Образцовая дружба

На парах я пропускаю мимо ушей большую часть информации, надеясь, что распознаватель речи, скачанный Хорнером мне на смартфон, законспектирует все без моего участия.

Я не уверен, что по окончании универа пойду в сферу строительства. Это была идея родителей слепить из меня инженера или архитектора, раз не сложилось с юристом. Я же пошел у них на поводу, только чтобы сбежать подальше от дома.

Единственный колледж, в котором я проходил по двум хореографическим направлениям, находился в Британии. В Америке же все варианты, куда я мог сунуться, требовали больших вложений. Но тогда родители отказались бы оплатить мне учебу. Пришлось выбирать: хореография, воспринимаемая мной в тот момент как хобби, или… свобода от их постоянной опеки, что обещала мне жизнь за океаном.

Думаю, тут все очевидно.

Приложение исправно работает, радуя высокой точностью распознавания. Изредка я отвлекаюсь на всплывающие в верхней части экрана сообщения.

Куча ненужных оповещений от приложений доставки еды, цветочного магазина, в котором я покупал букет всего один раз, и бесполезное сообщение от банка.

Я смахиваю одно за другим, пока не вижу окошко мессенджера с сообщением от Рамирес.

«Милли: Я хотела поговорить с ней, но, кажется, Сэм сейчас игнорирует всех, кроме лектора…»

«Я: Разберемся!»

К началу второй лекции я вспоминаю, что расписание Джастина Робертса, одного из ребят с секции плавания, брошенной мной еще на втором курсе, по многим предметам совпадает с парами Милли и Сэм.

Быстро строчу ему сообщение, где вкратце рассказываю, какая нужна будет помощь на лекции. Уверен, Джас сможет найти способ сесть Саманте на уши. Пусть и придется придумать нелепую отговорку или затеять спор на пустом месте.

Сам же пишу Милли, чтобы после лекции подождала меня в зале и никуда не отходила.

Пока я иду к залу, мысли возвращаются к Рамирес. Уверен, сама она даже не помнит, как мы впервые встретились на первом курсе.

Первая же неделя учебы, мои усилия влиться в ритм жизни американского кампуса. Такие же неудачные, как и попытка скрыть британский акцент.

У нас с ней была общая лекция. Предмет посещали немногие, и когда один из преподов заболел, нас объединили в один поток.

Было бы сложно ее не заметить, и дело тут вовсе не в том, что Милли пришла с опозданием.

Прическа, одежда, и в большей степени то, как она накрасилась, – казалось, Рамирес сошла прямиком со страниц аниме. Я провожал ее взглядом с того момента, как Милли появилась в лекционном зале, пока не нашла свободное место. По классике, место – прямо перед моим носом в нижнем ряду.

Длинные розовые волосы с подстриженной челкой, короткая юбка, свободная кофта и кеды на абсолютно голых ногах, при виде которых я вспомнил погоду на улице и съежился, чувствуя холод.

Я не умею описывать все эти штуки, которые девушки долгими ритуалами наносят на лицо, но помню, что макияж сделал глаза Рамирес огромными. Подозреваю, что там не обошлось без контактных линз, но, кстати, смотрелись они не так неестественно, как у косплееров.

Когда Милли заняла место и без лишнего шума достала тетрадь, я заметил, как на нее бросают косые взгляды и перешептываются. Почувствовал, как внутри нарастает тревога, и объяснил это излишней эмпатией к людям, сталкивающимся с той или иной формой травли. Уже к тому времени я успел ощутить кое-что на себе.

Однако она, казалось, не замечала или не придавала значения этим взглядам. Легким движением Милли откинула волосы, словно бросая вызов всем, кто осмеливался судить ее по внешности.

Она очаровывала своей твердой решимостью. Чего-то подобного мне иногда в себе не хватало – уверенности в самовыражении – в одежде, нательной живописи, как называл мои татуировки отец, и в образе в целом.

Профессор читал лекцию, студенты переключили внимание, но Милли все все еще занимала мои мысли.

Я заметил, как некоторые студенты продолжали бросать на нее косые взгляды. Она сидела на нижнем ряду, чуть левее, так, что я мог, немного скосив взгляд, наблюдать не только за ее волосами, но и за профилем. Взгляд Милли был сосредоточен на том, что происходило у кафедры. Скрестив руки, она внимательно слушала, не обращая внимания на перешептывание прямо над ней.

Вряд ли она не слышала. Это было так громко, что, выдержав ровно минуту, я развернулся всем корпусом в сторону двух говорливых сплетниц и впился колючим взглядом, заметив который девушки сморщились. И замолчали. Секунд на десять.

Я дал им еще минуту. В конце концов я не выдержал, поднял руку, привлекая внимание преподавателя и, не дожидаясь его отмашки, встал.

– Профессор, я отлучусь ненадолго? Сгоняю за карбофосом.

Кажется, в аудитории не осталось ни одного студента, который бы в эту секунду не обернулся в мою сторону.

– Это так срочно? – Мужчина поправил очки, вскидывая бровь.

– Я не могу слушать лекцию. В зал залетели мухи, и почему-то никак не хотят жужжать где-то подальше от моего места.

Хоть я и смотрел на препода, периферией зрения заметил, как Милли перевела взгляд на сидящих рядом со мной девушек и, отвернувшись, спрятала улыбку.

– А ты не слышал, что мухи летят на дерьмо? – прошипела одна из обиженных «мух», задетых мной за живое.

– Правда? – И такое бывает: иногда люди, решив блеснуть остроумием, сами себе копают могилу. – А я всегда думал, что на сладкое. Но такие как вы, видимо, во всем ищут дерьмо.

Я не смотрел в сторону Милли и так и не узнал, как она отреагировала. С трелью звонка в конце пары, она быстро схватила сумку и, не обращая внимания на окружающих, помчалась на следующую.

Больше мы так и не сталкивались. У нас не было общих лекций, я не видел ее больше недели, а уже на исходе первого месяца мои студенческие будни окрасились в красный цвет.

Ответ Джастина приходит быстрее, чем я успеваю хотя бы разок прокрутить в голове план перемирия Сэм и Милли, где я не придумываю ничего оригинальнее «запереть и заставить поговорить».

«Дори: Я собирался остаться дома и пропустить лекцию».

«Но ради тебя, Немо, пожертвую сном…»

«Я: Видел тебя в кампусе перед началом пар. Не знаю, сном какого из вторников ты собрался жертвовать, но для твоей памяти полагается скидка, поэтому ладно».

«Считай, что я оценил. Расплачусь, если к тому времени ты не забудешь, что я вообще тебе что-то должен».

Возможно, во всем универе, а может и в целом мире нет человека с таким количеством прозвищ, как у меня. Иногда мне кажется, что прозвище – это неотъемлемая часть моего общения с любым человеком.

Так повелось со школы.

Сейчас мне безумно стыдно, когда я вспоминаю, как в школе придумывал клички половине учеников и преподов, и в какой-то момент стал получать ответки.

Я был Клеопатрой для Цезаря, Изюмом для Булки (и нет, меня не за что обвинять в фэтшейминге, потому что Булкой она стала не за аппетитные формы) и Гермионой для Драко (кажется, это был тот самый случай, когда я сам чуть не стал героем фанфиков).

И эта традиция обмена прозвищами, покрывшаяся к выпускным классам паутиной трещин, как-то непостижимо перебралась вместе со мной за океан.

Так мой сосед по квартире Тейлор стал Свифти, за что я получил обращение «Ваше высочество», Джастин стал Дори, а я, хоть и не искал отца, но в ответ превратился в Немо.

А история наших взаимных подколок с Хорнером так вообще заслуживает отдельной книги. В конце концов мы остановились на Санта-Клаусе и Принцессе Диане. Лекс получил прозвище из-за второго имени Николас и бороды, которую он как-то отрастил сантиметра на два, превратившись в деда.

А вот Диана… Забудем.

Милли.

Подозрительный интерес Джастина к Сэм я замечаю еще с середины пары. Сидя передо мной, он то и дело оборачивается. И если на первые два раза я не обращаю внимания, то на третьем оборачиваюсь следом. И даже тогда понимаю не сразу, что объект его интереса – моя подруга.

Пока Джас не зовет ее гулким шепотом, чтобы спросить какую-то херню.

Оклики продолжаются, пока лектор не делает замечание и Джастин, наконец, затыкается.

На его счастье, пара заканчивается через десять минут, и тут остается лишь посочувствовать бедной Сэм.

Я остаюсь в аудитории, ожидая отмашки Спенсера и слышу, как дорвавшийся до Саманты однокурсник садится ей на уши.

Число студентов в аудитории стремительно уменьшается. Одним из последних уходит преподаватель. А эта парочка разговаривает в трех столах от меня, давая возможность слышать каждое слово.

– Я не договорил, а ты собираешь сумку! – внезапно выкрикивает парень.

Я оборачиваюсь и с любопытством смотрю, что будет дальше. Сэм замечает, как я поджимаю губы, чтобы не рассмеяться и, посмотрев на Джастина, закатывает глаза.

– Я настолько тебя раздражаю, что ты даже слушать не хочешь?

– Мне нужно идти, Джастин.

– Всего пару минут. Это важно. Я помню, как ты хорошо проявила себя на первой же лекции. Ответила почти на все вопросы профессора.

– Какие вопросы? Какому профессору? – взрывается Сэм. – Сегодня первая лекция по предмету! Тебе приснилось, что ли?

– О. – Джастин моргает в растерянности. – Выходит, я перепутал…

– Прикинь! – Всплескивает руками подруга, вставая со стула и быстро хватая сумку.

– Подожди-подожди. – Он преграждает ей путь.

– Чего ты пристал? Хочешь позвать на свидание, так и скажи, – морщится Сэм с таким безнадежным видом, словно ее раздражает сама мысль о свидании с этим занудой, но, чтобы избавиться от него прямо сейчас, она готова пойти даже на это.

– Возможно, было бы здорово, но у меня есть девушка.

– Сочувствую… – бурчит она, скрещивая руки под грудью.

– Мне или девушке? – невозмутимо интересуется Джас.

Но пока Сэм находится с ответом, он оглядывается по сторонам и, тут же делая шаг назад, быстро прощается, оставив нас с Сэм тупо моргать с выражением что-это-на-хрен-было на лицах.

И только когда дверь за Джастином закрывается, а я понимаю, что в аудитории мы остались одни, план Спенсера становится предельно понятен. Убеждаюсь я в том, что прилипший к Саманте Джас – дело рук Чарльза, уже через минуту. Сэм подходит к двери, дергает за ручку и хмурится.

– Не открывается? – спрашиваю я, сдерживая улыбку.

– Какого хрена, Робертс! – Сэм звонко хлопает по двери.

– Можешь отправить лучи благодарности Спенсеру, – хихикаю уже не пытаясь остановиться.

– А он тут причем?

– Ну…

– Рамирес? – и этот знакомый тон, которым Сэм будто бы говорит: «Колись, чего я еще не знаю».

Прикусив нижнюю губу я, машу головой – не дождешься, подруга.

– Милли!

Расслабившись, я открыто смеюсь. Вижу, как это ее раздражает, но делаю вид, что не замечаю.

– Убью тебя, – рявкает Сэм, напоминая знакомой фразой то, чем обычно заканчиваются для нас мелкие ссоры.

– Люблю тебя, – вырывается с моих губ по привычке.

Я всего на секунду пугаюсь собственных слов, и почти прижимаюсь ладонью ко рту, но, увидев, как выражение на лице Сэм молниеносно меняется, чувствую, как по телу прокатывается волна облегчения. Опустив уголки губ, разрешаю себе разреветься.

– Дура, – сдавленно шепчет Сэм.

– Ты тоже, – всхлипываю, бросая в нее обиженный взгляд.

– Прости.

– И ты меня, – киваю, не зная, какие еще слова нужно сказать, чтобы правильно извиниться.

Но Сэм, хоть и младше меня на пару-другую недель, оказывается мудрее и быстро находит слова, оправдывающие дурость обеих.

– Наверное, так бывает, когда живешь далеко и общаешься реже, чем хочется. Нас было мало в жизни друг друга последние шесть лет. Когда мы могли научиться тактичности? Да и вообще, мы разве с тобой общались когда-нибудь, задумываясь о том, что говорим?

Я киваю. Все так и есть, но раньше мы не затрагивали столь щекотливые темы, как отношения отцов и дочерей. Сэм просто не знала, какой безмозглой я могу становиться под влиянием аффекта. Да что там, я и сама не знала. Хоть это меня никак не оправдывает.

– Я не могу взять назад сказанные слова, – хнычу, теряясь в объятьях подруги. – Но точно скажу, что сожалею.

– Я знаю, – кивает она. – Но извини, Милли, мое мнение о твоем биологическом отце не изменилось. Твое к нему отношение – это твое дело. Я сожалею о том, что тебя осуждала, но для себя оправдать его не могу. И слава богу, что мистер-забыла-фамилию и близко не мой отец.

Одной из общих нашей с Самантой черт всегда была честность. Даже рискуя тем, что у меня может случиться очередной приступ отцезаступничества, Сэм говорит, как есть. И я безгранично ей благодарна за это.

Нам хочется говорить без остановки, будто мы были в ссоре не сутки, а по меньшей мере полгода. И словно каждая за это время успела обзавестись парнем, поймать его на измене и отомстить, переспав с его худшим врагом. Или лучшим другом? Даже не знаю, что хуже.

Но мы, как примерные ботанички, вспоминаем про пару и, сверившись со временем, подходим к двери. Я собираюсь звонить Спенсеру, но замок в этот раз оказывается открыт. В коридоре нас поджидает довольный Джастин, в то время как Спенсер стоит в двадцати шагах и делает вид, что ни при чем.

– Не делай вид, что не в курсе, что тут происходило, – громко фыркает Сэм, глядя на Спенса испепеляющим взглядом, после которого в коридоре уже должна была сработать пожарная сигнализация.

Спенс пожимает плечами, и отсалютовав довольному Джастину, идет на следующую пару.

– Не забудьте закрепить перемирие мизинцами! – неожиданно выкрикивает он, обернувшись. – Без них не засчитывается!

Переглянувшись, мы с Сэм улыбаемся и тянем друг другу мизинцы.

Глава 5

Милли

Да, Спенс не отличился оригинальностью, организовывая наше с Сэм перемирие, но было бы свинством не оценить то, что он для нас сделал. Он подключил одного из студентов, которого Сэм «обожает» так сильно, что конкуренцию Джастину в этом составил бы разве что Хорнер, с кем у подруги отношения не заладились с первого дня знакомства.

Кстати, насчет Хорнера. Я не причисляю себя к фанатам историй, где ненависть перерастает в любовь, но в случае с Алексом и Сэм, кажется, я впервые столкнулась с явлением, когда люди даже ругаются так, будто занимаются сексом.

Жаль, Спенсер не догадался использовать своего друга. Думаю, Сэм отвлеклась бы куда эффективнее. Вряд ли она вообще поняла бы, что кто-то закрыл дверь. Правда, тогда уходить, заперев аудиторию, пришлось бы не Хорнеру, а мне… Выходит, это наоборот хорошо, что Спенсер не подключил своего друга.

Наш разговор с Сэм на следующей лекции вышел открытым, но осторожным. Я сдерживала себя, чтобы не обнять ее снова прямо посреди пары и громко признаться, как тяжело мне дались эти сутки. Куда тяжелее тех нескольких месяцев пять лет назад, когда Сэм игнорировала мои сообщения и звонки после предательства первого в своей жизни парня.

Козлина Дайсон или Эйсер, – не помню, как его точно звали, но имя у парня точно созвучно с названием техники – едва не лишив ее девственности (хоть тут что ли пригодился бы), пошел разжигать огонь первобытной страсти в другую «пещеру».

Тогда я хотя бы знала, что время пройдет и подруга оправится. Звонила и передавала приветы ей через миссис Макдугал. Вчера же, поссорившись, я чувствовала безысходность, будто кто-то из нас двоих находится при смерти. Не знаю, куда унесло бы мои мысли, не отвлекись я вчера на поездку на танцы со Спенсером.

– О чем так усердно думаешь? – Спенс толкает меня плечом, я поворачиваю голову, и мы едва не сталкиваемся носами.

– Мы снова вместе едем в метро. – Я окидываю взглядом полупустой вагон. Столько свободных мест. И ни одного бездомного поблизости. – Куда делись твои подражатели?

Пожав плечами, Спенс без капли иронии отвечает:

– Время дневного сна закончилось. Пошли штурмовать бутики.

Быстро же у него выработался иммунитет на мои шутки.

– Ты определился с фильмом?

Хоть мы с подругой и помирились, в кино я еще вчера обещала пойти Спенсеру. Сказала, что отведу его на любой сеанс в качестве благодарности. И он выбрал…

– «Поезд в Пусан».

– Это старье? – на мой возглас три головы поворачиваются в нашу сторону и впиваются острыми взглядами.

– Вторую часть.

– Тоже старье, – бурчу, хоть сама же не так давно ругала себя за то, что не посмотрела его вовремя.

***

Сеанс начинается с опозданием. Мало того, что мы умудрились прийти на полчаса раньше, так еще и рекламу тянули почти сорок минут!

– Я усну сейчас, – наслаждаясь зевком, я тяну гласные.

Спенс с завидным спокойствием жует попкорн, удивляя еще и тем, что в него лезет второе ведро! Нет серьезно, это не то – самого маленького объема, не среднее и даже не привычное нам большое. Он купил нам попкорн в настоящем ведре. Будь этот монстр сделан не из картона, я могла бы заполнить его водой и мне хватило бы на неделю!

Качнув головой при виде того, как без устали работает его челюсть, я приближаюсь к ведру и вижу, что зернышек кукурузы осталось там чуточку больше, чем наполовину.

– Как называется этот размер?

– Кинг сайз. – Он невозмутимо хрустит попкорном, пока я пытаюсь сдержать смех от возникших ассоциаций.

– Сомневаюсь, что короли едят столько попкорна за раз.

Короли не едят, но рядом со мной сидит яркий пример исключения среди обычных людей.

– Сомневаюсь, что у всех королей хрен размером в бейсбольную биту, – все так же невозмутимо отвечает Спенс, не замечая косые взгляды парочки с переднего ряда.

– Сложно сказать, королей у меня не было.

– А много кто был?

– Немало.

– Меняешь парней как шмотки?

– Я сбилась со счета. Кто знает, может, парней я меняю чаще.

Я вглядываюсь в лицо Спенсера в ожидании реакции на мою шутку. И то, как он сосредоточен на экране, где после длинной рекламы начались титры, наводит на мысль, что Спенс избегает смотреть мне в глаза. Смущается? Или осуждает?

– Сомнительно, но сделаю вид, что поверил, – предупредив мой вопрос, он разъясняет: – Ты с первого дня учебы ни разу не приходила на пары в одной и той же одежде.

– Какой внимательный, – я адресую ему аплодисменты, тихие, чтобы не отвлекать других зрителей, и так же, как все, наконец, обращаю свой взгляд на экран.

С первой же репликой я понимаю, что фильм без озвучки.

– Субтитры?! – Спенс сводит брови и прекращает жевать от возмущения.

Мужчина с переднего ряда оборачивается, окидывая Спенса тяжелым взглядом, на что мой сосед благоразумно снижает голос до шепота:

– Ты не сказала, что будут субтитры.

– Я не сказала? – копирую его тон. – Ты же выбирал!

– Блин, точно, – кивает, вернувшись к попкорну. – Ладно, как-нибудь справлюсь. Школу ж закончил, в универе учусь. Один киносеанс – это мелочи.

Я кошусь на него с подозрением.

– В чем проблема? Ты читать не умеешь?

– Умею, но за субтитрами и бегущей строкой могу не успевать. У меня дислексия.

Что говорят в таких ситуациях? Выражают сочувствие? Вряд ли. Он взрослый парень. Судя по нашему короткому, но продуктивному общению, парень неглупый. Впрочем, навык быстрого чтения в наше время едва ли показывает уровень интеллекта.

– Как ты так быстро строчишь сообщения? – вместо того, чтобы молча смотреть на экран, где сюжет с первых минут держит в напряжении, я пялюсь на увлеченного фильмом Спенсера.

– Слепой набор, – он бросает зернышко кукурузы в воздух и ловит губами. – Слышала о таком?

– На твоем месте я не заморачивалась бы и отправляла голосовые.

– А еще слушала бы аудиокниги, включала на лекциях распознаватели речи. Ладно, этим и я иногда грешу. Или не иногда…

Он поворачивает ко мне голову, перестав наконец, как зомбированный, наблюдать за происходящим на экране.

– Я не слепой, Милли. И давно не вижу в этом большой проблемы.

– Но это простые блага цивилизации, созданные для облегчения жизни, – возмущенно парирую я.

– Куда уж легче. Скоро нам даже задницы подтирать будут машины, – фыркает Спенсер, возвращаясь к экрану. – Смотри фильм.

На заднем ряду раздается смешок.

Я сижу в том же положении, повернувшись к нему боком, и краем уха распознаю стандартные фразы, смысл которых понятен и без базовых знаний корейского.

Когда-то я пыталась взяться за самостоятельное изучение языка, но быстро остыла, решив, что просмотр дорам с субтитрами даст мне куда больше пользы, чем изучение языка без преподавателя.

– Зачем мне смотреть? Я и так понимаю, что там происходит.

Спенсер скашивает взгляд, наблюдает несколько секунд и, убедившись, что я не смотрю на экран, а слушаю, приподнимает брови.

– Реально понимаешь?

– Ага, – киваю с улыбкой.

– Пересказать сможешь?

– И отвлечь тебя от просмотра?

– Да пофиг, – он забавно машет рукой в сторону экрана и с блеском в глазах поворачивается ко мне, едва не снося своим телом ограничитель между креслами.

– У меня никогда не было близких друзей, понимающих по-корейски!

Я, конечно, сама только вчера рассуждала о возможности нашей близкой дружбы со Спенсером, но не думала, что в его голове это произойдет еще раньше.

С такой оперативностью к концу дня мы с ноги вылетим за пределы френдзоны, а уже через пару дней можно сыграть и свадьбу.

И я знаю только одно место, где можно сделать это по-быстрому.

– Интересно, билеты в Лас-Вегас сейчас дорогие?

Часто я и сама поражаюсь своей способности перескакивать с темы на тему со скоростью звука. Поэтому выражение непонимания на лице Спенсера не удивляет.

– Причем здесь Лас-Вегас? Столица Кореи – Сеул…

И сколько же в этом недавно еще пылающем взгляде потухших углей разочарования.

В ответ я расширяю глаза, словно слышу об этом впервые, но, к счастью, Спенсер догадывается, что это тоже одна из моих шуток, и, улыбнувшись друг другу, мы возвращаем внимание на экран.

С окончанием фильма, впечатлившего и вполовину не так, как первая часть, мы, не договариваясь, медленным шагом плетемся в кофейню через пару кварталов. По дороге непринужденно, словно знакомы всю жизнь, но не виделись пару лет, обсуждаем все, что приходит в голову.

Корейские фильмы плавно кочуют в дорамы. Оттуда меня уносит в любимые осты, и я вспоминаю, как в четырнадцать лет увидела ролик к дораме «Она была миленькой» под трек BTS «Butterfly».

Спенс резко тормозит, когда я с блаженным восторгом произношу корейское название группы.

– Какой это был год?

– Две тысячи пятнадцатый. Говорю же, мне было четырнадцать.

– Значит, ты олд?

– Ой, да какая разница! – отмахиваюсь, предвкушая очередной спор, какие фанаты круче, старые или присоединившиеся позже, когда группа стала известна во всем мире.

Когда-то именно это вывело меня из фандома. Я слушала песни, бесконечно крутила клипы, но избегала причастности к АРМИ5. Моя ранимая психика была не готова к спорам о том, у кого больше прав зваться истинным. Но еще больше я ненавидела сравнения между участниками. Да, у меня тоже был свой любимчик, но я не считала, что кто-то из парней лучше или хуже остальных. Именно их сплоченность и работа на равных тянула меня к группе. Поняв, что не выдержу споры внутри фандома, я решила, что быть одиноким поклонником лучше.

– Просто я тоже… – Спенс смотрит на меня, словно я не старейший фанат, а один из участников группы. Ну или по меньшей мере администратор корейского фан-клуба.

– Круто! – я равнодушно киваю. – У нас много общего. Если на старости лет оба останемся одинокими, сойдемся и будем жить вместе.

Он будто не замечает моей реплики. Хватает за локоть и тараторит, рассказывая о первом знакомстве с группой.

Так, в разговорах, шутках и теплых воспоминаниях мы не замечаем, как оказываемся в кофейне, между делом заказываем напитки, обсуждаем фанатские теории и взаимосвязь клипов «Run» и «Blood, sweat and tears» и уходим, только когда официантка напоминает, что заведение закрывается через полчаса.

– Завтра на пары. – Спенсер смотрит на часы, не скрывая разочарования.

Я улыбаюсь его непосредственности и простоте. Мне нравится то, как легко у нас складывается общение. Без неуместного флирта и надежд на что-то большее. В себе я уверена, а у Спенса, как помним, есть девушка, ради внимания которой он, пусть и в шутку, но предложил мне фальшивые отношения.

Я словно общаюсь с мужской версией лучшей подруги. При мысли о Сэм на мгновение сердце сжимается от тупой боли, но я вспоминаю, что мы помирились, делаю вздох облегчения и, улыбнувшись Спенсеру, снимаю со стула сумку.

– Тогда пообщаемся завтра.

– У нас есть еще путь до метро, – возражает он.

– Поздно. Я на такси.