Низ-верх

У них были фамилии – самый важный знак почёта. Только перед фамилиями употреблялось «господин» или «госпожа». Ги сразу перестал проявлять хоть какое-то уважение к 9Дан и Добрянке, за что от «всего лишь девчонки» не раз получал нагоняй, а от «всего лишь мальчишки» – усмешку. Трамиш же, напротив, придавал различию их уровней большую важность. 9Дан долго отучал его обращаться к нему «юный господин», иногда щипками и пинками. Белобрысый присмирел, но порой в разговоре у него проскальзывали отголоски прежнего воспитания.

Самый маленький участок принадлежал Впрокам, плантация кофе, но этого хватило, чтобы особо дотошные горожане узнавали их и здоровались.

Мороки разбили великолепные сады. Они были единственными поставщиками фруктов, ягод и восхитительных цветов.

Ферма Гнуша Скрючина занимала самую огромную площадь. Здесь ютились и пастбище, и поля для засева, и овощные грядки, поскрипывала механическая мельница, сконструированная его пра-пра-прадедом, и возвышалась смотровая вышка, с которой Скрючин временами оглядывал местность.

Когда 9Дан был маленьким, они с Добрянкой, Ги, который обычно подталкивал на бесполезные, но весёлые вылазки, и изредка Трамишем, насчёт чувств последнего нельзя быть точно уверенным, любили резвиться в пшенице. Дядюшка Скрючин, уже в те времена седой и морщинистый, бранился вслед удирающей малышне, но слова старика не вселяли ужаса, так что проказники продолжали топтать его урожай при всяком удобном случае.

Сейчас Добрянка хмурилась от солнечных зайчиков, что скакали по её лицу. Она заметила 9Дан и лениво кивнула.

Лифт долго поднимался с нулевого уровня. Ожидали его молча. Когда двери открылись, юный господин жестом предложил подруге спуститься первой. Она кивнула, теперь в знак согласия, и, еле вместившись в кабинку, отправилась вниз. Он немного постоял, наслаждаясь спокойствием утра, и вызвал лифт снова.

В Механизме работал всего один подъёмник. Так удобнее следить за передвижениями горожан, да и редко кто забредал на чужой уровень. Служба во дворце была расписана по часам, потому никаких задержек не возникало.

Грохот медленно приблизился к 9Дан. Последний стон, и гостеприимный лифт готов заключить своего попутчика в объятья.

Второй уровень воплощал в себе суетливую жизнь Пустыни, её остов. Он был менее светлым, но Трамиш, это дитя полумрака, издыхал уже на нём. Натягивал на голову капюшон и смотрел в пол, как будто солнце сожрёт, если он не спрячется.

Чистые улицы с благородством предлагали прогуляться и порой отвергнуть их дружелюбие не хватало сил. По паркам и скверам, украшенным муляжами механических изобретений и удобными лавочками, с утра до ночи бродили люди. Ги утверждал, что не помешала бы пара кустиков, но разводить растения любого вида имели право только семьи третьего уровня, а они не выращивали ничего дальше своих владений.

Ближе к лифту дома были выше, потому их соединяли переходы и лестницы. 9Дан столько бы не смотрел, всегда замечал что-нибудь новое. Цвет зданий менялся, стоило немного поблекнуть, яркие навесы над балконами и дверьми исчезали в одном месте и появлялись в другом. Вроде бы весь район должен окунуться в полумрак, но архитекторы потрудились на славу. Дневной свет не попадал разве что в самые густо застроенные уголки.

От строительства у прозрачного купола отказались, и жители Механизма могли подходить к стенам города и любоваться внешними миром, правда, народ редко там собирался, будто вовсе не интересовался тем, что ему не принадлежит.

Верх уровня тоже было трудно назвать скучным, по крайней мере, для 9Дан. Местами обшивка отсутствовала, и проглядывалась работа дополнительного для чердака источника питания. Топливные печи, которые имели дома третьих семейств, ежедневно пополнялись сухими ветками, сорняками, испорченными урожаями и вещами, полезность коих заключалась в способности гореть. Благодаря дополнительному источнику нагрузка на сердце сократилась, но было и ещё кое-что. Юный господин, когда выдавалась свободная минутка, ложился на лавочку и наблюдал за движениями машины. Иногда к нему присоединялся Ги. Теснил, заваливался на скамейку, закинув ноги на спинку и свесив голову с сидения, и болтал без устали. 9Дан не слушал, просто молча смотрел.

Из производственных предприятий в остове находились пекарня, текстильная фабрика и несколько заводов, в том числе по производству органических красок и бумаги. Ги, будучи прогульщиком, никогда не пропускал внеклассные часы, на которых обсуждалась бессмысленность и нецелесообразность рисования (ну, и прочих творческих утех), ибо на них разрешалось одновременно пользоваться инструментами художественного творчества, есть их и пачкаться. Особенно он любил цветные мелки: их всегда было много, грызи – не хочу. Он с удовольствием сломал себе подобным образом несколько зубов и вдобавок развил страсть к искусству. Пока учитель упорно доказывал, что рисование – пустая трата сил и ресурсов, Ги тонул в своём собственном мире, далёком от реальности. Теперь ему ох как зуделось стать первым признанным художником Механизма.

Как положено, в остове города селились здоровые люди, у которых в распоряжении была всякая мелочь, например, сервиз. Согласно убеждениям Пустыни, лишь ответственный человек способен создать семью. Тот, кто не смог уберечь своё имущество, не станет и достойным продолжателем рода. По словам Ги, истинного ценителя помоечных изысков, часто выбрасывались вполне нормальные вещи. Некоторые он таскал себе, хотя они были мечены и владение ими ровным счётом ничего не стоило.

Человек со второго уровня не носил фамилию, только приписку к имени с обозначением улицы и номера дома, в котором жил, так что на стажёрском бейджике Ги красовалось «Ги К-49».

Первый уровень, он же подвал, славился темнотой своих закоулков. Здесь, обозначая окраины Пустыни, тянулись ряды труб шириной в несколько метров и высотой от пола до потолка. Жители этих мест всё равно бы не увидели ничего, кроме сложенных внешних ширм, а так хоть клокочущие трубы и мечущиеся стрелки манометров придавали живости этажу, застывшему в сумраке.

Сюда отправляли горожан, у которых не было ничего своего или же они имели генетические отклонения.

Женщины работали на заводе по переработке отходов. Складуха тоже работала, пока не постарела, оттуда хлам и брала. Её мать этим промышляла, и мать её матери тоже. Подвальщики время от времени приносили домой выброшенные вещи, но Складуха преуспела больше остальных. У неё можно было найти всё, что душе угодно. Никто не возражал и наказывать подобную наглость не собирался. По крайней мере, пока маленькое дельце беззубой тётушки не мешало людям с других уровней. 9Дан и не узнал бы, если бы Трамиш как-то не привёл его посмотреть на обмен.

Мужчины часто становились ремонтниками, но особой радости от этого не испытывали. Часто их назначали на «уважаемые» со слов городского управления должности лишь потому, что никто из более высоких уровней не хотел рисковать своим благополучием. Во всяком случае, в этом был уверен Трамиш, и 9Дан никак не мог его переубедить.

Пытаясь доказать равенство слоёв, правительство учредило всем детям учиться и делать это нигде иначе как в школе второго уровня. Однако подвальщики редко уделяли внимание учёбе, поэтому мало кто из них выпускался из университета, а с отличием в последние лет пятьдесят только Трамиш. Сейчас первый уровень, не скрывая, гордился им. 9Дан тоже, ведь наличие диплома служило явным знаком того, что он выбрал правильного друга. Белобрысый таскал в кармане бейджик, который сообщал только имя и номер уровня.

9Дан пару раз ночевал в подвале. Помнится, мама Трамиша весь вечер отвешивала сыну подзатыльники и ругала за то, что он не предупредил о визите «юного господина». 9Дан глаз не смог сомкнуть, потому что по тёмным улицам первого уровня разносился ужасный рёв. То работал Механизм. Казалось, было слышно, как крутится каждая шестерёнка в его могучем теле.

Нулевой уровень полностью принадлежал дворцу Механизма. Два отсека отводилось под разум и сердце машины, и ещё один под обработку воды и воздуха. Отсюда же выходили очистительные трубы. Из них наружу отправлялись отбросы, непригодные для вторсырья или горения. Часто из-за турбин измельчителей прощание с мусором сопровождалось рокотом в шахтах и сильным ветром по ту сторону стены.

Нулевой уровень всецело принадлежал дворцу Механизма.

Всё. 9Дан проштудировал все доступные карты и схемы, пока лежал в больнице. Вдруг что упустил. Нет, всё – ниже ничего не было. Зато огромное металлическое тело в разрезе смотрелось так величественно, что сердце Впрока замирало.

С какой стороны ни глянь, этот мир выстраивался из остатков прошлого, улучшался за счет надежд о будущем, превращался в абсолютно новою вселенную – он держался не одно столетие благодаря Механизму. Машина росла и развивалась вместе с человечеством. Уже сложно было сказать, где заканчивался холодный металл и начиналась живая плоть.

9Дан вышел из лифта и наткнулся на осунувшегося Милуша. Мешки под глазами бывшего куратора подсказывали, что тот благополучно пережил вторую ночную смену.

– О, наш юный господин! – Милуш взял его за локоть и потянул за собой, отступив на шаг в сторону. Не хотел мешать снующим туда-сюда работникам. – Ну как? Поправился?

9Дан виновато кивнул. Конечно, на его место уже взяли другого бедолагу, но достойного прощания с наставником никто не отменял. Всегда оставаться на хорошем счету было одним из кредо Впроков.

– Заходите в «Переплёт», – пригласил он, увернувшись от выбежавшего из лифта мужчины. – Вас обязательно угостят бесплатным кофе.

– Ох, этот парень! – расцвёл Милуш. – До чего хорош! И зачем ты ушёл из нашего отсека так рано?

– Не ушёл, а скорее выпал, – вырос за спиной юного Впрока Грюма. – Не собираешься на днях повторить? Предупреди меня заранее, пожалуйста, не хочу пропустить…

– Ты опоздал, – вспылил Милуш, но получилось больше по-доброму, чем серьёзно. – Зачем брать дополнительные смены, если не справляешься? Стажёр на месте и тебя заждался. Один там сидит! Я протянул, сколько смог, но за тебя отрабатывать не намерен!

– Не сердись, ржавая ты гайка, а то уши вон как покраснели, – похлопал его по плечу Грюма. – Я хожу сюда не ради сопливых недомерков! Ждёт? Пусть дальше это делает! Не порти момент! Нам нельзя выносить сор дальше стен дворца, так дай хотя бы здесь над ним поглумиться! Ах! И почему когда падает он, об этом пишут в газете, а стоит мне свалиться, так смеху на год?

– Потому что ты, друг мой, плох и на лицо, и на характер, – отстранился от него Милуш. – И пользы от тебя по минимуму! Будь любезен, иди потрудись! И прекрати хамить! Ты говоришь с жителем третьего уровня!

– Ах, ну да! Конечно! – закривлялся он. – Юный господин… – его перекосило, того гляди вырвет. – Впрок.

Грюма насупился и поплёлся к надзорным будкам. По дороге натолкнулся на Ги и отскочил от него, словно ошпаренный.

– Тот самый, – он вздрогнул, но вернул себе утерянное на миг ханжество. – Не приближайся! Аж тошно!

Опоздание не помешало ему затормозить возле высокой девушки в очках. Она ходила взад-вперёд и глодала ногти, ещё когда 9Дан оказался в холле. Грюма с удовольствием одарил бедняжку парочкой замечаний, судя по тому как вытянулось её лицо. Правду о нём говорили – невыносимая личность! День только начинался, а ворчун уже всем настроение испортил.

Юный Впрок попрощался с Милушем, но и шага не успел сделать, как под руку его схватила получившая нагоняй сотрудница. Подтягивая очки на нос и сутулясь, она повела его по широкому коридору, в противоположную сторону от привычного ему маршрута, и отпустила, лишь когда они добрались до массивной двери.

Сперва за спиной звучал хриплый голос Ги, ему противился поучительный тон Добрянки и между ними мельтешило многозначительное молчание Трамиша, но затем они резко исчезли.

– Тебе даётся день на изучение разума, – быстро прогоготала девушка, в очередной раз поправляя очки и поглядывая за него. – Завтра приступишь к выполнению задания! Что? Я за тебя сегодня отвечаю! За дело!

9Дан попытался прочитать имя на бейджике, но она двигалась так сумбурно, что рассмотреть надпись не получилось. Девушка прокашлялась, выпрямилась и зашагала прочь.

Юный господин постоял немного, но никто за ним не вернулся. В итоге он поверил в задание незнакомки и заставил себя толкнуть дверь. Зайти пока не хватало духу. Он по-другому представлял встречу с разумом Механизма. Так или иначе, нужно морально подготовиться.

В конце коридора раздался смех. 9Дан отскочил от двери, будто преступник, пойманный с поличным. Сотрудники прошли мимо и не обратили на него внимания, а вот он, прижавшись к стене, проследил за ними робким взглядом. Они скрылись в кабинете напротив. 9Дан высмотрел громоздкие ящики и панели управления с рубильниками. «Эти ребята – вычислители», – догадался он.

Доподлинно известно, что сперва Механизм не имел никакого отношения к вычислительным машинам. Однако со временем необходимость в координации работы и в точных расчётах стала настолько очевидной, что к нему подключили режимники. Отдел налаживания можно было назвать «нервной системой», которая не сразу, но появилась и заняла место в отсеке разума.

9Дан сглотнул и проскользнул в комнату, предназначенную для сегодняшних изысканий. Огромный зал наполняли движения. У юного господина с непривычки в глазах зарябило. То там, то здесь механический организм пыхтел, гудел, выдыхал пар, свистел, словно закипающий чайник. Он говорил. И 9Дан верил, что отчётливо слышал каждое его слово.

Когда во всём виновато правительство

Трамиш обыкновенный

Трамиш бился головой о стол, который начальство выделило для работы над проектом. Так лучше думалось. И его вовсе не волновало, что при каждом соприкосновении со лбом государственное имущество потрескивало.

Добрянка пыталась сосредоточиться на схемах. У неё чуть ли не из ушей сочились идеи, которые она явно считала оригинальными. Вот только одна беда не давала ей покоя: если Трамиша удавалось игнорировать с лёгкостью, то скакавший без устали Ги со своими пошлыми песенками заставлял её руки трястись.

Стажёры проходили практику подальше от постоянных сотрудников, поскольку только изучали свои обязанности и доказывали свои умения Механизму: с каждого носа требовалось по проекту, причём толковому. Молодняк не отличался усидчивостью и часто задавал вопросы, что отвлекало тружеников, уже переживших эти тяжкие времена.

Чулан для стажёров, как называли помещение, где они сейчас имитировали бурную деятельность, был огромным. Когда-то новичков набирали группами раз в шесть месяцев, а не по паре-тройке в год. Университет выпускал немыслимое количество инженеров, вот только спрос на них упал. Объясняли это тем, что сейчас Механизму больше требовались отряды настройщиков, чем творцы конструкторов, но обещали, что в будущем всё вернётся на круги своя и дворец распахнёт двери для каждого желающего.

Пожилой мужчина стоял перед тремя страдальцами, но полностью погрузился в вычисления, поэтому если на него кто и смотрел, то видел только спину.

Добрянка не удержалась, вытащила из кармана прибор яйцевидной формы, свой личный банк данных. Она принялась крутить диски с цифрами на приборе, вводя персональный код. Раздались щелчки, но песенка Ги скрыла хриплые звуки.

Юная госпожа отличалась чрезвычайным любопытством, потому, без сомнения, пробовала разобрать условия задачи. Информация сюда не высылалась, и получалось вот что – когда Добрянка вернётся домой, то обнаружит на своём столе кипы листов со статьями по запросу.

Трамиш заметил её хитрость, но не подал вида. Вычисления заинтересовали и его, однако куратор ни слова о них не сказал. Значило это одно, сунешься – проблем не оберёшься. Оттого работа Бумбаха, конечно, стала таинственнее и привлекательнее. Но вот беда! Подвальщика сдерживали законы. Любые запросы банка отправлялись в отдел коммуникаций и сперва проверялись там. Трамиш рисковал шкурой, ведь разрешения на запрашиваемую информацию он не получал. Даже если соврать, рано или поздно правда откроется. Добрянка же была дочерью мэра и могла позволить себе чуть больше свободы.

– Куратор Бумбах! – выкрикнул Ги, делая акцент на имени.

Сам того не подозревая, Бумбах Н-5 стал его новой жертвой. Этот неловкий во всех отношениях человек был слишком обособленным. Казалось, он терялся и во времени и в пространстве. Ги умело распознал в нём столь уникальную способность и быстро нашёл ей применение.

Куратор очнулся от размышлений, вздрогнул и выронил из руки мел. Ещё одна странность Бумбаха заключалась в том, что он недолюбливал режимники. Он близко к ним не подходил и требовал с исключительной твёрдостью, чтобы его подчиненные пользовались головой и сами делали вычисления, хотя отделу инженерии предоставили целый агрегат. Единственно, из современной техники он воспринимал банк данных, и то как вынужденную необходимость.

Бумбаха больше привлекал Механизм, каждую часть которого он мог наблюдать и править. Да, он хотел понимать, с чем имеет дело, а не просто бездумно пользоваться упрощенной версией своих действий.

Трамиш не обратил бы внимания на предпочтения Бумбаха, если бы тот в первый день не посвятил целый час их стажировки обозначению того, что он не потерпит под своим руководством.

– Неужели Ги не входит в ваш список? – Добрянка уже тогда искала повод спровадить плута подальше от дворца. – Он же тот самый!

– Насколько я знаю, он прошёл весь курс инженерии без единой справки. Хотя, юная госпожа, с этими вопросами обращайся не ко мне. За набором следит отдел персонала, – куратор не повернулся, так что пришлось любоваться его плешью. – Если там посчитали его годным, я спорить не имею права. Для меня главное, чтобы вы работали исправно.

Так вот, совершенно обычный по меркам Механизма мел, которым куратор писал на совершенно обычной доске, упал на пол. Лёгкий шум от удара эхом прокатился по стенам чулана. Ги захихикал, довольный результатом, и пихнул Трамиша локтем. Тот по-прежнему пребывал в состоянии транса, так что не сподобился оценить реакцию испугавшегося наставника.

Добрянка в знак порицания покачала головой и молча склонилась к банку данных, что прятала в руке.

– Вы что-то хотели спросить? – Бумбах неуклюже поднял мелок и обратился к ним. – Если надеетесь сегодня созерцать разум, то умерьте свой пыл! Не забывайте, только один стажёр за раз!

Натолкнулся он, однако, на неприятную картину. Каждый из его подопечных томился своим, разительно отличающимся от полезного, занятием. Даже юная Морок, на которую он возлагал надежды, копошилась под столом, а не проливала пот над чертежами.

– Если вы будете маяться ерундой… – приступил он к поучительному монологу, но его никто не слушал. – Делайте, что хотите! Лишь бы от этого прок был! – и отвернулся к доске.

Ги во всю глотку распевал бессмысленные тексты, но лишь для того, чтобы усыпить бдительность жертвы. В случае с кем-то другим такое поведение вызвало бы как минимум недоумение, но для него оно было нормой. Когда он сидел тихо, то казался куда более подозрительным.

Он собирался окликнуть старичка, набрав побольше воздуха в лёгкие – Трамиш еле сдержался, чтобы не стукнуть его по выпятившейся груди, – но в чулан с видом, словно забрела случайно и не ожидала встречи, ворвалась девушка. Её очки были слишком велики, чтобы поместиться на остром, словно иголка, носу, поэтому прежде чем она приблизилась к Бумбаху, успела их раз десять поправить.

– Я отвела его к разуму, – зашептала она. – Ты уверен, что можно оставить его одного? Хорошо. Поняла. Меня подловил Грюма. Он сказал, что кое-кто хочет переговорить с тобой по поводу новичка и вообще происшествия с мостом…

Голова Трамиша замерла в нескольких сантиметрах над столом. Ассистентка отличилась необычайной зоркостью: покосилась на него, взяла куратора под локоть и утащила в дальний угол. Они приступили к серьёзному, но тихому обсуждению. Пока говорила она, Бумбах кивал и постоянно перебивал её, затем начал разъяснять что-то он, и девушка внимала каждому его слову.

Трамиш наблюдал исподлобья. Столько ажиотажа вокруг перевода 9Дан возникло неспроста. Ещё одна ниточка, подтверждающая теорию о тёмных делишках влиятельных особ Пустыни.

Бумбах встрепенулся и вскрикнул:

– Как замечательно, что у меня есть обязанности помимо того, чтобы следить за вашими… успехами! Механизм постоянно меняется и не терпит легкомыслия. Я отлучусь ненадолго, а вы сидите здесь и – будьте уж так любезны – занимайтесь своими проектами! Пойте и пляшите, если это вам поможет. Я не тиран. Но по окончании стажировки чтоб каждый выдал мне по рабочему предложению. И секунды лишней никому не дам!

Он и ассистентка торопливо покинули чулан, но Бумбах успел наградить их многозначительным взглядом.

Трамиш коснулся лбом прохладной крышки стола. Хрусть! Ги тоскливо опустился на своё место и отодвинул подальше распятый и девственно чистый лист, будто обиделся на него. Добрянка положила на стол банк данных. Послышался треск, и секунду спустя всех присутствующих ослепила вспышка.

– Ведь я ничего плохого не делаю, – юная Морок быстренько убрала добычу в карман. – Никому извне этого показывать не буду. Просто попробую разобраться. Интересно же! Разве нет? Как ты думаешь, – она вдруг переметнулась на Трамиша, – с 9Дан ничего не случится? Как бы его не хватил инфаркт! Он же так давно мечтал попасть сюда!

– Меня другое волнует, – он откинулся на спинку стула и уставился в потолок. – Почему они так мечутся из-за юного господина?

Ги возник рядом в мгновение ока и шлёпнул его по губам:

– Чего? Нельзя так звать 9Дан! Он же просил!

– Его здесь нет, так что на данный момент ему без разницы, – тут же вытер рот Трамиш.

– Это не повод обзывать друга за глаза всемогущим владыкой! – погрозил пальцем Ги, но секунду спустя ухмыльнулся своим необузданным мыслишкам.

Трамиш неловко оттолкнул его и вернул внимание к потолку.

– И как так можно жить? – Добрянка проверила, достаточно ли острый карандаш, и склонилась над листом. – Вечно видеть во всём угрозу? Ты думаешь, здесь каждый день кого-то переводят из одного отсека в другой? Для них это наверняка впервые! Ну вот! Только глянь на себя! У тебя однозначно другое мнение! Не хочу о нём знать!

– Раз в сто лет… – Трамиш припомнил одну из историй, которую раньше нашептывали ему бабки. И разве можно их судить? Ни для кого не было секретом, что в родильном отделении акушерки заранее готовили бланки смерти, когда к ним поступали женщины из подвала. Редко когда мать видела своего первенца. Их трупики молча забирали, оттягивая рыдания пациентки и бездумно давая ей надежду. Трамиш, например, получился у своих родителей только с третьей попытки. Родить – одна проблема, другая – не дать умереть чаду от болезней, разгуливающих по первому уровню Механизма. – Пусть для него это и заканчивается мучительной погибелью, но раз в столетие обязательно объявляется тот, кто способен разоблачить козни властей.

– Уволь! – простонала Добрянка, но он продолжил:

– На свет рождается тот, кто костьми готов лечь – и походу всё-таки ложится, – чтобы открыть великую правду, которая заключается в том, что правительство крадёт втихаря или под разными предлогами отбирает у граждан детей, отсылает их в лаборатории, где проводит над ними ужасные эксперименты…

В Трамиша угодил карандаш.

– А инопланетяне заговоры против нас не строят? – Добрянка потёрла разболевшиеся от глупого разговора виски. «Очень даже возможно», – промолчал он. – О! Точно! Забыла сказать, сегодня я отзавтракала сочненьким младенцем!

– А если там в самом деле люди?

– Их там нет! – протянула она руку, требуя карандаш назад.

– А вдруг?

– Тогда не трезвонь на каждом углу, ибо прежде чем присягнуть разуму ты подписал документ, согласно которому не имеешь права разглашать какую-либо информацию о Механизме!

– Видимо, юная госпожа так бы и сделала, – Трамиш расслабился и закрыл глаза.

Что он забыл во дворце? Он же хотел работать с отцом.

Занимался его отец ремонтами, излазил город вдоль и поперёк. Навряд ли осталось место, где он не побывал. Даже чинил опоры по ту сторону Механизма. После случая с мостом именно его бригаду послали поверить территорию дна, на которой пострадал 9Дан.

Когда отец вернулся с задания, то был тих и бесцельно бродил по дому, не знал куда себя девать. Трамиш ненавязчиво спросил, всё ли хорошо. Тот улыбнулся и кивнул. Тогда Трамиш уточнил, не напоролся ли он на что-то странное. Обычный вопрос, он всегда такие задавал, так что ни капельки не смутил родителя. Ничего такого. На следующий день мэр Морок собирался сделать заявление, поэтому отец не стал скрытничать, а наоборот удовлетворил любопытство сына.