Низ-верх

– Вы не понимаете, – он высвободил голову из липких пальцев Ги. – Они как бы не совсем такие, как мы. Я не успел многого разглядеть, но на руках у них точно есть… клапаны что ли. Будто в них можно вставать болт или какое приспособление с определённой резьбой.

– Человекообразные роботы, – вдохновлённо пробормотал Ги. – На такую реальность я согласен!

Он снова захихикал, но его воодушевление никак не ободрило 9Дан.

– Ох! – в палату заглянул мужчина. – От госпожи Впрок услышал, что ты пришёл в себя, и решил навестить. Смотрю, тебе веселья хватает! А вы шустрые ребятки, да? Думал, вы во дворце!

Брака Морок, вот уже четыре года мэр города, души не чаял в 9Дан – «соседском мальчишке со звонким смехом», как он говорил – и нисколько этого не скрывал, возможно, потому что судьба подарила ему четырёх дочурок, но обделила хотя бы одним, пусть даже он и был бы безобразником, сынишкой.

– Папа! – вскочила со стула Добрянка.

Морок просеменил в палату, обнял дочь и поцеловал в румяную щёку, пытаясь не выпустить из руки чёрную папку и трость. Его цилиндр, украшенный перьями из хвоста то ли петуха, то ли индюшки, сполз прямо на круглые очки с тёмными стёклами. Он поправил шляпу и сдвинул очки на кончик носа с одной только целью.

– Тебе бы домой пора! Да и всем остальным, – озорно оглядел он визитёров. – Завтра у вас рабочий день, бездельники этакие! А ну марш!

Ги скорчил плаксивую рожицу, но послушно слез с кровати и прошаркал в коридор. За ним последовала Добрянка, но до самой двери не упускала из виду улыбающегося отца. Трамиш той же тенью, что явился, скользнул прочь, но успел пристроить в углу свой рюкзак.

– У меня к тебе важный разговор, мой друг, – заходил по палате Морок. – Касается он случившегося.

– Знаю, что виноват… – начал 9Дан.

Неужели отстранят?

– Я прекрасно осведомлён, какой ты человек, мой мальчик, – Морок мягко улыбнулся. – Определённо, ты пошёл по мосту, не потому что хотел нарушить запрет или покрасоваться. Я слышал, ты работал три смены без перерыва. Впредь тебе стоит всё взвесить, как подобает, прежде чем соглашаться на чьи-либо просьбы.

– Так и будет, – уверил он.

– И больше не заставляй нас, стариков, волноваться! Но дело не только в этом, – мэр почесал подбородок и, наконец, сел на шаткий стул. – Ты должен понимать, что Механизм нерушимо связан с моей деятельностью. С деятельностью любого из нас. Мне не хочется интриг, я для них слишком глуп, поэтому спрошу напрямик. Ты видел что-нибудь необычное?

– Я видел людей, – кивнул 9Дан. – «Не таких» людей.

– Так, – Морок поднял указательный палец, призывая замолчать. – Тогда начнём по порядку. Ты только стажёр-надзорник. Конечно же, тебе ничего конкретного не сообщалось. Держи, – он достал из папки листок и ручку. – Подпиши.

– Но…

– Ты умный мальчик, я верю в тебя. Во дворце есть некоторые проблемы, но поправимые, так что жителям нашего славного городка о них вовсе незачем знать. Мы официально признаём, что ты пострадал в результате работы с Механизмом, а ты в свою очередь скажешь, что получил достойную компенсацию за свои травмы. Как выйдешь с больничного, можешь приступать к стажировке в разуме. Хрюшик потрудился перевести тебя в отсек попрестижней. Он печётся о персонале дворца, как о собственных детях! Если бы они у него были… Ты же не хочешь поставить под удар такого хорошего человека, раз меня тебе не жалко? Просто забудь об истории с мостом, – он более настойчиво протянул документ. 9Дан поставил подпись. – Так вот! Что касается людей… да… здесь ты немного запутался. Наверно, из-за усталости, да и ударился сильно, думается. Эти создания напоминают людей, но они – не мы. Ты правильно сказал, они «не такие». Как бы поточнее выразиться? Наверно, слышал, что раньше существовало много видов гоминидов, но в итоге остались только мы. Это не совсем так. Под нами действительно живёт другой вид, но он давно потерял всякую сознательность. А может, и не имел её. Теперь уж не разобрать! – Лицо Браки Морока омрачилось.

– Зачем они нужны?

– Всегда зришь в корень, да? Всему своё время! Не торопись! Лучше отдохни как следует! Достаточно знать, что эти существа важны для Механизма и совершенно безобидны, если их не пугать.

– То есть они просто животные?

– Да, как коровы и свиньи на ферме нашего любимого дядюшки Скрючина.

9Дан ничего не ответил, но как-то странно было сравнивать подобных себе созданий с домашним скотом.

– Одно дело быть людьми, – его смущение не ускользнуло от Морока, – и совсем другое – походить на них. Мы ведь поняли друг друга? – он поднялся. – Да? Ну и хорошо. Выздоравливай скорее, сынок. И помни:

Верь в Механизм, как веришь в себя,

И разум, и сердце душою любя!

9Дан повторил последнюю фразу с нескрываемым восторгом. Строки из гимна! Кто же откажется произнести их с самим мэром!

– Ах, кстати! – Морок уже стоял у двери, но вернулся, доставая трость, которую держал под мышкой. – Это тебе. Сделана на заказ. – Он прислонил её к кровати. Резная рукоять словно впилась острыми зубами в спинку и не давала гладкой палке соскользнуть на пол. – Из самого крепкого дерева в моём саду. Может быть, теперь ты будешь падать реже.

Трамиш возник на пороге ровно через полминуты после ухода мэра. Не говоря ни слова, он поднял свой рюкзак, достал из него книгу, отбросил сумку обратно в угол, сел на кровать напротив 9Дан, отпал на спинку, скинул ботинки и вытянул ноги.

– Я с вами теперь буду стажироваться, – похвастался Впрок.

– Похоже тебя подмаслили, юный господин, – бегал глазами по строчкам Трамиш. – Чтоб особо языком не трепал. Хотя что там! В наше время это не редкость.

– С чего бы? Эй! Намекаешь, что я не достоин? Без воли случая не сумел бы?

– Тебе виднее. Что там с людьми, которые «не такие»?

– Ну, я… – он замялся. Врать не хотелось, но и правду сказать нельзя. – …я ошибся. Морок сказал, что не о чем волноваться.

– Да? Что-то не слышу уверенности в голосе. Сомневаешься в словах мэра?

– Разумеется, нет! Скорее в своём рассудке. Я вообще не должен обсуждать с тобой ничего, касающегося Механизма! Рано тебе!

– Словно тебе в самый раз, юный господин, – Трамиш бесстрастно перевернул страницу. – Сам подумай! Ты что-то видишь, но от тебя трудно просто избавиться, ведь ты пострадал на глазах стольких людей. Знаешь, что про тебя даже в газете написали? Втиснули прямо перед самым выпуском. Мол, заходил во дворец здоровеньким, а выкатили на носилках. Даже твоя фотография есть! Правда, любительская… Ты там не очень получился. Перекошенный весь какой-то. Я прихватил… В рюкзаке… Не хочу вставать. Потом… О чём это я? Да, точно. Морок явно стремится поскорее остудить любопытство людей к этому происшествию. То, что он молол тебе, не вызывает доверия, уж прости. Нет, я не подслушивал, просто стоял слишком близко к двери. И уж мне ты можешь говорить, что посчитаешь нужным, ведь растрезвонил об этом до того, как подписал договор, так что я всё знаю.

– Да заткнись ты! Достал со своими теориями заговора! – 9Дан пнул его по ноге, и Трамиш умолк. – Что? Избавиться от меня? Почему? Я ничего не сделал! Подкупить, потому что упал с моста? Скорее я должен подкупать, чтобы все об этом поскорее забыли! Как же стыдно! – 9Дан говорил так быстро, что пришлось остановиться и отдышаться. Затем, после недолгого молчания, он решил больше не затрагивать скользкую тему: – Опять читаешь чушь какую-то? – и уставился на обложку.

Дома Трамишу запрещалось изучать что-то, кроме инженерии. Никакие увещания и мольбы на него не действовали. Его лупили, ему мешали, на него кричали, поэтому он часто таскал с собой листы, реже тома, вдруг подвернётся место для любимого занятия в тишине и покое.

– Да.

– Ну-ка! Что за книга? Кажется, я вижу значок переработки! А ну дай сюда! – 9Дан потянулся к нему, но в руке закололо, и он вернулся на подушки. – Год поступления на свалку я всё равно видел! – погрозил он пальцем. – Её уже двести сорок три года как не должно быть!

– У тётки Складухи ничего не пропадает! – Лицо Трамиша осталось непроницаемым. – Помнишь, когда мы заходили к ней в последний раз, она показывала статуэтку девушки без головы, выкинутую аж пятьсот с чем-то лет назад? Так вот теперь у неё есть осколок чашки, из которой пили до заселения в Механизм. Я хотел себе, но тётка такую цену заломила!

– Давно пора понять, что она мошенница! Откуда ей знать, сколько лет той чашке? Может, её уже раз десять в новую перерабатывали. Меняет мусор на мусор. А ты и рад! Да ещё и дрянь эту притащил? Чем тебе банк данных не угодил?

– Да причина в общем-то неизменна. В нём информация, полезная Механизму. Я же хочу знать то, что мне нравится.

– Что-то от твоих «нравится» никакого проку не заметил. Разве что мнить из себя больше стал, но это разве хорошо? Только о том, что тебе надо, и думаешь!

– Недавно читал, что эгоизм помогает осознать себя как личность, поэтому является важной чертой человеческого характера. Умеренный, конечно.

– И ведь не перепечатана? На древнем языке написана? – Белобрысый кивнул, чем сильнее разозлил 9Дан. – Ты опять воспользовался тем, старым банком? Не боишься, что его замкнёт и ты дурачком останешься? Их не ради забавы заменили.

– Не так-то легко найти книгу прежних времен без вырванных или сыплющихся страниц. Оно того стоит.

– Думаешь, для чего был создан язык Механизма? Он нас объединяет, дурья ты башка! Я слышал, когда люди говорили на разных языках, они не понимали друг друга и часто враждовали. Разве это не лучший урок, который можно вынести из истории? Старание отличаться друг от друга приводит к разногласиям. Механизм даёт знания, которые нас сплачивают. Остальное же просто побочный мусор, который не нужно брать в расчёт. – Трамиш не отреагировал, и 9Дан сдался. – Про что там у тебя?

– Мимика и жесты, – не отрывался от чтения тот. – Как понять человека без слов.

– Ну, давай хотя бы проверим, насколько полезным оказался твой хлам, – он принял серьёзный вид. – Что тебе подсказывают мои приподнятые брови? Какой я человек? Плохой? Хороший? Равных мне нет?

– В этой книге чёрным по белому напечатано, – Трамиш с гордым видом перевернул страницу, – что ты зануда, юный господин.

– Да быть не может! – засмеялся он.

Сила против ума

Море

Что он натворил?

Море не спускает глаз с мальчишки, сидящего на башенке. Совершенно точно она сейчас поднимется и отметелит его по полной. Даже руки уже чешутся. Ух! Ни одного живого места не оставит! Сто раз ему было сказано: хоть и умеешь говорить как оборотни, не смей этого показывать. Каждый дурак знает, что проявление схожести с ними карается исчезновением.

Море кусает нижнюю губу и решает, что ничего пока делать не будет. Даже если и поколотит, он через секунду забудет. Единственное, о чём жалеет, так о том, что не вырвала глотку чужаку. Он слышал, как Умнёнок болтает на их языке. И пахло от него странно. Ей сразу захотелось действовать, сколько энергии и ярости появилось не пойми откуда.

Она гладит разболевшийся затылок. Один из оборотней схватил её за волосы и вырвал целый клок. Теперь голова раскалывается. Хорошо хоть крови нет.

Море замечает, как к башне подкрадывается Буяка. Когда надоест? Вообразил, будто победит кого-нибудь из её стайки и так лично её унизит. Возможно, план удастся, но только если он выберет жертвой противника посильнее. Море с рыком бросается к нему.

– Прочь от моей стаи! – шипит она и бьёт Буяку по уху. – Не трогай Умнёнка!

Он оскаливается. За спиной возникают Дородный и Крякич. Кажется, к этой стычке он основательно подготовился. Море смотрит на Умнёнка и видит, что мальчишка безмятежно таращится наверх. Не собирается бежать и прятаться. Всё же просто – если удрапает подальше, не останется причин для драки, да и сам не огребёт. Море сомневается, сможет ли когда-нибудь понять этого ребёнка. Где-то он проявляет силу своего волшебного ума, а где-то тупит настолько, что в ней самой загорается желание хорошенько его отдубасить.

Только Буяка дёргается в сторону Моря, между ними встаёт Ёра. Конечно же, он ждёт момента поудобнее, чтобы появление отличилось пафосом и привлекло самок из других мелких стаек. Он принимает горделивую позу и презрительно смотрит на шайку Буяки. Сразу за ним в ссору вступает Бочонок. Он специально несёт мяч в зубах, чтобы показать врагам, как разорвёт их на кусочки, если они не отступят. Его широкая крепкая челюсть действительно достойна уважения.

Трое на трое, всё по-честному. Буяка сплевывает и несется на Бочонка, выставив перед собой кулаки. На Ёру прыгает Дородный, такой юркий и скользкий, что возникает подозрение на полное отсутствие костей в тщедушном тельце. Почему «дородный» – неразрешимая загадка. Словно если постоянно звать его толстым, он прибавит в весе. Морю достаётся Крякич, и ей сложно воспринимать его всерьёз. Вместо пугающих воплей он издаёт кряканья. Когда-то его звали по-другому, но сейчас это не имеет значения. Он сумасшедший, и никто, кроме Буяки, не хочет иметь с ним дел.

Согласно подсчётам Моря, Крякич старший из них. Возможно, когда она достигнет его возраста, то тоже тронется умом. Перед своим исчезновением Коровяка, взявшая под защиту на тот момент новенькую Море, научила считать время. Если знать, что именно складывать и вычитать, то совсем несложно.

Умнёнок говорил, что они начинают работу на оборотней примерно к четырнадцатому дню отдыха. Сам от них слышал. Мудрая Коровяка прожила вдобавок к ним ещё одиннадцать, а затем испарилась. По вычислениям Моря, которые она вела мелком на стене, Крякич старше её на три дня отдыха, и ему осталось ещё где-то два. Значит, ей самой пять. Случается, что исчезновение затягивается и старички живут немного дольше, но то редкость. А вот забрать раньше могут запросто.

Умнёнок – самый младший в стайке Моря и самый слабый в общем загоне. Он отработал всего два дня отдыха. И уже два раза оборотни его забирали: в первый – когда он сломал ребро, во второй – палец. И всё потому что любит высоко залезать и из-за своей неуклюжести постоянно падает. Удивительно, оборотни удосужились построить для него более-менее безопасную башенку с оградой, чтобы он не свалился.

Крякич наскакивает с разбегу, и Море кусает его в плечо. Бедняга скулит и пытается её поцарапать. Не тут-то было! Уворачивается, но из-за вынужденного маневра отпускает его. Из раны течёт кровь. Раздается сигнал тревоги. Стена загона с натугой раздвигается, и из неё выбегают оборотни в защитных шкурах. Сегодня стаи уже встречались с ними. Море даже унюхивает того, кто оттаскал её за волосы, но сдерживается, чтобы не напасть.

Драчунов разнимают, а Крякича уволакивают. Всегда так, если у кого-то течёт кровь, его сразу уводят. Иногда навсегда. Море знает, что навредила несильно. Она не желает ему зла. Крякича вернут, причём совсем здоровым, а пока схватка за уважение окончена.

Скоро трудиться, но Море слишком возбуждена, чтобы расслабиться: запах свалившегося чужака до сих пор бодрит, а от драки сердце долго не может успокоиться. Столько всего разом!

Она просто ходит по загону кругами, а затем начинает играть с Ёрой и Бочонком. Они отнимают друг у друга мяч и кидают его в корзину, что висит высоко над полом. Умнёнок однажды умудрился на неё забраться, поэтому сейчас она немного кривая.

Звучит команда – отвратительный писк, от которого они морщатся. Все в загоне бросают свои дела и послушно идут к маленькому проёму, над которым загорается зелёный огонёк. Старые двери открываются, и стаи шагают по узкому коридору прямо, затем сворачивают налево. Начинается их рабочее время.

О минусах полезности

9Дан по фамилии Впрок

9Дан стоял у зеркала и завязывал галстук, мурлыча под нос гимн Механизма. Сегодня начиналась иная стажировка, в качестве инженера. О чём ещё мечтать!

Он побрызгал водой на волосы, слишком уж вились, и оторопел – отражение кривилось, словно смеялось над ним.

– Готов? – прокричала мать.

Он поморгал, и видение испарилось.

– Да! – юный господин взял коронованную, как удалось разузнать, головой змеи трость, с которой теперь не разлучался, даже когда шёл в уборную, и быстро зашагал по коридору. Меньше всего на свете он любил эту часть дома. Унылый и непримечательный проход вселял желание поскорее выбраться из него и не позволить пустым стенам высосать приятные мысли. 9Дан заметил, что дверь одной из комнат была закрыта на внешний засов и, прежде чем сообразил, что лучше бы поговорить об этом с глазу на глаз, крикнул: – Ты опять заперла Темнушку?

На секунду он замер, а затем заспешил на залитую спасительным светом кухню и, прихватив с обеденного стола бутерброд, уставился на мать. Она любовалась пшеничным полем дядюшки Скрючина, что прекрасно проглядывалось из распахнутого окна. Её каштановые волосы были туго заплетены в длинную косу. Местами седые, они ловили лучи холодного зимнего солнца, вяло повисшего над прозрачным куполом сонного города. Госпожа Впрок нервно теребила фартук.

– Твой брат опять хотел выйти на улицу, – пожаловалась она. – Я никак не могу понять, зачем? Какая ему разница, где ходить?

Вообще-то запертая дверь никогда не была помехой для Темнушки. Хоть и дорос 9Дан до пупка, уже мог и неплохо надавить на жалость, и в окно вылезти, что успешно практиковал в половине своих побегов на волю. Правда, такие ухищрения выпадали на ночь, когда вероятность быть пойманным значительно сокращалась.

9Дан предпочитал помалкивать. Он не хотел лишать Темнушку радостей и не желал беспокоить мать сильнее, чем она волновалась сейчас.

– Ну… – он скопил побольше воздуха в лёгких, придумывая оправдание, и громко выдохнул, поскольку все они давно иссякли. – Наверно…

– Какая ему разница? – мать не двинулась. – Он всё равно ничего не видит! Зато его видят наши соседи! На последних семейных посиделках господин Морок упомянул, что одна из его дочерей наткнулась на Темнушку, который бродил без дела по округе. Угадай как? Босиком! Я так долго извинялась за него!

9Дан подавил стон отчаяния, заслышав о семейных посиделках. В доме действующего мэра собирались представители трёх семей. Со стороны Скрючиных остался только Гнуш, он и ходил на эти собрания. Впроков представляла Кралия, мать 9Дан. Ну, а от Мороков к ним присоединялся Брака. Они размещались в его кабинете (у каждого уважающего себя мэра должен быть личный кабинет), играли в настольные игры или карты и скучно шутили. Иногда обменивались новостями и хвастались своими отпрысками, у кого они имелись.

Как только 9Дан исполнилось четыре, раз в год матушка приводила его туда, и он терял целый вечер в их обществе. Вместо приветствия, они строго смотрели на него и спрашивали: «Что важнее всего?» «Благо Механизма!» – не задумываясь, отвечал он. Они одобрительно кивали и хвалили его за ум и ответственность.

Темнушку на семейные посиделки не приглашали. На то были свои, никак не зависевшие от него, причины.

– Вот ведь! – Губы Кралии задрожали. – Как стыдно! Как в такой семье, как наша, смог родиться настолько неэффективный человек! Твой отец должен был позволить… – она прикрыла рот ладонью.

Нужно было что-то сказать, но 9Дан не знал чью сторону принять. Он отодвинул стул, хотя садиться не собирался, и бесшумно побарабанил по его спинке. Огромный стол, рассчитанный на большее количество людей, чем имела семья Впроков, занимал почти все пространство и ни разу не ломился от еды, даже когда Кралия приглашала кого-нибудь в гости. Сидеть разрешалось где угодно, и как ни странно, если хотелось поболтать, приходилось говорить громче, иначе появлялся риск быть неуслышанным.

– Не решил насчёт Механизма? – она приблизилась к 9Дан и начала поправлять его галстук. – Там и без тебя неплохо справятся, а мне тяжелее с годами становится. Управлять чем-то или кем-то гораздо сложнее, чем ты думаешь. Кстати, не забудь сегодня после работы прийти в кафе. Уже язык устал объяснять нашим клиентам, что с тобой все хорошо. Лучше покажись разок.

– Я… – 9Дан отвёл взгляд и увидел на тумбочке в прихожей рамку. В неё госпожа Впрок запихала первое значительное упоминание о сыне, ту недавнюю статью.

Выпуском газеты в Механизме называлось добавление событий, случившихся за сутки, в общую базу данных. Этим занимался специальный отдел коммуникаций. К слову статьи получались сухими и фотографии тоже не очень подбирались. Обычно новостным сборщикам давали список мероприятий, и они уже знали о ключевых моментах следующего дня.

Инциденты, вроде «таинственного падения наследника кофейной империи 9Дан по фамилии Впрок», ставили на уши весь отдел. На несколько часов, реже дней, обмен данными нарушался.

Информация подвергалась редакции: ценная для будущих поколений, например, исторические события и законы, вносилась как обязательная для обучения, другая – 9Дан знал, что его приключение ждёт именно такой конец, – отправлялась в архив, то есть она всплывала только при запросе.

Знаний скопилось много, но зачастую они были неполными. Пусть всего, что произошло до Механизма воссоздать не удалось, данных с учётом последних веков собралось столько, что на их изучение без сжатия и насильного ввода потребовалось бы лет тридцать.

Именно поэтому общие сведения начинали потихоньку, через банк данных, давать ребёнку в возрасте шести месяцев. В приборе имелись специальные вилки, которые втыкали в вырезанные на загривке отверстия. Процедура была опасной и трудоёмкой, поскольку организм не всегда принимал банк, а сам банк при неправильном использовании мог испортить рассудок. 9Дан навряд ли забудет щелчки, которые издавал маленький механизм на его шее, делясь многовековыми знаниями.

– Почему мы связываемся только с базой данных? – поинтересовался он однажды у отца. Тот насвистывал их любимый мотивчик, и прерывать его не хотелось, но любопытство взяло верх. – Почему нельзя передавать информацию друг другу?

Тогда господин Впрок лично занимался обучением сына, да и дома бывал чаще.

– Чтобы не перегружать приборы, – Дая плавно вытащил банк. – Ты же должен понимать, что их функциональность ограничена. Вроде, я запрашивал для тебя этот урок.

Они частенько сидели на полу в гостиной, хотя диван был куда мягче и удобнее. Так комната казалась просторнее, а громоздкие шкафы с сервизами, пухлые кресла и огромная люстра уменьшались в размерах или вовсе пропадали из виду. Даже уродливые часы с кукушкой, которые остались со времён заселения и вызывали зависть всей Пустыни, не раздражали грохотом, когда пробивали время.

– А придумать что-нибудь? У нас же есть электричество! Правда, что раньше его всем давали? Почему теперь им пользуются только несколько домов? Что если перестроить банк, основываясь на новом источнике энергии, не на ручном заводе? Мощности-то точно прибавит!

– Не слишком ли ты мал теории выдумывать? Представляешь, сколько энергии нужно? Да для каждого! Механизм уже не потянет.

– Вот вырасту и придумаю способ! Неужели никто до меня не пытался? Или пытался? Тогда почему…?

– Ну-ка тихо! – Дая шикнул на сынишку. – Больше не говори на эту тему! И на подобные ей! Никогда и ни с кем! Обещай мне! Твоё дело – трудится на благо Механизма, а не людей, – его передёрнуло. – Не будет его, – процедил он сквозь зубы, – не станет и нас. Пожалуйста, – он обхватил лицо 9Дан вспотевшими ладонями, – даже если считаешь иначе, всем вокруг повторяй фразу, которую я сейчас сказал.

К четырём годам дети ходили в школу, чтобы закрепить приобретенные знания, а к шести – выбирали специальность, в которою желали внести свою лепту.

На весь город имелось одно высшее учебное заведение. Оно предлагало следующие факультеты: инженерию, налаживание и медицину. И множество мелких курсов, после которых учащиеся выходили с дипломами чиновников, блюстителей порядка и прочих специалистов, не отвечающих за работу Механизма.

Три основные сферы постоянно развивались, так что на момент, когда 9Дан поступил в университет, обучение премудростям конструирования занимало тринадцать лет. В этом случае полагались исключительно на способности. Задания и самостоятельные решения раскрывали образ мышления и показывали, подходит ли человек ответственной должности или же нуждается в коррекции. К сожалению, со справкой о перевоспитании во дворец не приманили, зато с удовольствием брали на любую другую работу. Так и отсеивалось большинство претендентов.

9Дан прохромал к выходу, наспех натянул ботинки и сказал, закрывая двери:

– Хорошо, загляну!

У лифта он встретил Добрянку. Они соседствовали на третьем уровне, чердаке города, в самом солнечном месте Механизма. Сложилось так неспроста. У людей, живших здесь, во владении имелась земля. Если ещё точнее, весь этот уровень принадлежал лишь «третьим» семействам, как их называли в народе: Впрокам, Морокам и Скрючиным.