bannerbanner
Полночь дракона
Полночь дракона

Полная версия

Полночь дракона

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 6

Елена Гринева

Полночь дракона

Пролог

Не думала, что продолжу вести дневник. Открыть его, все равно что достать скелеты из пыльного шкафа, но знаешь, иногда просто необходимо запечатлеть мысли на страницах Молескина. К тому же, мне не дает покоя один вопрос: если бы, тебе дали право выбирать, кем родиться, что бы ты выбрал? Если бы всю твою жизнь можно было переписать с чистого листа, кем бы ты стал?

Тем, кто купается в величии или тем, кто боится теней в пыли проржавелого города, надевает улыбку поверх одежды из притворства и идет вперед, не в силах остановиться, встретиться лицом к лицу с кошмаром, что прячется по ту сторону?

Думаю, мне удалось свой ответ. Возможно, тебе он не понравится, но я так решила и намерена идти против света, на восток. Я…


– Миледи, сидите ровно, – возмущенный голос Нэнси вывел меня из небытия цвета фиолетовой ночи, что окутала окрестности.

«Сидите, ровно, стойте прямо, ешьте как птичка и будьте добры не смотрите на кавалеров своим коронным презрительным взглядом». Старушка Нэнси, основательная и монументальная как буддийская статуя любила повторять свои заповеди настоящей леди, сдвинув брови и смешно надувая губы. Святой Патрик, иногда она напоминает мне дряхлую монахиню из церкви вблизи поместья отца или картину святой с нимбом на голове, настолько карикатурны ее движения, постукивания ножкой и бесконечные нотации.

Я зевнула. Назло не прикрыв рот рукой, глядя как у Нэнси с гребнем в руках вытягивается лицо.

Она провела по моим спутанным волосам слишком грубо, тоже назло. Ответный удар Нэнси Крайс – престарелой служанки дома Онелли.

– Ой-ой, Нэнни, ты хочешь снять с меня скальп?

– Вовсе нет, лишь привести в порядок ваши волосы, миледи. Вы ведь опять лазили по деревьям?

Я сконфужено кивнула, после конной прогулки по лесу волосы порядком спутались, к тому же сегодня мне действительно взбрело в голову залезть на огромную рябину, как в старые добрые времена, когда мы с Уилом будучи детьми, скрывались от назойливых слуг среди прохладной чащи, ели дикие яблоки и играли в робинзонов.

Нэнси с укором качнула головой и помогла мне раздеться: еще один маленький ненавистный ритуал, которому должна следовать настоящая леди. Сначала она стянула с меня шейный платок, затем рубашку, штаны для конной езды, которые я не удержавшись швырнула на пол.

На смену им пришла ночная сорочка: широкая аляповатая, но надо отдать должное вполне удобная для того, чтобы мирно спать и видеть сны.

Видеть сны…

За свои восемнадцать лет я обнаружила две проблемы уровня бедствия вселенского масштаба:

Первая. Этикет и все что с ним связано. Казалось, жизнь праздной аристократки, окруженной балами, приемами и поклонниками вовсе не годится для такой взбалмошной девицы как я.

И проблема номер два, возможно вытекавшая из первой: ночные кошмары. Нет-нет, не те жуткие сновидения, что пугают неразумных детей перечитавших книг или приходят старым дамам перед смертью. Это были кошмары иного свойства Реалистичные как сама жизнь и неотвратимые как смена дня ночью.

Сны, от которых можно потерять рассудок и однажды стать жуткой тварью, что бродят по Литл-Року ночью и пугают добропорядочных горожан.

От одной мысли о них по телу пробежал озноб.

Звякнул гребень, положенный на комод, зашумел ветер за окном, звуки вернули меня в реальность просторной комнаты.

– Прекрасно, – Нэнси с гордостью на взглянула на результат своей работы в виде аккуратно расправленной кровати и моей фигуры, облаченной в сорочку, затем протянула руку к лампе, чтобы погасить свет.

На миг мне показалась, что с пальцев служанки стекает липкая черная жидкость, падает на лампу, растекается маслянистыми потеками по столу.

Опять. Я перехватила ее ладонь. Наваждение исчезло, словно паутина сна всего на миг проникла в реальность, а потом растаяла. Ни мрачный теней, ни вязкой жижи, только испуганный взгляд Нэнни.

Мне стало неловко:

– Прости и спокойной ночи. – Я рухнула на кровать, потушив свет.

В темноте голос моей собеседницы приобрел мистические нотки:

– Вы все еще видите странные сновидения, миледи?

Ответом послужила тишина. Да и к чему попусту сотрясать воздух? Я их вижу каждую ночь, вот и сейчас вечернее спокойствие спальни постепенно растает, наполнится незнакомыми звуками и перенесет меня в другую реальность.

Ты слышишь этот звук, Нэнси? Тихий скрип? Так открываются двери.


Глава1

Дверь супермаркета тихонько скрипнула и захлопнулась, оставив меня посреди полуденной жары, которая окутала майский Риджвуд.

Ничего необычного: те же улицы под лучами солнца, похожего на раскаленную лампу, те же люди, безучастно снующие по ровной асфальтовой дороге, и та же Реми Онелли, застрявшая в тени прохладной каменной стены «Волмарта».

Сегодня со мной нет Мии и Джейн, и от этого рядом непривычно тихо. Никаких тебе дурацких шуток о новом учителе истории или фантазий о предстоящем выпускном бале, где подруги собирались блистать ярче голливудских звезд.

Я сжала в руках сумку, выпрямила спину и шагнула вперед, в самое пекло аномально жаркого мая, где даже асфальт плавился под ногами.

Неплохо бы подумать о чем-нибудь приятном, например, вспомнить три жизненных правила нашего маленького школьного клуба дрянных девчонок: смотреть на всех враждебных незнакомцев сверху вниз даже если они выше нас, одеваться стильно («стиль должен быть продолжением твоей красивой души», – говорила Мия, думаю, она стащила эту цитату у кого-то из кумиров), и никакого Тимоти Шаломе, пожалуйста, нет, только не после того, как Джейн с упорством заядлого сталкера рассказала мне всю его биографию на физике

От нестерпимой жары плавились мысли. Я даже была готова прыгнуть в фонтан, которого конечно же не было в ближнем пространстве: только билборд с рекламой, да автобусная остановка, что маячила впереди, намекая на спасительную тень.

В этой тени на лавке разлёгся огромный черный кот. Прищурившись, он внимательно изучал меня взглядом, словно прямо в его лапы шла неосторожная мышь.

Наверное, поэтому мне не нравятся кошки: не стоит ожидать от них чего-то хорошего, только разодранную обувь, испорченные обои и другие маленькие подлости.

Рядом проехал велосипедист, обдав меня волной горячего воздуха. Я отвлеклась, разглядывая пыльный след шин на асфальте, а когда снова взглянула на остановку, кота уже не было. Вместо него на лавке сидел невысокий грузный человек в чёрном костюме-тройке и чёрной шляпе.

Завершали эту странную картину очки, сползшие на крючковатый нос.

«Очки», – мысль о солнцезащитных очках пронеслась в моей голове. Надо достать их и как можно скорее.

Но в сумке синего футляра с логотипом Vogue не оказалось. Неужели я оставила их в шкафчике для одежды? Вот растяпа!

Настроение окончательно испортилось, и желание дойти до дома пешком исчезло. Уж лучше ехать в прохладном автобусе с кондиционером, чем ползти по раскаленным улицам со скоростью улитки.

Я одарила стрёмного незнакомца в шляпе своим коронным презрительным взглядом и села рядом на лавку.

Вблизи он казался еще более чудным: что-то среднее между активным пенсионером из рекламы лекарств и офисным клерком.

Незнакомец помахал мне рукой. Нет-нет, только не надо начинать непринужденных бесед в такую жару!

Он коварно улыбнулся и начал непринужденную беседу:

– Прекрасная погода, мисс, – его губы разошлись в улыбке, придавая облику нечто кошачье.

– Угу, – я прекрасно знала, как следует общаться с престарелыми извращенцами, а именно никак: не соглашаться проехаться на их новенькой машине до дома, не соблюдать этикет, просто молчать и игнорировать.

Но старикашка не унимался, словно был приглашенной звездой популярного шоу.

– В такую погоду я предпочитаю читать книги в своем прохладном доме под пение птиц или под звуки живой музыки. Вы любите книги?

– Не очень.

– О, какое упущение! Современная молодежь предпочитает глупые сериалы, жевательную резинку и темные очки с логотипом Vogue. Подростки считают это стильным, боже мой! Вы наверняка даже не читали Булгакова или Стейнбека.

На миг показалось, что тень незнакомца приняла облик огромного кота, который развалился черным пятном на горячем асфальте.

– Бул…кого? – Разговор начал утомлять, а еще мне стало немного страшно. Это был интуитивный страх, от которого по спине пробежали холодные мурашки, несмотря на жару.

Очки. Как он узнал про мои очки с логотипом Vogue? Сталкер? Маньяк? Весеннее обострение?

– Булгаков, – произнес старик в шляпе издевательским голосом нараспев, – хотя…какая теперь разница, сеньорита-бонита! Жизнь так коротка, и у вас совсем не осталось времени, ведь Чарли Уилкинс вчера перебрал виски и сегодня пребывает в ужасном настроении, совсем не смотрит на дорогу, чертов пьяница.

Незнакомец рассмеялся. Какой жуткий у него смех.

Сумасшедший! Точно сумасшедший, еще и буйный.

Я поднялась со скамейки. Пожалуй, дойду до дома пешком, не так уж и жарко.

– Адиос, сеньорита! – почти пропел незнакомец мне вслед и начал мурлыкать неизвестную мелодию.

Голова закружилась от палящего солнца.

Так, Реми, держи себя в руках, даже не вздумай рухнуть в обморок.


Сигнал светофора подмигивал красным, пришлось ждать бесконечно долгих тридцать секунд.

Шаг, другой… Пешеходный переход похож на зебру или на полосатую юбку Сары Рендл. И почему я раньше об этом не подумала? Надо рассказать Мии и Джей, придумаем новый прикол для нашего элитного закрытого клуба.

За клумбой с деревом показалась знакомая макушка очкарика Криса Фостера, а рядом с ним стоял высокий, как жердь, человек в белой шляпе.

Незнакомец в шляпе обернулся и посмотрел на меня. Я застыла. Почему… Почему этот фрик кажется знакомым? И почему сегодня все носят шляпы? Международный день косплея?

Где-то рядом и одновременно далеко раздался оглушительный визг тормозов.

Прямо на меня мчалась огромная фура с логотипом кока-колы. За рулём что-то орал человек в кепке с белым бейджиком на форменной рубашке.

Я даже умудрилась прочитать его имя – Чарли Уилкинс. Чертов Чарли Уилкинс. И зачем же ты пил виски вчера? Страха не было, только холодное спокойствие и не пойми откуда взявшийся могильный холод.

А потом все померкло.

Кондиционер в салоне БМВ работал на полную мощность, и все же магистр светлого двора Луис Эртейл чувствовал, как царящая за машинными стеклами жара забирает остатки спасительной прохлады.

На данный момент его волновали две проблемы: девчонка, за которой они с Бланко наблюдали уже десять минут, и бурито, который Бланко жадно поглощал прямо в салоне дорогущей машины. Какая бестактность!

Неужели нельзя восполнять запас калорий более эстетичным способом?

– М-м-м, как вкусно, магистр! В «Мексикано» готовят отличную еду!

Луис вздрогнул и повернулся к напарнику, не скрывая брезгливости. Листик салата прилип к переднему зубу довольного Бланко, в его руках красовалось отвратительное месиво из желтой лепешки, словно вывернутой наизнанку, пережаренного мяса и сомнительного вида овощей, с которых прямо ему на брюки стекала тонкая струйка майонеза.

Черт! Еще немного, и этот засранец испортит кожаную обивку кресла.

Магистр вздохнул и, призвав на помощь остатки самообладания, протянул ему влажную салфетку из пачки, что всегда хранилась в бардачке.

– Брюки, мой друг.

– О, простите, – Бланко принялся вытирать одной рукой серую костюмную ткань, второй он держал злосчастное бурито, которое тут же опасно наклонилось вбок. Ну что за растяпа!

В этот миг похоже напарник вспомнил о пластиковой тарелке, которую в кафе давали впридачу к бурито (какая щедрость!) и быстро взгромоздил ужасную смесь прямо на нее.

Магистр выдохнул: опасность миновала, по крайней мере, на ближайшие несколько минут.

И зачем Совет дал ему в пару этого лоснящегося позитивом придурка, который не умеет себя вести, да еще и одевается как престарелый офисный клерк!

Бланко действительно напоминал клерка в своих брюках мышиного цвета и застиранной белой рубашке, обтянувшей упитанный живот. Он не понимал величия Светлого двора и не следовал традициям в отличие от Луиса Эртейла, разумеется, который облачился в белый костюм и даже не забыл о шляпе с широкими полями.

– Если ты закончил трапезу, будь добр, посмотри на метроном, – изрек Луис, глядя, как довольное выражение сползает с лица Бланко.

Тот быстрыми движениями достал небольшой прямоугольный прибор с короткой металлической стрелкой, повертел его в руках и сообщил:

– Он будет рядом с нами ровно через пять минут.

– Хорошо. – Луис позволил себе улыбку. Ему больше нравилось, когда подчиненные не отвлекались на быт, досужую болтовню и добросовестно выполняли свою работу, особенно в такой день.

Бланко схватил с бардачка бинокль и жадно начал разглядывать дорогу между «Волмартом» и автобусной остановкой.

– Девчонка вышла из магазина, через три минуты подойдет к нашему темному приятелю.

– Отлично, – магистр улыбнулся. Все шло по плану. Пока.

– Трехминутная готовность, – голос напарника, еще недавно обсуждавшего бурито, стал сосредоточенным, почти механическим, да и сам Бланко напрягся как кошка, готовая к прыжку. Все-таки не зря в Светлом дворе ему дали комиссара.

Луис Эртейл отсчитал время по своим точным наручным часам и вышел из машины прямо навстречу раскаленному солнцу.

Мальчишка брел по аллее и смотрел в сторону «Волмарта», откуда совсем недавно вышла Реми Онелли. Он хмурился, впрочем, как и всегда. Магистру даже нравилась эта серьезность – гораздо лучше, чем добродушное разгильдяйство Бланко, будь он неладен.

Шаг вперед, напускная рассеянность на лице, и да, надо не забыть изобразить вежливую улыбку:

– Друг мой – магистр лучезарно улыбнулся. Мальчишка лишь вздрогнул в ответ и уставился на него. В толстых линзах неказистых очков отражался элегантный профиль магистра: белый пиджак, белая шляпа, ровный точеный нос, доставшийся в наследство от матери.

– Вы что-то хотели?

– Да-да, вы не могли бы подсказать мне время и дорогу к автобусной остановке?

По плану Луиса Эртейла, приветливое «друг» должно было произвести эффект, но мальчишка и ухом не повел, лишь поджал губы и нехотя достал из кармана мобильник.

«Высокий, ростом почти с меня», – отметил магистр. Он предпочитал возвышаться, а не быть на одном уровне с каким-то смертным, теряя при этом преимущество

– Пятнадцать ноль три, сэр, остановка чуть дальше, в другую сторону, – мальчишка указал рукой на лавку, где сейчас мило беседовали Реми Онелли и темный магистр.

– О, спасибо, позвольте пожать вам руку! Я очень благодарен, приехал из соседнего города и думал, что заблудился, – Луис протянул ладонь собеседнику, не сводя с него глаз и не стирая с лица улыбки.

Тот тяжело вздохнул и ответил на рукопожатие, нахмурившись еще больше. Мальчишку звали Крис Фостер. У Светлого двора были на счет этого смертного большие планы.

Магистр прищурил глаза:

– Могу я попросить вас никому не говорить о нашей встрече, хорошо?

В этот момент Крис наконец посмотрел на магистра внимательно. Видимо, уровень странности в их беседе достиг предела.

– Что, простите?

Луис Эртейл усмехнулся. Он не любил применять магию к смертным, но сейчас особый случай: слишком многое поставлено на кон. Между их ладонями пробежала почти незаметная красная вспышка. Теперь Крис Фостер не сможет рассказать темному магистру о странном незнакомце, даже если захочет.

– Адиос, мой друг, – Эртейл махнул ему рукой и исчез. Он любил уходить красиво, оставляя после себя вопросы и удивленные взгляды.

В салоне БМВ царила все та же божественная прохлада.

– Ну как? – Спросил Бланко, украдкой доедавший бурито. Внезапное появление начальника его ничуть не смутило.

– Отлично, – Луис одарил его снисходительной улыбкой, мимоходом отметив, что этот грязнуля все-таки пролил майонез на кожаную обивку кресла.

Бланко добродушно усмехнулся:

– Через три минуты Крис Фостер встретит темного магистра, нам пора.

– Нам пора.

Они синхронно кивнули друг другу, а потом Сильвио Бланко включил двигатель, и машина мягко двинулась вперед, подальше от этого места, где совсем скоро Реми Онелли заглянет в лицо смерти, представшей в облике испуганного водителя фуры с надписью «Кока-кола» на кузове.

– Мисс Онелли, Мисс Онелли, – Ненси трясла меня за плечи, – вы так громко кричали, снова приснился кошмар?

Я с трудом разлепила глаза.

– Да. Доброе утро, если его можно назвать добрым.

Ненси начала суетиться: открыла окно, за которым пели птицы (я предпочитаю читать книги в своем прохладном доме под пение птиц, сеньорита-бонита), приготовила полотенце для утреннего омовения.

– Знаете, мои родители говорили, что вода смывает ночные кошмары. Думаю, в этом есть доля истины, и вам следует принять ванну, – она загадочно улыбнулась, а я закатила глаза.

– Не гневайтесь, леди, сегодня вы идете на прием к господам Райтбергам. Надо выглядеть достойно и помыть голову.

Присутствие в ванной постороннего раздражало. Почему-то процедуры омовения, при которых тебе трет бока служанка, казались чем-то противоестественным и неуместным несмотря на то, что старушка Нэнси моет меня ароматным мылом добрых восемнадцать лет, и пора бы уже привыкнуть.

Я поднялась с кровати, нехотя нацепила халат, и мы направились в небольшую комнату, посреди которой стояла наполненная водой ванна на ножках и большое запотевшее зеркало.

Нэнси деловито кудахтала, всем своим видом напоминая нахохлившуюся курицу:

– Расправьте спину, не хмурьтесь, я всего лишь окропила водой ваши прекрасные волосы. К тому же, хмурый вид не красит юную леди.

– Ага, – мой скучающий взгляд упал на зеркальную гладь, покрытую паром, где мы с Нэнни напоминали две бесформенные тени, сошедшие с картины модного художника.

Такие же тени блуждали у меня в голове, когда я разглядывала портреты семьи Онелли, висевшие в холле, и пыталась вспомнить свое детство.

Одна из них – моя любимая, в яркой бежевой раме размером почти со стену. Мама с папой расположились на просторном диване в гостиной, они улыбаются, я, еще совсем малютка, сижу между ними с книгой в руках (Вы любите читать книги?).

Вот только вспомнить этот милый момент не выходит, как будто его и не было. Но ведь это противоестественно: как можно забыть о том, как тебя несколько часов заставляют сидеть в одной позе, уговаривают разными способами, чтобы позволить художнику запечатлеть семейный портрет и подобрать нужные оттенки?

Это чертовски неправильно!

– Ай! – Мыльная вода попала в глаз, и я быстро заморгала.

– Простите, миледи, – тут же засуетилась Нэнси.

– Ничего. Ты помнишь свое детство?

Служанка на миг прекратила растирать мое плечо и замерла:

– Конечно, помню, кто же не помнит? Чудная вы, – она засмеялась и продолжила сосредоточенно двигать мочалкой.

Чудная, значит? Наверное, так оно и есть. От этих слов на душе заскребли кошки.

– А я вот почти ничего не помню, только отдельные моменты, как мы с Уиллом играли в прятки, как училась ездить на маленьком пони. Может, у меня амнезия?

Она усмехнулась:

– Амне…что? Опять вы говорите странные слова, лучше бы подумали о господине Райтберге. Разве это не приятней?

Конечно, думать об Уилле Райтберге, моем друге детства, что будет на приеме сегодня вечером куда приятней, чем заниматься самокопанием. Ведь если посмотреть на все со стороны, причин для волнения и грусти абсолютно нет.

Моя жизнь, немного скучная, но в целом правильная, напоминает одну из книг, что так любит матушка: монотонная повседневность юной леди в приятных розовых тонах. С каждой следующей страницей появляются новые декорации: героиня взрослеет, начинает вести праздную жизнь аристократки, встречает первую любовь в облике Уилла Райтберга. Всё чинно, благородно, уютно и безопасно.

«Тогда откуда эти сны? Откуда? Откуда? – шептал мерзкий голос внутри. – Входят ли кошмары в твою картину мира? Или лучше их выкинуть как ненужный хлам из чистой комнаты?

Но ты ведь знаешь, сеньорита-бонита, Чарли Уилкинс вчера перебрал виски…

Нэнси закутала меня в полотенце, от ворсинок зачесалось в носу, и я чихнула.

…И сегодня он пребывает в ужасном настроении, совсем не смотрит на дорогу.

В запотевшем зеркале мелькнуло собственное испуганное отражение: если бы не страх в глазах, меня можно было бы назвать красивой. Женщины из рода Онелли могут похвастаться длиной шеей, светлой кожей, яркими как медь локонами и синими глазами. Неплохой стартовый набор.

Я усмехнулась отражению, пока Нэнси расчесывала волосы золотым гребнем. Гребень задел спутанный локон, и мне стало больно, совсем немного, но эта боль снова напомнила о страхе, испытанном во сне.

Что же ты наделал, Чарли Уилкинс?

В столовой меня уже ждали родители: отец с газетой в руках, мама с улыбкой, от которой у нее появились ямочки на щеках.

На столе, уставленном всевозможными блюдами, красовались чашки из тонкого фарфора, доставшиеся нам от бабушки и давно ставшие семейной реликвией.

– Доброе утро, милая, ты хорошо спала? – Папа отложил газету и внимательно на меня взглянул.

Мне стало неловко. Комната, окутанная утренним светом, уют и блеск фарфора – обстановка, явно не предназначенная для тяжелых разговоров. Здесь положено улыбаться, обсуждать сплетни нашего маленького городка и светские приемы.

– Все хорошо. Доброе утро! – Я села напротив мамы, которая облегченно вздохнула.

«Они волновались за меня», – от этой мысли на душе стало спокойно и тепло, словно солнечный свет смог проникнуть и туда.

– Ты выбрала платье на вечер? – На мамином лице возникло немного праздное любопытство.

– Платье? Ах да, платье! Не очень-то мне нравится говорить о кружевах и кринолинах, к тому же все они одинаково хороши. Нэнси обязательно подберет что-нибудь зачетное.

Я поперхнулась чаем. Вот дьявол! Даже в мыслях у меня странные слова. И откуда они берутся?

– Как дела на плантации? – Осторожно спросила мама. Она прекрасно понимала, что для отца это крайне важная тема и никто не может отобрать у него невинную радость, приосанившись, порассуждать о ценах на хлопок в кругу семьи.

– Все отлично, дорогая, – папа с серьезным видом сделал глоток чая, – думаю, в этом году мы соберем неплохой урожай, парни работают не покладая рук. Вы только представьте: им удалось обработать пятьсот акров земли! Просто немыслимо!

Он продолжал говорить, поглощенный любимой темой, а я окинула взглядом столовую: изящная, с легким оттенком старины мебель, которую так любит мама, фарфоровая ваза с незабудками на столе, в центре серванта – музыкальная шкатулка с балериной, которую папа привез для меня из Нью-Йорка, и наше семейное фото, сделанное год назад.

Родители любили технику, и чудо прогресса под названием «фотоаппарат» до сих пор вызывало у них бурный восторг.

Я втянула носом воздух с запахом домашней выпечки, и где-то внутри мне стало грустно. Такая грусть возникает у путешественников, что остановились в красивом отельном номере и наслаждаются его убранством, понимая, что это место вскоре придется покинуть.

После завтрака я решила выйти на улицу и прогуляться по нашему саду с аккуратными клумбами цветов.

Мысли плавно перешли к Уиллу Райтбергу. Возможно, я выйду замуж за него, к этому все идет, и родительский дом придется покинуть, а может, судьба сложится иначе, кто знает…

Ведь судьба – дьявольская рулетка, и Чарли Уилкинс вчера перебрал виски.

Я вздохнула и пнула камень на ровной дороге. Хватит думать о снах!

Тем более пришла пора готовиться к приему у Райтбергов

Ровно в три часа дня Нэнси затянула корсет на моих несчастных боках. В такие минуты приходилось задерживать дыхание и делать все возможное, чтобы не дать волю ругательствам, которым, по словам старой служанки, могли бы позавидовать работники плантации.

Нижняя юбка, еще одна, и наконец мы дошли до новенького муслинового платья, синего, как река за хлопковыми полями. Платье было папиным подарком.

– Чудо как прелестно, – приговаривала Нэнси, разглядывая тонкую ткань.

И она оказалось права, мы завязали пояс, я надела на шею жемчужное колье, и Нэнси соорудила на моей голове ужасно неудобную, но красивую прическу.

– Теперь вы настоящая леди.

Я закатила глаза.

– По крайней мере, внешне, – опасливо добавила Нэнси, – и не вздумайте много есть, вести себя развязано и произносить ваши странные словечки, от которых мороз по коже. Только не при Уилле Райтберге.

– Да-да.

Наставления Нэнси были всегда одинаковы, и стали чем-то вроде обязательного ритуала перед очередным приемом. Благо Уилл скрасит разговоры взрослых о политике и ценах на хлопок. С ним можно будет погулять по саду, повеселиться и поболтать о всякой ерунде.

На страницу:
1 из 6