Полночь дракона

Об этом говорят карты таро, которые я раскладывала неделю назад перед сном, добрые шутки Уилла, сотни общих воспоминаний и его теплый взгляд.

Невозможно смотреть так на человека, если не испытываешь к нему ничего, даже Джейн это отметила своим: «Боже, он смотрит на тебя как ручной зверек на хозяйку, разве не мило?»

Безусловно мило, как и все, связанное с нашей дружбой. Только не слишком ли Уилл медлит?

Скоро придут ответы из колледжей и университетов, жизнь раскидает нас по разным городам, и хоть мы оба подавали в Ньюберн и Принстон, но кто знает, как сложится судьба?

Я смотрела, как Уилл небрежно кидает сумку на парту, садится рядом со мной, такой привычный и почти родной.

– Через неделю у нас игра с «Волками», ты ведь придешь посмотреть, Реми? – Одно легкое движение, его ладонь сверху моей, – чертовски нечестный прием, от которого колотится сердце.

– Конечно, Уилл.

В этот миг я поймала колкий взгляд очкарика Фостера, который сидел у окна, аккуратно разложив учебники, с знакомым равнодушным выражением лица.

Отчего-то вспомнился момент моего позора, когда я поднимала телефон, почти ползая у ног мистера всезнайки и стараясь не слышать колокольный звон.

Какая мерзкая сцена! Фостреру стоило сделать всего одно движение, чтобы наступить мне на руку и растоптать мою гордость.

– Ненавижу ботаников.

– Что, прости? – С интересом произнес Уилл.

Я склонилась к нему:

– Ты только взгляни на этого засранца: сидит с видом мраморной статуи, он вообще человек? Может, киборги объявили нам войну и прислали своего агента?

Уилл закатил глаза:

– Ну что ты такое говоришь, Реми! Это всего лишь наш одноклассник, который, судя по всему, хочет выбить стипендию в колледже, безобидный малый в отличие от тебя.

Фостер открыл учебник и склонился над ним с таким видом, словно ничего в мире его больше не волнует: ни придурки из класса, ни солнце, которое нещадно светит в окна и наверняка обжигает ему левую руку. Просто ангельское спокойствие!

– Интересно, он с кем-нибудь общается? Или у него только воображаемые друзья?

– Вроде с Фредом и Эдвином, – задумчиво ответил Уилл.

Джейн и Мия, с любопытством подслушивающие наш разговор с задней парты, синхронно произнесли:

– Такие же ботаны.

Мне стало смешно. В класс вошел учитель, и я вспомнила, что не достала из рюкзака учебники.

Так-так-так, что там у нас? Физика – страшная книга в синем переплете, тетрадь со Скуби Ду… Рюкзак казался на удивление пустым. Вроде все на месте, вот только…

«Дневник», – пронеслось в голове красной строкой. Где. Мой. Дневник? Дьявол!

А ведь это психолог мисс Перкинс советовала вести записи, чтобы избавится от дурных мыслей и не держать проблемы в себе. Не стоило ее слушать.

Но я записывала наблюдения, заметки, сокровенные желания – все, что боялась произнести вслух, все что грызло меня изнутри. Дневник – моя маленькая тайная комната с секретами, и не дай бог, кто-то найдет от нее ключ, вломится, вытащит все сокровенное на свет божий и громко скажет: «Посмотрите, Онелли – довольно скверная девчонка! Ее паршивые секреты многого стоят!

– Отношение модуля вектора площади и вектора магнитной дедукции…, – скучно диктовал мистер Фергюсон, пока в моей голове бушевало торнадо из страха и дурных предчувствий.

В шкафчике для обуви его точно нет, дома на столе – нет, в книжном шкафу – тоже…Может, надо просто успокоиться и поискать еще раз? Утром мне казалось, что серый молескин остался в рюкзаке, но и здесь пусто. Не мог же он испариться!

Или попасть в руки кому-то из одноклассников, если я случайно оставила его вчера в школе…

Если так, то – это катастрофа. Вот дьявол!

– Реми, ты ударила по столу кулаком, все в порядке? – взволнованный взгляд Уилла.

– Да…

Нет, ничего не в порядке! Ладно, пусть кто-то узнает из дневника о моих чувствах к Уильяму Райту, в конце концов, это не такая уж страшная тайна, половина школы делает на нас ставки.

Но что если одноклассники раскопают кое -что похуже?

Я судорожно вздохнула и попыталась сконцентрироваться на происходящем, как обычно советовала мисс Перкинс на наших еженедельных сеансах.

Учитель, доска, взгляд очкарика, пожалуй, слишком пристальный. Дневник…

Мысли таяли, растворялись в одном единственном слове, от которого веяло паникой.

Где же он? Или у кого? И зачем я послушала мисс Перкинс, надо было соорудить в памяти личное кладбище и похоронить там свои мысли.

– …Несколько физических состояний, – скучным голосом продолжал учитель, в то время как я рассматривала сонных одноклассников, прищурив глаза, как шериф из низкопробного фильма, который пытается силой дедукции вычислить преступника.

А что, если дневник остался на полке под партой? Вчера последним уроком была физика.

Я машинально провела рукой по шероховатой поверхности между столом и коленями, стараясь не замечать удивленный взгляд Уилла. У него на лице сейчас написано: «Что ты делаешь, Реми Онелли?»

Прости, но не думаю, что смогу поделиться с тобой этой маленькой скверной тайной.

Если молескина нет, значит, кто-то его взял. Похоже, мои дедуктивные способности растут на глазах.

Мия? Джейн? Точно нет. Первым делом подруги выложили бы цитаты из дневника в наш закрытый чат с пометкой: «Реми, мы никому и никогда не расскажем», а потом вернули бы дневник, глядя на меня с брезгливой жалостью.

Уборщица или учитель? Я пролистала ленту школьной группы – ни одной заметки о найденной пропаже. Все позитивные варианты закончились, остались только те, что способны обнулить мой социальный рейтинг в «Редсайд».

Уроки шли дальше: геометрические формулы, дурацкая биология. Мия заказала альбом «Стрей Кидс», Уилл сочувственно похлопал меня по плечу и посоветовал хорошенько выспаться сегодня.

Реальность уплывала, растворялась среди оконного света, падавшего на спортивную площадку, силуэтов одноклассников, каждый из которых мог оказаться тем, кто разрушит мою школьную жизнь.

Я смотрела, как солнце пересекает горизонт и движется к центру безоблачного неба, играет на волосах Фостера, и они кажутся почти светлыми, будто опаленными. Пожалуй, только мы двое предпочли пейзаж за пыльными стеклами невысокой фигуре учителя.

Мимо моих ушей проходят факты о физических состояниях и магнитной дедукции, на задней парте Джейн с Мией шепотом обсуждают бессовестно короткую юбку Сары Рендл.

Мне плохо. Каждый шорох напоминает о потерянном дневнике, даже скрип мела о доску вызывает ассоциации с чьим-то зловещим шепотом: «Эй, ты готова открыть дверь в свою комнату с секретами?»

Прозвенел звонок. Уилл обнял меня и сказал что-то о предстоящей тренировке перед игрой с «Волками». Я снова почувствовала знакомый умиротворяющий запах газировки и мяты, а потом он исчез вместе с Уиллом Райтом, покинувшим класс.

Мы с подругами вышли из здания «Редсайд» навстречу палящему солнцу. Мия предложила пойти на главную площадь, где открылось новое корейское кафе «Суно».

– Ты ведь с нам, Реми, ну пожалуйста? – Сейчас она широко распахнутыми глазами и ладонями, сложенными в молитвенном жесте, напоминала героиню комикса.

Я бы с радостью пошла, но сегодня утром на кухне рядом с мусорным ведром мне довелось найти пустую зеленую упаковку, от которой просто веяло бедой.

– Не могу, давай лучше завтра или послезавтра.

– Свидание с Уиллом? – Джейн прищурила глаза, играя в детектива.

Если бы, просто еще один паршивый день.

– Сезонное недомогание, слишком жаркая весна действует на нервы.

Подруги переглянулись. Надеюсь, они не догадываются, что в моей жизни все идет наперекосяк уже почти год.

– Реми, если ты боишься не поступить в свой Принстон или Ньюберн, и поэтому так переживаешь, то это пустое, – серьезным выражением Джейн походила на мисс Перкинс, не хватало только очков с круглыми стеклами.

– Нам остается смириться и ждать письма, – продолжила Мия.

Вместо ответа я лишь обняла их на прощанье.

Пусть думают, что все дело в слишком туманном будущем. Мы трое – лучшие в «Редсайд», наша жизнь должна быть примером для подражания. Никаких грязных историй, никаких проблем, только успех, умеренно короткие юбки и зависть в глазах одноклассниц.

На горизонте показался мой дом – довольно большой для трех человек, двухэтажный, с просторным садом и гаражом для папиной дорогой машины. Только сад выглядел неухоженным, благо наш участок скрывала большая плотная изгородь.

Отец говорил, что частная жизнь – не для чужих глаз. Правда, это было раньше, когда он возвращался домой вовремя. Сейчас наверняка ему уже все безразлично: и заброшенный, заросший травой сад, и мы с мамой.

Я открыла входную дверь и вдохнула пыльный воздух, мимоходом отметив, что надо чаще делать уборку.

Удивительно, но мысли о дневнике, почти перестали меня мучить. На смену им пришел страх, потому что из маминой комнаты раздавался голос Боба Дилана.

Вот черт!

Она всегда слушает его песни, когда срывается.

На стене в прихожей висело зеркало. Из отражения на меня смотрела совсем другая Реми, не та надменная девица, что ловила завистливые взгляды в школе, а испуганная Реми, похожая на жертву землетрясения. Эту Реми я ненавидела.

– Плохо-плохо-плохо, – пришлось быстро подняться по лестнице и постучать в мамину комнату.

Дверь оказалась запертой, только насмешливый голос Боба Дилана звучал в ответ на мои просьбы открыть.

Я достала из рюкзака ключ, повернула его пару раз в замочной скважине, и дверь со скрипом отворилась.

Ну вот, так я и знала. Кадр первый, дубль первый. Джесика Онелли в любимом серебристом халате полулежит на письменном столе, в ее руках стакан с виски, а рядом валяется пустая пачка из-под таблеток.

Внутри меня закипела злость. Как же бесит!

Когда мама срывалась, ее состояние делилось на две стадии: «немного ослабила контроль», и «дала себе волю». Кажется, сейчас было нечто среднее между первым и вторым.

Я выключила динамики проигрывателя, пообещав себе завтра же выбросить его из окна. Без Бобба Дилана стало гораздо легче.

Остался лишь мамин возмущенный голос:

– Эй, что делаешь!

Движение руки, и зеленая пачка с таблетками уже у меня. Выкину ее в мусорный бак. Мама ругается совсем не теми словами, какими принято разговаривать с детьми, она пытается выхватить у меня пачку, но бесполезно.

Дубль второй. Я веду ее в ванну, заставляю умыться, провожу в комнате обыск, абсолютно не понимая, как она умудряется доставать эту гадость. Сеть поставщиков? И на это уходят все семейные сбережения?

Дубль третий. Мама сидит на кухне, руки ее дрожат, словно через силу она сжимает белую чашку с рыжим котенком и делает глоток чая:

– Я сорвалась.

– Ты сорвалась.

Между нами – тяжелая тишина. Только капает вода из крана, да мама периодически всхлипывает. Наверное, ей стыдно, а может, она просто делает вид. Не зря же Джесика Онелли мечтала в молодости стать актрисой, пока не встретила моего отца.

– Неужели так сложно не срываться больше?

Она лишь пожала плечами. Все-таки сегодня мама «немного ослабила контроль», иначе бы билась в истерике и проклинала меня («Реми, негодяйка! Верни!»).

– О да, сложно, – в ее руках оказалась пачка тонких вонючих сигарет, почти элегантным движением она достала зажигалку, Про себя я отметила, мама все еще была красивой, похожей на голливудскую диву с гордо поднятой головой, только глаза казались потухшими и безжизненными, а любимой фразой за последние месяцы стала: «Это все сука-жизнь, Реми».

Часы показывали пять тридцать, мы обе изучали минутную стрелку в наступившей тишине.

– Сложно, потому что он снова со Стервой, ставлю пять баксов, – горько усмехнулась мама и сделала еще один глоток. Ее руки дрожали уже чуть меньше.

– Может, просто задерживается на работе, в юридической фирме куча дел.

– Ре-ми, – мама ослепительно улыбнулась, – не веди себя как дура, ненавижу глупцов. Сейчас конец весны – тухлый сезон, и твой отец скорее всего выбирает ресторан, чтобы скрасить еще один вечер с той женщиной.

Наверное, стоило пожалеть ее сейчас. Наверное…Но злость никуда не делась.

– И что с того, мама? Нам надо жить дальше, ты можешь найти кого-то другого!

Она рассмеялась. Безусловно, Джесика Онелли умела играть королеву драмы так, что ее стоило прямо сейчас номинировать на «Оскар».

– Другого? Этот урод оставит нас ни с чем, мы пойдем просить милостыню, Реми! Ах ну да, у тебя же твой Принстон, хотя.., – на ее губах возникла злая, обреченная улыбка, – денег у меня нет, а твой отец тратит все на новую даму сердца. Так что ты тоже в полной…

– Прекрати!

Я ударила кулаком по столу. – Хватит, с чего ты решила, что папе мы безразличны? Он не такой плохой, как ты говоришь!

Мама рассмеялась, словно пытаясь выплеснуть накопившееся напряжение:

– Не плохой? Уже год он грозиться уйти к любовнице, бросить нас, хотя я оставила мечты о Голливуде ради семьи, Реми, а этот урод…

«Ты оставила мечты о Голливуде, потому что залетела и быстро вышла замуж за отца, как тебе советовала моя бабуля – женщина суровых взглядов».

Я молча начала мыть посуду, периодически кивая и не вдаваясь в подробности ее пламенной речи, которую слышала уже добрую сотню раз. Посуда грязной горой лежала в раковине. У мамочки – депрессия, и все заботы по дому ложатся на плечи Реми. Просто здорово!

После последней тарелки мне стало немного легче. Злость, копившаяся внутри, вылилась в почти машинальные движения губкой по фарфору. Мамы на кухне уже не было, зато в зале тихо бормотал телевизор.

Я даже не заметила, как она ушла. Боже… На миг мне стало стыдно. Но миг прошёл, а количество проблем не уменьшилось, они лишь росли как снежный ком. Из крана тонкой струей текла вода, в холодильнике осталась курица, так что можно не готовить хотя бы сегодня.

Надо поговорить с отцом. Насчет Принстона.

В голове зазвучал саркастичный голос мамы: «Ах ну да, у тебя же твой Принстон». Принстон, откуда со дня на день может прийти письмо и за который кто-то должен платить.

Золотые мечты золотой девочки, не так ли? Так почему… Я с силой ударила по кастрюле, отчего та жалобно звякнула, почему с каждым днем я теряю контроль над своими проблемами?

Их становится все больше, а сил их решать – наоборот, меньше. Замкнутый порочный круг.

В прихожей раздался стук входной двери. Папа пришел. Мое сердце заколотилось в почти детском ожидании. Помню, еще пару лет назад мы с мамой ждали его прихода, размышляли о том, что будем делать вечером, смеялись.

Все изменилось слишком быстро

Я вышла ему навстречу, скрестив руки на груди. Защитный жест, как говорит мисс Перкинс.

Папа пришел на удивление рано и выглядел он неважно: взволнованный и взлохмаченный, с горящими глазами, что смотрелось, мягко говоря, странно на фоне черного офисного костюма и идеально блестящих ботинок.

– Привет.

Он не поздоровался в ответ, лишь отвел глаза в сторону.

– Я ухожу, Реми.

Все вопросы и заранее заготовленные слова вылетели из головы. Остался только один.

– К ней?

– Ее зовут Кэролайн, – произнес отец и направился в спальню, где стоял шкаф, половину которого заполняли безукоризненно белые рубашки, фирменные костюмы и мягкая удобная обувь. Ну да, он ведь любил причислять себя к белым воротничкам и даже гордился этим.

Сейчас я смотрела на это будто со стороны: дешёвая драма из тех, что любят показывать в телевизионных шоу. Мать играет в депрессию и чертовски проигрывает, отец, уставший на это смотреть, собирает вещи, готовый улететь на своем шевроле прямо в объятия стерве Кэролайн. Жизнь рушится на глазах.

Кажется, стоит сделать неверный шаг, и наш дом тоже сложится наподобие карточного домика, похоронив нас заживо.

Самое грустное во всем происходящем – то, что им обоим на меня наплевать.

Я поняла, что бегу только тогда, когда дверь в мою комнату захлопнулась от порывистого движения руки. Хватит. Лучше спрятаться здесь, в моем маленьком убежище, где царит покой и некое подобие уюта.

Вот старое, но бесспорно любимое кресло, кровать, которая уже маловата, но какая разница, фото, где мы втроем с Мией и Джейн, такие счастливые. Рядом фото Уилла, сделанное на телефон и зачем-то распечатанное. Здесь ему всего тринадцать, в руках он держит баскетбольный мяч и улыбается.

– Убирайся! – Издали доносился мамин голос и грохот посуды. Она била тарелки.

Папа что-то прокричал ей в ответ, снова хлопнула входная дверь, и в доме воцарилась жутковатая тишина.

Наверное, надо выйти к маме, сказать пару утешительных слов.

«Что именно ты скажешь? – Шептал гнусный голос внутри. – Успокойся, самое худшее уже случилось. Теперь мы – блистательный дуэт домохозяйки, не работавшей ни дня в жизни, и несостоявшейся студентки Принстона».

Несостоявшейся… Может, имеет смысл позвонить отцу завтра? Он ведь обещал оплатить учебу примерно год назад, когда все было не настолько плохо, и Стерва еще не появилась на горизонте.

Я схватила телефон и машинально зашла на ее страничку в твитере. Красивая, как и ее имя, с виду успешная, леди в маленьком черном платье с идеальной фигурой и черными локонами до плеч. Не думала, что отцу нравятся брюнетки.

На фотках – букеты цветов, подаренные, очевидно, папашей, еда из ресторанов, где они зависали по вечерам, и новая машина ярко-красного цвета. Как мило.

Я видела их вместе всего один раз на главной улице Риджвуда, куда мы с подругами забрели после школы.

Папа шел рядом с ней, приобняв стерву Кэрри за плечи, и смотрелись они идеально паршиво, как те стоковые фото, которые можно найти по тегу «Влюбленные».

Ее фотография была на странице фирмы, где отец работал. Секретарь Кэролайн Спарс. Значит, коллеги, и почему меня должно это волновать?

Из открытого окна послышался странный звук, будто кто-то пытается пробраться ко мне в комнату, затем появилась светлая макушка Уилла, через минуту он уже сидел на моем подоконнике, свесив ноги вниз.

– Привет, Реми со скорбным лицом.

– Привет, Уильям, которому кто-то расцарапал щеку.

Он поморщился:

– Джейк случайно заехал во время игры, но тренер уже отомстил за меня.

Я подошла к нему и села рядом, чувствуя, как по спине гуляет прохладный ветер.

– Похоже у Волков нет шанса, вы уделаете их в два счета.

На губах Уилла возникла мечтательная улыбка:

– Даже не сомневайся, Реми, победа в наших руках. Кстати ты так и не сказала, откуда такая скорбь в глазах, – он нахмурился, – миссис Онелли опять сорвалась?

Я открыла рот и закрыла снова, не зная, что сказать, а потом подошла к нему, обняла и поняла, что плачу, молча, без всхлипов и драмы. Просто слезы сами текут по щекам прямо на гробовую доску с надписью: «Счастливая жизнь семьи Онелли».

– Все настолько плохо? – Спросил он и обнял меня в ответ

Если среди ужаса последних месяцев были светлые моменты, то сейчас – один из них. Мы вместе и понимаем друг друга без слов. Уилл гладит мои волосы, говорит глупые утешительные слова. На душе становится спокойней всего на миг, но этот миг дорогого стоит, а в голове проплывает единственная мысль: «Пусть время остановится сейчас, и завтра никогда не наступит».

– Завтра наступило, миледи, – голос Нэнси звучал близко и одновременно далеко. На лицо падал луч утреннего солнца из открытых окон, он убаюкивал и одновременно давал понять, что новый день вступил в свои права. Подлый обманщик.

– Миледи? – В голосе старой служанки послышались беспокойные нотки, и я открыла глаза.

Образы из сна, тяжелые, беспокойные, еще преследовали, не давали насладиться солнечным теплом. На этот раз я помнила почти все: стерву по имени Кэрри, ту, другую маму и таблетки, запах рубашки Уилла, который выглядел как точная копия Уильяма Райтберга из «Зеленого пути».

Как такое возможно?

Настоящее безумие, такие сны приходят только сумасшедшим. В народе говорят, что виталами становятся беспокойные души умерших. Они не могут попасть ни в рай, ни в ад и бродят среди людей, охотятся за ними.

Наверное, подобная участь ждет и меня.

– Ми-ле-ди, – в темных глазах Нэнси виднелось неприкрытое беспокойство, – вы уже несколько минут сидите в позе статуи, это так непохоже на вас.

Я поднялась с кровати, накинула халат, изобразила улыбку:

– Все хорошо, не стоит беспокоиться.

И все же она беспокоилась: взволнованно качала головой, когда расчесывала мои волосы, постоянно шутила, стараясь рассмешить свою грустную госпожу.

Откуда берутся эти сны? И что за странную картину я увидела в теле витала?

Столько вопросов, только ответов до сих пор нет. Мне не давала покоя еще одна мысль:

– Вчера мама говорила, что я встречусь с колдуном. Верно?

Рука Нэнси с расческой замерла, на ее лице отразилось волнение:

– Верно. Так решила ваша матушка. Среди простых людей говорят, что колдуны опасны, они злы и расчетливы, могут творить темные чары, от которых волосы встают дыбом.

Я лишь фыркнула, прекрасно понимая, что скорее всего меня ждет беседа с шарлатаном из тех, что практикуют спиритические сеансы, готовят чудесные зелья, способные вернуть загулявшего мужа или придать лицу девы необыкновенную красоту.

Помню, леди Орсей при помощи одного из таких чудиков общалась с духом почившего мужа и отдала за подобное удовольствие внушительную сумму.

Но род Онелли славится умными женщинами, и я не похожа на простушку. Только обстоятельства становятся все запутанней, мне нужны чертовы ответы, пока не стало слишком поздно

На миг вспомнились губы Уилла поверх моих и запах цветов в саду, но это приятное ощущение сменил страх: вновь представились желтые глаза твари, сотканной из тьмы, одиночество мрачных башен и блеск чешуи на черной пасти.

Говорят, некоторые травы способны вызвать галлюцинации. Но я ни разу в жизни ни баловалась ничем подобным, так почему?

– Вас ждут к завтраку, – поникшая Нэнси оставила попытки шутить, прекрасно понимая, что я ее не слушаю, и только быстрыми движениями вплетала в мои волосы ленту.

– Благодарю, – я улыбнулась и вышла из комнаты.

Завтрак прошел среди осторожных вопросов о моем здоровье, на которые приходилось уклончиво отвечать (нет, у меня не болит голова, а сны беспокоили и раньше, так что ничего необычного).

Отец предложил позвать врача, старого мистера Беннета, еще раз. Но предыдущие беседы с ним заканчивались лишь растерянностью на лице доктора да рецептом успокоительных пилюль.

Толку ни от того, ни от другого не было, поэтому настойчивое желание матушки отвезти меня на встречу к колдуну постепенно передалось и отцу.

– Милый, этот человек творит удивительные вещи! Чеммерз сказал, что он смог всего за пару сеансов исцелить бессонницу! Разве ты не веришь Чеммерзу?

Я поморщилась, вспоминая папиного приятеля, любителя скачек и доступных женщин, слухи о котором ходили по всему Литтл-Року.

Наверняка причиной его бессонницы стала лошадка, на которую было поставлено целое состояние, и которая не оправдала надежд.

На моем лице невольно появилась усмешка.

После завтрака мы с Нэнси, подчиняясь наставлениям отца, прогуливались по саду. Родители верили, что свежий воздух способствует ясности рассудка и хорошему сну.

Глядя на розы, растущие на изящных клумбах, я думала цветах, что были в «Зеленом пути» прошлым вечером, о горящих глазах Уилла и его внезапном предложении: «Выходи за меня, пока тебя не забрал кто-то другой».

Другой. Кто бы мог подумать, что другим может стать витал! Интересно, после вечернего происшествия не изменит ли Уилл своего намерения, не сочтет ли меня умалишенной?

Я ведь ждала этого и должна сейчас радоваться, но одна назойливая мысль не давала мне покоя. Она пришла в голову как незваный гость. Мы с Уиллом ни разу не покидали Литтл-Рок. Почему родители не брали нас в другие города, куда ездили по делам?

Мне бы хотелось увидеть Нью-Йорк. Разве это желание преступно?

– Нэнси, – я обернулась к служанке, – ты не хочешь отправиться в кругосветное путешествие?

Она замерла на миг и странно сгорбилась, глаза лихорадочно забегали, словно Нэнси искала ответ и не могла его найти.

Через мгновение она расслабилась:

– Вам еще рано ездить так далеко, сначала позаботьтесь о своем здоровье.

– Отец ни разу не брал меня в свои поездки.

– И он безусловно прав: не стоит юную леди возить в другие города, тем более, на дорогах можно встретить виталов, – Нэнси отвернулась и принялась разглядывать розовый куст, давая понять, что разговор окончен.

Я лишь пожала плечами.

Время до вечера тянулось медленно, как густая патока, все мысли занимал колдун и предстоящий разговор. Мое сознание ухватилось за него как за последнюю надежду.

О чем он меня спросит? Что скажу ему в ответ?