сыграла злую и роковую шутку с Линти, и его ошибку уже нельзя исправить. Можно лишь заставить заплатить за нее того, кто отправил Эрда к праотцам. Жизнь за жизнь – только так будет справедливо.

Еще немного повертев кулон в руках, теряясь в размышлениях, Тафлер убрал его назад в одежды, и, окунувшись с головой несколько раз и тяжело выдохнув, наконец, вылез из воды. Торопиться и идти было некуда, сейчас он это признавал, но и просиживать вот так без особого дела, придаваясь праздности, просто не мог себе позволить. Да, бывало такое, когда Кирт давал себе расслабиться, разрешал устроить хорошую попойку, пролежать на привале во время очередного странствия больше положенного, да даже потратить драгоценные минуты на какое-нибудь глупое развлечение вроде «костей и досочек». Но все же знал, когда стоит остановиться. Вернее, чувствовал, ведь его, чего скрывать, заносило порой, а разум в такие моменты не всегда самый верный помощник. Что ждало их троих, наемник не представлял, и хоть навязчивые мрачные мысли лезли в голову сами, ему сейчас хотелось меньше всего оказаться в их рабстве. Оставалось плыть по течению, пока что-то не прояснится, но по правде говоря, столь убогое положение не слишком-то и устраивало.

Едва Кирт вернулся в свою каморку, которая годилась только для чернорабочих или скромных, как он, персон, не имеющих ни громких титулов, ни баснословного состояния, как сразу же обнаружил на уже прибранной постели новую сорочку. Отмахнувшись от нее, он первым делом обошел ночлежный угол, проверяя, все ли на месте, ведь нигде и никогда – даже в самом омерзительном захолустье, полном всевозможного сброда – еще не было такого, чтобы кто-то осмеливался хозяйничать без гостя. Однако в Шадионе давно устоялись иные порядки, и во многих заведениях не считалось чем-то необычным и порицаемым со стороны владельцев и работников что-то сделать без ведома посетителя. Иногда это была подмена заказанных блюд на угощения по вкусу держателей в тех же харчевнях, или же вот такие непрошеные визиты со странными знаками внимания вроде белья или чего-то другого. Убедившись, что все на месте – а дорожных пожитков в комнате Кирта лежало немного, да и все самое ценное держалось при себе, – он вернулся к нежданному подарку.

– Как раз мой размер, – Тафлер несколько раз кивнул и криво улыбнулся, развернув и осмотрев сорочку: та явно на него не налезла бы и наполовину. – Что ж, и на том спасибо, всегда найдется тот, кому она будет в пору.

Наемник не нуждался в одежде, как и его соратница – им хватало того, что взяли в дорогу, однако теперь их маленькая компания пополнилась и лишние вещи точно не помешали бы. Да и сам Стьёл, который успел таки привыкнуть вставать рано и уже перебирал скарб, был бы только рад обновке. Умудрившись разжиться щеткой для чистки обувной кожи и даже иглой с грубой нитью, тот сидел у себя и корпел над собственными вещами, которые местами износились и выглядели не очень чисто. Дома, в Камышовой Заводи, ему часто приходилось чинить свою и домочадцев одежду, да и вообще все, что можно было залатать и привести в порядок. Бывало, мать заставляла его помогать тем же рыбакам, сети и полотна которых порвались, лишь бы делом был занят и приносил пользу вместо того, чтобы ходить, как на привязи за бездельником Нелосом. Но Стьёл не спешил беспрекословно следовать наставлениям отца и матери, и чем старше становился, тем меньше занимался надоевшей и давно сидевшей у него в печенках деревенской возней. Да и за все время, пока орудовал иглой, так и не научился держать ее как следует. И, вот, теперь ему пришлось вспоминать все, чему его когда-то учили.

– Никогда не подумал бы, что увижу такое, – в дверях стоял Кирт и, подпирая плечом косяк и скрестив руки на груди, со снисходительной улыбкой наблюдал за тем, как горе-воришка пытается зашить рукав. – Тебе бы лучше научится орудовать мечом или луком, а не тряпьем и сковородками. На вот, возьми.

Наемник бросил сорочку Стьёлу и тот, к собственному удивлению, едва подняв голову, тут же поймал ее.

– Что это? – парень нахмурился и с непонимание развернул рубашку. – Откуда?

– Нашел у себя. Местные держатели, похоже, решили расщедриться и умаслить новых гостей, хотя я не прочь получить чего-нибудь более весомое в дар. Но, справедливости ради, стоит быть благодарным уже за то, что не дали от ворот поворот, как принято у некоторых и не только в глуши и трущобах.

– Почему?

– Что почему?

– Зачем надо умасливать таких, как мы? Обычных путников, лица которых вряд ли вспомнятся на следующий день? Одно дело, когда все друг друга знают, как будто семья, а другое – чужаки. Пусть я и не бывал нигде, но знаю, что вряд ли вот такие знаки, – Одил натянул на себя сорочку и покрутил руками, – важнее денег. Странники получают угол и еду, а хозяева – звонкие монеты. И все довольны.

– Для простака и деревенщины ты прав и не так уж глуп, – добродушно рассмеялся Тафлер. – Думаешь-то так, как надо, как и большинство, но очень уж просто. Репутация. Она не менее важна, улавливаешь? Да, о нас забудут, как только уберемся отсюда, а вместо нас появятся другие, а может, и вовсе никого. Но! Там, за воротами, слухи разносятся быстрее ветра, и стоит только кому-то заикнуться о какой-нибудь мелочи, пустяке – об этом будут говорить уже через несколько дней на другом конце света. И плевать, хорошее или плохое болтают, правду или ложь, клевету или праведные речи – всё разойдется и всему будут верить.

– Или же что-то так и останется в тени, если станут держать язык за зубами.

– Верно, – одобрительно кивнул наемник и, наконец, прошел в каморку. – Жаль, что слишком часто умалчивают о чем-то тогда, когда лучше сказать, чтобы все услышали.

– И тайн стало бы меньше, от которых только одни беды и проблемы, – вздохнул Стьёл, явно вспомнив нечто неприятное. – Однажды мою семью чуть не выгнали из деревни из-за таких вот игр в молчанку, и мне бы не хотелось, чтобы это повторилось.

– Твоя заслуга? – прищурил глаза Кирт, не скрывая подозрений. Однако тяжелый и полный недоумения взгляд Стьёла заставил наемника пожалеть о поспешных выводах и прикусить язык.

Парень искоса недобро посмотрел на Тафлера так, как никогда прежде не смотрел. А ведь совсем недавно казалось, что в серых глазах не могло быть и тени настоящей злости или ненависти, и до этого мгновения в них отражалась лишь наивная доброта, встревоженность и искреннее изумление. Совсем как у ребенка, который едва вышел за порог дома и увидел иной мир, далекий от того, что заключался в четырех стенах.

– Не моя, а моих соплеменников. Кое-кто из них решил свои грязные секреты и проступки переложить на моего отца, оклеветать его в глазах наших. А если уж кто-то один из семьи в чем-то провинится серьезном, то позор и вина ложится на всех остальных тоже – таковы порядки в Камышовой Заводи. И наказание получат одинаковое все родственники до единого. А самое поганое, что были те, кто знал правду, знал, но молчал, и смотрел, как измываются над нами. Не знаю, чего они боялись, что даже языки проглотили… Как будто их заставили хранить тайну, угрожая смертью.

– Я бы не удивился, – Кирт качнул головой, уставившись в пол, и горько усмехнулся. – Это ведь самое действенное средство, а уж невежд сельских запугать проще некуда.

– Мой отец не вредитель, он никогда ничего никому не портил! Скажи они все раньше и по своей воле, то было бы лучше всем, а те твари не сбежали бы непонятно куда, – словно не слыша наемника, продолжал Одил. – Да и я тоже хорош, надо было раньше, да хотя бы на денек, наведаться к соседям и заставить их все рассказать, как было на самом деле. А я сидел и ждал чего-то. Но зато они надолго, а может даже и до конца жизни запомнят мой приход, – на этих словах парень потер шею и широко и довольно улыбнулся.

– Ты же не…

– Нет, я никого и пальцем не тронул… Ну, разве что немного глиняным горшкам досталось, и очагу, и, кажется, я разбил окошко.

– И что, они тут же побежали все выкладывать? Из-за побитой посуды-то?

– Ну-у, – протянул горе-воришка и виновато посмотрел на Кирта, – еще я сказал, что пожалуюсь на них королевским допрашивателям, чтобы те проверили их на отметины Бездны. А что еще оставалось делать? Ничего другого дельного я тогда и придумать не мог, мне всего-то было тринадцать. Знаю, что ничем не лучше оказался тех, кто наговорил на отца, но что взять с обычного мальчишки? Ты прав, напугать таких, как я, легче легкого – видел бы ты их лица. Наверное, попасть в руки Благословенным Клинкам для поганых трусов показалось намного страшнее, чем угрозы молокососа. Повезло, что они на это купились, потому что я вообще знать не знал даже, где искать этих самых допрашивателей.

Тут наемник не удержался и расхохотался во все горло, запрокинув голову. И сначала Стьёл насупился, не понимая, чего смешного он сказал, однако спустя мгновение тоже залился смехом – настолько нелепо и по-детски глупо теперь звучало то, что он когда-то нес с серьезным видом. И что самое удивительно – его словам поверили, и ни одного вопроса ни у кого не возникло.

– А вот теперь представь, парень, что вообще творится в мире, в каждой из провинций, в приличных на первый взгляд городах, где на деле полно мразей всех мастей, которые готовы подставить любого ради сохранения своего имени, состояния и жалкой жизни. И сколько таких, которые готовы умалчивать о злодействах и непотребщине без принуждения, и при этом имея для себя выгоду, – брезгливо поморщился Тафлер. – Ты видел только то, что было у тебя под носом дома, и это лишь самая малость той погани, что множится ото дня в день где-то там и вокруг нас.

– Я же не ты, мне не посчастливилось, как тебе, посмотреть и попробовать на вкус мир, но и без того знаю, как все устроено. Везде одно и то же, – Одил махнул рукой и продолжил одеваться – несмотря на жаркий огонь в крошечной железной печке, воздух в нижних помещениях был слабо прогрет.

– Не стоит равняться на кого-то, у каждого своя жизнь. Но если тебя это утешит, то я когда-то был совсем, как ты, и тоже многого не видел, не слышал, только жалкие крохи, пока нужные люди не показали все в истинном свете и не научили. Вот же Бездново пламя! Клянусь, иногда хочется, чтобы я вообще ничего не знал – столько грязи повсюду, о которой и не догадывался, и ведь глаза-то не закроешь.

Внезапно в комнатке воцарилась абсолютное безмолвие, словно каждый окунулся в свои мысли и воспоминания так глубоко, что потерялся в них на мгновение.

– А Или? – стряхнув с себя отрешенность, вновь оживился Стьёл.

– А что с ней? Она ничем не отличается ни от тебя, ни от меня, и уж можешь поверить, едва ли Илилла родилась мудрой провидицей или чтицей мыслей.

– А как же… ну, то, что она сделала там, в тупике, с тем бродягой? Что это было?

– Э, нет, дружище, меня не спрашивай, я в этом ничего не смыслю, да и не в праве обсуждать, но скажу, что ее дар – на редкость полезная штука. Знал бы ты, сколько раз он спасал нас, а однажды мне самому чуть не перепало, когда мы с Или были далеко не приятелями. А если хочешь получше разузнать, что и как, то спроси у нее самой обо всем, и если повезет, то расскажет. Кстати, где она? Есть разговор.

Одил тут же отвел взгляд и слегка сгорбился, сделав такое лицо, будто его поймали на разбазаривании последней еды бродячим псам или же за подглядыванием за девками в купальнях.

– Она ушла, – развел руками парень и пожал плечами, – сказала, что хочет одна пройтись и что-то проверить.

– Какого бешеного? Еще вчера сама же говорила, что нам не стоит бродить по городу и светиться лишний раз, особенно после случая с оборванцем а потом сама же нарушила собственное правило?! И ты даже не остановил ее?

– А у меня получилось бы? – вопросом на вопрос ответил Стьёл и преспокойно устроился на кровати, давая понять, что за Мелон не надо волноваться. – Не сажать же ее под замок. И еще она просила оставаться тут и не искать ее. Слушай, как думаешь, что Или задумала? У нее было такое лицо серьезное, явно не по лавкам и рынку решила пройтись. Тут что-то другое.

Кирт раздраженно выдохнул: то, что соратница даже не подумала сообщить о своих планах, ему не очень-то пришлось по вкусу. Подобное происходило уже не раз, и он слишком хорошо знал свою подругу, чтобы удивляться ее поступкам. И все же сейчас наемник бы составил ей компанию вместо того, чтобы развлекать навязанного странными и даже жуткими обстоятельствами неудавшегося вора. Но Кирт успел смекнуть, что неспроста напарница его оставила со Стьёлом, пока сама решила обойти Шадион в поисках неизвестно чего.