Солдаты Солнца. Книга 1

– Бэкквард был уверен, вы не в курсе секретных дел Первого Отдела.

– Х-ха! Это он так думал… Шесть лет назад нам с одним моим личный автономным агентом, без проблемы обнаружения точечного первоисточника, удалось по хакерской программе «трутневого вируса» через несколько десятков не связанных друг с другом абонентов подключиться к сверхсекретным файлам Первого Отдела. «Трутневый вирус» плохо поддаётся дрессуре, с ним мало кто захочет связываться без особой надобности: угодить в Казематы теперь мало истинно желающих – оттуда редко кто вообще выходит. Но именно по такому типу «разгоняющего вируса» моей дочери и удалось взломать базу сверхсекретных данных ОСОЗ Форта Глокк… Самореализовавшись, «трутневый вирус» становится сотовой ячейкой в компьютерных сотах взломанного файла. Именно так и нам с моим агентом удалось скачать нужную информацию Первого Отдела. Поэтому то, что я услышала от Бэккварда, уже не было для меня неким новьём, но было уже всё равно: я видела, как горел самолёт с моей дочерью, когда проходил закрытый барьер чёрной дыры, и это было последним для меня – остальное меня уже не интересовало.

– Вы знали, что под куполом Чёрной Смерти может быть жизнь! Но теперь уже не для вашей дочери.

– Да, полковник, именно так… И Бэкквард купил меня на это – на состряпанную или настоящую информацию гибели моей дочери. Заодно предоставив мне «неопровержимые доказательства», о которых я ранее даже не подозревала, работая на ОСОЗ… Мы многое скрываем от нашего налогоплательщика: обыватель во все времена своего существования хочет иметь иллюзию мира, состоятельности и собственной защиты – и правительства последних дней человечества особенно в этом преуспели. И Бэкквард не исключение… Хотя я тоже считаю, что кому-кому, а американцу, как и римлянину, надо давать то, чего он хочет: хлеба и зрелищ! Иначе он попросту повесится на собственном галстуке. Но всего не скроешь, как бы кому-то этого не хотелось. Наша планета уже два десятилетия живёт без нормального фотосинтеза, так как небо стало грязно-фиолетовым и не пропускает достаточно солнечного света для воспроизводства лесов, трав, зерновых культур и всего того мирового фотосинтеза, без которого биологическая жизнь на Земле существовать просто не может.

– А как же леса?

– Леса?.. А лесов как таковых больше нет! Пустыни и гниющие болота – вот истинное достояние последней цивилизации.

– Но как же – кислород?

– Природный запас! Дыхание океана! Небольшие выжившие оазисы так малы, что никакой существенной роли в общем накопительном процессе не принимают… Но пока ещё дышать есть чем. И мы всё ещё как-то живём и даже пытаемся восстанавливать новую популяцию так называемых людей – с помощью всё тех же пробирок и последних технологий генной инженерии. А с чего ещё восстанавливать? Последние люди – это до основания потрёпанный временем и войнами старый генофонд, поддерживаемый исключительно последними новшествами генной нанотехнологии. И генокеры – люди искусственной генетики из пробирок: мы сами! Но только усовершенствованные уже до точки нашего же последнего вздоха… А сама Земля, бедная наша и до бесконечности терпеливая мать-планета, которую мы так утомили своим потребительским варварски-безоглядным присутствием, она больше не желает нас терпеть на своём исстрадавшемся теле. Земля – это бесплодные пустыни вместо городов и полей, гниющие болота вместо лесов и оазисов и вся заражённая химией и радиацией пресная вода – вся! Даже та, которая у нас под ногами. Наши учёные постарались на славу, а Третья Мировая Война в четыре месяца превратила ещё пригодную для жизни землю в мёртвую пустыню: человечество само с собой сыграло в «русскую рулетку» – и проиграло!

– Людей осталось совсем мало?

– Предположительно сейчас на всей Земле осталось менее восьмидесяти миллионов человек – да и что это за люди? Нас уже нельзя назвать людьми, если мы больше не в состоянии самовоспроизводиться. Пробирки, генокеры, полулюди-зомби, мужчины без половой силы и просто мутанты – вот и всё наше достояние… Наши последние города – полумёртвые клетки, всё ещё цепляющиеся за мираж легенды прежней жизни. Человек – тварь хуже таракана: приспосабливается к любым условиям. Надо мутировать – мутирует! Но если дети уже не рождаются – это Божья кара! Мы больше не можем иметь детей, и мы больше не хотим их иметь: нормальные дети перестали рождаться на этой планете. После Третьей Мировой они больше не дети: смертники…

– Исчезли аисты, а с ними исчезли и дети.

– Да, Чукки, да, всё так, – Миша снова повернула голову к Гэбриэлу. – Генерал Бэкквард посчитал, что я ещё могу кое-где пригодиться – на том фронте, куда даже выдрессированные генокеры из «грязных загонщиков» и элитный спецназ ОСОЗ добровольно не сунут своего носа.

– Чёрная Смерть!

– Чёрная Смерть поставляла всему выжившему миру «алмазы жизни» все двадцать лет после Последней Войны! Именно эти энергетически структурированные камешки Соломоновых Рудников по-прежнему дают нам сегодня надежду на жизнь: колоссальный потенциал чистой энергии для физического выживания и конечно же – оружие новых технологий. На их основе мы выращиваем всё необходимое в стенах наших цитаделей-мышеловок – всю энергетическую основу для всех отраслей, которые питают нашу кровь и плоть. Лазерные технологии, наиболее дешёвые и наиболее продуктивные, теперь всё: девяносто процентов всего и вся! Выращивание всё новых совершеннейших энергетических кристаллов на основе соломоновых алмазов стало единственным смыслом и реальной поддержкой нашего жалкого существования. Но в том-то и дело, что алмазы Соломоновых Рудников уникальны! Такой совершенной и «неприродной» структуры кристалла мы не можем ни повторить, ни воссоздать, ни вырастить самостоятельно, а это – сверхоружие и материал для наночипов «молодости». Ни из чего другого наночип «молодости» создать невозможно, а это ключевой наночип в нашем быстро агонирующем мире.

– Докатились…

– Докатились, полковник Харрис, это вы точно подметили… Для жалких остатков былого величия человеческой цивилизации алмазы Соломоновых Рудников – основа последнего выживания, когда всё ещё можно относительно полноценно продолжать жить дополнительных пятьдесят-сто лет. Соломоновы алмазы, или, как мы их называем, Х-кристаллы, для последнего оплота целого человечества – всё! Вот только условия взаиморасчёта поменялись: похоже, что на бразильских рудниках диктатор почище Бэккварда, и у него свои требования к этому миру.

– Взамен чистых «алмазов жизни» доктор-маньяк требовал человеческих жертвоприношений – людей!

– Ещё каких людей! На выбор: только людей и никого больше – никаких мутантов, никаких генокеров. Легко сказать – людей! Когда даже более или менее пригодные для жизни дети и те самые генокеры «рождаются» теперь чуть ли не на всей планете только в одном месте, вернее, в двух – в Москве и…

– И в Наноцентре профессора Румаркера!

– Вы всегда так догадливо-прозорливы, полковник Харрис?

– А вы всегда так колки на язык, полковник Васильева?

– Привычка штабиста.

– Догадливость и прозорливость входят в долгий перечень моих закостенелых привычек… Однако отдавать людей учёному-маньяку совсем не хотелось?

– Их и так рождались единицы! Ещё десять лет назад в городе можно было увидеть пару детских бледных лиц, настоящих лиц… Нынче об этом остались одни воспоминания: детей заменили генокеры – окончательно и бесповоротно! А Центр Нанотехнологий Индианаполиса теперь единственный оставшийся рабочий центр на всю Америку. Ещё один полноценный в Москве. Но русские такие скрытные – даже теперь, когда и скрывать-то уже нечего… Тем не менее поставки «живого товара» постоянно шли на Соломоновы Рудники: нам нужны были эти чёртовы Х-кристаллы – и ради них мы шли на требуемые жертвы. «Товар» собирался со всего мира на главной базе Каффы: в Крыму – на юге России. Но о поставках «живого товара» знали единицы: вводить в транс шокового аутизма толпу людей-полуживотных было делом опасным.

– Похоже на возврат к временам работорговли.

– Точнее не скажешь… Здесь, в Индианаполисе, сбором нужного материала занимался только один отдел – Первый Отдел ОСОЗ. Естественно в полнейшей тайне от всех! Поэтому наш Второй Отдел не был в курсе данных манипуляций с людьми – мы не знали именно этого главного факта отправки людей на Каффу и Соломоновы Рудники. Мы были в курсе лишь одного: Первый Отдел занимается главной разработкой физического уничтожения Чёрного Купола над Соломоновыми Рудниками. Первый Отдел готовил группы спецзаброски в район Чёрной Смерти – для стратегического проникновения за разбухающий смертоносный купол и уничтожения последнего. Второй Отдел обеспечивал спецгруппу сопровождения и военной поддержки Первому: наше дело было дать возможность беспрепятственно подойти главной группе к Чёрной Смерти и обеспечить проход для всего транспорта к алмазам, которые рассыпаны в одной из точек границы мёртвой зоны перед чёрным куполом Соломоновых Рудников… Спецгруппа Первого Отдела, как правило, сопровождала правительственный крейсер и сама вела первое звено ударных штурмовиков. Второй Отдел служил звеном прикрытия. Мы зачищали зоны перед куполом и затем удерживали позиции на линии обратного отхода. Первый Отдел курировал всё, что непосредственно происходило вокруг Чёрной Смерти. Они забрасывали внутрь некоторую группу людей – как мы считали для информационной и диверсионной разведки, подбирали кристаллы и через некоторое время разворачивали главный крейсер на обратный курс. Мы, спецназ ООН, делали только свою работу: технически приводили и уводили группу силового сопровождения.

– Но Второй Отдел не знал главного…

– Того, чего нам и не полагалось знать: группа заброски за сферу чёрной дыры только на одну десятую состояла из спецназа ОСОЗ, вся остальная группа людей шла на самую обычную торговлю мена – соломоновы алмазы на «чистых» людей! Время уходило, а из-за купола так никто и не возвращался, а сам купол никуда не исчезал. К тому же Чёрная Смерть продолжала расти, а многие люди, уходившие за купол, самоуничтожались при соприкосновении с чёрной сферой прямо у нас на мониторах – практически на наших глазах. Но мы делали своё дело, не вникая в подробности, не задавая ненужных вопросов: мы люди военные – наше дело выполнять приказы, обеспечивать беспрепятственный подход и отход наших солдат и спецгрупп.

– В общем, до определённого момента Второй Отдел молча делал своё дело и не задавал лишних вопросов.

– Вопросы ко мне пришли позже – и особенно остро они встали, когда моя дочь погибла… возможно – погибла…

– А возможно и нет: не видел своими глазами – никому не верь! Иногда это срабатывает… Вот только ваша дочь, кажется, была куда напористее вас, Миша: её-то точно интересовала масса вопросов, связанных с Соломоновыми Рудниками.

– Дети… им всегда надо – куда даже смерть на четвереньках не полезет.

Гэбриэл улыбнулся:

– Удачно сказано! Вот только оставался самый главный вопрос: зачем доктору Дмитриеву нужны люди? И действительно этому доктору-маньяку, а не кому-нибудь ещё?

– Наиболее вероятная версия: доктор создаёт свою колонию людей! Но так как чёрная дыра по какой-то неясной нам причине не пропускает людей-мутантов и людей с военными наночипами, Дмитриеву и требуется чистый генофонд – насколько это возможно.

– Создание новой колонии землян из более-менее естественного генотипа? Только будет ли в этом смысл, если чёрная дыра всё-таки доберётся до ядра планеты?

– Спросите у профессора.

Все обернулись в сторону Джона Румаркера.

– Предположительно, все, кто вне этого купола и кто достаточно незащищён, погибнут! И тогда в свои права, возможно, уже вступит новая колония людей – колонизаторы-конкистадоры Соломоновых Рудников… Америка будет открыта заново!

– А генералу Бэккварду вместе со всеми нечистотами Земли теперь уже навсегда придётся кануть в вечность, – закончила Миша.

– Представляю, как ему этого не хотелось бы! – рассмеялся Гэбриэл. – Но я никогда не поверю, что Бэкквард, пусть даже за супералмазы, станет просто так делиться неизвестно с кем «товаром чистейшей пробы».

– Вы, полковник Харрис, слишком хорошо знаете Бэккварда, чтобы не обманываться на его счёт… Независимо от мнения Правительственного Совета ОСОЗ генерал Бэкквард всегда имел свои собственные взгляды и решения. Ему просто необходимо было знать, что же там – за этим чёрным куполом, и что это за действие, которым он не может управлять. Уж чего только наш генерал-президент не придумывал со своим Первым Отделом! Но если попросту, то это всегда имело один результат: ни один генокер, ни один мутант, ни один спецагент с военным наночипом ещё не прошёл за купол Чёрной Смерти – и это известно точно! Всю эту «грязную братию» попросту разрывает в песок или сжигает в быстрой вспышке яркого пламени при малейшем соприкосновении с чёрной дырой.

– И никто не знает почему!

– Верно, полковник… Только здесь, у профессора Румаркера, я узнала, что военный наночип, созданный профессором, и волновая настройка генокеров и людей-мутантов имеют общее звено корневой структуры – это, должно быть, и является основным препятствием для прохождения молекулярной структуры «агентов» через погранзону чёрной дыры. В то время как обычная биоструктура хомо сапиенса почему-то в пролёт проходит через вязкую непроницаемую массу чёрной дыры и всасывается точно пылесосом. Раз! И нет человека по эту сторону – он уже где-то в зоне нашего не восприятия.

– Поэтому Бэкквард и ОСОЗ отправляют туда лишь приговорённых к смертной казни или к пожизненному заключению уголовников.

Миша кивнула головой:

– Отпетых уголовников, каторжников, смертников – людей, которых больше не услышит простой налогоплательщик, а значит, не узнает правды. Этих каторжников собирают со всего света, со всех мегаполисов, что ещё остались на планете, на Каффу и оттуда везут на Соломоновы Рудники менять на Х-кристаллы. Таким образом, информация не просачивается – её просто некому просачивать. Первый Отдел ОСОЗ по всему миру имеет минимальную и глубоко законспирированную инфраструктуру и её не так-то просто вывести из глубокого ила на чистую воду. К тому же Каффа – Город-на-Скале: его жители настолько закрыты от всего остального мира, что оттуда точно никакая «лишняя» информация не может просочиться наружу. А такие мегаполисы, как Индианаполис или Москва, имеют полный контроль над своими подданными: что в телесеть идёт – то и есть правда для народа… Но истины ради стоит признать, насколько я владею информацией, хуже всего дела по соблюдению человеческих прав обстоят именно в Индианаполисе. Если из других мегаполисов можно хоть как-то попасть в другие города и даже на Каффу, то из Индианаполиса не только нет выхода – в него давно уже нет входа, кроме как для инспекторов и спецподразделений «Барракуды» ОСОЗ. Я не говорю уже о полностью цензурированном телевещании и пограничном разделении города на три разноправных зоны: где Форт Глокк – это Белый Дом, а Бруклин-город – практически полностью закрытая резервация для всех, кто не может себе позволить жить в Центре.

– В Индианаполисе прав, я так понимаю, в принципе нет ни у кого.

– К сожалению, нам некуда жаловаться: Каффа – Остров Объединения, но большего, чем частичный контроль силами «Барракуды», оттуда ждать не приходится. Мир на грани полного апокалипсиса. И в каждой выжившей гавани свой Премьер-президент, он же – цезарь и бог… Помимо десятка последних мегаполисов в мире остались небольшие и в основном подземные островки жизни, но их в расчёт никто не берёт и с ними нет никакого серьёзного контакта. Мегаполисы, из-за серьёзной нехватки энергии, не горят желанием налаживать с ними близкий контакт – ведь тогда придётся делиться. Да и сами «пещерники» особого контакта с нами не ищут – им тоже наша железная клешня только как серпом по яйцам. Зато весь мир в избытке кишит монстрами, каких человечество раньше исключительно на мифических картинках созерцало и ужасалось! Теперь-то мы точно знаем, нечто подобное нашему положению уже бывало на Земле – и не раз. И всякий раз силы Природы с шизанутым человечеством разбирались по-свойски… к херам грёбаным, япона-мать нас всех разом!!

Последние полпредложения полковник Васильева буквально прошипела на чистейшем русском.

– Миша… – профессор склонил голову набок.

– Извини, Джон! Я помню: за столом не выражаться… Забылась! Но, думаю, полковник Харрис меня и так прекрасно понимает.

– Силы Природы – что сам Творец: с ними особо не поспоришь, особенно когда начинаешь походить на запаршивевшегося шкодливого кота. А как надоедает Природе терпеть выходки неразумного человечества, так и наступает очередной час истины: сметает она со своего хребта всё до последнего и начинает всё сначала. Сценарий любого Армагеддона можно прописать на целый ледниковый период вперёд! Вот только точка последнего отсчёта, пожалуй, уже зависит от самого человечества… или кто там ещё был до нас?

– Динозавры и трилобиты… ангелы и демоны… титаны и химеры, – мечтательно вставил Мэлвин.

Но Миша слышала только того, кого сейчас хотела слышать:

– Вот видите, вы и так всё знаете, полковник Харрис… Но кто бы мог всерьёз предположить всего каких-то тридцать лет назад, что так скоро наступит тот самый Конец Света и Судный День, о котором так старательно горлопанили все миллениумные шоу конца ХХ века! Просто чудо, что мы вообще умудрились выжить после Третьей Мировой. Видно, ещё остался где-то за нашим чёрным небом Господь-Бог, если нам по-прежнему всё ещё даётся призрачное подобие на некий шанс для выживания – особенно в лице тех самых «картинок», на которые мы теперь смотрим, как на извращённый раритет наших далёких и не столь уж далёких «древних».

– Да-а! Ироничный цинизм просто-таки ваш персональный конёк, Миша… Но о каком шансе вы говорите сейчас – о Соломоновых Рудниках или о своей дочери? Может, о нас: Команде «Альфа»?

Миша хмыкнула:

– Как же вы себя любите… мужики. Я говорю обо всём, полковник Гэбриэл Харрис! Обо всём вместе, а не о чём-то или о ком-то индивидуально. Только здесь, у профессора Румаркера, я вновь стала осознавать, что шанс по-прежнему есть у каждого из нас в отдельности и у всей оставшейся цивилизации вместе! Шанс на выживание, шанс на настоящую полноценную жизнь.

– И давно Бэкквард копает под профессора?

– Сами догадались? Или кто подсказал?

– Сам! Вы – здесь! Это и есть подсказка.

– Ах да!.. я здесь… Но стоит сразу уточнить, генерал Бэкквард всегда копал под профессора. Ещё с тех пор, как Джон перевёл своё детище, свой Наноцентр и Криохранилище, в Индианаполис – как раз за полгода до начала Последней Войны. Как будто точно знал, куда надо запрятать свою «семью» на случай мирового апокалипсиса.

– Просто я ушёл от опасных краёв материка подальше вглубь континента, – профессор внимательно вслушивался в каждое слово этих двоих: он прекрасно понимал, что от исхода этого первого контакта будет зависеть всё дальнейшее осуществление его последнего проекта.

– А Бэкквард увидел в странном поступке учёного с мировым именем чуть ли не заговор против всего народа Америки.

– Куда точнее, полковник!

Мише не очень нравилось, что Гэбриэл предвосхищает чуть ли не каждую её мысль, но она понимала – и Джон, и все остальные ждут, что именно она уступит лидирующую позицию полковнику Харрису:

– Профессору Румаркеру могла быть уготована участь доктора Дмитриева: Великая Америка быстра на расправу, если ей кажется, что земля пошатнулась у неё под ногами… Генерал Бэкквард, глава безопасности страны на тот момент, впился в профессора, как клещ. Но добиться от Джона правды, если он этого сам не хотел, было невозможно ни под каким соусом: профессор настаивал на версии притягательной привлекательности стабильного в банковском отношении Индианаполиса – по сравнению с меркантильным и продувным Лос-Анджелесом. И кстати, этот случайный или не случайный выбор оказался на самом деле наиболее удачным проектом всех последних вложений американского налогоплательщика: практически от всей Калифорнии, как и от Нью-Йорка и половины Флориды, остались ножки да рожки – осыпались края как пудра с пирога… прямо на дно мирового океана… Профессор – герой почище нас всех вместе взятых! Он не поступился Бэккварду ни пядью родной земли и ничего ему не рассказал о своих настоящих планах –ничего!

– И тогда сразу после войны Бэкквард посадил Джона на «промывочное кресло», чтобы всё-таки добиться от него всей правды и выяснить подноготную всех его странных спасительных поступков, – ведь настойчиво складывалось впечатление, что Джон знал о скором мировом апокалипсисе наверняка. Возможно, что ему это кто-то даже заранее «подбросил».

– Ага, какой-нибудь новоиспечённый «нострадамус-по-американски»… Вот только профессор Румаркер оказался крепким орешком – и не киношным, а настоящим: наночип, который он сам себе ввёл в мозг, блокировал любые насильственные вмешательства в его мозговую деятельность.

Гэбриэл повернулся к профессору:

– Представляю, Джон, что тебе пришлось пережить! Бэкквард никогда ни перед чем не останавливался: для него человеческая жизнь ничего никогда не значила – ни в единичном случае, ни в масштабном… хотя он и мог «чистосердечно» признать силу и превосходство своего противника.

Профессор промолчал… Продолжила Миша:

– Генерал Бэкквард был среди тех, кто развязал эту Последнюю Войну. Его президентство было лишь делом времени: сразу после окончания войны стало в очередной раз понятно, что мировых политиков делает не столько мир, сколько война. И чем более жестокая, тем перспективнее и легче путь достижения желанной цели: толпа боится всего, что не вкладывается в рамки её значимости, а значит, при любых стрессово-неблагоприятных ситуациях ею всегда легко управлять… Изуверы-учёные ввели профессору наночип-шпион, что делать было ни в коем случае нельзя: мозг Джона был уже загружен действующими неразборными жидкокристаллическими роботами нейтрализующего наночипа. А человеческий мозг пока что ещё не может выдержать войны роботов в своих чувствительных и нежных серых клеточках! Благо, что профессор всё это кощунство предвидел с самого начала – прозорливости ему не занимать: наночип в его голове был особо одарённым, более совершенным и менее роботизированным, и потому он выиграл эту «войну миров» за жизнь Джона…

– Но проиграл его ноги – позвоночник отказался работать «на ноги». И Джону пришлось пересесть в инвалидное кресло. Так?

– Так точно, полковник Харрис! Именно так всё и случилось.

– Всегда приходится чем-то жертвовать, Гэбриэл, – спокойно отозвался профессор на полный сострадания взгляд своего друга.

– Но профессор Румаркер, этот гений от Бога, по-прежнему оставался нужен своей стране и, пожалуй, теперь, как никогда раньше. Кто же будет запускать в производство новых людей из пробирок, если наши учёные способны только на разрушение. Созидание как таковое – дело давно позабытое для Великой Америки. А институт дармового сырьевого потребления от третьих стран и интеллектуальной собственности из Старого Света стал теперь недоступен… Бэкквард поставил профессору условие, что тот оставляет своё частное практикование и полностью переходит на службу ОСОЗ и конечно же самого генерала-президента Великой Америки. Естественно, что Джон согласился безоговорочно. Ведь оставалось ещё одно большое «но»!

– Лео! Внучка профессора.

Профессору уже хотелось прекратить это терзание мысли и духа: полковник Васильева видела перед собой достойного противника, и это её заводило. Но как далеко может завести Мишу её истерзанное сердце и циничное поверхностное спокойствие, Джон очень хорошо знал и боялся этого куда больше, чем даже драчливого и склочного характера своей вспыльчивой внучки. Он даже попытался как-то остановить Мишу, но было слишком поздно: она уже ничего не видела перед собой, кроме своего горя и своей боли, – Гэбриэл разбудил в ней раненого зверя. Отступление на попятную теперь было делом последним в очереди за льготной раздачей слонов.

А Лео в очередной раз залила в себя водку и хмуро сжала пустой фужер в кулаке.

Миша вдруг вся подалась вперёд, опёршись лишь одними локтями на край стола и посмотрев на Гэбриэла, точно пьяная. Её чувственные прекрасные губы сложились в узкую и почти невидимую синюю складку на посеревшем лице:

– Да, Лео Румаркер! Ведь для профессора Лео была последней выжившей в его семье. И Бэкквард знал по какому больному месту профессора надо ударить, чтобы он перестал трепыхаться, как прирезанная курица на столе у мясника, и утихомирился со всеми своими гениальными кониками и выбрыками… Нельзя сказать, что профессор чересчур уж переживал за своего последнего нерадивого отпрыска рода Румаркеров, – извини, Джон, что я так! Ведь было нечто такое, что служило явной невидимой защитой для его внучки, раз она сумела вернуться живой из мясорубки Третьей Мировой. Но война осталась в прошлом, а Бэкквард был здесь – прямо над душой его внучки. И условие у Бэккварда было чёткое и однозначное: если профессору вдруг вздумается что-нибудь выкинуть без ведома генерала или чем-нибудь ему напортачить, то под прямой угрозой окажется жизнь его непутёвой внучки – сержанта спецподразделения ППС.