Пламя в Парусах

Жизнь покинула беднягу прежде, чем его выброшенное в лагерь тело коснулось земли. И если среди ближайших дезертиров оставались ещё всамделишные смельчаки, то и они дрогнули от одного вида этой страшной расправы. Увы, никто не собирался давать им времени опомниться. Из-за спины чужеземца с вымазанным кровью клинком тотчас же выплеснула целая толпа кхортемских дикарей, орудовавших секирами и широкими мечами с лёгкостью, чья жизнь – это непрекращающаяся борьба. А сверху на буйные некогда головы ещё и стрелы посыпались. В тот же миг и с другого конца лагеря донеслись звуки жестокой рубки. Тихая до поры логовина превратилась в бурлящий котёл.

Ричард выругался, вскинул арбалет и прильнул к ложу щекой, щуря левый глаз. Он уже дважды выстрелил. И походу оба раза промазал. А всё потому, что легче у ростовщика выменять гальку на монеты, нежели посреди этой свалки прицелиться наверняка! Чёрт его знает, как охотники с такой уверенностью посылали стрелу за стрелой. Энилин и вовсе била без промаху; тетива тренькала – только свист в ушах стоял, а внизу кто-то вскрикивал. Но вот Ричарду наконец удалось наметить себе цель. Один из дезертиров схватил с земли что-то, до боли напоминающее сигнальный рожок. Не иначе как собирался оповестить остальных… А значит, где-то есть ещё и «остальные». Ну Ричард в него и выстрелил. Дезертир едва успел приложить рожок к губам, как тот выбило из руки арбалетным болтом. И сразу же вслед за этим чья-то стрела выросла у того поперёк глотки. Ричард вновь выругался и принялся взводить арбалет по новой. Только сейчас он осознал, что прежде ни разу не участвовал в такой лютой рубке. А ведь то ли ещё будет.

Брут, окружённый друзьями и сотоварищами, ворвался в толпу неприятелей, коля, рубя и отшвыривая каждого, кого не признавал в лицо. Все его односельчане здесь, и потому каждый незнакомец впереди – это враг. А с врагами у него разговор короткий. Старые привычки забываются с неохотой. Один из дезертиров – видимо, тоже бывалый, – сумел организовать строй и изготовиться к обороне. Брут подобрался и двинулся на него; а все его соотечественники едва ли не точь-в-точь за ним повторили. Именно так они и условились действовать: бывший сотник в центре, а остальные к нему плечом к плечу, дабы держался строй. Никаких проволочек, трусости или сомнений – умри, но сделай, ибо если не сделаешь, падут и все остальные. Брут до сих пор не знал, сколькие из его людей ранены, отстали или погибли; нет времени оглядываться и считать. Он поднял щит, защищая голову от удара, а сам уколол противника в живот. Тот умело отпарировал и сразу же контратаковал. Вражий клинок, высекши искру, потянулся к Брутовой груди, но тотчас же он обрушил на него кромку щита. Выбил меч и раздробил ловкачу лучезапястный сустав. Хороший солдат, если хочет прожить долго, обязан знать строение тела не хуже лекаря. Негодяй взвыл, образованное им звено рассыпалось, и в тот же миг обычные лесорубы и плотники смяли врага, как покатый валун приминает сколь угодно высокую траву.

– Ближе! Ровняй строй! Теснее, теснее! – заревел Брут, лупя палашом по щиту. Плохих солдат не бывает, но его односельчане оказались теми ещё дюжими молодцами. – Ровней! И копья вперёд!

Те, у кого в руках древковое, выставили оружие вперёд на всю длину. Брут сделал шаг, и остальные двинулись с ним вровень. Из этих людей и впрямь вышли бы отличные солдаты; он это подозревал и сейчас удостоверился окончательно. Но для победы предстояло сделать ещё многое.

Дезертиры превосходили атакующих трое к одному, однако стремительное и внезапное нападение, подкреплённое благородной целью и праведным гневом, быстро уравняло силы если и не один к одному, то близко к этому. Впрочем, ненадолго. Те из мерзавцев, кто избежал жалящих стрел и разящих клинков, укрывались под сенью скального выступа, где лучникам их недостать. Там же быстро обнаружился и дезертиров капитан, красный от гнева, но тем не менее руководящий своими людьми, организовывая то ли оборону, то ли отступление. А в бою даже плохой командир лучше, чем никакого командования.

И там же, в тени и прохладе, неспешно вооружался наёмник Сэндел.

Эффект внезапности рассеялся так явно, как если бы некто сорвал полупрозрачную вуаль с поля боя. Каждый это ощутил. Все, кому суждено погибнуть, – уже лежали бездыханными. Прочие же вернули себе самообладание и изготовились к затяжной рубке. Рисунок короткого и кровавого марша выделялся на земле столь отчётливо, что при взгляде на него с возвышенности – виделись первые мазки смелого живописца, который, впрочем, быстро утратил к своему начинанию всякий интерес.

Силы и задор выветрились, и сражающиеся сами собой рассыпались на небольшие группы, бодаясь друг с другом уже не столько за собственные жизни, сколько по наитию. «Раз меня бьют, значит нужно бить в ответ», – простая логика. И уже никакого энтузиазма. Лишь усталость и боль.

Кто-то посреди этого побоища опрокинул в костёр бочонок со смолой, и к небу устремился столп удушливой копоти. Озорной ветерок тотчас же принялся играться с ней на свой безмятежный лад, размешивая багровые и алые краски на поле боя до неприметного серого.

Себастиан тем временем так и стоял у столба, связанный. Стоял и терпеливо ждал. Ему ведь ведомо, что в пылу битвы про него все позабудут, но вот появления чёрной копоти он не предвидел. А значит, всё пошло чуточку иначе чем он предвидел! Возможно, он и не в безопасности вовсе! Как будто в подтверждение этого из копоти вынырнули двое молодчиков: один с мечом и щитом, другой с кинжалом и факелом. Дезертиры. Оба в неразберихе искали, на кого бы напасть. И оба они, увидев Себастиана, двинулись прямо на него.

Ричард зацепил тетиву за орех арбалета и потянулся к подсумку. Подсумок опустел. В нём оставался ещё только один, последний болт. Все остальные он истратил; а попал, от силы, раза три или четыре. «Будешь счастливым!» – повелел Ричард и зарядил оружие. Протёр слезящиеся глаза и уставился на поле боя. Его так и подмывало выстрелить хоть куда-нибудь; пустить снаряд в молоко и вроде как выйти из этой кровавой сечи. И тут копоть по воле слепого случая чуть раздалась, и на глаза Ричарду попался бедолага Себастиан, всё ещё пленённый, но пока живой. К нему как раз подступали двое. А выстрел у него только один. Ричард вскинул арбалет и все свои силы бросил на то, чтобы уж на этот-то раз прицелиться наверняка.

– Давай же, ублюдок! – нашёптывал он. – Неспроста ж я тебя счастливым прозвал.

Ричард выстрелил.

Болт со свистом ушёл сквозь копоть, поймав на себя солнечный блик. Дезертир только и успел, что замахнуться факелом, как этот золотистый всполох сразил его, попав ровнёхонько в поясницу. Рану мерзотнее, конечно, можно себе вообразить, но пришлось бы постараться. Бедняга выгнулся дугой и упал, даже не пискнув.

Его товарищ взглянул на тело несчастного с тем фатализмом, что присущ всей бандитской братии. Жизнь, как и смерть, ценилась у них весьма дёшево. Перехватив меч поудобнее, он вновь обратил свой взор на связанного, намереваясь хоть ему жестоко отомстить за павшего собрата, но увидел, что пленённый за тот миг переглядок успел каким-то образом высвободить руки из пут. И более того – с куском столба, к которому и был привязан, он стоял теперь на замахе!

Дезертир, сложив всё это в уме, успел разве что только удивиться.

Палено в руках Себастиана тяготило бы любого; ну а он и вовсе удерживал его из последних сил. Однако на хороший размашистый удар хватило и их. И что это вышел за удар! Мерзавец даже защититься не успел – огрел по морде, его ажно кругом развернуло. Меч выскользнул из ослабевших пальцев, взгляд потух, щит повис на руке, и вот, поверженный, он осел на холодную землю, лицом в грязь упав. Тем не менее на этом и Себастианова прыть себя исчерпала. Не сумев удержаться на ногах, чудотворец рухнул на зад; а когда подле его ступни вонзилась случайная стрела, он, взвизгнув неподобающе взрослому мужу, прямо на четвереньках пополз прочь. Боец из него никакой, и потому он поспешил в ближайшие кусты схорониться.

– Тесни врага!!! – заревел Брут, и его маленький поредевший отряд, прикрываясь трофейными щитами и выставив вперёд оружие, опрокинул очередной неприятельский строй.

Кое-как на этот раз. С трудом и превозмоганием.

Его солдаты – только так он теперь о них и думал – вымотаны. Хоть и все они молодцы, но недостаток армейской выдержки и муштры сказывался остро. Удары замедлялись, слабели и были уже не так точны. Люди в собственных ногах путались, терялись, давились дыханием и двигались с явной неохотой. Кровь, смерть и боль с каждым мгновением подкашивала их всё сильнее. Ровная некогда шеренга строя сделалась полукруглой и сбивчивой. Чуть легче для обороны, но хуже для атаки.

Другое дело, что и врагов осталось немного. Точно, увы, не сосчитать, ибо кровь заливала глаза. Брут остановился и попробовал утереть лицо, как вдруг услышал окрик:

– Эй, недотёпы!

И сразу же вслед за этим некая чудовищная сила свалила с ног едва ли не всех его людей, а самого Брута отшвырнула в сторону. И если это на них не какого-то боевого быка спустили, то он хотел бы взглянуть, что за силач расшвырял их как фигурки с доски. Хотя уже догадывался, кто…

Напастью оказался наёмник. Один. Скрывавшийся и выжидавший в тени скального выступа всё это время, он ураганом выскочил на поле боя и единственным таранным ударом свалил едва ли не треть отряда селян. В одиночку сломал целый строй! Горе тем, кто не успел заслониться щитом. Разметало их будто бусины разодранного ожерелья. И лишь после этого Сэндел взялся за свой меч.

Богатырским пинком он отпихнул ближайшего оглушённого бедолагу, с оскорбительной небрежностью подрубил ногу другому и шагнул к растянувшемуся на земле Бруту. А тот, выронив палаш, только и мог за треснувшим щитом укрываться.

Стрела промелькнула перед взором наёмника до того близко, что если и не задела кожу, то точно отсекла несколько ресниц или коснулась брови. Энилин промахнулась. Давненько она не промахивалась; почти так же давно, как закончилась последняя война и окончательно пропала ей нужда стрелять по людям. Но раньше, чем её ледяное спокойствие колыхнула досада, – пальцы коснулись оперения следующей стрелы. Тетиву она спустила в тот же миг, но треклятый наёмник успел отскочить в сторону. Выстрел лишь слегка зацепил его широченную грудь. Однако её мужу этого времени хватило: Брут, пускай не успел подняться, но зато нащупал верный палаш, который с силой метнул Сэнделу прямо в лицо. Тот отбил – широкая крестовина двуручного меча сама по себе всё равно что щит. Но это заставило наёмника отступить ещё на шаг; а там уж на него накинулись несколько кхортемских контрабандистов и оттеснили прочь от селян. Впрочем, разочарованным он всё равно не выглядел.

Отступив ближе к скальному выступу, дабы лучница ему не досаждала, Сэндел изготовился к бою. Первому же норду за его поспешность и неаккуратность он одним ударом отсёк обе ноги, второму гардой проломил череп; третий контрабандист метнул в наёмника один из своих топориков, но на рожон лезть не стал. Сэндел легко ушёл от броска, с неприкрытой издёвкой изобразив красочный пируэт, будто с прекрасной дамой танцевал. Он веселился от души и выглядел абсолютно счастливым.

– Держи проход, Сэндел! Это приказ! – рыкнул ему из тени выступа дезертирский командир. – Остальным всем отступать, кому жизнь дорога! Бросайте раненых.

Наёмник скривился, но и только-то. Приказ отступать пришёлся ему не по нраву. Но вот как раз к его противнику подоспел ещё один рубака: оголённый по пояс, весь в наколках и диковатого вида – норд до мозга костей, да ещё и кровью с ног до головы покрыт, а значит воин умелый. Сэндел от радости аж губы облизнул, предвкушая знатную потеху. Оба контрабандиста стали подбираться к нему шажок за шажком. Считали, что у них есть шанс.

– Отступают! Мерзавцы отступают! Бегут! – крикнул кто-то. – Ура, надо добить!..

– Стоять на месте! – прохрипел Брут, с трудом поднимаясь и отплёвываясь. – Не преследовать! Я запрещаю! Кто на ногах крепко стоит – назад в строй. Подайте оружие!

Ему в руку вложили клинок. Не его родимый палаш, конечно, но сойдёт.

Брут поднялся, взвесил меч в руке и тотчас же встал в стойку, прикрывшись щитом. Солдатская привычка: сперва изготовься к бою, а уж потом всё остальное. Ранен ли ты, окружён ли врагами или уже победил, – заслони сердце и выстави вперёд лезвие. Ни одному служивому ещё не удалось погибнуть от излишней предосторожности, зато праздность и самоуверенность погубили многих.

Однако нынче в том и впрямь не осталось никакой необходимости. Крикун, кем бы тот ни оказался, не соврал, – дезертиры действительно улепетывали со всех ног… всё под тот же скальный выступ, будь он неладен. «Им там что, мёдом намазано? – подивился Брут, и, вероятно, не он один. – А может, там скрываются резервы? Тогда точно лучше поостеречься». На глупость врага Брут не рассчитывал: не мог позволить себе эдакой роскоши после прожитых лет. Ему оставалось только наилучшим образом распорядиться этой передышкой и изготовиться к следующей атаке, даже если таковой не последует. Это, и ещё разобраться с наёмником… с кем это он там опять сражается?

– Проклятье, я же приказал: назад, назад! – рыкнул отставной сотник, но было уже поздно.

Сэндел развлекался. Игрался как ребёнок, задирая других мальчишек, что младше его самого. Ну а когда ему надоело – покончил с обоими. Первым стал тот, с единственным топориком в руке. И хотя по ходу боя он разжился ещё и устрашающего вида кинжалом, это едва ли ему помогло. В один миг Сэндел открылся для него, да не просто открылся, а подставил спину на хитроумном замахе. Верный удар, какой и сопливому юнцу удался бы на славу. И не будь сражение с наёмником столь напряжённым и изнуряющим, бедолага-контрабандист наверняка бы разглядел подвох. А так он решил, что вот он – его шанс. Потому и ударил со всем мастерством, какое накопил за годы.

Удар и впрямь вышел хороший. Но цели он не достиг.

В то самое мгновение, когда лезвию кинжала должно было коснуться кожи наёмника, рассечь мышцы под этой кожей, протиснуться меж рёбер за мышцами и пронзить сердце за рёбрами, широкая спина Сэндела… исчезла! Растаяла, словно пригоршня раннего снега, брошенная в очаг. Контрабандист пронзил – хоть и мастерски, – воздух; наёмник же, со стремительностью, казалось, недостижимой для его массивной фигуры, извернулся, пользуя громадный меч как противовес. Ушёл из-под удара, а руку атакующего перехватил так, что тому уже не вырваться. Пинком выбил его из равновесия, дёрнул вперёд, потянул, – и вот контрабандист уже летел вверх тормашками с выбитым запястьем.

Приземлился он тяжко. Прямо на голову. С размаху. Хруст его шеи любого костоправа сумел бы убедить забросить своё ремесло. И тем не менее Сэндел добавил ему ещё и тяжелым сапогом по глотке. Чтобы уж наверняка. Вторивший этому действу влажный хрип получился лишь немногим менее отвратнее предшествующего.

Воин хааной, увы, попался на ту же удочку. Лютый и истовый, став ближайшим свидетелем такой гнусной расправы, он уверовал в то, что успеет прикончить наёмника, пока тот отвлечён. Вот и бросился вперёд, отринув всякую осторожность.

Сложно винить его за подобное решение.

Свою секиру хааной перехватил ближе к топорищу, дабы удар у него вышел стремительнее и экономнее. Ну а Сэндел как раз чего-то подобного и ожидал.

Выгадав момент, наёмник обернулся и предплечьем свободной руки упёрся в дол волнообразного клинка, готовясь принять удар на крестовину. Казалось, никаких на этот раз уловок не будет – он в своих силах уверен и готов пободаться раз на раз. Просто заблокирует. Но в тот миг, когда нордскую сталь от лезвия фламберга отделяло не более ладони, Сэндел вдруг отпрянул всё с тем же проворством, присущим скорее скальным кобрам, нежели человеку. На поверку, мерзавец оказался не просто ловок, но скор как проклятущая молния! Хааной подобной прыти никак не ожидал, а потому не успел ни отклонить удар, ни как-либо иначе среагировать. И поплатился за это, приняв в свою грудь ужасающий меч. По самые кабаньи клыки!

И как будто победы ему недостаточно, наёмник ещё и навершие своего меча упёр в землю так, чтобы тело пронзённого осталось стоять на полусогнутых без посторонней помощи. А сам повернулся к собравшейся толпе селян и контрабандистов и, поведя в приветственном жесте руками, расплылся в наимерзейшем своём оскале.

Кто-то бросил в него камень, удачно расквасив наёмнику нос, но тот этого как будто даже и не заметил. Продолжил улыбаться, демонстрируя залитые кровью зубы.

– Проклятье, Гайо милостивый!.. – процедил Брут, сплёвывая в грязь. – Все назад! Никому не подходить к ублюдку ближе, чем на десяток шагов! Ищите себе щиты и пики.

Честно признать, он и сам сейчас с радостью бы бросился на наёмника, дабы голыми руками свернуть тому шею или, ещё лучше, утопить мерзавца в грязи и крови им убиенных. Однако идейка-то была так себе. Двое хороших людей уже пошли на поводу у подобного «праведного гнева», и вот чем это обернулось. И пускай оба приходились Бруту добрыми знакомыми, возможностью отплатить за их гибель он сейчас едва ли располагал. Не ранее, чем выяснит, что дезертиры для всех них готовят. Бремя командира, мать его…

– Эй, в чём у вас там дело-то?! В чём заминка? – крикнул меж тем наёмник, соизволив всё же утереть с лица. – Я сдаюсь, добрые люди. Подходите и возьмите меня!

Вторив словам, Сэндел выставил вперёд руки, соединив запястья как если бы их стягивала верёвка. В его сторону тотчас же полетело ещё больше камней, но наёмник удосужился лишь лениво отмахиваться от тех из них, что метили в лицо и голову.

Но вот неровный строй контрабандистов и селян заволновался, и вперёд выступил некий смельчак, готовый принять вызов. Камнепад прекратился как будто бы сам собой.

– Я же велел никому не приближа… – начал было Брут, но осёкся, увидев, кто́ именно выступил вперёд. Чужеземец. Ему он перечить не стал.

– Во-от, значит, как… – выдохнул Сэндел.

Развернулся и направился за мечом. Широким, размашистым движением он вырвал клинок из груди воина-охотника, позволив тому пасть наконец на землю, и встал в низкую стойку, водрузив лезвие себе на плечо и перемазав тем самым дорогие одежды. Замер, изготовившись к бою. Посуровел.

Такеда же напротив, хоть и держал оружие наготове, но ступал спокойно и чинно, словно собирался не более чем мимо пройти. Лишь взглядом он выдавал свои намерения. Остановившись аккурат в нескольких шагах напротив наёмника, чаандиец воздел меч к небу и взмахнул им с такой силой, что вымазанное кровью лезвие вмиг очистилось. Багряные капли легли на истоптанную грязь рисунком алого крыла. Любой живописец оценил бы.

Вернув клинок в ножны, Такеда замер в стойке, хорошо известной и уважаемой в его краях, но наверняка чуждой для местных невежд. Следящие за ним и впрямь подивились: кто же начинает бой с мечом в ножнах? Но, видимо, на то он и умелый воин. Знает что делает.

Так они и застыли, недвижимые, будто каменные изваяния. На мгновение, другое, третье… у мастеров клинка свои причуды. И едва лишь наёмник приготовился рвануться вперёд, – присел чуть ниже, рукоять меча сжал посильнее, – как в спину ему бросили:

– Довольно, Сэндел! Всё, уходим. Возвращайся!.. – И ещё парочку крепких словес вдогонку, которые из тени скального выступа прорычал дезертирский капитан.

Надо было видеть лицо наёмника в тот миг. Уже второй раз дуэль, которую он явно жаждал получить, прерывают. Кому-то даже могло сделаться его жаль. Впрочем, он скоро взял себя в руки.

– Пошёл к чёрту! – коротко бросил Сэндел, не удосужившись даже оглянуться.

Дезертирский капитан – это сразу видно – рассвирепел, но ответил спокойно и вкрадчиво:

– Довольно, наёмник. Это – приказ! Выполняй, что велено. Помни, кто и за то тебе платит.

Ещё мгновение один лишь ветер гулял по логовине, гоняя из стороны в сторону чёрную копоть. Но ровно до поры, пока наёмник по имени Сэндел не разразился вздохом столь тяжким, как если бы убиенные сегодня люди вдруг стали небезразличны его чёрствому чёрному сердцу. Он расслабленно выпрямился, сморкнулся в грязь, а меч на своём плече устроил так, чтоб его легче носить, нежели наносить удар. Взглянул на своего несостоявшегося соперника.

– Ну, видимо, всё же в другой раз, чужак, – изрёк он. – Но ты не волнуйся, я обязательно тебя повстречаю. Лицо у тебя приметное, да и мечик твой мало с чем спутаешь. Ну, до скорого! – После чего развернулся и направился во тьму скального выступа. Задержался лишь у тела хааноя: сорвал с его пояса тканевую перевязь и, орудуя той как тряпкой, взялся очищать лезвие меча от крови. Ну и, проходя мимо командира, оглянулся на него и громко, во всеуслышание, изрёк: – Мы ведь, кажется, договаривались – никаких имён. Так ведь, Слизлик Гейнц? Или я чего попутал? – И, не дожидаясь ответа, теперь уже окончательно скрылся во тьме.

Капитан дезертиров, названный Слизликом Гейнцем, аж побагровел от сказанного. Однако ответить наёмнику так и не решился. Вместо этого он мстительным взором обвёл собравшуюся толпу, заглядывая в лица. Вот уж где мог не стесняться в выражениях.

– Ну, чего вылупились, собаки?! Радуйтесь, пока можете; дерьма я за ваши жизни не поставил бы! – после чего обернулся и скомандовал: – Выпускай! – и тоже зашагал прочь.

И стоило лишь изгвазданному его плащу скрыться впотьмах вслед за наёмником, как из тьмы этой загрохотало, застучало и залязгало нечто поистине монструозное. Будто чудище какое рычало и стальной пастью безудержно щёлкало. Не знаешь, чего и ожидать. Но вот лязги пошли на спад и вскорести обратились в не более чем неритмичный стальной скрежет. Вояки и кузнецы сразу признали это звучание: так скрежещут сочленения полного латного доспеха… правда скверно подогнанного или вконец измятого.

Селяне и контрабандисты приготовились. Никаких команд им уже не требовалось, строй они держали сами. Плечом к плечу с товарищем – оно как-то поспокойнее будет. И вот, из тьмы скального навеса показались первые фигуры. По пятеро, потом ещё по пятеро и ещё. Всего – двадцать; малый дворфийский шард. Штурмовой отряд суровых низкорослых бородачей. Мало кто из людей видел такой в деле. Но байки ходили самые разные.

– А этим какого лешего здесь надо? – вопросил кто-то из контрабандистов и, не дожидаясь ответа, крикнул: – Эй, дворфы, хрен ли вы тут позабыли, а?!

– Тихо ты! – шикнул на него Брут.

Хотя так-то вопрос более чем резонный. Какого хрена тут забыли дворфы? Ещё б придумать, как к ним подступиться, чтобы вежливо об этом спросить…

А шард тем временем вышел из тени скального навеса на свет божий и всё тем же боевым порядком двинулся вперёд. И чем ближе подступали воинствующие дворфы, чем отчётливее проступали в смоге коптящей смолы, тем сильнее холодились загривки тех, кто выстроился на их пути. Причин тому хватало.

– А ну стоять! – рыкнул Брут со всей, на какую способен, сталью в голосе, только бы лязг доспехов перекричать. – Если хотите драки, то хотя бы назовитесь!

Дворфы, все до единого, пропустили его слова мимо ушей с тем безразличием, как если бы не понимали языка или просто залили уши воском. Никто даже не моргнул. И тем не менее вовсе не эта их меланхолия пугала. Куда страшнее выглядела амуниция, ибо каждый бородач – хотя народец этот славился своими кузнецами, да и общей щепетильностью, – облачился в то, что иначе как рухлядью и не назовёшь. Стальные кирасы, проржавевшие и почерневшие, изобиловали грубыми, приколоченными кое-как заплатами из жести и обрезков металла. Драные и изъеденные перевязи ощетинились наконечниками калёных гвоздей заместо заклёпок, а стальная сетка из острых прутьев выполняла, видимо, роль кольчуги. Одним словом – с миру по нитке, но всё вместе – творение не то безумца, не то изувера! Тем не менее дворфы исправно двигались вперёд, сохраняя строй, хотя чем ближе подступали, тем отчётливее виднелись на них раны, оставленные такой скверной амуницией. Каждый шаг отмечался кровью. А вооружение и того хуже.

Даже чаандиец явно не знал, как к таким неприятелям подступаться.

– Проклятье, чтоб их… Назад! Все назад! – рявкнул Брут. – Строй не размыкать! За каждые их два шага вперёд отходим на шаг назад. Выманиваем на луки!

Хранить секретность едва ли имело смысл. Даже если дворфы и не понимали сказанного, всё поле боя усеяно стрелами что колосьями, – даже идиот заметит, даже слепец наткнётся. И тем не менее дворфы послушно шли. Неспешно громыхали вперёд, будто катящийся с предгорья валун. Валун, обвязанный кастрюлями, кольями и обломками клинков.

Одному из селян – подранку – не посчастливилось оступиться при очередном шаге назад. Он выпал из строя, и, хотя ему тотчас же подали руку, один из дворфов в латных рукавицах с зазубренными крючьями, приделанными на манер когтей, выпрыгнул из строя и упал прямо на него, крепко вцепившись несчастному в ноги. Придавил своим весом к земле и принялся терзать, что остальные аж отпрянули. Кто-то из числа контрабандистов опустил на плечо безумного бородача гвизарму, пропоров хлипкий поддоспешник и, судя по хрусту, раздробив ключицу, но дворф того даже и не заметил, и свою расправу прерывать не стал. А мгновением позже и вовсе впился в свою жертву ещё и зубами! Тут же и остальной шард подступил, и крики несчастного быстро стихли.