Золото Оломира

Словно камень упал в его душу: тяжело и глубоко. Оломир видел в нём то, чего Рейнар сам в себе до конца не осознавал. Лидерские качества. Способность вести. Способность решать.

Ему льстило это признание. И в то же время пугало.

Рейнар задумался: когда он пришёл сюда, в эту банду, он был никем – парнем с мечом, ищущим лёгкой жизни и быстрой славы. А теперь? Теперь он брал на себя жизнь и судьбу других людей. От его решений могло зависеть не только золото, но и кровь, и память.

Он вспомнил глаза тех двоих, что лежали безоружными на земле сегодня утром. Лица, в которых было столько страха, столько мольбы. И свою руку, не поднявшую меч.

Оломир не осудил его за это. Более того – именно это стало причиной предложения.

Трезвость. Хладнокровие. Способность думать.

Рейнар снова закрыл глаза, стараясь отогнать беспокойные мысли, но они липли к нему, как паутина. Перед внутренним взором вставал монастырь – каменные стены на фоне тёмного неба, река, окутанная туманами, и золото, спрятанное за тяжёлыми дверями. Он уже видел, как будет подходить к делу, как будет шаг за шагом выстраивать план. Он представлял лица тех, кого выберет в свою команду. Доверие. Ответственность. Возможность.

Три недели, – напомнил он себе. – Три недели, чтобы доказать, что Оломир не ошибся.

Где-то за стенами руин залаяла лисица, её крик прозвучал так пронзительно, что отозвался в груди у Рейнара странной, дикой тоской. Мир вокруг был беспощаден. И всё, чего ты стоил в нём, определялось только твоими поступками.

"Я справлюсь", – сказал он себе в темноте. Тихо. Без бравады.

Просто как обещание самому себе.

Он закрыл глаза, прижимая одеяло к груди. Шум веселья стихал, ночь становилась всё плотнее, и в этом чёрном куполе над головой, среди звёзд, казалось, замерло новое будущее – такое же древнее и тяжёлое, как сами руины, в которых началась его дорога.

7. Встреча на болотах

Юрка, мальчишка лет двенадцати, скучающе сидел в телеге среди мешков с провизией. Уже два дня он болтался на ухабистых дорогах в этой скрипучей телеге, и усталость давала о себе знать: спина ныла, ноги затекли, а настроение падало всё ниже. Сначала это казалось приключением – новое место, поездка с богатыми господами, – но теперь каждый лишний час тряски казался пыткой.

Работал он мальчишкой на побегушках у Осипа – правой руки богатого купца Рейнара. Работа была незамысловатой: принеси то, подай это, да ещё выслушай от начальника пару тёплых слов, если вдруг не так посмотрел или не туда ступил. Осип был уже в возрасте – поэтому ему требовалась помощь молодых Юркиных рук. Человек он был сварливый, срывался часто и по любому поводу. Юрка был для него чем-то вроде громоотвода – удобной мишенью для его дурного настроения.

Теперь они заехали в какое-то болото и Юрка начал переживать что они заблудились. Он то и дело оглядывался по сторонам, вглядываясь в серую пустоту среди вязких топей и хилых деревьев. Ландшафт был унылый и зловонный: в воздухе стоял густой запах гнили, и казалось, что сама земля здесь дышит тяжело и злобно.

Он понятия не имел, куда их занесло и зачем – об этом с ним никто не собирался делиться. Но, судя по невозмутимым лицам Рейнара и Осипа, они ехали туда, куда и планировали. Охрана —молчаливые мужики с арбалетами за спиной – выглядела так же спокойно. Значит, всё по плану.

А вот что за план – Юрке было неведомо.

Кроме него в караване были ещё люди из прислуги – повар, с телегой полевой кухни, охранники и Эсма – молодая девушка – прислуга Милены – жены хозяина. Эсма, в отличие от Юрки, ехала в карете вместе с госпожой и показывалась на глаза только на привалах. Но даже этих коротких встреч Юрке хватало, чтобы сердце его начинало биться чаще.

Эсма была старше его на шесть или семь лет. Не то чтобы красивая. Её красота была не яркой или вызывающей как у ее хозяйки. Её красота была в женственности и какой-то простоте, смиренности что ли. Юрка сам не мог объяснить себе, чем она ему нравилась. В Эсме было что-то живое, настоящее: ласковый взгляд, скромная улыбка, лёгкая походка. К ней притягивался взгляд и при ней он чувствовал себя смущённо.

Вздохнув, он лёг на истёртую подстилку в телеге, положил руки за голову и уставился в мутное небо, где между рваными облаками проглядывали редкие голубые пятна.

И тут… что-то нарушило привычную болотную тишину.

Странный звук донёсся издалека – что-то между криком и воем. Юрка приподнялся на локтях, прислушался.

Тишина. Только лягушки перекликались где-то в зарослях.

Он снова лёг. Но вскоре звук повторился – на этот раз чётче – как будто кто-то кричал о помощи. Звук приближался и через некоторое время стало понятно, что это не крик о помощи и не стенания умирающего – это песня. Причем тот, кто её пел, музыкальным слухом не обладал.

Охранники насторожились, переглядываясь. Один из них поправил арбалет на плече. Осип сощурился, подался вперёд, пытаясь разглядеть, кто там шумит. Шторка в окне кареты отодвинулась и в нем показалось лицо Милены.

Звук приближался, становился всё отчётливее.

Через некоторое время все увидели виновника нарушения звукового спокойствия. Посреди болотного мха, раскинув руки, валялся человек. Рубаха его была порвана, штаны были в грязи и рваные в коленях. Он смотрел в небо и горланил:

Приятель, не кисни, лей до краёв,

Серые вороны кличут братков!

Кто-то из нас не вернётся с утра!

За жизнь и за золото выпьем до дна!

В одной руке он держал пузатую бутыль, а другой рукой размахивал в такт фальшивым куплетам. Рядом на мху стояла, видавшая виды кожаная сумка.

Юрка вытаращил глаза. Весь караван замер, наблюдая за странным певцом.

И тут незнакомец, словно почуяв на себе взгляды, резко прекратил свою песню. Он дернулся, сел, с трудом сфокусировал взгляд на приближающейся процессии и, выругался на всю округу:

– Мать твою за ногу!

Мужчина потряс головой, как будто хотел стряхнуть наваждение. Потом снова уставился на караван, щурясь. Казалось, он не верил собственным глазам – то ли от пьянства, то ли от изумления.

Он встал на ноги, пошатнулся, хватая воздух руками, будто хотел ухватить опору, и всё ещё продолжал бормотать:

– Кто это тут у нас… Чудится что ли…

Он схватил сумку, повесил её на плечо, потом взял бутыль как оружие наперевес и пошёл, шатаясь, навстречу телегам, широко улыбаясь.

– Это кто-то из моих старых корешей, не иначе! – выкрикнул незнакомец, пошатываясь. – Кому ещё в здравом уме придёт в голову тащиться по этим болотам!? Ну, подходи, кто смелый!

Он, покачнувшись, встал в вызывающей позе, расправив руки и задрав подбородок. Но удержаться на ногах ему оказалось не под силу – незнакомец неловко качнулся вбок и неуклюже повалился на мох.

К нему сразу же подъехал Осип с двумя охранниками. Лицо Осипа было каменным, холодным.

– Поднимите его, – скомандовал он.

Два охранника, не произнося ни слова, спрыгнули с лошадей, подхватили мужчину под мышки и подняли на ноги. Тот безвольно повис у них на руках, шатающийся и совершенно не сопротивляющийся.

– Вот так. Да… – пробормотал незнакомец и, ухмыляясь, изрёк громко: – Носите меня на руках, парни!

Он расхохотался, запрокинув голову назад, и на мгновение показался почти счастливым в своей пьяной одури.

Затем его мутный взгляд остановился на Осипе.

– А тебя я не знаю, – заявил он, моргая. – Ты с какой группы, дружище?

Осип молчал, равнодушно рассматривая его, решая, стоит ли вообще с ним разговаривать.

В этот момент сзади к ним подошёл Рейнар. Он смерил пьянчугу холодным усталым взглядом и, с едва заметной усмешкой на губах, произнёс:

– Ну, привет, Остап. Ты, я смотрю, себе не изменяешь. Всё так же любишь приложиться к бутылке.

Остап, словно поражённый громом, вытаращил глаза, а затем, заложив ладони за уши в комичном жесте, заорал во всё горло:

– Рейнар!? Ты ли это, Рейнар!?

Он дёрнулся вперёд, вырвался из рук охранников, и, спотыкаясь, кинулся к бывшему товарищу с распростёртыми объятиями.

– Дружище Рейнар! Ха-ха-а-а-а!

Рейнар, оставаясь спокойным, мягко, но твёрдо отстранил его, удерживая на расстоянии вытянутой руки. На губах его играла лёгкая, еле заметная гримаса брезгливости.

Охранники вновь подхватили Остапа…

– Слушай… ну ты такой, такой… – Остап запнулся, не найдя подходящего слова, замахал руками и обвёл караван широким жестом. – Такой… солидный, блин! – наконец нашёлся он и с восхищением добавил: – Уважаю!

Он ткнул пальцем в Осипа, его жест был неуверенным, но полным бурного одобрения.

– Это всё твоё? И халдеи твои? Молодца, Рейнар, молодца! – Остап довольно закивал.

Он повернулся к Осипу и потрясая перед его лицом указательным пальцем, произнёс – Я всегда говорил: Рейнар всех нас переплюнет! Вот так и говорил!

Потом он внимательно всмотрелся в Рейнара, усмехнулся и бодро пошлёпал его по животу:

– А тебя, я смотрю, тоже время не щадит, а? Где твой пресс, солдат удачи? – он весело захохотал, но Рейнар поймал его руку и сжал крепко, глядя в глаза.

Остап вдруг стал серьёзным, перешёл на заговорщический, почти шепчущий тон с нотками плаксивости.

– Слушай, Рейнар… – он заискивающе заулыбался. – Я не дойду. Реально, не дойду. Я подохну тут в этих болотах, – он замахал запястьем в каком-то непонятном жесте, словно хотел показать свою беспомощность. – Я.… слегка переоценил свои силы…

Он качнул головой, словно самому себе было противно это признавать.

– Вот, прилёг тут, думаю: всё, Остап, конец тебе. Похоже твоим корешам, придется без тебя гулять на этой вечеринке. Будут сидеть грустные, унылые и без тебя им даже никто анекдот не расскажет, никто им не споет…

Он тяжело вздохнул.

– Ну и решил, раз уж подыхать – так с самогоном в брюхе. – Он горько усмехнулся. – А тут вы… Вот это удача! Глядишь, погуляем ещё на вечеринке старых друзей, а Рейнар?

Рейнар холодно, почти равнодушно смотрел на него, но всё же спросил:

– Ты о какой ещё вечеринке твердишь?

Ну как же о какой? Ты что? Не в курсе?

Остап, оживившись, вытянул из-за пазухи грязный, мятый клочок бумаги. Руками, дрожащими от усталости или выпитого, он развернул его и, приняв торжественный вид, начал зачитывать:

– Остап, дружище! В последний день весны приходи к старым руинам. Встретимся, вспомним прошлое, тех, кого уже нет. Выпьем пару бочек пива. Повеселимся. Всё как в старые времена.

Зачитав послание, он оглядел всех вокруг, как будто ждал бурного одобрения.

– Ну разве я мог такое пропустить, а!? – выкрикнул он, но голос его стал унылым, словно в нём иссякли силы. – В прошлом было столько всего… столько всего… не то, что сейчас… – он опустил голову, глядя куда-то в грязь, – Все теперь в прошлом, а в будущем что!? А!?

Рейнар на мгновение задумался, затем коротко кивнул:

– Хорошо. Я возьму тебя с собой. Но при одном условии.

Он подошёл ближе, глядя Остапу прямо в глаза.

– Чтоб ни звука больше, понял? Ни песни, ни крика, ни даже чиха! Если услышу хоть писк – высажу тебя тут же, не задумываясь и без лишних разговоров.

Остап, раскинув руки, словно сдаваясь, заверил:

– Уже молчу! Молчу! Молчу! Как рыба!

Рейнар взглянул на охранников:

– В телегу его.

Те, без лишних слов, поволокли Остапа к одной из телег. Остап, спотыкаясь, ещё успел заверещать:

– Сумку! Сумку мою не забудьте!

Один из охранников прихватил его потерянную сумку, из которой доносился звон бутылок.

Его закинули в телегу, прямо среди мешков. Остап с глухим стоном плюхнулся на подстилку и, обняв сумку, блаженно прикрыл глаза.

Юрка, сидевший в углу той же телеги, сжался, забившись в самый дальний угол, натянув на себя плащ. Он и подумать не мог, что сегодня ему предстоит делить место с таким шумным пассажиром.

К счастью, Остап, кажется, не заметил его. Только лишь закрыв глаза, он тут же захрапел. Юрка выдохнул с облегчением, свернулся калачиком на своей подстилке и быстро уснул под мерный скрип колёс и размеренный храп нового соседа.

8. Вглубь города

Как только первые лучи солнца коснулись древних руин Терент и Эльяр покинули лагерь. Они ушли в сторону, туда, где древние руины переходили в холмы, поросшие редким кустарником. Место для утренних тренировок было выбрано вполне удачное – небольшой ровный выступ на склоне, обрамлённый полукругом низких камней, когда-то бывших частью стены или ограды. Здесь земля была ровной, трава почти не росла, а вид открывался далеко вперёд: на заросшие развалины древнего города и влажный утренний туман, стелющийся по улицам.

Терент всегда придерживался правила: тренировки никогда не отменяются. Даже если завтра – день сбора, даже если впереди неизвестность. Он держал себя в форме и того же добивался от Эльяра. Парень рос крепким и ловким. В последние годы разрыв между учеником и учителем начал сокращаться – не по силе ещё, но по технике и настойчивости.

Они размялись в молчании. Терент вытянул меч из ножен с привычным звоном. Удары, выпады, уклонения – всё повторялось по кругу. Лезвия встречались с глухим стуком, иногда скользили друг по другу, искря в утреннем свете. Эльяр ловко отражал удары, сам переходил в атаку. Пот на лбу, тяжёлое дыхание, мышцы горят – так и должно быть.

Час спустя Терент опустил меч.

– На сегодня хватит…

Неподалёку, была небольшая заводь с чистой водой – здесь бил родник. Холодная вода приятно обжигала распаренное тело. Они умылись, обтерлись и некоторое время молча сидели у воды, переводя дух. Над развалинами кружили птицы, воздух был наполнен запахами влажной земли, старого камня и первых весенних трав. День обещал быть солнечным.

Когда они приблизились к лагерю, солнце уже поднялось над вершинами.

Терент, не доходя до стоянки, вдруг сказал:

– Пойдём-ка со мной.

Он ловко подпрыгнул, ухватился за выступ стены, обросший мхом, подтянулся и перемахнул через неё. Из-за стены донёсся его голос:

– Давай сюда.

Эльяр, не раздумывая, последовал за ним. Руки ухватили шершавый камень, ноги нашли опору, и вот он уже по другую сторону. Перед ним раскинулась древняя улица, ведущая в сердце покинутого города.

Картина была завораживающая.

Здания, некогда величественные, теперь стояли наполовину разрушенные. Их обвивали побеги дикого винограда и густые заросли какого-то кустарника. Башни, хотя и обвалившиеся местами, всё ещё гордо возвышались над улицами. Ветер шевелил листву на верхушках колоннад, а между проломами стен прорастали небольшие деревца. Местами виднелись остатки широких лестниц и арок. Вдали возвышалась ступенчатая пирамида.

Улицы были широкие, выложены массивными плитами. Порой между ними пробивалась трава. На пересечениях возвышались колонны, а где-то виднелись даже статуи. Влажный воздух, насыщенный ароматом зелени и старого камня, усиливал ощущение того, что природа медленно, но неуклонно отвоёвывает город у времени.

– Впечатляет? – спросил Терент.

Эльяр кивнул, не в силах сразу подобрать слова.

– В своё время я тут все близлежащие районы облазил, – продолжил Терент. – В катакомбы не лез – там сыро и воняет, а вот снаружи знаю каждый уголок в радиусе двадцати километров. Остальные боялись дальше лагеря выходить. Слабаки! А я знаю: чтобы выжить, нужно знать, где ты находишься. Прошло двадцать лет, а я и сейчас без труда сориентируюсь. Пойдём, кое-что покажу.

Они двинулись по широкой улице. Заросли местами стали настолько густыми, что приходилось раздвигать ветви или срезать их короткими мечами. Путь вёл всё глубже в лабиринт руин. Камни под ногами были скользкими от мха, между плитами копошились ящерицы. Где-то в проломе стены проскользнула тень – возможно, зверёк, возможно, птица.

Наконец они вышли на большую площадь. Её мощёная поверхность была почти цела, хотя кое-где из трещин росли кусты. В центре возвышалась странная конструкция.

Это был цилиндр, чёрный и гладкий, сильно наклонённый. Он касался земли лишь небольшим краем, а верхняя часть нависала в воздухе. Казалось, что массивная махина вот-вот рухнет – центр тяжести явно находился за пределами опоры. Края цилиндра были украшены замысловатыми узорами – то ли письменами, то ли символами, которые за прошедшие века стали неразличимыми.

Эльяр обошёл конструкцию, рассматривая её со всех сторон.

– Что это? – спросил он.

– Не знаю, – пожал плечами Терент. – Здесь таких загадок много. В одном из залов я видел левитирующую колонну. Представь: висит в воздухе, примерно на высоте ладони от пола. Её можно раскрутить, и она медленно вращается, не касаясь земли. Зачем это? Для чего? Черт его знает. Те, кто жил тут раньше, многое умели.

Он подошёл ближе к цилиндру и постучал по его поверхности. Звук был глухим, как у пустого металлического сосуда.

– Сегодня всё равно день свободный. Вернёмся, перекусим. А ты потом походи по городу, осмотрись. Вокруг лагеря всё изучи. Мало ли как сложатся события. Может пригодиться.

Эльяр ещё раз бросил взгляд на странное сооружение и кивнул. Его сердце билось чаще. Здесь, среди руин, под тенью башен и зелёных зарослей, каждый камень хранил тайну. И кто знает – может, скоро эти тайны станут не просто загадками, а частью их судьбы.

Они двинулись обратно, но не той дорогой, по которой пришли. Терент повёл Эльяра через пролом в стене, где корни деревьев раздвинули каменные блоки, образовав подобие лестницы. По пути он показывал ориентиры: обвалившийся купол, под которым в тени собирались птицы; разбитый фонтан, заросший папоротником; рельефы на стенах, где когда-то были изображены сцены жизни прежних обитателей города.

– Запоминай, – бросал Терент коротко. – Если что-то случится – будешь знать, где прятаться, а куда лучше не соваться.

Эльяр кивал и внимательно вглядывался в окружающие развалины. Каждый поворот, каждый закоулок он запоминал так, словно чертил карту в памяти.

Когда они обогнули обломки древней колоннады и начали спуск к лагерю по широкой покрытой трещинами лестнице, Эльяр вдруг спросил:

– Терент… почему ты вчера вечером сказал тем людям, что я твой сын?

Терент, шагавший впереди, остановился и оглянулся через плечо. Лицо его было спокойным, но в глазах скользнуло что-то – насмешка или усталость.

– Ты слишком близко к сердцу принимаешь разные условности, – проговорил он. – Это просто слова. Те люди не из тех, перед кем я должен рассыпаться в объяснениях или оправданиях. Не их это ума дело. Больше им знать не обязательно.

– Но… – начал было Эльяр, – не нужно скрывать своих добрых поступков. Доброта – это не слабость!

Терент усмехнулся. Линии усталости на его лице на мгновение смягчились, но голос остался твёрдым.

– Слабость не в доброте, – сказал он. – Слабость в том, чтобы раскрывать душу каждому встречному. Люди любят знать чужие тайны. Сперва расспросят из любопытства, а потом, если понадобится – используют это против тебя.

Он повернулся и продолжил спуск. Эльяр поспешил за ним.

– Но как они могут использовать это? Что плохого, если они узнают, что ты…

Терент не обернулся. Голос его прозвучал глухо:

– Не знаю. И знать не хочу. Я просто отсекаю любую возможность. Так спокойнее. Никому ничего лишнего.

Ветер донёс аромат влажных трав и прелой листвы. Впереди, между разрушенных стен, уже виднелся их лагерь – дымок от костра, тёмные силуэты людей.

Эльяр шагал рядом, молча обдумывая слова Терента. Где-то в глубине души он чувствовал: за этой внешней суровостью скрывается не просто осторожность. Там была боль старых предательств и утраты. И, возможно, страх – не за себя, а за него, Эльяра.

Когда они вернулись к арке древних ворот, солнце уже стояло высоко. В воздухе ощущалась лёгкая сырость камня, нагретого первым теплом дня.

Терент подошёл к своей палатке. Он достал кусок тёмного хлеба, ломоть твёрдого сыра и бутыль с холодной родниковой водой. Положил все это в небольшую сумку, перекинул её через плечо и сказал:

– Завтракай. До вечера свободен. Осмотрись вокруг, как я говорил. А мне ещё нужно в пару старых мест.

Не дождавшись вопросов, Терент не оборачиваясь, снова шагнул в сторону руин. Его силуэт быстро скрылся за полуразрушенной аркой, растворившись среди теней покинутого города.

Он двигался уверенно, ловко преодолевая преграды: где-то перелезал через нагромождения камней и обвалившиеся стены, где-то перепрыгивал узкие проломы, поросшие травой. Там, где путь загораживали густые заросли, в ход шёл меч – короткие взмахи, и ветви падали, открывая проход.

Слева показалось старое здание с обвалившейся крышей. Когда-то именно тут располагалась их база, логово всей банды. В те времена здесь всегда шумели голоса, потрескивал огонь в очаге, и стены знали больше тайн, чем мог бы вынести любой обычный человек.

Терент бросил на здание равнодушный взгляд, но даже не замедлил шаг. Ностальгия его не мучила. Скорее наоборот – это место вызывало неприятное чувство, как старый шрам, напоминая о том, что давно должно быть забыто. Древние, молчаливые руины были ему куда милее людских притонов. В руинах он чувствовал себя свободнее.

Птицы перекликались в вышине, где в просветах между башнями синело небо. Пару раз навстречу ему мелькнули мелкие зверьки – то рыжая лисица юркнула в тень, то выскочил заяц и тут же исчез в зарослях. Всё вокруг дышало покоем. Временным, обманчивым, но покоем.

Он пересёк аллею, где вдоль обочин стояли фигуры каменных птиц с расправленными крыльями. Века стерли их лица, обломали когти, но даже в разрушении они казались готовыми к полёту.

Миновал гигантскую статую: человек с короной и посохом, возможно, древний царь или божество.

У входа в катакомбы Терент ненадолго остановился. Каменное отверстие, обрамлённое резьбой, вело вниз, во тьму. Изнутри тянуло холодом и запахом сырости. По всему городу было разбросано множество входов в них. Некоторые были с улицы, а в некоторые можно было войти прям из зданий. В здании, где находилась логово банды можно было спуститься в катакомбы, не выходя на улицу. Оломир частенько пропадал там. Он мог уйти в темноту древних коридоров на долгие часы или даже на несколько дней. Что он там делал – никто не знал. Никто не спрашивал. Просто принимали как некую странность. Терент невольно нахмурился. Катакомбы давили. Он не любил их. Он любил простор, прямой свет, возможность видеть, что перед тобой и что за спиной.

Тем более в лабиринтах подземелья не мудрено было заблудиться, а Терент в любой затее и любом деле предпочитал видеть прогнозируемый результат своих действий.

Он отвернулся от зева катакомб и пошёл дальше.

Наконец показалось нужное здание. Оно стояло у пересечения двух широких улиц, по обеим сторонам которых дикой стеной поднялись заросли. Когда-то это сооружение было роскошным дворцом или храмом.

Крыльцо поддерживали массивные статуи чудовищ: не то львы, не то неведомые звери с клыками и крыльями. Сейчас они были покрыты мхом и лишайниками, но ощущение силы и суровости сохранилось.

Терент уверенно поднялся по выбитым ступеням. Прошёл сквозь вестибюль с обвалившимся потолком, где сквозь трещины пробивались лучи света. Поднялся на второй этаж по уцелевшей лестнице, осторожно обходя обвалившиеся участки.

Длинный коридор встретил его запахом старого камня и влаги. Стены были украшены выцветшими фресками, едва различимыми под слоями времени. В конце коридора – дверь без створок, ведущая в небольшую комнату.

Она.

Комната почти не изменилась. Пол был завален пылью и мусором, но очертания знакомой обстановки угадывались без труда. Ветви плюща просунулись сквозь проем окна, по полу стелился зелёный ковёр из мха.

Терент замер на пороге.

– Да, для нас двадцать лет – целая жизнь, – тихо произнёс он. – А для этих стен – лишь мгновение.

Он подошёл к окну, где в дальнем углу виднелся знакомый выступ в кладке. Присел на корточки, провёл пальцами по шершавой поверхности. Раствор, между несколькими камнями немного отличался по цвету от соседних швов. Остриём ножа Терент осторожно начал расковыривать раствор. Раствор легко поддавался.