В тени веков. Погребённые тайны. Том II

Компания миновала еще пару караульных, которые не обратили на пришлых внимания, и вошли в город, встретивший их четырьмя массивными колоннами, держащими короткий свод. Тот тянулся от стены, служа верхней смотровой площадкой, и, нависал над частью лицевой парадной дороги, что уходила вверх по низкому склону. У самого его основания стояла тонкая высокая стела, объятая сплошным кольцом из белого гранита, крепившегося на серебряных спицах. Белоснежная мраморная плита, стремящаяся ввысь и окруженная с обеих сторон серыми каменными домами с небольшими окошками, смотрела на дорогу в обе стороны лицами самих первых правителей древности – женским и мужским. Выбитые из мрамора лики – грозного и величественного короля и благородной и мудрой королевы Старого мира – венчали стелу, на каждой из семи граней которой виднелись выгравированные письмена. Что они гласили, толком не знал ни один человек, даже для мудрецов и ученых персон письмена не открылись. Язык, что красовался черным золотом на мраморе, являлся одним из мертвых наречий древности, из тех, которые считались давно утерянными, и на которых никто уже не изъяснялся. Для простолюдинов он был, как часть чего-то непонятного, как давно стертые временем легенды, что превратились в глупые сказки; или же, как странное украшение или безделушка, доставшаяся от предков. Однако для искушенных и знающих мужей и женщин этот язык был подобно редчайшему сокровищу, в котором крылась неразгаданная тайна. И, пожалуй, среди всех земель Кордея, только в королевском городе и еще нескольких крупных на юге и востоке помнили об исчезнувшем языке и сохранили те крупицы, что от него остались.

Вдоль вымощенной крупным желтым камнем и чуть обледенелой дороги с обеих сторон тянулись двухэтажные дома серо-песочного цвета с плоскими крышами. Обнесенные налипшим снегом, с узкими, но высокими окнами с распахнутыми ставнями, со множеством пристроенных крылец и увешанные не горящими железными фонарями – нельзя сказать, что встречающий вид был печальным или же неуютным. Однако понурые и тусклые краски, что заглушила собой зима и разбавляли снежные заносы, ледяные ветры и померкшее небо, явно уступали бы летним или же весенним. По парадному двору, не отличавшемуся особым простором и размахом, туда-сюда торопливо сновали облаченные в военные одежды люди – поблизости стоял солдатский учебный гарнизон. И все же такая оживленность казалось странной.

– Зачем так много солдат? – присвистнул Стьёл, с неподдельным интересом разглядывая серьезные и бездушные лица прошедших мимо лучников и их ярко-алые плащи с вышитым королевским гербом. – Целая тьма. Их тут еще больше, чем снаружи.

– Да уж, и правда многовато что-то. Разве где-то проблемы? – Или вопрошающе посмотрела на Кирта, но тот только отрицательно покачал головой.

– Не знаю. Не слышал, чтобы кто-то сцепился или что-то не поделил, тем более здесь, иначе бы нас вряд ли пустили внутрь. Надеюсь, ничего серьезного, а то я пока сыт по горло приключениями, меньше всего хочется снова оказаться в какой-то заварухе. Лучше в теплой постели, но сначала неплохо бы залезть в горячую воду – от меня несет, как от собаки.

– И выглядишь ты так же, – уколол Одил, мгновенно отпрянув от Тафлера, почувствовав, что шутку едва ли оценят.

Простых же жителей на переднем дворе по пальцам можно было пересчитать – вся будничная суета и шум царили в глубине города, которая в одночасье накрыла путешественников, стоило им оказаться ближе к центральной площади. Масса уличных лавок, мелких и покрупнее конторок и бакалей, торговых и увеселительных заведений, пекарен, объятых пряными ароматами и запахом горячего хлеба. Дома в этой части Шадиона не слишком разнились с теми, что остались позади, разве что этажей имелось больше и крыши смотрели ввысь острыми коньками. Теснились постройки так, что между ними едва ли оставалось пространство, чтобы пробраться, и казалось, стены одних домов наползали на другие, образуя окаменелый водопад. Особенно это бросалось в глаза там, где жилища возвышались на подъемах и уходили дальше, к самому дворцу – город стоял на холмистой местности, на той части, где прежде когда-то высились величественные Зеленые горы. Но как однажды их создала природа, так она же их и уничтожила: земли в центре континента раньше часто «говорили», гудели, их трясло, будто в лихорадке. И горы, окольцовывающие цветущие холмы, постепенно стали терять свою монументальность, лишаясь кусков собственной каменной плоти, которую, казалось, ничем нельзя было взять или разрушить. И окончательно они пали, рассыпавшись на куски и провалившись в земную утробу, в ночь черной луны. Случающейся раз в сотню лет, снимающую слепую тень с границы между мирами, позволяющей с легкостью дотянуться тьме до людей, и принесшей с собой тогда не только невиданную бурю, но последнюю мощную тряску. Разумеется, многие увидели в таком необычном совпадении не иначе как знамение, что все именно так и должно быть. От Шадиона, возведенного спустя какое-то время на том самом месте, к незаселенным просторам и пашням по сей день тянулась глубокая расщелина, разлом, как главное напоминание о прошлом. Здешние мудрецы – прошедших и настоящих дней – в один голос твердили, что в этом и есть сила и даже защита краев, и пытаться как-то засыпать или спрятать расщелину не стоит. И они были правы: по всему континенту время от времени случались разрушительные бури, вспыхивала невыносимая и иссушающая все вокруг жара, бывали и падёж скота, и повальная порча урожая, и даже странные болезни, накрывавшие собой целые деревни. Но только не в самой Веланвии или же Тронте. Все напасти – творимые ли природой или богами – словно обходили стороной центральные провинции, позволяя жившим там людям чувствовать себя в полной безопасности и спокойствии. Но у всего и всегда есть две стороны: даже в столь безмятежных на первый взгляд местах не удавалось избежать и скрыться от того, что могли совершить человеческие руки. И торговля контрабандой и чем-то запрещенным было наименьшим из всех возможных земных зол. Порой случались кражи, драки или же нечто гораздо худшее, когда проливалась чья-то кровь.

– Это просто невероятно! Никто не поверит в деревне, что я здесь побывал, – оторвавшись от спутников, Одил с открытым ртом принялся крутить головой, разглядывая шумные и гудящие улицы и площадь.

Его жадный взор не мог охватить все, что окружало – глаза метались туда-сюда, стараясь рассмотреть каждую мелочь, деталь. Даже в Глациеме – а тот слыл не последним городом в том же Хиддене, и мог сравниться по важности с любым другим ключевым городом каждой провинции – горе-воришка не разглядел такого размаха. Правда, тогда его заворожил Глацием-Терра, после Камышовой Заводи и дрянных захолустий представлялось, что богаче и ярче места просто нет. Когда же парень ступал за ворота торговой северной столицы, он и не представлял, что позже окажется и в самом Шадионе, который способен пленить любого пришлого. И его жители по праву гордились этим, как и тем, что им выпало родиться или обосноваться здесь, а не где-то в захудалом и никому неизвестном захолустье.

– Эй! Подходите, подходите! Сегодня последний день, когда удача может улыбнуться вам, стоит только повернуться к ней лицом и всего лишь кинуть пару монет! – голосил во все горло, старательно перекрикивая других уличных торговцев, какой-то зазывала, обвешанный непонятным хламом и со странной птицей на плече. Подле его ног стояло три закрытых глиняных кувшина, из которых тянулось по веревке. – Клянусь всеми богами, если еще и покормите мою пташку, то она предскажет вам будущее! Не верите? Подойти и проверьте!

Рядом с крикливым фигляром, не прочим подзаработать на наивных ротозеях, настаивая попытать удачу и, возможно, выиграть неизвестно что, стояли такие же шумные и улыбающиеся во весь рот завлекалы. И каждый предлагал свое: кто обещал показать самих Высших и даже дать поговорить с ними, а кто заманивал магическими безделушками. Были и такие, которые за кругленькую сумму готовы были продать колдовские зелья, защищающие от всех бед на свете, или же эликсиры бессмертия, или же снадобья, дающие великую силу. И находились те, кто охотно верил каждому слову искусителей в облике старухи или же излучающего молодость крепкого паренька, или даже обворожительной девицы. Сказать, что блюстители порядка Шадиона, да и часть горожан тоже, были очень недовольны тем, что улицы пестрят разношерстными закликалами, означало, ничего не сказать. Но закон не запрещал их и те «развлечения», которые они так щедро предлагали. Конечно, бывало, какого-то плута, пойманного за руку на обмане, закрывали на несколько дней в местных темницах, заставляя при этом вернуть обманутым их деньги. Однако на этом все и заканчивалось – более жесткого наказания ни один не мог понести, и они просто продолжали появляться на улицах огромной столицы.

Стьёл, украдкой глянув на наемников, запустил руку под ворот и достал из вшитого внутреннего кармашка пару мелких монет. Последние деньги, которые он и потратить-то уже на что-то дельное не мог, глухо звякнули в отрытой ладони.

– Ты это чего удумал? – в голосе Илиллы проскользнули нотки недоумения. – Только не говори, что решил потратиться на это надувательство? Помнится мне, у тебя и так карманы пусты, а ты готов выкинуть на ветер оставшееся. Поверить не могу.

– Пусть делает что хочет, оставь его в покое, пускай хотя бы он распоряжается своими деньгами, – отозвался Кирт, которого напарница контролировала в излишних тратах и ограждала от непонятных забав. – Дай парню быть облапошенным. Несколько раз останется без штанов – и быстро научится обходить стороной вот таких проходимцев, – он кивнул на кучку ряженых мошенников, окруживших себя якобы магическими атрибутами и цветными тряпками.

– А вам, что ли, никогда не было интересно, вдруг повезет? И вы никогда не покупали ничего у таких торговцев? Не верю!

– У меня страсти нет к подобным сомнительным развлечениям, – помахала перед собой рукой Мелон. – Зато Кирта хлебом не корми только дай влезть в какую-нибудь игру на деньги или вообще подраться с кем-то. Но я всегда рядом и готова наставить его на правильный путь, – прозвучала ироничная колкость, на которую Кирт нисколько не обиделся.

– Да, да, да. С ней трудно поспорить. Но я всегда знаю, что делаю. Знаю, с кем лучше связываться и как, потому всегда в выигрыше, – самодовольно улыбнулся Тафлер, бравируя своими умениями и чутьем, и похлопал по кошелю с монетами, висящему на поясе. – Тут надо с умом подходить, а не кидаться на все подряд, и уж тем более надо обходить стороной уличных хитрецов. А вот Или совсем не азартна, если только дело не касается оружия и странствий. Так что, вот тебе совет: если захочешь пойти куда-то, чтоб выкинуть кровно заработанные, то она тебе не помощница – отговорит и отобьет все желание. Зато я всегда могу помочь, даже поделиться собственным везением, только не тут и не у этих проходимцев.

– А у меня дома говорят, что у них, – Стьёл указал на торгашей, – могут найтись редкие штуки всякие. У нас сосед купил у одного такого заезжего мешочек с семенами какими-то, а потом оказалось, что внутри были спрятаны самоцветы!

– Хм, дай угадаю: и никто, кроме самого мужика, в глаза не видел тех камней, да?

– Он нам не показал их, только сказал, ну и что с того? – пожал плечам парень и недоуменно посмотрел на Кирта, не понимая, к чему тот клонит.

Наемники переглянулись, и Кирт внезапно разразился хохотом.

– Ну ты даешь! – он по-дружески похлопал Одила по плечу. – Единственным сюрпризом среди бесполезного хлама уличных пройдох может быть только давно засохший навоз вместо ценной земли да козлиная моча, которую назовут хоть зельем вечной жизни, хоть невидимости. Да чем угодно!

– Хочешь сказать, что он соврал? – насупился Стьёл, чувствуя себя так, словно его окунули в ледяную воду с головой.

В историю с неожиданной и ценной находкой в Камышовой Заводи тогда все поверили, никому и в голову не пришло попросить показать камни или сомневаться в словах соседа. И разговоров было об этом столько, что обсуждали аж несколько недель, и многие не скрывали зависти к столь невероятной удачливости. А тут в один миг все переворачивается и оказывается, что это могло быть неправдой, и всех держали за круглых дураков.

– Смотри-ка, да ты догадливый. Похоже, у вас в деревне одни невиданные простаки живут, что даже свой легко сумел затуманить вам глаза. Не удивительно, что и твой друг так легко уговорил на глупую затею и обвел тебя вокруг пальца. И только не говори, что когда-то тебе неизвестный убогий провидец предрек корону на голову, а ты ему поверил.

– Нет, такого не говорили, – чуть помявшись, несмело ответил Одил, поняв, что он для наемников, как открытая книга. – Помню, один сказал, что судьба поменяется туда, куда я никогда и не смотрел…

– Все, хватит Кирт, отстань от бедняги – с него уже достаточно, – вступилась Мелон за горе-воришку, который успел хоть и неловко, но все же парировать выпад. – Себя лучше вспомни, ну хотя бы в первую нашу встречу: большего глупца и гуляки свет не видывал. И тогда ты был далеко не желторотым птенцом. Вспомни, сколько я потратила на тебя сил и времени, чтобы ты стал похож на человека. Вспомнил? Вот так.

– Но согласись, что даже перед таким животным, как я, ты с трудом устояла, иначе добрыми друзьями мы бы тогда не стали. Да и не таким уж пропащим я был, если хорошенько подумать.

– Ну да? Знаешь, что он вытворил в одной таверне и как потом за свою глупость чуть не поплатился? – слегка наклонившись к Стьёлу, прошептала Илилла и лукаво прищурилась. – Любое безрассудство кого угодно не сравнится с тем, что выкинул Кирт.

– Только посмей ему рассказать. Та история не для его ушей, – наемник резко развернулся, расправил плечи и, сурово посмотрев на соратницу, указал на нее пальцем. – Нечего ему знать то, из-за чего он потом возомнит себя невесть кем, еще и за мой счет. Тем более все это уже в прошлом, да и никто тогда не пострадал.

– Да брось! Зато поучится на чужих ошибках.

– Напомни, когда это я ему в учителя нанимался? Нет уж, хватит и того, что он теперь к нам, как веревкой привязан, и ладно хоть не намертво, – Тафлер и не думал уступать даже в такой малости, как посвящение какого-то юнца в то, о чем не хотелось и вспоминать.

Наемник предугадывал слишком бурную реакцию Стьёла, узнай тот о нелепице, чуть ли не стоящей свободы и даже чести Кирту. А виной всему была всего-то недальновидность… и, чего скрывать, упрямство и честолюбие. И, конечно же, изрядное количество деревенского вина, которым старательно опаивала его одна хитрая семейка, что держала кабак в непонятной безымянно дыре. Не будь тогда Илиллы рядом, то Кирт до сих пор торчал бы там, лишенный всех денег, без пальцев на ногах – или вовсе без ног – и с чужими детьми, которых нагуляла где-то навязанная женушка. Девка-то та была и впрямь хороша собой, но кто же знал, что она и ее родня в виде единственных братьев-мясников окажутся с гнильцой.

– Холодает, – поежилась Мелон, глядя в слепое небо, и тут же спрятала шею в плечи, приподняв ворот. – Надо осесть где-то, а остальное пока подождет. Только вот где?

– Попробуем туда податься? – Тафлер указал на слишком оживленную улочку прямо по курсу.

– С чего это ты так решил? – нахмурился Одил, старательно пытаясь разглядеть то, что мог приметить наемник.

– Где еда и жаркий очаг, там всегда полно людей. И сдается мне, там точно найдется место для еще троих чужаков.

– Да тут везде люди. Но стоит проверить, – последовало одобрение соратницы, – и мне уже все равно, что там будет и как, если найдется хотя бы крошечная комната, то буду рада чему угодно.

Компания обошла обледенелый фонтан, украшавший площадь Кайлы, что получила свое название в честь несчастной дочери одного из правителей далекого прошлого, и двинулась в сторону массивных построек.

– Ну и ну, и тут лицо, – протянул паренек, глядя на вытянутую вверх чашу, которую опутывало каменное тело грозного змея. – Помешанные они на них, что ли? Фанатики.

Из стеклянного шара, водруженного на широие подпорки в центре и покрытого тонкой коркой изморози, и впрямь выглядывал женский лик, высеченный из такого же мрамора, что и стелла. Когда-то образ Кайлы Талий, единственной дочери одного из первых королей Старого мира, было приказано увековечить в благородном камне. И ее замерший и навсегда юный облик по сей день так и оставался никем не тронутым – никто и думать не смел убрать сферу и снести фонтан. Со временем многое о Кайле успело растворится, превратиться в прах, однако об ужасной смерти безумной с рождения принцессы помнили хорошо. Да и как такое могло забыться? Несчастную заколол собственный брат алтарным ножом в давно снесенной часовне в день совершеннолетия Кайлы. И случилось это прямо на глазах у собравшихся. Зачем он это сделал, так и осталось загадкой; и даже стоя на эшафоте, наследник трона не пролил свет на содеянное. Убийца унес с собой в опозоренную могилу эту тайну, но люди меж собой говорили, не скрывая: он не просто убил, а принес в жертву сестру. Ибо ходили слухи, будто наследный принц давно связался с тем, от чего следует держаться подальше. Конечно, сплетни о тайной ложе, черных мессах, поклонении Бездна знает чему оставались всего лишь пустой болтовней, но они сумела наложить свой поганый отпечаток на тогдашнюю правящую семью.

«Посторонись, посторонись! Дайте дорогу!.. Торопитесь приобрести отменный котелки по выгодной цене!.. Не проходите мимо, загляните на огонек до закрытия в лавку диковинных вещиц!.. Только что привезенная свежайшая вода из самого горного источника, попробуйте, не пожалеете!.. Слыхали, говорят, из города никого не выпустят, пока бураны не пройдут. Оно и правильно, наверное, зато никто не пропадет… Точно, уж лучше дома пересидеть, в тепле. Боги, снега и сейчас хватает, страшно представить, как нас занесет в надвигающиеся метели», – раздавались со всех сторон обрывки фраз.

Несмотря на промозглый ветер, который с каждым часом только усиливался, некоторые окошки были распахнуты настежь, как и двери немногих среди бесчисленной уймы заведений. Мимо пронесся какой-то торопыга, навьюченный связанными деревянными заготовками и мешками, из которых сыпались мелкие опилки. За поворотом троица наткнулась на двух девушек, которые, явно угадав в скромной компании чужаков, тихо засмеялись. О чем-то быстро шепнув подружке, одна из юных особ как бы невзначай указала на Кирта, а затем на Стьёла, от чего тот мгновенно сконфузился. Однако уже спустя мгновение незнакомки исчезли из виду, а на смену им показался грузный мужик в грязной рабочей одежде. Что-то бурча себе под нос, он перекатывал небольшие бочки через улочку. Поглощенный своими заботами, он не обращал никакого внимания ни на одного человека, что успел за это время промелькнуть перед ним, огибая его тучную фигуру и груз. А народу здесь было в достатке, однако даже в столь жуткой суете, где каждый куда-то бежал, что-то делал, всё находилось при полном порядке. Даже возле ремесленной, у дверей которой в иных городках или поселках по обыкновению валялся всякий нужный хлам и мусор, стояла лишь пара ящиков, плотно приставленных к стене, да несколько деревянных палок.

– Хвала богам! Неужели я сейчас смогу наконец-то прилечь?! Кирт, а ты прав оказался, глядите, – воодушевленно воскликнул Одил, поправив на плече веревку от ноши. Ему не терпелось скинуть с себя котомку, стянуть сапоги и устроиться у огня, однако о своем горячем желании заикнулся только теперь, боясь, что своими разговорами будет только докучать. И все же сейчас он не удержался.

Улица уходила вглубь одной из частей Шадиона, огибала очередной холмистый подъем с лестницей и, упираясь в развилку, разбегалась в разные стороны. Свернув налево, в какой-то проулок, путники оказались рядом со скромным заведением, над которым висела табличка с надписью «Харчевня «Вороний глаз».

– Надеюсь, место названо не в честь главного блюда. Доводилось пробовать всякое, особенно, когда застревал в дороге неизвестно где, но сейчас как-то нет желания набивать свой живот птичьими глазами. А на все остальное я согласен, – не снимая перчаток и капюшона, наемник поднялся на низкое крыльцо и толкнул дверь. – Да тут почти, как дома! – воскликнул Тафлер, заходя в харчевню и зовя жестом за собой товарищей.

Внутри действительно все выглядело весьма уютно, и если бы не толпа постояльцев, занявших чуть ли не каждый угол, бесконечный звон бутылочного стекла, несмолкаемые разговоры и хохот, то можно было решить, что это вовсе и не общее заведение. В отличие от наружного облика, холодного, каменного, выцветшего, изнутри харчевня была обита светлым теплым деревом, не считая огромного очага. Даже пол оказался устлан аккуратными гладкими дощечками, новенькими, будто их только вчера уложили. По обе стороны от стойки, где крутилась невысокая и далеко немолодая женщина и двое мужчин, стены украшали нанизанные на толстые грубые нити всевозможные сушеные мелкие плоды и травы, чеснок, гроздья черного стручкового перца. Среди них попадались и связки с горчичными цветками, которые нередко добавляли в еду. И тянулись сушеные полезные запасы аж до самого потолка, некоторые и вовсе наползали на него и доходили до потемневших люстр. Заключенные в не счищенные наросты из свечного сала, те нависали так низко, что казалось вот-вот заденешь их головой. Массивные обеденные столы неплотно заставляли трапезный зал, но зашедшие на огонек визитеры исправили это «досадное упущение», заполнив собой все свободные места. И протиснуться сквозь шумных гостей, которые то и дело вскакивали из-за столов и принимались сновать из угла в угол или отчаянно жестикулировать, рассказывая очередную захватывающую историю, было непросто.

– Как дома, говоришь? – насмешливо прищурилась Или, покачав головой и обходя друга.

– И где это так людно в домах, что даже яблоку упасть негде? – задумчиво спросил Одил, оценивая харчевню.

– В Лиафе, – сухо отозвался Кирт.

– Что? Где? – чуть помедлив, выпалил парень и почесал затылок, силясь вспомнить город с таким названием. Но, разумеется, его скромных познаний хватало только на глупые выдумки, которые слышал от своих соплеменников, и знал он лишь о тех местах, которые были у всех на слуху.

После короткого осмотра зала все трое двинулись подальше от выхода, в единственный самый свободный угол рядом со стойкой. Кто-то из незнакомцев приметил вновь прибывших и зачем-то громко поприветствовал их, проявляя явное дружелюбие. На проходной выкрик глухо отозвались пара человек, поддерживая приветствие, и все вернулось в прежнее течение – каждый смотрел себе в кружку или на соседа по столу. Однако уже через минуту, едва путники устроились за еще неприбранным столом – куски раскрошенного хлеба, куриные косточки и разлитое пиво красноречиво говорили о том, что кто-то недавно успел неплохо подкрепиться, – как женщина за стойкой удостоила вновь прибывших своим вниманием.

– Да-а, сегодня народ валом валит, и еще бы! В такой-то день – Основание Трона! И если бы не денежки, что сыплются мне в карман, я бы силой заставила каждого за собой убирать. Клянусь всеми богами, при другом хозяине эта харчевня давно превратилась бы в свинарник, – она тут же выскочила в зал и принялась собирать объедки на поднос и вытирать пивные разводы. – Сейчас, погодите… Ну, вот, порядок. Добро пожаловать в «Вороний глаз», здесь рады каждому. Уж тут-то вы точно найдете все, что вам нужно, а еды – да на любой вкус, все, что захотите, как и выпивка.

– Выходит, мы удачно попали на торжество? Весьма кстати, – Кирт одобрительно кивнул несколько раз и бросил на стол снятые перчатки. Только сейчас, рухнув на стул, он ощутил странную и такую непривычную изможденность, однако точно знал, что больше его вымотала не дорога, а чрезмерно запоздалые последствия от ранения и отравления. Даже находясь в ледяных тоннелях под «Звенящим мешком», так остро это поганое состояние не чувствовалось. Но внезапная слабость не столько беспокоила, сколько раздражала наемника, хоть он и понимал, что неожиданная усталость временна. – Для начала принеси-ка… горячей можжевеловой наливки на двоих, а вот этому мальцу – чего-нибудь… мм… безобидного.

– Что, проблемы? – съязвила женщина, косясь на Стьёла.

– Проблемы, – отстранённо отозвался Тафлер, и тут же невинно развел руками, поймав на себе кислый и возмущенный взгляд парня. – Слышал, что в больших городах, таких, как Шадион, очень щедры на угощения в особые торжественные дни. Доводилось бывать в парочке, и меня там чуть ли не даром накормили так, что потом едва вылезал из-за стола.

– В других местах – может быть, а здесь подобный трюк не пройдет. И даром что-то в моей харчевне вы получите ровно столько же, сколько и остальные – по соленой рыбине на нос и хлеб, – хозяйка заведения выпрямилась и подбоченилась. – Хотя вам, как новым лицам, я еще накину сверху кувшин овечьего молока, так и быть.

– Идет. Неси. И еще: здесь зайчатину подают?

– А то! Лучшую во всей Веланвии!