В тени веков. Погребённые тайны. Том II

– Правду. Тогда я только и умел, что думать членом, а та тварь неплохо это учуяла, и решила охомутать, – Железный Кулак вытер рот бородой и развалился на лежаке. – Ладно, Дари, посмотрим, что тут за бриллианты водятся.

– Другой разговор!

Дорожник вышел за дверь и без всякого стеснения и в самой грубой и грязной форме проорал нечто непристойное с лестницы, затем спустился и позвал хозяев заведения. Внизу послышались возня, брань, шаги. Вскоре на второй этаж тучной бабищей была пригнана пятерка девиц, которые оказались свободны.

– Давай этих двух, – Манрид уверенно ткнул пальцем в сторону тех, что сегодня «встретили» его с Фесом, когда они вошли в бордель, и кивнул хозяйке. Рыжебородый недобро оскалился, смерив взглядом одну и вторую, от чего девки сразу как будто сжались, но возразить не посмели, хоть уже и чувствовали, что ничего хорошего им не сулит развлечение с чужаками. – И еще самую уединенную комнату, что у вас есть – не хочу, чтобы кто-то помешал.

Время неумолимо утекало, даже вечно беспечные и не следящие за часами горожане, для которых дни и ночи смешались в одно целое, а каждая минута ценилась не больше, чем рыбья требуха, это заметили. Почувствовали.

Порывистый злой ветер дул в спины двум фигурам, стремительно покидавшим Мелкоутёсье и направлявшимся в сторону Бездыханных равнин, в свое надежное укрытие. За вечно распахнутыми настежь воротами Манрид и Фес оседлали лошадей, которых им за сдельную плату продал сонный конюх, и, не оглядываясь, двинулись подальше от грязного городка. На поясе рыжебородого красовалось порванная тонкая нитка поддельного жемчуга, на застежку которого накрутились спутанные и слипшиеся от темной крови волосы. Грязно-багровые потеки осквернили собой и нежный перламутр сколотых бусин, придавая жуткую уродливость украшению, которое еще час назад висело на шее одной из блудниц. Рядом же с остатками дешевого ожерелья болтался почти под корень отрезанный язык, с которого все еще капала кровь. На грубом лице рыжебородого тенью легло мрачное удовлетворение, а уголки губ едва тронула мерзкая улыбка, что не смогло ускользнуть от взгляда Костяного, который небрежно вытирал руки о жесткий мех накидки. В его голове до сих пор звучали нелестные реплики наглых девок, насмешки и откровенные оскорбления, но это уже было не так важно, как и их мольбы и слезы. Две жалкие жизни – кому они нужны? И единственным напоминанием о том, что когда-то в какой-то поганой дыре существовали две треклятые потасканные девки, не умеющие вовремя заткнуться, являлись маленькие трофеи, что прихватил с собой Железный Кулак. И бандитам было уже все равно, что творилось в борделе, и они не слышали брани, проклятий в их сторону и крики хозяев «Лона богини» и других девиц, толпившихся в подпольной комнатке. В той самой, где развлекались бандиты, и где остались лежать два бездыханных тела, на коих живого места не было. Хитрец же Дари, почуяв, что к чему, успел улизнуть из заведения вовремя, однако гнев жадных и беспринципных владельцев не миновал и его. Те разразились обещаниями разделаться с ним за то, что «он привел диких животных сюда и те испортили товар». Однако дорожник знал, что вскоре люди остынут, и за небольшую компенсацию все забудут, и он снова станет желанным посетителем. Впрочем, как случалось уже не раз.

Темень сгущалась над равнинами. И к моменту, когда Манрид и Фес добрались до логова, землю накрыла глубокая ночь, лишенная луны и звезд – с приходом мглы наплыли и снежные тучи. И все же природа смилостивилась над бандитами, и пока они не переступили порог убежища, снег и не подумал сорваться. Его и без того хватало на полях, на подступах к нему и на дороге, ведущей к бывшему рабочему бараку. С трудом пробравшись через сугробы, двоица буквально ввалилась в дом – перекошенная дверь успела примерзнуть в углу и пришлось попотеть, чтобы ее открыть. На настойчивые стуки и крики никто из шайки не явился, что незамедлительно привело Железного Кулака в ярость. Он считал, что даже посреди ночи – да когда угодно – и при любых условиях, пусть хоть явится сама смерть, его люди должны быть на своем посту, не спать, не пить и не есть, если их «вожак на охоте». И он не терпел, когда нарушались его порядки и правила, которые он установил еще задолго до того, как те, что сейчас грелись о очага, попали к нему в банду. И если бы в былые времена рыжебородый не взял все в свои руки, не накинул незримую удавку на шею каждого, кто тогда помыкал им и вытирал об него ноги, то он давно бы сгинул. Так вышло, что считаться с ним стали лишь в момент, когда он показал истинную свою сущность, а поскольку страх и пощада были ему чужды, то подмять каждого под себя ничего не стоило. К счастью, Манрид никогда не брезговал пускать в ход грубую силу, и еще в молодости ему нравилось смотреть, как те, кто перечит ему, умываются собственной кровью. Однако сейчас, спустя столько лет, он начинал жалеть, что прежних людей, которые некогда пополняли ряды его приспешников, уже нет, а вместо них – ленивый сброд. Не считая верного Феса, которому доверял, как себе.

На пороге их встретила пустота и полумрак: стул, который должен быть всегда занят, одиноко стоял где-то в стороне от стола, на котором догорал свечной огарок. По деревянной столешнице растекся, успев наползти на оставленное нарезанное яблоко, и давно застыл почерневший воск. В ту же секунду по коридору пронесся грубый гогот, послышались наперебой мужские голоса, среди которых звучали совсем незнакомые. Рыжебородый, поняв, что в его логове сейчас находились чужаки, издал неприятный гортанный звук и ринулся вперед по коридору.

– …а я и говорю ей, что лучше меня у нее мужика еще точно не было. А эта дрянь взяла и заплатила мне! Подзаборная девка заплатила тому, кто сам платить должен! Нет, вы такое видели когда-нибудь? – вещал какой-то коренастый мужик с огромным шрамом на лице, взобравшись на стол.

В одной из комнатёнок, служащих и столовой, и спальней, и кладовой одновременно, под звуки звенящих бутылок, треска поленьев в очаге и отвратительного оглушающего хохота наперебой горланили остатки шайки Манрида в компании неизвестных персон. Рядом с Долтом, что уже порядком охмелел от выпитого и явно едва держался, чтоб не свалиться на пол, сидели двое неопрятного вида нескладных верзилы и перебирали охотничьи ножи. По столу вместе со шрамированным расхаживал, пританцовывая, какой-то юнец. У самого очага вместе с другими приспешниками рыжебородого расположились еще трое мрачных чужаков, выглядящих гораздо серьезнее остальных незнакомцев. Они то и дело что-то перебирали в своих кошелях и демонстрировали это бандитам, а те только одобрительно кивали. Единственный, кто не принимал участие во всеобщем веселье и гулянке, был Уден, который спокойно и молча сидел в стороне и с ядовитой ухмылкой наблюдал за происходящим.

Воздух рассекло лезвие маленького ножичка без рукоятки; стремительно вращаясь, оно пронеслось перед носом одного из сидящих за столом людей и вонзилось в оловянный кувшин, стоявший у ног незнакомого паренька.

– Эй, ты что творишь? Еще немного, и мне пришлось бы выковыривать нож из себя! – брызнул слюной ошарашенный и перепуганный чужак, и тут же соскочил со стола. – Ты вообще кто еще такой?

– Сейчас ты узнаешь, кто, – прошипел рыжебородый и медленной тяжелой поступью прошел в комнату. – Сейчас вы все узнаете.

– Манри-ид! – внезапно воскликнув, протянул Долт, лениво вставая с места и поднимая над головой кружку с медом, приветствуя главаря. – Мы уж думали, что ты провалился в Бездну вместе с Фесом. Думали, вас повязали и гниете где-нибудь в подземелье или крыс кормите.

Люди Железного Кулака, едва тот подал голос, напоминая о себе, моментально оживились, стали молча и удивленно переглядываться, точно перед ними стоял не человек из крови и плоти, а призрак из глубин небытия. Кто-то чуть ли не на полусогнутых тут же принялся суетиться, крутиться перед ним, попутно что-то болтая и объясняя, распыляясь, что они «все задницы себе отсидели тут». Незнакомцы же напротив притихли, настороженно разглядывая неожиданно и так некстати вернувшегося главаря, о котором успели узнать достаточно. Трое мрачных личностей у очага, как один, нахмурились и развязно развалились на стульях, оценивающе сверля того, на кого они теперь должны работать, как им обещали.

– А мы тут решили выпить за новых людей, – присвистнул долговязый, обводя рукой присутствующих и облокачиваясь на одного из детин. – Нас стало слишком маловато после того раза, а шесть человек – это несерьезно… Это не банда никакая…

Костяной Фес, вытерев рукавом лицо от растаявшего снега, мельком посмотрел на пришлых и, похлопав по плечу рыжебородого, неспешно направился к огню. Сняв на ходу мокрые одежды и рубаху, будто намеренно оголяя свои шрамы-печати на спине, чтобы их видели все и каждый, он прошел прямо мимо хмурой троицы и пристроился у теплой каменной стены.

– Мне кажется, или что-то тут без нас поменялось? Не припоминаю, чтобы здесь околачивались незваные рожи, да и порядки вроде были другие. А ты, Манрид? – Костяной плюнул в огонь и непринужденно стал стягивать сапоги и разминать замерзшие ноги, хрустя искривленными пальцами.

– Кто посмел? – лицо главаря вмиг побагровело, рот искривился, а дыхание стало тяжелым и шумным. – Кто привел этот сброд сюда?!

Логово на равнинах было исключительным и особым местом, которое он считал единственно надежным, защищенным, где его точно никто не мог найти, даже если очень захотел бы. И не зря когда-то разбил здесь свой постоянный лагерь, выбрав оставленные проклятые земли, зная, что тут никто со стороны не помешает вести дела. И в одно мгновение его правила были паскудно и за спиной нарушены! Подобное Манридом расценивалось не иначе, как предательство, и требовало немедленной расправы над осмелившимся на своеволие. И мольбы никакие уже не спасли бы.

– Нутром чую, что знаю, кто это, – Фес сгорбился, чуть опустил голову и, принявшись водить языком по зубам, покосился на державшегося в тени Мора.

– Вас действительно долго не было, – непринужденно пожал плечами тот, не думая даже подняться с места и поприветствовать как следует своего вожака. – И я решил не тратить попусту время, ведь…

– Так это твоя работа? – рыжебородый оборвал на полуслове Удена. – Дай-ка я тебе кое-что объясню, – он снял с себя походную накидку, расправил одежды, будто готовился к выходу в свет, пригладил бороду и, мерно обойдя помещение, подошел к Мору.

Несколько секунд Железный Кулак просто молча нависал над ним, слушая ничего не значащие сейчас речи и объяснения. Мгновение – и послушался тупой и глухой звук удара: в жесткой руке в одночасье оказалась увесистая металлическая пепельница, которой припечатали в челюсть Удену. Парень не издал и звука и сразу же свалился на разбросанный в углу хлам, хватаясь за лицо и разбитую губу. Не давая ему прийти в себя, рыжебородый нанес еще один удар пепельницей, да такой сильный, что от нее отвалилось донышко и отлетело куда-то в темноту. Отбросив уже ненужную безделушку, Манрид обеими руками схватил Удена за грудки, вытащил на середину комнаты и изо всех сил пнул его в живот. Тот тихо застонал и сжался в комок.

– Слушай, Манрид, может будет с него, убьешь ведь, – произнес кто-то робким и дрожащим голосом. – Да и что он такого сделал-то?

– Что? Что-о?! – заорал во всю глотку главарь, метнув яростный взгляд на осмелившегося перечить. – А я тебе тоже объясню, что. Подойдешь? Или мне самому подойти? Хочешь присоединиться к нему?

Неприятного вида мужик умолк, сделал шаг назад и, скрестив руки на груди, отвел взгляд, явно не желая мешать внезапной экзекуции.

– Никто не посмеет без меня решать что-то! Я устанавливаю правила, я один могут делать с этим местом, что захочу, как и со всеми вами! Но до вас не доходит. Так я объясню вам как следует, что к чему, и если бы не я, то каждый давно уже сдох где-нибудь в канаве, в клетке или на виселице! И так вы выражаете мне свою преданность и благодарность за то, что когда-то подобрал вас и не дал подохнуть раньше времени?! Сговариваетесь, значит?.. Пора напомнить, что бывает с заговорщиками. А после – займусь погаными подзаборными псинами.

Последние слова относились к чужакам, и некоторые из них не на шутку обеспокоились и занервничали. Железный Кулак опустился на одно колено, вцепился в волосы Удену и два раза ударил его головой о пол. Алая кровь хлынула изо рта и носа, залив собой выбившийся из-под жилета ворот серой рубахи и заляпав потеками обшарпанные половицы.

– А теперь ты отправишься вниз, и будешь прозябать там столько времени, сколько я скажу, – зло произнес рыжебородый, склоняясь на отключившимся Уденом. – И тебе посчастливится, если еще откроешь глаза. Вы двое, – он резко поднялся и указал на Долта и того, кто решился возразить, – в подвал его.

Глава II. Полутона в тени

Отовсюду несло сыростью и гнильем, тянуло пронизывающим мертвым холодом, будто окружали не стены крохотной каморки, а со всех сторон придавливала земля старой и всеми забытой могилы. Убогой безымянной ямы, вырытой в мерзлой тверди, где давно погребены и прокляты чьи-то кости, опутанные стылой темнотой. В подвальном полумраке, тронутом едва горящим тусклым фонарем, послышалась твердая поступь. Шаги становились все ближе и громче, однако вскоре они оборвались, но лишь на мгновение; со скрипом и тяжело щелкнул засов, покрытое трещинами и царапинами дерево затрещало, словно его сжали в огромных тисках, и старая дверь, ведущая в одну из оставленных кладовых, с шумом распахнулась.

– Знавал я одного выскочку, который вечно крутился рядом и всюду совал нос туда, куда не просят, постоянно открывал свою пасть, думая, что его слово имеет вес. Путался он так под ногами долго, им уже были все сыты по горло, особенно те, кто имел власть и не собирался ею делиться. А таким людям дорогу переходить не стоит, и тем более метить на их место, и они не скупятся на расправу. И правильно делают, а иначе нельзя. Иначе можно оказаться на самом дне и среди тех, кто живьем тебя разорвет. И вот однажды он допрыгался: решил, что может равняться с теми, кто ему платит, под чьей крышей живет, с чьей руки жрет. И кое-кому это сильно не понравилось. Этого мелкого ублюдка, который шнырял везде, просто вздернули на дереве и выпотрошили, как рыбу, – Манрид переступил порог и провел пальцами по изогнутому лезвию своего трофейного «скорпионьего» кинжала, с которым никогда не расставался, и которым дорожил настолько же сильно, насколько дорожил своей жизнью.

– Давай уже перережь мне горло и закончим на этом, ты же для того пришел? – парень прищурился и впился глазами в кинжал.

– Не гони лошадей, я еще успею это сделать. Когда угодно и где угодно. Скажи-ка мне лучше, Уден, откуда ты вообще такой взялся? Из какой дырки вылез? Давай-ка вместе немного подумаем и вспомним кое-что, – рыжебородый уселся напротив привязанного к подпоркам Мора и прижался спиной к стене. – До сегодняшнего дня, да и вообще до недавнего времени ты и голоса не подавал, я даже не знал о твоем убогом существовании, не знал, что такая тварь завелась в моей прекрасной и теплой компании. И вдруг такое пустое место заговорило и начало позволять себе слишком много. С чего это, а? Ты за кого меня держишь?

– Знатная вещь, – ответил невпопад Уден, переведя тяжелый пытливый взгляд с оружия на главаря и обратно.

– Нравится? Когда знаешь, чего хочешь, когда оказываешься в нужном месте и в нужное время, то такие полезные и ценные штуки попадают тебе в руки чуть ли не сами. Вот и мне свезло, но одним богам известно, чтобы было, если б я лично и крохи усилий не приложил, чтобы попасть туда, куда нужно. Но с этим, – рыжебородый тихонько постучал себе по виску пальцем, – все в порядке, так что, сам понимаешь.

Уден молчал. Его не волновали сейчас ни разбитый нос, который изредка дергала острая боль, ни рассеченные губы, ни ноющая челюсть. Казалось, его не волновало вообще ничего, даже собственное незавидное положение, которое могло стать намного хуже в любую минуту, скажи он что-нибудь не то или пошевелись не так. На его лице покоились холодность и полное равнодушие, впрочем, как и всегда – выражение не поменялось нисколько, а в темно-синих глазах читались только мрачное спокойствие и странная заинтересованность неизвестно в чем.

– Знаешь, каково испытывать проклятый зуд, когда невыносимо чешется где-то, особенно внутри, а избавиться от него не можешь? Вот и у меня сейчас руки чешутся до костей. Кожу готов содрать – так хочется прихлопнуть тебя, как поганую надоедливую муху.

– Так за чем же дело стоит? Чего медлишь? Что останавливает? – все с тем же каменным безразличием отозвался Уден, уронив голову набок и спокойно уставившись на главаря.

– Кто. Они. Они меня останавливают, – проревел Манрид, наклоняясь к парню и указывая куда-то на дверь, – и тебе следует быть благодарным. Твоя жалкая шкура ничего не стоит, но ты, похоже, в любимчиках у удачи, раз она спасает уже который раз. Будь все иначе, то уже давно захлебнулся в своей крови. Проклятье, ты настоящий везунчик! – перемены в настроении рыжебородого становились все острее и заметней, будто два разных человека поочередно являли себя миру. Главарь поднялся на ноги и принялся расхаживать по подвальной «темнице», с азартом посвящая приспешника в происходящее. – Я тут потолковал с теми, кого ты привел, знаешь ли, стало любопытно, что за мусор пригрелся у меня в логове. Но нет, оказалось, стоящие люди, не отребье безрукое, и головы есть на плечах, у одних даже имеются хоть и мелкие, но надежные связи в Хиддене, а это пригодится. Почти все умеют обращаться с оружием, а такие мне и нужны, особенно сейчас. Даже тот сопляк, который бахвалится, что отменный вор, может держать в руках лук. И где же ты их нашел?

– Кого где. Одного – в придорожном бараке для бедняков, других – в безымянной поселковой дыре, они как раз искали работенку. На тех троих, у которых связи, наткнулся у старой развилки, где обычно останавливаются караванщики. А вот карманник подвернулся под руку совершенно случайно, когда пытался обчистить… меня.

– Что? Отменный вор, ловкач, который попался, как дурак? – Железный Кулак гоготнул, брызнув слюной, и с отвращением посмотрел наверх. – Если бы он знал, к кому полез в карман, то был бы осмотрительнее. Ладно, пускай пока расслабятся, думают, что все улажено, а я буду следить за ними, наблюдать за каждым. Теперь твоя жизнь полностью зависит от них, и если кто-то выкинет чего такого, что мне не понравится, если кто-то решит подставить меня, то уже точно снесу твою поганую головешку. Ты будешь отвечать за тех, кого притащил, собственной шкурой.

– Конечно. Как скажешь.

Железный Кулак еще раз смерил недовольным и брезгливым взглядом Удена, затем обошел подпорки и обрезал веревки, сковывающие парня. Тот, не произнеся ни слова, расправил плечи и потер запястья, разгоняя кровь в затекших руках.

– У нас сейчас нелегкие и паршивые времена, но скоро они закончатся. Надо перемолоть кое-что, проверить и собрать вещички. И вам всем, – рыжебородый несколько раз ткнул пальцем в грудь Удена, – придется постараться, чтобы не напороться вот на это, – он снова продемонстрировал кинжал.

Манрид обожал показывать при любом удобном – и не очень – случае, что для расправы у него есть не только голые руки, которыми он любил пользоваться не меньше, чем оружием. И он считал, что нет ничего лучше, чем видеть и чувствовать, как то, что дано от природы и с рождения, забирает чью-то жизнь.

– Что, вылазка? Сваливаем куда-то? Удалось узнать что-то важное? – посыпались вопросы, однако звучали они так, словно за ними ничего не крылось, ни малейшего искреннего интереса.

– Да. И от того, как решим вопросы и провернем дело, зависит наша свобода и останутся ли при нас наши головы. Надо добраться до дороги Старейших – она нас выведет прямиком к кучке мразей, с которых я собираюсь потребовать должок.

– Дорога Старейших? Эта та, что в уйме километрах отсюда?

– Если положиться на это, – Железный Кулак достал из-за пазухи сложенную карту, – то срежем добрый кусок пути, по которому все привыкли ехать.

– Ты?.. Не говори, что решил двинуть по обходным тропам. А не стоит ли проверить сначала, насколько они хороши?

– На это нет времени, тем более все давно рассчитано.

– Хм… Я бы не рискнул довериться неизвестному пути, который прочертил тоже неизвестно кто. А если это ловушка? Вдруг кто-то захотел прибрать к рукам то, за чем ты гоняешься? И сколько выложил за помощь?

– Много болтаешь. Или у тебя есть план лучше моего? А может ты хочешь еще и мое место занять, повести людей другим путем? Не думай, что умнее меня, и что можешь трепаться, о чем взбредет в голову, – рыжебородый сжал зубы, – и если я захочу, то узнаю, что таится в твоей башке раньше, чем ты сам. Иди готовь новеньких, объясни им что к чему – скоро уходим. Надо успеть до буранов.

– Слишком рискованно, нас занесет и мы замерзнем в снегах. Переждать было бы разумнее, Манрид, и со мной согласятся многие. Представь, если застрянем по дороге. Хочешь, чтобы твои люди тебя же разорвали на куски за то, что так легко отдал их в руки смерти? Благодарности за такую «свинью» точно не жди.

– Я что-то не вижу баб среди нас, так что, никому отсидеться в логове не получится. Хотя-я… Помню, по молодости имел одну девку, отбившуюся от семьи, гулящую, палец в рот ей не положи, так она и то не ныла и не жевала сопли, как ты сейчас. Дикая и своенравная дрянь была, впереди всех мужиков лезла, и я ни разу не слышал, чтобы она выла из-за какой-то ничтожности. Хватит скулить уже. Теперь пошел наверх и занялся делом, или тебя назад привязать? Ну что, отличный выбор? Зато твоя шкура будет в тепле, пока мы работаем. Только не думай, что получишь хотя бы один лирий, – не дожидаясь ответа, главарь развернулся и зашагал прочь из подвала.

– Попробуй сначала заполучить свои деньги, – последнее, что услышала подвальная каморка, прежде чем полностью опустеть. Слова, сорвавшиеся шепотом с разбитых сухих губ Мора, застыли и растворились в холодном воздухе, не успев долететь до ушей Манрида.

Горько пахнущая горячая вода обжигала, словно раскаленное до бела железо, причиняя едва выносимую боль. Впрочем, она затихала так же быстро, как и вспыхивала, стоило лечебному средству, пусть и не самому лучшему и безопасному, попасть на рану. Несколько мгновений – и ощущение, что кожу облизывает открытое пламя, проходило, оставляя после себя только красноватые пятна и мелкие волдыри. Пригодные лекарские запасы в логове давно иссякли – Железный Кулак не особо заботился о таких мелочах, а стоило, о чем ему не раз говорили, – а то, что осталось, давно протухло, и даже зацвело. Среди же того, что еще можно было пустить в ход, не находилось ничего полезного: мешки со старыми засушенными сборами из неизвестных растений и ягод, подозрительные порошки в пыльных и мутных бутыльках. Наполовину заполненные деревянные коробочки непонятными испорченными мазями, которые все еще источали выедающие глаза запахи; в дорожных рабочих ящиках, среди пузырьков, старых порванных записей, попадалось то, что осталось от сушеных грибов. Ядовитых и нет. Все, что имелось в самой дальней комнатенке бывшего рабочего дома, когда-то принадлежало двум мелким казенным лекарям, дабы те на месте лечили землепашцев. Однако они не очень-то стремились к порядку и аккуратности, и грязи и хлама от них было больше, чем помощи. Потому Удену пришлось обходиться тем, что имелось в его личных закромах. И одним из его тайных запасов была скромная и дешевая бутылочка с горячей водой, которую он успел купить у какого-то торгаша еще в Трех Дубах. У того ничего лучше на полках не нашлось и пришлось взять, что осталось – дрянную настойку из подножных ингредиентов. Заживляющее лекарство для бедняков, коей ни Мору, ни его семье никогда не приходилось пользоваться. На такие случаи у них имелось гораздо более действенное и дорогое средство, которое не каждому было по карману. Там же, в Трех Дубах, заодно обзавелся и туманным отваром – далеко не безобидным средством для рассудка, и способным вместо тревожного сна и диких видений убить, если не рассчитать. Уден ухмыльнулся: его все еще забавляло и удивляло, как никто из банды ничего не увидел, не услышал и не узнал, особенно вездесущий Фес, который сновал всюду, как крыса, и которого стоило опасаться, как открытого неистового огня. Он стоил Железного Кулака, который при всей своей беззастенчивости, был настоящей неожиданностью – от него можно ожидать, чего угодно. Снова с брезгливостью взглянув на обжигающую воду, парень последний раз прижег ссадины и раны, небрежно бросил использованные лоскуты от разорванной рубахи на пол, закупорил и убрал бутылочку под одежды.

– Эй, Уден! Где ты, сопляк? Там надо отвести новеньких в конюшню и заняться лошадьми и повозками! И провизией тоже! – снаружи раздался хриплый громкий голос, и вскоре дверь в бывшую лекарскую со скрипом отворилась и в проеме показался Долт. – А, вот ты где! Надо было сразу догадаться, что зализываешь раны в углу, как побитая собака. Фес так тебя и назвал: брехливая псина.