Кот, который живёт сам по себе

Что если это как раз тот случай? Сегодня он бьётся головой о стену, а завтра с головной болью снова пойдёт на работу. Но зародившееся в глубине души кота беспокойство не проходило. Он чувствовал, что с Мухиным происходит что-то другое. Особенно кота напугал его бессмысленный взгляд, когда он следил за подгорающей яичницей. Как будто из его тела вынули Мухина и оставили мясо с костями, которое ещё не знало о пропаже своего обладателя.

От отвращения у кота подобралась вся кожа на спине, а шерсть встала дыбом. Изогнувшись дугой, он потянулся и выпустил когти, чтобы избавиться от неприятного ощущения. Глядя на спящего в одежде Мухина, кот ещё минут десять размышлял о причинах его странного поведения, после чего развернулся и взобрался по лестнице на крышу.

Решение следить за Мухиным пришло к нему неожиданно. Кот ещё ни у кого не встречал такого странного поведения, и нутром чувствовал, что оно до добра не доведёт. Он примерно помнил в какое время Антон выходил из дома и возвращался домой, надо будет просто чуть чаще проходить мимо его окон и следить за его поведением, и если произойдёт что-то страшное… Но тут мысли кота натолкнулись на препятствие. Что тогда? Что кот сможет сделать? Поговорить с Мухиным или пожать ему руку? Иногда кот чувствовал разочарование от того, что не родился человеком. Так он смог бы избежать многих проблем в жизни, да и люди относились бы к нему по-другому. Но опять же, смотря какие люди.

От таких размышлений у него закружилась голова. В последнее время он слишком часто прибегал к помощи фантазии. С каждым разом становилось легче это делать, но возникающие перед глазами кота образы иногда вводили его в заблуждение и он пытался дотронуться лапой до чего-то, что в реальности не существовало. Это раздражало.

Приняв решение о слежке, кот решил на этом остановиться. Лучше он будет действовать по ситуации, чем тратить вечер на фантазии, что будет дальше.

В желудке предательски заурчало и захотелось есть. Ещё одна неприятная особенность фантазий – они отнимали у кота слишком много сил, а добывать еду в последнее время было особенно трудно. То ли она заканчивалась у людей быстрее обычного, то ли исчезала в магазинах. Кот с трудом вытащил себя из нового омута размышлений и, обвив свои лапки хвостом, уставился на звёздное небо.

Сегодня светлячки особенно разлетались. Он и раньше наблюдал с Хозяином за падающими звёздами, как он называл светлячков, и почему-то когда один из них стремительно летел по небу, так что за ним следом оставалась светлая полоса, Хозяин предлагал коту загадать желание. Обычно кот загадывал поесть что-нибудь вкусненькое. Иногда может быть хороший тёплый день, без дождя или снега, а иногда просто провожал задумчивым взглядом одинокого светляка.

Зачем они цеплялись своими лапками за чёрное покрывало неба? Почему одни мерцали ярче других, а третьи и вовсе сияли непрерывным светом? Сегодня у кота не было настроения искать ответы на все эти вопросы. Он молча сидел на крыше своего домика и наблюдал за безмолвными друзьями, которые каждую ночь, если только не было облаков, составляли ему молчаливую компанию перед сном. Была ещё луна, но её холодный свет только помогал коту свободней ориентироваться на улице по ночам, а светляки-звёзды были его друзьями, потому что никогда не бросали кота. Даже Хозяина не стало, а звёзды продолжали присматривать за котом до самого утра.

Среда 20 мая

Яркие лучи утреннего солнца настойчиво пытались разбудить Люду, проникая через окно в её маленькую комнату. Когда она выбирала себе съёмную квартиру, обязательным условием для неё было то, чтобы окна выходили на восток. Так она могла вставать весной и летом с первыми лучами солнца. Но по средам Тукмачева делала для себя исключение. Понедельник и вторник были для неё самыми напряжёнными днями недели и приходилось задерживаться допоздна. В эти дни она возвращаясь домой далеко за полночь. Поэтому по средам она делала для себя небольшую поблажку, вставая с постели не в шесть утра, как обычно, а чуть позже, в девять.

Нахальный писк будильника уже в третий раз начинал свою мелодию, помогая солнечным лучам развеять утренний сон Люды. И третий раз из-под одеяла показалась бледная рука Тукмачевой, переключила сигнал будильника в режим ожидания и снова скрылась в недрах пододеяльника. Через секунду послышался тяжёлый стон, одеяло полетело на пол, а на кровати осталась изображать выбросившуюся на берег морскую звезду Люда.

Перекатываясь с боку на бок, она, наконец, смогла перевернуться на левый бок и сползла с кровати. В сонном сознании начали пробиваться первые ростки утренних мыслей: «За что?! Почему так рано?» Майка, в которой спала Люда, задралась, обнажая ещё более бледную, чем на руках, кожу спины. Кроме надетых ещё вчера трусиков на ней больше ничего не было. Помотав головой из стороны в сторону, Тукмачёва встала на непослушные спросонья ноги и пошлёпала в сторону ванной.

Эти мгновения были самыми сложными. Уставшее тело всеми силами пыталось заставить Люду больше отдыхать и тянуло её в постель, а загнанный работой мозг, заставлял её подниматься и изо дня в день впрягаться в упряжку тяжёлой работы руководителя по логистике филиала крупной иностранной компании. Если бы не должность и не большая зарплата (хотя будь она мужчиной, получала бы минимум на 20% больше нынешнего), Тукмачева бросила бы всё и нашла бы другую такую же каторжную работу. Это единственное, как она думала, что она умеет делать хорошо.

Для неё было настоящей пыткой, если её выходные не были заняты уборкой по дому или поисками в магазине запасов еды на неделю. В свободные минуты Люда часами сидела за компьютером в поисках в сети знакомых «on-line», копируя себе на стену новые рецепты блюд и спортивных упражнений, чтобы люди думали о ней хорошо.

Загнанная в жёсткие рамки составленного ею же графика, Люда оставила для себя единственную радость просыпаться по средам на три часа позже обычного. Это помогало ей думать, что она ещё не часть системы и способна идти против неё. Слабое утешение, но если она хотела добиться своей цели, большего она позволить себе не могла. Другое дело, что цель заработать кучу денег и на старости лет отдыхать на крыльце собственного домика в какой-нибудь российской глухомани иногда казалась нереальной даже для неё. Но Люда слишком уставала, чтобы пересмотреть свою мечту, а пока оставались силы, почему не зарабатывать большие деньги, в конце концов когда-нибудь они пригодятся.

– Ага, на лекарства и палату в больнице, – невесело проворчала Люда, глядя на себя в зеркало в ванной.

Тёмные круги под глазами немного стройнили её округлившееся от неправильного питания лицо. Из-за него же на лбу у неё красовалась россыпь красных прыщей и жировиков. Но ими она займётся потом, когда заработает свою кучку денег. Умывшись, Тукмачева замазала прыщи слоем тонального крема, сбрызнула дезодорантом подмышки, сменила трусики, надела лифчик и влезла в свои удобные джинсы и футболку. Она считала, что свободный дресс-код на работе служил достойным показателем европейской компании, в отличие от строгих требований российских одевать неудобные костюмы или одежду ограниченной цветовой гаммы.

Сумка Люды, больше походящая на походный рюкзак, лежала в прихожей на комоде. Расчесав волосы, Тукмачёва повесила её себе на плечо и вышла из дома. Завтракала она всегда в обед на работе.

Сегодня она провозилась с ключами чуть дольше обычного и весь день только об этом и жалела. Закрой она дверь на пять секунд раньше, спускающаяся сверху соседка Абраменко никогда бы её не заметила. А тут получилось, что как только Люда заперла за собой дверь и повернулась в сторону лестницы, Таня уже стояла перед ней, нацепив на лицо широкую улыбку.

– Людочка, привет!

Тукмачева вздрогнула от её слов, как от пощёчины. Она всегда первая в разговоре с людьми переходила на «ты», но не терпела фамильярного обращения по отношению к себе. И тем не менее с ней поздоровались, а правила приличия требовали, чтобы она хоть что-то ответила.

– Да, привет, – делая вид, что очень спешит, она попыталась пройти мимо Тани, но та загородила ей дорогу.

– Ты же сейчас едешь в сторону Борковки? Подбрось меня, пожалуйста, до транспортного, – невинно хлопая глазами, попросила Таня. – У меня дочка заболела, пришлось задержаться, а сейчас сама знаешь в промзону маршрутки не ходят.

– Да, конечно, – Таня застала её врасплох, поэтому Люда не успела придумать ничего вразумительного, чтобы ей отказать. Пришлось согласиться. По большому счёту, что могло произойти такого, если она её подвезёт?

Оказалось многое.

Этим утром Таня проснулась как обычно. Умылась, почистила зубы и зашла в комнату к дочери, чтобы разбудить её. Бледное личико Лены покрытое испариной и тяжёлое дыхание не на шутку испугали Абраменко.

– Лена? – тормоша девочку за плечо, тихо позвала дочь Абраменко.

Дочка с трудом разлепила глаза, пробормотала что-то на счёт плохого самочувствия и вновь провалилась в сон. Таня тут же сбегала за градусником, разбудила дочь и заставила её смерить температуру. Градусник показал 38,3. Здраво рассудив, если дочь не тошнит, значит это не отравление, а простуда, либо грипп, Таня принялась судорожно думать, что делать дальше, но в любом случае сначала надо было вызвать врача.

Забыв про завтрак и сборы на работу, Абраменко позвонила в поликлинику, после чего вернулась к дочери и села на краешек кровати. К тому времени Лена уже встала на ноги и, держась рукой за стену, пошла в туалет. За это время её мать успела собраться с мыслями и позвонить на работу, чтобы предупредить, что сегодня задержится. Когда дочка вернулась в постель, Таня наводящими вопросами выяснила, что вчера в школе кто-то тоже плохо себя чувствовал и с температурой ушёл домой. Только это ей ничего не дало. Всю свою жизнь она слепо доверяла специалистам полагаясь на их мнение во всём, будь то врач или продавец сантехники на рынке, поэтому сейчас Таня могла только собрать побольше информации, чтобы потом вывалить её на врача и ждать от него вердикта.

Ей повезло, их дом находился первым в списке врача, поэтому уже через час после её звонка доктор осматривал Лену. Не слушая рассказов Абраменко, он смерил Лене температуру, задал пару вопросов, после чего обратился к матери.

– Для гриппа сейчас поздновато, – Таня тут же понимающе закивала, действительно, раз врач говорил, значит, для гриппа было поздновато. – Но очень похоже на вирус. Я вам выпишу жаропонижающие и противовирусные, а так же витамины для поддержания иммунной системы. Пейте больше воды и соблюдайте постельный режим. Больничный выписывать?

– Да, – на одно мгновение Таня обрадовалась, что сможет получить двойную зарплату, выходя в больничный дочери на работу, но потом забота о ребёнке вытеснила неуместную мысль.

Врач пробыл у них не дольше пятнадцати минут. После его ухода, Таня сходила в дежурную аптеку, благо она находилась от них через два дома и вернулась домой с полным пакетом лекарств, съевших большую часть «заработанных» ею недавно денег. Половину из купленного можно было бы исключить, а второй половине найти более дешёвые аналоги, но Таня свято верила в институт врачей, поэтому всегда строго следовала их инструкциям.

К этому времени Задорожный продрал глаза и тупо уставился на мечущуюся по квартире Абраменко. Он не слышал, как приходил врач и что его дочь заболела, поэтому, когда Таня, дав Лене первую порцию лекарств, начала ему объяснять, что делать, Андрей никак не мог понять, что же от него хотят. Вчера, видимо, он выпил слишком много пива, потому что хотелось в туалет и начинала болеть голова.

– Всё понял? – вручая листочек с расписанием приёма лекарств, спросила Таня.

– Что тут непонятного, – уязвленный тоном жены, проворчал Задорожный. – Езжай уже на работу, мы с Ленкой сами разберёмся.

Фраза о работе вывела Таню из себя. Она готова была уже высказать всё, что думает о нём, но бросив взгляд на часы, позабыв о больничном, с ужасом поняла, что действительно уже сильно опаздывает. Схватив ключи и сумку она выбежала на лестничную площадку, где к счастью услышала, как из квартиры выходит Тукмачева.

До этого они разговаривали всего пару раз, да и то, в основном говорила Таня, а Люда отделывалась от неё парой фраз. И тем не менее, Абраменко ещё тогда выяснила, что она работает в промзоне ВАЗа, а значит сможет её сегодня подвести. Нацепив на лицо самую доброжелательную улыбку, она как могла тихо, галопом проскочила два этажа, чтобы успеть поймать Люду на выходе.

По лицу Люды она догадалась, что та не очень обрадовалась её компании, но Таня была слишком занята мыслями о больном ребёнке, чтобы обратить на это внимание. Согласилась и ладно. Спускаясь по лестнице, она попыталась растопить лёд, рассказав почему задержалась. Тукмачева по-прежнему старалась отделываться от неё простыми фразами или просто согласно кивала, показывая, что следит за ходом её повествования, но не более того.

Выйдя на улицу, Таня только сейчас обратила внимание, как стало тепло, хотя сама же выбегала в аптеку всего тридцать минут назад. Птицы пели свои весенние песенки, выглядывающее из-за листьев деревьев солнышко приятно припекало, рассеивая плохое настроение Абраменко.

По дороге на стоянку им не попалось ни души, все соседи уже уехали на работу, отведя детей в садики и школы.

– Как здорово на улице, – искренне обрадовалась Таня, вдыхая воздух полной грудью.

– Ага, – нажимая на кнопку отключения сигнализации, меланхолично согласилась с ней Люда.

Таня начинала её порядком раздражать. Эдакий пятилетний ребёнок в теле тридцатилетней бабищи. Бабищей в полном понимании этого слова Таня, конечно же, не была. Сколько Люда её встречала на улице, Абраменко всегда была опрятно одета в обтягивающие штаны или джинсы с такими же обтягивающими её тощую фигуру короткими пиджачками, обнажающие проколотый пупок и ровный загар. Можно было сказать, что со стороны она выглядела вполне привлекательно. Но стоило ей заговорить своим деланным, жеманным тоном, обнажая элементарное незнание прописных истин, как первое впечатление от красоты разрушалось и перед человеком представала девочка, только-только готовая пойти в школу, которая стоит в ожидании взрослых, чтобы они взяли её за ручку и отвели туда, потому что сама она либо боится, либо не знает, где находится школа.

Глядя на неё и слушая её бессмысленное щебетание о семье и работе, Люда поняла, что Таня так ведёт себя и в жизни. Когда перед ней вставали проблемы, она опускала руки, хлопала глазами и ждала, когда к ней подойдут взрослые и всё решат за неё. Садясь за руль, Тукмачева уже дважды успела пожалеть, что согласилась подвезти соседку до работы. А та, как будто не замечала хмурого настроение «подруги» во всю расхваливая чудесный день и как это полезно с утра дышать полной грудью.

Невольно, Люда покосилась на грудь Абраменко немногим большую, чем её собственная, и только лишний раз закатила глаза, включая заднюю передачу. Рено послушно вздрогнуло и покатилось назад.

– Хорошая машина, – как в песне: «что вижу, то и пою», переключилась Таня на более близкие к её соседке темы. – Рабочая?

– Да.

– А когда свою купишь? Или тебе оплачивают весь бензин?

– Весь, – делая вид, что напряжённо следит за дорогой, Люда едва сдерживалась, чтобы не высадить соседку из машины.

– Здорово! Классная у тебя фирма. А путёвки вам никуда не дают?

– Нет.

– И работать, наверное, приходится семь дней в неделю, – Таня изо всех сил старалась поддерживать угасающий после ответов Люды разговор, чтобы не ехать в гнетущей тишине. – Не устаёшь?

– Нет, – Тукмачева уже сжимала руль с такой силой, что у неё побелели костяшки пальцев.

– Я бы так не смогла, – не выдержав концентрации всего разговора на Люде, Таня, наконец, переключилась на себя и ей стало гораздо легче. – Для меня пять дней в неделю работать настоящее убийство, а приходится иногда выходить и по субботам. Если бы платили нормально, ещё можно было бы спокойно это терпеть, так ведь платят копейки. А тебе хорошо платят за то, что ты так убиваешься на работе?

– Да.

– Сколько, если не секрет? Или не скажешь?

– Нет.

– Наверное, много, – заранее проигрывая в голове ответы Люды, Абраменко могла их и не дожидаться. – Ты же в иностранной компании работаешь?

– Д…

– Вот если бы я знала иностранный язык так же, как ты, может тоже устроилась на такую работу!

– …а.

– Вам там специалисты в бухгалтерию не нужны?

– Нет.

– Откуда ты знаешь? Или ты тоже бухгалтер?

– Нет, я менеджер по логистике, – впервые за весь разговор произнеся фразу из пяти слов.

Люда сама удивилась, насколько для неё было важно, чтобы каждый знал о её должности. Вот только не каждый понимал, что менеджер в иностранной компании – это равносильно директору в российской, а не как привыкли считать уборщиц клининг-менеджерами. Но, похоже, Таня как раз была одной из тех, для кого менеджер был сродни обычному офисному планктону.

– Это же сколько тогда у вас получают начальники, если рядовым сотрудникам выдают служебные рено! – Таня не спрашивала, она возмущалась.

– Я не офисный планктон, – задетая за живое, Люда слишком сильно надавила на педаль газа и рено сорвалось со светофора ещё до того, как загорелся зелёный свет.

– Ой, прости, я не имела ввиду, что ты офисный планктон, просто я… – тут она впервые сбилась с мысли и не могла придумать, кем же она могла считать Тукмачеву на самом деле. Понятия начальник и менеджер у неё упорно не вязались в голове. – …имела ввиду, что… ты же старший менеджер? – робко спросила Таня, понимая, как глубоко увязла в своём незнании.

– Проехали, – немного успокоившись, отозвалась Люда. – Через меня проходят все объявления о свободных вакансиях, ни одной подходящей для тебя нет.

Она-то надеялась уколоть этим Абраменко, а та и рада была, что Люда разговорилась и совсем не сердилась на неё. Чтобы скорее забыть неприятный момент, она постаралась снова втянуть Тукмачёву в разговор.

– А ты не думала завести ребёнка? – ляпнула первое, что пришло в голову Таня.

– Нет.

– А почему? У тебя же есть парень?

– Нет.

– Но Люда, так же нельзя. Наверняка ты ни с кем не встречаешься из-за того, что ты работаешь семь дней в неделю?

– Нет.

– Ой, перестань, почему же ещё? Ты… симпатичная, на хорошей должности, мужики должны за тобой косяками ходить, – кем-кем, а уж симпатичной её Таня никак не считала.

Орлиный нос и вечно прищуренные глаза из-за плохого зрения (за рулём Тукмачева надевала очки, но даже их она выбрала с такой тщательностью, что убила саму идею сексуальности девушки в очках, возвращаясь своим внешним видом в далёкие семидесятые). Неудивительно, что она так и ходила в девках, убиваясь на работе и выглядя, словно Людмила Прокофьевна из «Служебного романа-2». У неё даже имя было такое же и Тана чуть не захихикала удачному совпадению.

На последнее замечание Тани, Люда ничего не ответила, поэтому Абраменко решила развить тему немного в другом русле, чтобы показать, что не только Тукмачева чего-то добилась в жизни, но и она.

– Ты так на работе всю молодость угробишь, – начиная новый заход, Таня театрально вздохнула. – А потом захочешь ребёнка, но будет уже поздно. Да и с возрастом нормальных парней вокруг становится всё меньше. В своё время я тоже об этом не задумывалась, схватилась за первую возможность, и пошла работать в двадцать пять, когда дела у мужа пошли из рук вон плохо. Нет бы до этого головой подумать.

Люда вела машину, слушая Таню в пол уха. Ей не терпелось вытолкать жужжащую как надоедливое насекомое соседку из машины, но до транспортного было ещё далеко. Последнее замечание она почти пропустила мимо ушей, но тут из левого ряда выскочила приора, самым наглым образом подрезала её из-за чего пришлось резко нажать на тормоза. Сзади раздался раздражённый сигнал водителя тойоты. В зеркале заднего вида заплывший жиром мужик, что-то орал и махал руками, стуча пальцем по виску и тыкая в сторону Тукмачёвой.

Это вывело её из себя.

– Я не для того пахала все эти годы, чтобы однажды притащить к себе какого-нибудь мужика, потому что так принято и ходить вокруг него на цыпочках, только потому что он мужик! – трогаясь с места, Люда неосознанно вымещала раздражение от ситуации на дороге, в ответе на глупые реплики Абраменко. – Сначала он будет сидеть у меня на шее, постепенно заплывая жиром ничего не делая по дому, целыми днями таращась в телевизор, а я так и буду продолжать убиваться на работе, только на этот раз не только для себя, а ещё и для того, чтобы прокормить его жирную, волосатую задницу?!

Последнее скорее относилось уже к водителю Тойоты, который демонстративно обогнал её маленькую реношку и громко посигналил, надеясь привлечь внимание Люды. Но та уже полностью погрузилась в нарисованную её воображением жизнь с ленивым боровом и его неуклюжим отпрыском.

– Потом, когда я решу всё бросить, он сделает мне ребёнка, которого не бросишь, потому что по статистике из неполных семей вырастают самые ущербные дети. А то, что каждый день ребёнок будет лицезреть перед собой ленивую тварь-паразита, которая присосалась ко мне, как пиявка, выкачивая все силы и деньги, это, конечно же для всех людей, кроме меня будет нормально. Потому что так принято, мужик в доме хозяин, а я долбанная домохозяйка с приросшим от рождения к руке пылесосом и губкой для мытья посуды?!

Таня уже давно сидела не шевелясь, вжимаясь в кресло в надежде на то, что оно её поглотит. С такой яростью Тукмачева описывала свою воображаемую жизнь, что Абраменко невольно испугалась за себя. Но все эти реплики про мужа нахлебника и продиктованные посторонними людьми поступки, потому что так принято обществом, неприятно задели её за живое. О своей ли воображаемой жизни говорила Люда или брала пример из жизни?

– Да чёрта с два я подчинюсь мнению окружающих, которым и дела до меня нет, пока не увидят меня перед самым своим носом. А те две минуты, которые они меня будут обсуждать, я уж как-нибудь переживу. Не нравится? Скатертью дорога, их мнения я не спрашивала и считаться с ним не буду! Если так приспичит, ребёнка я смогу воспитать и без вмешательства в мою жизнь паразита-нахлебника, который только и будет делать, что жрать да спать, в перерывах требуя к себе внимания и сексуальных утех!

Не сдержавшись, Тукмачёва что есть сил надавила на сигнал клаксона, когда перед ней заглохла обшарпанная калина со знаком ученика. Засуетившийся на водительском месте паренёк, только подлил масла в огонь.

– Вот из таких амёб и вырастают эти твари! – буравя взглядом истекающего потом ученика, на рывками удаляющейся от неё калине, прорычала Люда. – Если уж и выходить замуж, то за настоящего мужчину, который всего в своей жизни добился сам, в том числе и меня, а не вешаться на первого встречного в надежде, что он меня обрюхатит и будет у нас распрекрасная, долбанная, российская семья.

Ситуация на дороге нормализовалась и Тукмачева немного отошла. Выговорившись, ей стало легче. Откинувшись на спинку кресла, она уже вела машину одной рукой, наслаждаясь поездкой. До транспортного оставалось проехать всего два квартала и она уже готова была немного поболтать. Вот только Абраменко подозрительно долго молчала.

Краем глаза Люда попыталась посмотреть на собеседницу. Но та сидела не шелохнувшись вцепившись руками в ремень безопасности.

«Какая же ты всё-таки несуразная, – без злобы, просто констатировала факт Люда. – Когда не надо, тебя не заткнуть, а когда есть настроение поговорить, молчишь».

Улучив момент, она обернулась к соседке, чтобы задать самый невинный вопрос и тут же осеклась. По выражению её лица Люда тут же догадалась, что всё сказанное Абраменко приняла на свой счёт. Мысленно перебирая свою гневную тираду и скопившиеся за долгие месяцы напряжённой работы мысли, было не удивительно, что Таня посчитала всё сказанное Людой отражением своей собственной жизни. Собственно, когда Тукмачева бывала дома раньше обычного, она периодически наблюдала чету Абраменко-Задорожный в окно или встречала их на улице. Видимо подсознание сыграло с ней злую шутку, соединив её давние размышления о никчёмности брака, с сидящей рядом соседкой. Два взрывоопасных элемента оказались в нужном месте в нужное время и произошла реакция.

«Чёрт, какая же я всё-таки дура, – понимая, что начни она сейчас извиняться перед Таней, это только усугубит обстановку. – И кто меня тянул за язык?»

Оставшуюся дорогу они ехали молча. Люда мучилась угрызениями совести, а Таня пребывала в ужасе от того, что она увидела себя глазами постороннего человека. Она всегда убеждала себя, что мнение окружающих для неё не важно, и каждый раз поступала в точности наоборот. Поэтому, когда Тукмачева вывалила на неё всю правду так, как она есть, Абраменко была парализована шоком происходящего. Неужели всё сказанное этой полоумной стервой правда? И тут же в голове всплывали яркие картины воспоминаний, как будто Люда вырвала их из сознания Тани и просто описала своими словами.