Кот, который живёт сам по себе

Как она могла столько лет закрывать глаза на мужа-алкоголика? Как могла допустить, чтобы её дочь росла в такой атмосфере? Как вообще она могла позволить Задорожному столько лет сидеть у неё на шее?! Она же изначально планировала всё наоборот! Как так получилось, что сбежав из квартиры родителей к лучшей жизни, она притащила в неё то, от чего бежала всю жизнь?

Сидя на пассажирском месте, она изо всех сил цеплялась за ремень безопасности, с силой сминая его, а потом разглаживая собравшиеся морщины. Абарменко целиком погрузилась в свои переживания и даже не заметила, когда Тукмачева припарковала автомобиль перед автобусной остановкой.

«Да что ж за день сегодня такой?» – видя, что Таня не реагирует на внешний мир, Люда была в растерянности. Вытолкать соседку из машины силком в таком состоянии она опасалась. Сейчас взгляд у Тани был близок к безумному и невозможно было предсказать, набросится эта ненормальная на неё или кульком выпадет из машины на землю.

«Хоть ногами выталкивай её», – живо представив себе картину, как Абраменко выпадает из машины, а она, надавив на педаль газа, срывается с места уносясь вдаль, Люда совсем расстроилась из-за своей беспомощности.

Затем, набравшись смелости, она решила с ней заговорить.

– Транспортное, – тихо сказала она, на всякий случай отстегнув свой ремень безопасности и схватившись за ручку двери, чтобы выскочить из машины. В этот момент Тукмачева была готова ко всему.

Но Абраменко никак не отреагировала на её слова. Она продолжала молча сидеть и беззвучно шевелить губами. Её руки всё сильнее стискивали ремень безопасности, превращая его гладкую ткань в шагреневую кожу.

Часы на приборной панели придали Люде немного уверенности. Глядя на время она поняла, что ещё минута и опоздает на работу, а это для неё было непростительно. Угроза потерять занимаемый ею пост в международной компании оказалась сильнее страха перед чокнутой соседкой.

– Таня, твоя остановка! – не решаясь прикоснуться к Абраменко, Люда только повысила голос.

Отчасти это сработало. С пустым взглядом, Таня отстегнула ремень безопасности, машинально поблагодарила Люду и вышла из машины, тихо закрыв за собой дверь. Не оборачиваясь, она прошла в сторону остановки и стала чуть поодаль от остальных людей.

– Ненормальная баба, – с облегчением вздохнула Тукмачева, стартуя с места. – И чёрт меня дёрнул согласиться тебя подвезти.

«Да ты сама не лучше, – тут же переключилась с соседки на себя Люда. – Не могла сдержаться? Какое тебе дело до того, как она живёт. Нашла нахлебника-мужа, тебе то что до этого? Нет, надо было высказаться, отстоять свою точку зрения. Как маленькая, ей богу».

Вызванный разговором с Абраменко стресс требовал от неё срочных действий. Вдавить педаль газа в пол не получалось, поток машин был слишком плотный, да и на дороге с камерами особо не разгонишься. И на работе, не было никаких срочных проблем, за которые можно было отчитать подчинённых. Барабаня пальцами по рулю, она, наконец, нашла выход из ситуации. Ей следовало отметить сегодняшнее несдержанное поведение, как ошибка, над которой стоит поработать. Это будет её персональный шаг к улучшению. Необходимо было записать в корректировщик задач, что она должна вести себя сдержанно независимо от ситуации. Её вывели из себя два лихача на дороге, а что будет, если на переговорах кто-то попытается её так же обойти? Неужели она поведёт себя похожим образом и не сдержится? Выскажет все свои мысли вслух?

Как назло сумка со смартфоном лежала на заднем сиденье из-за всё той же Абраменко, и чтобы дотянуться до неё, надо было на секунду отвлечься от дороги. Вильнув пару раз в сторону обочины, Люда, наконец, выудила из сумки свой органайзер и, глядя одним глазом на дорогу, принялась делать в нём пометки.

Пытаясь сохранить запись, смартфон завис. В этот момент поток машин как раз останавливался перед светофором, поэтому Люда чуть сильнее надавила на педаль тормоза, с головой уйдя в проблему решения висяка в телефоне, рассчитывая остановиться не доезжая метра до идущей впереди калины.

Лёгкий толчок, который она скорее почувствовала качнув головой вперёд, вывел её из записей в ежедневнике в реальную жизнь. Задние габариты калины оказались гораздо ближе, чем она могла ожидать, а дверь с водительской стороны уже осторожно приоткрылась, пропуская проезжающие мимо автомобили.

«Всё, приехали, – отстёгивая ремень безопасности, Люда с тоской посмотрела на чётко распланированное на сегодня расписание дел. – Всё летит к чертям собачьим, когда так сильно не везёт!»

Она и сама не могла объяснить, почему сегодня у неё всё валилось из рук. Удобно было бы во всём обвинить Абраменко, но тут уж Тукмачева взяла себя в руки и трезво посмотрела на ситуацию. Будь она сегодня в форме, то ни за что бы не нагрубила соседке. А записи в телефоне за рулём – когда-нибудь это должно было привести к аварии. Но, проклятье, как же ей сегодня не везло! И это её раздражало.

Пострадавшим оказался никто иной, как её сосед по этажу Разумовский Василий Николаевич. Он уже собирался резко выразиться на водителя, врезавшегося в него рено, но когда увидел, что это Тукмачева, приветливо замахал ей рукой и заулыбался.

– Так торопились со мной поздороваться, что решили меня догнать? – попытался разрядить обстановку Василий Николаевич. – Не стоило так спешить, мы бы всё равно завтра утром встретились на стоянке.

– Да, – чуть резче, чем следовала ответила Тукмачева.

В голове она судорожно перебирала занятия в автошколе, на которых говорили, что делать при аварии, поэтому Люда не сразу включилась в разговор. Да и шутки Разумовского ей всегда казались немного неуместными и странными.

– Хорошо, повреждения не большие, – склонившись перед машинами, тем же тоном продолжал Василий Николаевич. – Ну что, я вызываю ГАИ?

– Вообще-то я спешу на работу, – Люда живо представила, как им придётся весь день простоять на солнцепёке, дожидаясь ГАИ.

– Тогда звоните аварийным комиссарам и оплачивайте их услуги, – в ответ тем же тоном ответил ей Разумовский. – Так получилось, что виновник ДТП оплачивает комиссара полностью.

– Но почему я должна платить за всё?! – ещё не до конца включившись в ситуацию, Тукмачева была искренне возмущена поведением соседа. Второй нахальный сожитель по дому за последний час. Да что же сегодня происходит?

– Потому что спешите ВЫ, а не я, и потому что виновник ДТП, опять же, ВЫ, а не я, – выпрямившись в полный рост, Василий Николаевич медленно подходил к Люде, постепенно нависая над ней.

Его резкий тон и уверенность в голосе, заставили пошатнуться наработанные на тренингах лидерские установки Люды. Моргнув, Тукмачева как будто заново увидела стоявшего перед ней человека. Она привыкла, что Разумовский это вечно улыбающийся сосед, с вязанкой глупых шуток на автостоянке и медлительный как тюфяк. Сейчас же перед ней стоял сорока двух летний мужчина с колким взглядом и решительной линией губ, со скрещенными на груди руками. Люда снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая ослушалась родителей и что-то натворила.

Съёжившись под взглядом Василия Николаевича, она пробормотала что-то невнятное вроде того, что у неё нет телефона комиссаров. Тукмачева готова была провалиться сквозь землю. Так некстати она поняла, что они продолжают стоять на проезжей части, являя собой отличное шоу для проезжающих мимо водителей. Лопухнуться перед одним человеком для неё было половиной беды, но чтобы целая толпа людей стала свидетелем её унижения, для неё это было непереносимой мукой.

Видимо Разумовкий уловил её настроение и продолжил уже более дружелюбным тоном.

– Не расстраивайтесь так, – против своей воли, Василий Николаевич смягчился. – Эта улица довольно оживлённая и ГАИ приедет в течении часа. А пока поставьте аварийный знак позади машины, не хватало ещё, чтобы вас оштрафовали за его отсутствие.

Поспешно кивнув, Люда была рада избавиться от гнетущего чувства неуверенности. Получив задание, она поспешила его выполнить на отлично. Сработали ранние установки детства: если ты выполнишь то о чём тебя попросил взрослый, ты будешь большая молодец. Хуже всего было то, что в этой ситуации она даже этого не заметила. Попав в привычные для неё условия, Люда почувствовала облегчение, а это как раз то, что ей было сейчас нужно.

Выставив аварийный знак ровно в пятнадцати метрах от своей машины, Тукмачева невольно почувствовала симпатию к своему соседу, хотя сознательно не могла сама себе объяснить почему. Вернувшись к машине, она отошла на обочину, где Василий Николаевич уже разговаривал по телефону с ГАИ.

– Надеюсь, я не сильно вас задерживаю? – попыталась растопить лёд Люда.

– Нисколько, – на лицо Разумовского вернулась его привычная улыбка. – Есть вещи, которые просто случаются и тут уж ничего не поделаешь. А когда такое происходит, нужно просто искать в этом положительные стороны.

– Что же хорошего в том, что я протаранила вашу машину? – Тукмачева силой задавила в себе противный голосок, кричащий во всё горло насмешливое «Сектант! Твой сосед сектант! Свидетели Иеговы, не иначе!»

– Я сегодня собирался попросить на работе деньги на обучение сына и не помешай вы мне, уже стоял бы в приёмной директора, а теперь эти деньги мне выдаст страховая компания и никаких обязательств.

– Да, но машину же нужно отдать в ремонт, – Люда покосилась на помятый бампер.

– Калина, слава богу, 2006 года, а тогда на заводе металла на машины не жалели, – продолжал улыбаться Василий Николаевич. – Был бы пластмассовый, тогда совсем другой разговор, а тут снял, два раза стукнул молотком и готово.

– А в страховой могут решить точно так же?

– Могут, – не моргнув глазом, согласился Разумовский. – Когда решат, тогда и буду думать дальше, зачем сейчас мотать себе нервы? Ведь это может никогда не произойти, а нервы уже потрачены.

– Вас послушать, так можно вообще сесть, сложить ручки и ждать вселенского счастья, – стоя возле Василия Николаевича, она попыталась принять зеркальную позу, как её учили на тренингах, чтобы расположить к себе человека.

Люда всегда жила в обстановке вечного ожидания, придёт папа домой пьяный или только наполовину, спросят сегодня на уроке или нет, дружат сегодня девочки против неё или уже нет, поэтому она привыкла видеть у окружающих её людей суровое выражение лица. Это было понятно и так было спокойно. И когда рядом с ней оказывался человек вроде Разумовского, который не стеснялся выражать своих чувств и большую часть времени улыбался, для Тукмачевой это было тревожным знаком. Значит перед ней стоял неискренний человек, скрывающий своё истинное хмурое лицо за маской благополучия. Иногда, когда Люда уставала меньше обычного, она начинала думать иначе, но в последние месяцы таких моментов было не так много.

– Вы как современные мамаши, которые услышали первую часть фразы, что заграницей ребёнка не наказывают до пяти лет, а уже после этого возраста начинают воспитывать и пропустили вторую часть, что вместо наказаний ребёнка надо отвлекать и объяснять, а не забывать о его существовании до пяти лет. Я говорил об отношении к ситуации, которую невозможно изменить. Вы предлагаете опустить руки, а я искать положительные стороны в случившемся. Разница есть?

Люда засопела. И как ему удавалось всё перевернуть так, что она снова оказалась в дураках? Вместо ответа, она коротко кивнула, решив, больше не вступать в разговор с соседом до прибытия ГАИ. Но сказанные им слова, казалось, жили своей жизнью. Цеплялись за её сознание, кричали, заставляли обратить на себя внимание. Против своей воли Тукмачева раз за разом возвращалась к их разговору, как будто присматривалась к нему, не решаясь подойти ближе.

Действительно, что она могла сейчас сделать с машиной? Ничего. Авария влекла за собой целую цепочку неотвратимых событий. Без машины она не могла добраться на работу и с этим она тоже не могла ничего поделать. Будучи не на работе она не могла проверить свою почту (деньги на телефоне кончились сегодня утром в самый неподходящий момент), а значит не могла включиться в рабочий процесс. Телефон не звонил, что одновременно её беспокоило и заставляло расслабиться. Значит никаких срочных проблем на работе не было.

Оглядевшись по сторонам, Люда в первый раз за три года, что она ездила этим маршрутом на работу, увидела растущие вдоль дороги деревья. Сочная зелень травы окружала её со всех сторон. Сама того не желая, она врезалась в машину Разумовского в самой зелёной части Коммунальной улицы.

Тёплые лучи весеннего солнца приятно согревали её бледную кожу. Становилось жарко. Скинув пиджачок, Тукмачева улыбнулась. Солнышко и расцветающая вокруг неё жизнь вдохнули в неё свежие силы. А новый взгляд, которым она теперь смотрела на вещи, давал ей ощущение присутствия здесь и сейчас.

Раньше она «отключалась» от внешнего мира едва выходила из дома и вновь включалась приезжая на работу. Но глядя сейчас на великолепный кусочек природы, сохранившийся посреди промышленного района, Люда не могла вспомнить из прошедших трёх лет ничего, кроме сообщений в почте, графиков и таблиц. Она участвовала во множестве телеконференций, вела собрания, сама бегала по производству, вручную перекладывая детали в коробки, когда их предприятие могло остановить конвейер, – всё это было, но помнила она только таблицы и графики.

«Всё лучшее неизбежно», – вынырнула из глубин памяти фраза из институтских лекций по философии. Как будто сама жизнь заставляла её остановиться и посмотреть по сторонам. Оглядеться. Почувствовать, что жизнь не сводится к постоянному решению проблем и стремлению придерживаться рабочего графика.

На улице было без десяти дней лето, а она не помнила, когда закончилась зима. Кажется, фоновая картинка на рабочей почте поменялась с изображения снежинок, на цветущие подснежники пару дней назад. Или недель?

Хотелось расправить плечи, развести в стороны руки и вдыхать-вдыхать весенний, хоть и полный выхлопных газов, воздух. И закричать. Или засмеяться. Выразить в нелепом крике бурлящие в ней эмоции счастья.

Занятая новыми для себя переживаниями, Люда не заметила, как Разумовский внимательно следил за ней. По смене выражения лица, прищуренным от солнечного света глазам и проступающей на лице улыбке, Василий Николаевич понял, что достучался до неё. Раньше при коротких встречах с ней он думал, что Люде чуть больше тридцати восьми, сейчас же, когда исчезли хмурые морщины на её бледном лице, казалось, что ей всего двадцать пять. А всего-то стоило перестать крутиться как белка в колесе и выйти за пределы этого колеса.

В начале свой карьеры Василий Николаевич был как Люда, брался за любую работу, засиживался в офисе допоздна, лишь бы перевыполнить план или закончить вовремя проект. А когда он понял, что прошло пять лет его супружеской жизни, когда, казалось бы, он только вчера вёл жену под венец, Разумовский очнулся от долгого сна. Работа будет всегда. И если человек сломается, его просто заменят другим. Так ради чего тогда он так старался? На следующий год Олег пойдёт в школу, а Василий Николаевич едва помнил, как пару раз водил его в детский сад и ни разу не был на утреннике.

В тот же день он закончил работу пораньше, вернулся домой и через месяц они с женой решили завести второго ребёнка. Счастье было не в решении рабочих задач, а в том, что после всех непростых принятых на работе решений ты приходил домой, и тебя там ждали. И любили. И если ты вдруг сломаешься, тебе не найдут замену, как на работе, а помогут снова встать на ноги.

Всё это Василий Николаевич хотел донести до Люды, пока она ещё была здесь, но он прекрасно понимал, что весь свой опыт не вложишь в два-три слова, сказанные на обочине дороги. Люда продолжала наслаждаться тёплым весенним днём, и Разумовский ей не мешал. Ему хотя бы удалось растормошить её и вывести из бегового сна, когда жизнь между домом и работой проносится за стёклами автомобиля.

Звонок сотового телефона разом вернул Люду на землю. Как будто она плыла во сне по бескрайнему зелёному полю, и звук реальности сначала остановил её полёт, а затем с силой потянул вниз. Под землю. Часто заморгав, Тукмачева даже не сразу сообразила, что звонит её телефон. А высветившееся на дисплее имя абонента ничего ей не могло сказать.

– Алло?.. – произнесла Люда, вместо своего лаконичного и резкого «Да!»

На том конце трубки видимо тоже сильно растерялись и продолжали молчать.

– Да, алло. Да, слушаю! – сознание рывком вернулось к Тукмачевой и она обрела свой прежний вид.

– Людмила Антоновна, – это была её недавно нанятая помощника Зорина Марина. – У нас производство не выполнило план, не хватает тридцати деталей. Нам отправлять груз так или дождаться производства? Они говорят…

– Марина, – всё тем же резким тоном оборвала её Люда. – Дай трубку Шветсову, я с ним поговорю.

Расхаживая по обочине и размахивая руками, Люда легко и непринуждённо погрузилась в своё обычное состояние рабочей лошадки, и Василий Николаевич уже ничего не мог с этим сделать.

Став невольным свидетелем её перевоплощения, Разумовский печально наблюдал за тем, как спина Тукмачевой вновь горбится, когда она тянула голову вслед за телефонной трубкой, на лице проступают хмурые морщины, а голос девушки превращается в резкий, отдающий приказы голос командира, который привык указывать другим, что им следует делать.

Качая головой, Василий Николаевич заметил вдалеке автомобиль ГАИ. Судя по времени было ещё рано, чтобы ГАИшники ехали к ним, но на всякий случай он помахал им рукой. Свежевыкрашенная гранта остановилась после калины Разумовского и с пассажирского места на улицу переместилось необъятных размеров тело сержанта милиции.

– Дбр дн, сржт плции Птров, – забывшись, сержант начал свою обычную речь, если бы остановил Разумовского на дороге. – Нарушаем?!

Последнее он выговорил вполне чётко, по опыту зная, что люди тут же начинают оправдываться и сознаваться даже в тех нарушениях, каких не было.

– Нет, – спокойно отозвался Василий Николаевич. – ДТП. Я хозяин калины. Давайте оформлять.

Моргнув своими поросячьими глазками, сржт плции Птров похоже вернулся с небес на землю, мигом сообразив, что здесь не поживишься.

– Пройдёмте в машину, – шумно засопев, наконец, выдавил из себя Птров.

Садясь в машину, Разумовский последний раз взглянул на сгорбленную фигуру Тукмачевой, вышагивающую вдоль обочины взад и вперёд с приклеившимся к уху сотовым телефоном. Она даже не заметила приезда ГАИ, полностью погрузившись в рабочие проблемы начинающегося дня.

Среда-Четверг 20-21 мая

После разговора с Людой, Таня не помнила, как очутилась на работе. Шок от прошедших у неё перед глазами нескольких лет жизни был настолько велик, что приходить в себя она начала только к обеду, когда к ним в кабинет заглянула её подружка и позвала с собой в столовую.

– Что ты всё разглядываешь эту накладную? – пошутила над Таней подруга, обнимая её за плечи. – Идём, поедим.

Вздрогнув от внезапного прикосновения, Таня с удивлением обнаружила, что держит в руках накладную вверх ногами, а на часах уже 12:01. А во сколько она пришла на работу? Как она не пыталась, вспомнить ей так и не удалось.

«И так последние пять лет жизни», – вставая из-за стола невесело подумала Абраменко.

Есть ей не хотелось, но выйти на свежий воздух, чтобы развеяться и прийти, наконец, в себя, стоило. Всю дорогу до столовой её подруга болтала без умолку не давая Тане вставить слова, да и сказать ей было особо нечего. Погружаясь в море воспоминаний, иногда она выныривала в реальность, чтобы ответить на реплики подруги «да» или «да ты что!», а затем вновь погружалась в пучину своих размышлений.

Больше всего её волновал вопрос, как так получилось, что какая-то Люда, с которой они пару раз здоровались на лестничной площадке, знала о семье Абраменко больше, чем идущая сейчас рядом с ней подруга с которой они знакомы больше семи лет. Стоит Тане рассказать ей о своих проблемах и подруга внимательно выслушает её, но уже в следующую секунду примется рассказывать о своём, напрочь позабыв о Таниных проблемах. Да и послушать подругу, так у неё сын-двоечник, муж бездарь, закладывающий за воротник и дочь, вроде даже как отрада для глаз, но та ещё профурсетка растёт. И всё это как давно заезженная пластинка, даже не отдавая себе отчёта в том, что говорит, изо дня в день жаловалась подруга Тане.

И тут Абраменко, как будто со стороны, услышала саму себя. Как она так же жаловалась своей подруге на жизнь, изливая все свои страхи и раздражение в перерывах на обед, ничего не предпринимая для того, чтобы изменить жизнь к лучшему. Поговорили и забыли. А дома только и оставалось, что молча терпеть, скрипя зубами в надежде скорее сбежать на работу, чтобы отвести душу, выговорившись в обеденный перерыв. И так каждый день с перерывами на выходные дни.

– Господи, какая дура, – закрывая рукой глаза, тихо прошептала Таня.

Подружка даже не обратила внимания на её реплику, продолжая рассказывать, как она решила поговорить с дочкой о мальчиках.

Остаток дня на работе тянулся для Абраменко нестерпимо долго. Ещё за обедом она твёрдо решила выставить Задорожного за дверь. Но с течением времени, когда до назначенного часа для скандала оставалось всё меньше времени и появлялись всё новые «но» и «а вдруг», её решимость таяла прямо на глазах. Ей следовало сразу взять на сегодня отгул, как только к ней пришло решение и, не откладывая в дальний ящик, тут же приехать домой, чтобы всё решить с мужем. Или сожителем? Даже в этом она не была до конца уверена.

Сейчас же, сидя всё с той же накладной в руках, Таня начинала бояться предстоящего разговора. Многолетние привычки тянули её назад, уговаривая не делать из мухи слона и не принимать всё так близко к сердцу. В конце концов, кто такая Люда? Загнанный ботаник с третьего этажа, что она может знать о жизни? Какой-то менеджер. Да тётя Клава у Тани на работе тоже клининг-менеджер, а это никак не отменяло того факта, что она обычная уборщица. Только много позже Абраменко узнала, что в иностранных компаниях под словом менеджер подразумевают директора вверенного человеку направления.

Стрелки часов на стене показали половину пятого вечера. Пора. Служебный автобус уже стоял под окнами офиса, ожидая рабочих, чтобы развести их по домам. Таня всё ещё колебалась. Хотелось оттянуть неприятный момент. И почему всё не могло решиться само собой, как сегодняшний разговор с Людой?! Просто пусть всё станет хорошо. Просто. Раз и всё.

– Таня, тебя ждать или ехать? – неожиданно раздался у самого уха Абраменко голос начальницы.

– Ах, да-да, я бегу, – смутившись своего замешательства, Таня начала торопливо собираться домой потеряв нить размышлений и отработанные годами привычки тут же взяли над ней верх.

Всю дорогу до дома она размышляла о том, что ей сказать своему сожителю. Если раньше она думала о нём, как о муже, то теперь в её сознании ясно обозначилась граница между этими понятиями. Тот, кто соседствует с тобой на жилплощади и официально оформленный муж сейчас для неё отличались как небо и земля. В который раз ей пришлось прикрывать глаза рукой, чтобы скрыть одолевающие её эмоции.

Вот и её остановка. Словно во сне, Таня проплыла между рядов кресел и сошла на автобусной остановке, растерянно оглядываясь по сторонам. Вдалеке, через дорогу, над верхушками лип, виднелся дом и окошко её квартиры.

Последний раз посмотрев по сторонам, Таня перешла дорогу и на негнущихся ногах прямиком пошла в сторону дома. Мысли о том, что надо бы зайти в магазин она отогнала прочь. Пока её решимость была ещё сильна, она не имела права отвлекаться на что-то другое. Стоит ей зайти в магазин и она там проторчит несколько часов, прежде чем снова решится идти домой.

«А как же Лена? Она же болеет, надо купить ей что-нибудь вкусненькое». Но эти мысли Абраменко так же отогнала от себя простым словом: «потом». Всё потом. Сейчас она раз и навсегда расставит все точки над «и». Хватит. Она слишком долго закрывала глаза на происходящее в доме. Больше она это терпеть не намеренна.

Заходя в подъезд, Таня машинально поздоровалась с кем-то из соседей, взлетела по лестнице на пятый этаж и с шумом распахнула входную дверь. Глаза её пылали мрачной решимостью, а в случае, если Задорожный начнёт протестовать, она готова была наброситься на него и силой вытолкать из дома.

Видимо Андрей почувствовал произошедшие с ней изменения чуть раньше, чем она вошла в квартиру, когда он выглянул в окно и увидел её идущей по улице. Не теряя времени он разбудил с таким трудом заснувшую Лену, вытащил её из постельки и когда Абраменко ворвалась в дом, он уже сидел на диване с Леной на руках, якобы он весь день провозился с её болезнью. Лена сонно растирала глазки руками, пытаясь сообразить, что же сейчас происходит.

При виде дочери, решимость Тани дрогнула.

– Привет, – самым елейным и покорным голосом приветствовал её Задорожный. – Мы снова температурим.