Оковы солнца

Я поправляю кружево на платье и заплетаю волосы в свободную косу. Внизу уже слышатся голоса, и сердце подскакивает в груди. Два десятка мужчин, глазеющих на меня, как на кусок мяса. Два десятка пьяных мужчин, находящихся в одной комнате с невестой врага… Все внутри холодеет.

Возможно, стоило бы остаться здесь и дождаться момента, когда меня позовут, но я не хочу злить никого из присутствующих в доме. Собравшись с духом, я спускаюсь. На втором этаже светло, тепло и шумно. Мужчины сидят за длинным столом, громко разговаривая и жадно уплетая приготовленные блюда. Никто из них и не помнит обо мне, но стоит только ступить в комнату, как разговоры тут же смолкают, и тишина обрушивается на меня со всей тяжестью. Несколько секунд я слышу только свое дыхание, но потом Алтан мельком улыбается и подзывает к себе.

– А вот и наша знаменитость. Друзья, позвольте познакомить вас с Дарианой.

Мужчины без стеснения осматривают меня. Чьи-то глаза полны пренебрежения, чьи-то – дерзости, чьи-то – похоти. Я впиваюсь пальцами в юбку, стараясь устоять на ногах и выдержать взгляды.

– Садись сюда, – командует Алтан и, подвинувшись на деревянной скамье, освобождает место рядом с собой. На столе уже стоит предназначенная мне тарелка, но сейчас я сомневаюсь, что смогу съесть даже маленький кусочек.

– Ничего девочка, – бросает кто-то одобрительно, и меня начинает мутить. – Надеюсь, Арагон сильно расстроился.

В его взгляд просачивается жестокость, и остальные гости согласно кивают. Какая мерзость!

– Ну, как тебе у нас, Дариана? – обращается ко мне молодой парень с длинными русыми волосами, и мне хочется запустить в него кувшином. Я не знаю, какого ответа он ждет. Может, не ждет никакого и просто насмехается, понимая, в какой дыре они живут.

Постепенно разговоры возобновляются, и внимание гостей возвращается к еде, отчего я позволяю себе опустить голову и уткнуть взгляд в сцепленные на коленях руки. Слезы жгут глаза, но я не могу расплакаться здесь.

– И что ты планируешь с ней делать? – задает вопрос Алтану один из гостей, и я перестаю дышать.

– Тебе что, во всех подробностях рассказать? – усмехается Алтан, и мужчины заливаются смехом, а меня охватывает смесь отвращения и воодушевления. С одной стороны, от этой гадости просто тошно, с другой же, лишь от мысли о возможной близости с оковавшим меня мерзавцем что-то внутри начинает трепетать. Как же я ненавижу эту реакцию! Руки сжимаются в кулаки, и я изо всех сил борюсь с желанием вскочить со скамьи.

Но ведь физически мне ничего не мешает. Оковы не влияют на возможности – лишь на чувства, а это значит, что дело только в силе воли. Я могу перебороть это.

Но может ли все быть так просто? Тогда что удерживает десятки прикованных к магу в моей деревне? Неужели они смирились? Я бы еще могла понять угрызения совести преступников, но ведь среди окованных есть и жители других деревень. Неужели и им недостает мотивации? Разве они могут быть рады служить врагу?

– В моей деревне есть кто-нибудь из ваших жителей? – вдруг спрашиваю я, и все замолкают. Я подала голос. Диковинный зверек пошевелился, и всем стало интересно.

– Мой брат, – отвечает мужчина, сидящий слева от меня. Высокий, худощавый, с длинными черными волосами, собранными в хвост. – Ему четырнадцать. Было двенадцать, когда его забрали.

– Но я не помню детей среди окованных… – растерянно произношу я. Четырнадцать? Как такое может быть?

– Конечно, их не будут держать на виду, – отвечает собеседник. – Скорее всего, он работает в доме мага.

– Но наверняка ваш брат оказался там не просто так. Он был шпионом? – пытаюсь найти оправдание я. Ребенок среди окованных. Это так дико, что я едва верю. Арагон не мог пойти на такое просто так, должна была быть веская причина.

– Это оправдывает то, что ребенка лишили семьи? – вдруг спрашивает мужчина рядом с Алтаном. Он высокий и большой, но не оттого, что слишком много ест – даже сквозь одежду видны горы мышц. На вид ему около пятидесяти, но он крепок и здоров как прежде. Взгляд его суров, но в то же время излучает некую мудрость, и я понимаю, что не могу презирать его, как остальных. Не знаю почему, но что-то в нем располагает.

– Вы сделали то же самое со мной, – парирую я.

– Но тебе не двенадцать, не так ли? – замечает Алтан с упреком, и этого достаточно, чтобы заставить меня замолчать.

Мужчины продолжают разговоры на малопонятные мне темы, и я обращаю внимание на то, что к сильному мужчине Алтан обращается «Мико», а высокого черноволосого по левую руку от меня называет «Клио». За недолгие полчаса я догадываюсь, что Мико – некто вроде советника мага, а Клио – глава стражи.

Мико принимается перечислять имеющиеся ресурсы, а через некоторое время речь заходит и об оружии, и я вдруг осознаю, что они готовятся к войне. Горло сжимается, и с трудом удается вздохнуть. Ногти впиваются в край деревянного стола.

Моя деревня… Они планируют войну с моей деревней… А я так и буду сидеть и слушать? Кровь приливает к лицу, и я растерянно моргаю, пытаясь сфокусироваться. Все плывет перед глазами и кажется страшным видением.

– Разве не глупо нападать на деревню с населением в несколько раз больше, чем ваше? – вдруг произношу я, к своему удивлению. Голос кажется каким-то чужим и почти неподвластным.

– Никто не будет нападать. Они сами придут. Именно для этого ты здесь, – с ядовитым довольством отвечает Клио, и я вздыхаю, стараясь удержаться на месте. Перед глазами начинает темнеть.

– Наши разведчики хорошо обучены. За последние годы они изучили много новых уловок.

– Откуда знаешь? – настороженно интересуется Клио.

– Мой отец в команде стражей, – словно в тумане, отвечаю я.

– И что за уловки? – обращает на себя мое внимание Алтан. Он смотрит внимательно, выжидающе, и я с ужасом осознаю, что нахожусь на грани раскрытия военных тайн моей родины.

Военное орудие. Так меня назвал Алтан? Неужели это то, чем я в действительности стану? Неужели выдам секреты нашему врагу? Есть ли у меня выбор?

______________________________________

1 Столп – 1.5 км

2 Привал – 15км

Глава 3. Новая жизнь

Нет. Вот ответ на мой вопрос. Я быстро осознаю, что выбора у меня нет. Под напором взгляда Алтана, будто завороженная, я спокойно рассказываю все, что знаю о силах наших стражей.

Когда я прекращаю говорить, тело пробирает дрожь, а маг снова переводит внимание на товарищей. Они принимаются обсуждать новую стратегию: решают подготовить больше ловушек и немного изменить тактику. Я же слушаю все это, вцепившись в край скамьи и наблюдая за плывущими перед глазами изображениями.

Что я только что наделала? Где же сила воли, на которую уповала? Один взгляд – и вот я уже, словно в бреду, выдаю все секреты. Что теперь будет? Усугубила ли я положение своей деревни в предстоящей войне или помогла отложить схватку? Могу ли вообще сделать хоть что-нибудь, чтобы помешать Алтану?

Судя по тому, как спокойно мужчины обсуждают при мне планы, они совершенно не волнуются о том, что я могу как-то навредить их осуществлению. Однако я все равно приказываю себе во что бы то ни стало постараться оповестить Арагона об опасности и помешать началу войны.

Через некоторое время, все еще погруженная в раздумья, я наливаю себе напиток из кувшина и делаю глоток. К удивлению, это не алкоголь. В стакане у меня обычный компот из сухофруктов.

– Что, красавица, не нравится наше питье? – говорит заносчивый молодой парень, заметив мое изумление, и на этот раз мне даже не хочется язвить в ответ.

– Думала, оно будет алкогольным.

– Скажи спасибо своему жениху, – расплывается в улыбке собеседник, и кто-то окликает его: «Перси».

– Алкоголь ослабляет концентрацию, – поясняет Клио, – а мы не можем себе этого позволить. Пьяного человека намного проще подчинить.

– Или можно просто сделать это, когда тот спит, – саркастично замечаю я. – Этим вы тоже не гнушаетесь.

– Нет, – придвигается он ближе и произносит, словно обещание: – Ты тоже скоро перестанешь гнушаться многими вещами, дорогая.

Вскоре после наступления девяти часов вечера гости начинают расходиться. Видимо, в этой деревне ложатся рано. Голоса на улицах стихают, и все вокруг погружается в непроглядную тьму. Ближе к десяти остается уже совсем мало светлых окон. Мы с Алтаном провожаем последних гостей, пока Зулея убирает со стола, и затем поднимаемся на третий этаж. За этот день я ужасно устала, но сна нет ни в одном глазу. Сердце с каждым шагом бьется все чаще от одной только мысли о том, что, возможно, предстоит мне ночью. Я боюсь спросить, где буду ночевать, и просто следую за Алтаном, когда он говорит:

– У меня нет для тебя отдельной комнаты.

Он заходит в свою спальню и оставляет дверь раскрытой для меня. Я делаю робкий шаг внутрь.

– Тогда где же мне спать?

– Где хочешь, – пожимает плечами Алтан. – Но не за пределами этой комнаты.

Где хочешь? Я окидываю взглядом спальню в поиске потенциальных мест и отмечаю для себя пару вариантов. Значит ли это, что маг не сделает меня своей любовницей? Но тогда зачем мне оставаться здесь?

– Почему? – осмеливаюсь тихо спросить я, но даже этим простым вопросом умудряюсь рассердить Алтана, отчего он отвечает низким, не терпящим пререканий голосом:

– Потому что я так сказал.

– Что, мне тебе стакан воды ночью подавать? – парирую я раздраженно и удивляюсь своей смелости. Или глупости. Я все еще не понимаю длину своих цепей, не знаю, что смогу и что буду вынуждена сделать.

– Если попрошу, и это будет. Если попрошу – все будет, – отвечает он, и я нервно усмехаюсь.

– Но ты же не настолько мерзавец, – я пытаюсь произнести это как утверждение, но выходит скорее вопрос.

– Кто знает?!

– Да. Кто знает, на что способен человек, укравший девушку из дома ее родителей посреди ночи, – парирую я, прямо смотря ему в глаза. Кажется, я нарываюсь. Совсем с ума сошла? Зачем спорю с ним? И почему вообще способна на это? Я задеваю его и тут же невольно делаю шаг назад, словно прячась от опасности.

Алтан окидывает меня взглядом, в котором читается интерес, смешанный с пренебрежением. Возникает ощущение, что, с одной стороны, ему хочется проверить мои границы, но с другой – сама идея нашей беседы вызывает в нем отвращение.

– Ложись спать, – командует маг и идет к кровати. Алтан достает из шкафа вещи и выходит из комнаты. Словно по команде, в спальне появляется Зулея и протягивает ночную сорочку. Служанка все так же холодна. Похоже, в этой деревне я не найду ни одного жителя, который будет относиться ко мне как к человеку.

Быстро переодевшись, я устраиваюсь на широком подоконнике. Он недостаточно длинный, чтобы вытянуть ноги, но альтернативой ему служат еще меньшее кресло и ковер на полу. Поэтому, накрывшись шерстяным пледом, я закрываю глаза и вслушиваюсь в звуки дома. В камине трещит огонь, в коридоре тихо стучат часы. Больше нет ничего. Все словно вымерло или погрузилось в холодный сон. В зимнюю спячку.

Когда Алтан возвращается, я невольно замираю. Мне не хочется обращать на него внимания, но я не выдерживаю и открываю глаза, чтобы взглянуть. Он спокойно снимает покрывало с кровати, складывает и бросает на кресло. В движениях мага сквозит усталость, но я впервые вижу его таким домашним и простым. На нем лишь легкие хлопковые штаны. Грудь оголена, ноги босы. Я всматриваюсь в крепкое тело и невольно отмечаю привлекательность Алтана. Я бы предпочла назвать его уродом, если бы внешность гармонировала с характером. Но нет. Он вполне красивый мужчина. Черты лица, тело, даже движения – все излучает силу, уверенность и некую замкнутость. А его глаза слишком пронзительны, чтобы оставаться незаметными. Улыбка может осветить их, ненадолго растапливая лед, и тогда Алтан будто молодеет на несколько лет. В памяти настойчиво всплывают образы, и я зажмуриваюсь, пытаясь выдавить их из разума.

Но выбросить Алтана из головы не получается. Я ловлю каждое его движение, каждый вздох. Я не могу даже расслабиться рядом с ним, не могу перевести внимание на что-то иное. Это как заноза, которую невозможно вытащить. Зачем он сделал это со мной? Зачем лишил свободы?

– Ты отнял у меня мою жизнь, – говорю я шепотом, который вырывается в ночи похожим на шипение. – Мою семью, мое будущее. Хочу, чтобы ты помнил об этом.

– Да. И дал тебе другое. Ты все еще жива. И мешаешь мне спать.

Ха, интересно. Насколько я смогу подпортить ему жизнь? Мысль о простой возможности чего-то подобного убаюкивает, и я наконец погружаюсь в столь нужный сон.

Мне снова снится то, что я не запоминаю. Что-то яркое, важное. Такое, что оставляет после себя невероятное чувство, не проходящее несколько часов. Я изо всех сил пытаюсь вспомнить хоть кусочек сна, но ощущаю себя человеком, ищущим стеклышко в океане. Ответ ускользает от меня.

Просыпаются в деревне тоже рано. С самым рассветом. Мужчины делятся на три группы: первая уходит куда-то в горы, вторая идет в лес, а третья остается в деревне. Женщины делятся на две: тех, кто здесь, и тех, кто там. «Там» – это на огромном поле кустов папруса – жесткого колючего растения, цветы которого размягчают и пускают на пряжу. Я никогда прежде не видела, как он растет, но знаю, что из него получается необычно прочная одежда, используемая многими стражами. Пробить ее даже ножом бывает непросто, потому материал очень ценен. В дополнение к этому, изготавливать одежду из папруса невероятно сложно. Именно в этом я могу убедиться благодаря тому, что присоединяюсь к собирающим его цветы женщинам.

С самого утра около тридцати жительниц отправляются на поле, расположенное в нескольких столпах от деревни. Мы берем с собой еду, сумки и идем не один час, огибая горы. В конце пути взбираемся на высокий холм и, пробравшись через нагромождение камней, оказываемся у цели. Кусты папруса низенькие, с жесткими темно-фиолетовыми листьями и длинными колючками. Его серые цветы едва ли мягче ствола, но нам нужно вытащить их из кокона чашелистиков, не повредив ветку, так как упрямое растение очень плохо переносит любые раны. Оборвав, мы сбрасываем цветы в сумки, куда они падают, словно камни. Довольно скоро их вес начинает тяготить, и мне приходится оставить сумку у подножия куста. Растут папрусы так плотно, что между ними едва ли видно землю, и чтобы подступиться к очередному кусту, каждый раз приходится как можно аккуратнее протискиваться между колючими ветвями. Несмотря на одежду из плотной ткани, я уже исцарапала все ноги и руки.

Через несколько часов, кажущихся вечностью, мы устраиваемся у обрыва и едим холодный обед. Труд разгорячил тело, но ледяной ветер все равно пронизывает до костей. Я сижу, кутаясь в плед, и задумчиво смотрю на открывающиеся передо мной горы. Мысли снова возвращаются к Алтану. Мне становится интересно, чем он занимается, и ужасно хочется высказать ему все, что думаю о трудовых буднях в этой злосчастной деревне. Скорей бы закончилась эта каторга и я смогла выплеснуть на него всю благодарность за мою новую жизнь!

– Ты Дариана, да? – вдруг обращается ко мне молодая девушка. Она тоже невысокого роста, хрупкая и довольно слабая на вид. Но я видела, с каким упорством она собирала цветы. – Я Пиа.

Меня удивляет, что кто-то заговорил со мной без презрения, и я не могу упустить возможность нормально пообщаться.

– И часто вы отправляетесь в такие походы?

Пиа усмехается, но по-доброму, чем сразу располагает к себе. Кажется, что она разделяет мое недовольство.

– Папрус цветет раз в сезон, не считая зимы, конечно. Мы ходим сюда собирать урожай, а потом занимаемся изготовлением одежды. Товары из папруса – один из основных источников дохода нашей деревни.

– А другие?

– Ты думаешь, нам сложно? Мужчины ходят в шахту добывать железо. Поверь мне, любой из них был бы рад поменяться с тобой местами.

– Но, если все так плохо, зачем терпеть? – задаю я вопрос, интересующий меня с первой минуты в этой деревне. – Почему бы не уйти?

Во взгляде Пии скользит легкое недоумение:

– Здесь наш дом.

Вот так просто, но удивительно искренне.

– Здесь наша история, воспоминания, могилы родственников. Разве так легко покинуть родные края?

– Зимой здесь, наверное, совсем плохо?

– Зимой тяжело, – вздыхает и медленно кивает Пиа. – Прошлая далась особенно трудно. Мы еле пережили ее, честно говоря. Потому в этом году готовимся заранее.

Меня удивляет оптимизм Пии. Не знаю, откуда он берется в этом унылом месте, но новая знакомая излучает невероятный свет. Несмотря на то, что Пие уже лет семнадцать, ей по-прежнему присуща невинность ребенка. Она умеет радоваться мелочам и видеть хорошее даже в самых тяжелых вещах. Это не может не восхищать. Я лишь надеюсь, что жизнь не будет к ней слишком сурова и не убьет эту надежду реальностью.

После обеда мы продолжаем сбор папруса. Несмотря на тяжкий труд, никто не жалуется, мне же постоянно хочется все бросить. Но нет и беспечных разговоров; на поле слышны лишь завывания безжалостного ветра.

Интересно, что будет, если я просто прекращу работу? Съедят ли меня эти женщины или забросают цветочками, чей вес едва уступает весу камней? Я решаю не рисковать. К тому же, совсем не хочется разочаровывать единственного человека, который отнесся ко мне хорошо.

Закончив сборы, мы перекидываем тяжелые мешки через плечо и отправляемся обратно в деревню. Уже смеркается, и все вокруг окрашивается в таинственный серый цвет. Небо и днем было затянуто облаками, теперь же видимость становится еще хуже. Мы идем по горному хребту, и многими ростами1 ниже простирается, словно бескрайнее море, лес. Укутанный в туман, он сливается с горами и небом в одну большую серую бездну, а холодный ветер, будто волна, пытается унести меня в пучину.

Сил становится все меньше. Тяжесть сумки изматывает, руки и ноги болят от многочисленных царапин, но никто, кроме меня, не показывает усталости, потому я тоже иду. Я была лучшей бегуньей в своей деревне: сильной, здоровой, выносливой, и усталость заставляет меня задуматься о местных женщинах. Живи Арагон в этой деревне, я не попала бы и в первую десятку лучших невест. Для того чтобы выносить и родить сильного ребенка, способного выжить здесь, нужно быть не хуже королевы.

Мы возвращаемся в деревню уже после ужина и сбрасываем цветы в огромный чан с теплой водой. Во дворе разжигают костер, и несколько женщин остаются на дежурство: их задача – поддерживать температуру воды в чане, чтобы цветы начали размягчаться. Меня, к счастью, отпускают, и я прокрадываюсь на кухню Башни в надежде найти остатки еды. Я осматриваю все доступные места, но не нахожу ничего, кроме пары яблок. Съев их и запив остатками компота, я поднимаюсь наверх.

Все тело ломит от усталости, и мне не хочется ничего, кроме как завалиться на свой подоконник и забыться сном. Дверь в ванную закрыта. Скорее всего, там Алтан, поэтому я решаю промыть раны, воспользовавшись кувшином и миской в спальне. Я переодеваюсь в ночную сорочку, с удовлетворением откидывая измазанное в грязи платье и макаю в воду платок. Ноги исполосованы длинными тонкими царапинами, и я морщусь каждый раз, как вода попадает на рану. Никогда в жизни я не была в таком состоянии. Никогда мое тело не было так измучено, и у меня даже нет надежды на то, что завтра будет лучше. От этого хочется плакать. Что еще жители приготовят для своей любимой гостьи? Отправят в шахту помогать мужчинам?

Я уже почти закончила с ранами на ногах, когда в комнату заходит Алтан, и я тут же напрягаюсь. На нем лишь хлопковые штаны и рубашка, и в таком виде он кажется вполне безобидным. Маг бросает на меня быстрый взгляд и произносит:

– На кухне в шкафчике есть заживляющий раствор.

Я накидываю плед и спускаюсь на кухню. После того как я промыла раны, они начали ныть сильнее, и теперь ноги немеют от боли и усталости. Обыскав все шкафчики, я нахожу нужную склянку, но содержимого в ней осталось так мало, что едва хватит на пару царапин.

Ну конечно! Чего еще можно было ждать в этот великолепный день?! В этой великолепной деревне, где все и всё против меня?!

Я опрокидываю пузырек и выливаю содержимое на платок. Жидкость медленно стекает по стенке и образует небольшое маслянистое пятно. Этого мне ни за что не хватит. Слезы начинают жечь глаза, а тело – трястись. Как же я ненавижу свою новую жизнь…

Я даже не знаю, смеяться мне или плакать, и только изо всех сил кидаю пузырек в стену, выплескивая боль. Он разлетается на мелкие осколки, обрушивая шум на тихий дом, и я начинаю истерично смеяться. Бить пузырьки – вот и все, что я могу сделать. Я закрываю лицо руками и медленно оседаю на пол.

– Тебе не кажется, что уничтожать посуду – не самая лучшая благодарность за совет? – вдруг звучит суровый голос Алтана. Он стоит в дверях прямо напротив, всего в нескольких шагах от меня, и смотрит на разбитый флакон. В темноте лицо видно не так хорошо, но мне кажется, что я знаю каждую его эмоцию. Он снова зол и разочарован мной. Хотя, куда уж больше? Разочаровываться можно, когда ждешь чего-то хорошего, а Алтан никогда даже не смотрел на меня как на человека.

– Да, я так благодарна за свою новую жизнь, – протягиваю я. – Так благодарна за раны на руках и ногах! За измученное тело, за голод. За то, что заболеваю от вечного холода. За то, что все меня презирают! За то, что ты забрал меня из семьи… Я так благодарна, что готова крушить все, что попадется под руку.

– Конечно, манеры – это не твое, – сжимает зубы Алтан, и его злость придает мне сил.

– Манеры? – Я поднимаюсь с пола и разъяренно всматриваюсь в его глаза. Все внутри тут же вздрагивает, но я не собираюсь поддаваться этому мерзкому искусственному чувству. – Манеры? Ты ждешь от меня манер в благодарность за то, что привез в эту дыру и сделал своей собачонкой?

– Не заставляй меня пожалеть о том, что дал тебе такую свободу, – протягивает практически с шипением Алтан.

– Свободу? – Он издевается? О какой свободе речь? – О, да, свободу пойти убиться на той горе!

Я выкрикиваю последнее предложение, и Алтан вдруг подлетает ко мне, словно сорвавшись с цепи. Маг хватает меня за плечи так, что воздух вылетает из легких, и дергает на себя, прожигая пылающим взглядом.

– Ты думаешь, это плохо? Бедная принцесса, которую заставили пойти поработать! Добро пожаловать в реальную жизнь! Не все деревни процветают, как твоя! И твое высокомерие начинает изрядно выводить из себя! Хочешь узнать, что такое плохо? Подожди, я тебе покажу!

– Конечно, покажешь! Ведь для этого ты меня сюда и притащил! Чтобы мучить! Тебе кажется несправедливым, что твои соседи живут лучше, и ты решил подпортить им жизнь! Завистливый ублюдок! – я выпаливаю слова, словно бросаю ножи, даже несмотря на то, что все внутри меня кричит заткнуться. Я борюсь с оковами изо всех сил, игнорируя тот громкий голос. Я должна сражаться, если могу. Я обязана освободиться от Алтана, пока он не сделал меня врагом Арагону и всей моей деревне.

Алтан сжимает мою руку так, что становится больно, но я не подаю вида. Кажется, он всем сердцем ненавидит меня, и что-то внутри разрывается от этой мысли, но я упрямо смотрю ему в глаза. И вдруг взгляд Алтана меняется, и в нем появляется насмешка.

– Ты думаешь, что сможешь противостоять мне? Думаешь, что тебе поможет упрямство? Ты только усугубляешь свое положение.

– Я тебя не боюсь.

Что он сделает, если я буду дерзить ему?!

Многое… Он многое может сделать, – отвечаю я на свой вопрос и вдруг понимаю, что рою себе яму. Я бросаю ему вызов? Когда я стала такой дурой? Я никогда даже не спорила с любящим меня Арагоном, но готова дерзить человеку, который с легкостью разрушил мою жизнь?

– Ну и дура.

Да. Он прав.

– Думаешь, сможешь пойти против меня? Разорвать оковы?

Алтан улыбается уголком губ и вдруг притягивает меня к себе. Дыхание сбивается, и сердце еще больше ускоряет стук, словно норовя сбежать от неразумной хозяйки. Я снова ловлю его взгляд – бездонный, загадочный, теплый, холодный, грозовой, словно тучи. Снова теряюсь в нем, будто в буре… И вдруг, ни с того ни с сего, отчетливо слышу внутренний голос: «Я сделаю все ради него». И в тот момент мне даже не страшно. Я лишь хочу быть ближе, быть рядом. Снова, как мотылек, лечу на огонь. Алтан наклоняется ко мне, и я перестаю дышать. Его губы касаются моей щеки, и все внутри вздрагивает и воспламеняется. Тело предательски тянется к нему, а он опускается к моей шее – я чувствую по его дыханию, – но замирает. Пару секунд мы так и стоим в жестоком ожидании, ловя дыхания друг друга. А потом он отдаляется и отпускает меня.

Я остаюсь стоять в полной растерянности.

Алтан бросает на меня последний удовлетворенный взгляд, словно твердящий: «Ну что я тебе говорил?!» – и, произнеся: «Убери тут», покидает кухню.

Он хотел показать мне, что значит «трудно». Хотел показать мое место. Заявить, что я не смогу освободиться от него. Что каждая попытка будет причинять нестерпимую муку. Что каждый раз это будет борьба с самой собой. Хотел спросить: «Насколько тебя хватит? Что ты готова выдержать?». И я задаю все эти вопросы самой себе. Каждый раз, пытаясь противостоять ему, я буду встречать отпор своего тела и чувств. Каждый раз буду бороться с силой оков, разрываясь между ложным и настоящим. И будет ли конец у этой пытки? Выдержу ли я? Во что превратит меня эта борьба?