Ошибка выживших

– Никак. Я сам с собой уживаюсь – этого достаточно.

– Вы что, всегда один жили? – с нескрываемым любопытством спросила я.

– Не всегда, – уклончиво процедил он, натирая куски мяса солью и специями.

– Вам люди не нравятся?

– Чаще бывает наоборот, это я им не очень-то по душе, как вы успели заметить, – Алан вздохнул, кажется, наш разговор ему надоел.

– Вот как. И что же им в вас не нравится? Такой милый, добрый человечище, само очарование.

Лицо Алана перекосило, как от кислого лимона, он отвлекся от своего занятия и обернулся ко мне.

– А вы, значит, очень людей любите? – густая бровь скользнула вверх. – Идеальный вечер – распить бутылочку-другую в мужской компании.

– Я такого не говорила, – горло обжигало при каждом глотке лекарства, и когда я умудрилась так сильно простыть?

Намек понятен, Алан опять припоминает мне несанкционированных гостей. Теперь до старости будет нудить.

– На вас соседи донесли.

– Послушайте, – поборов первоначальное желание все отрицать, я сдалась и со вздохом покаянно опустила голову. – Ладно, признаю, в ваше отсутствие ко мне один раз заходили друзья. Те двое, которые помогали с переездом. Не какие-нибудь там проходимцы или бездомные. Саша и Костя вполне порядочные ребята, мы дружим много лет. Вам совершенно не о чем беспокоиться. Обносить квартиру или устраивать бедлам – не их метод.

– Поясню, раз уж снова вернулись к этой теме, – куски говяжий вырезки, натертые специями и солью, возлежали на доске, Алан выбрал подходящую сковороду, поставил её на огонь. – Дело не в том, кто по-вашему мнению порядочен, а кто нет. Вы согласились с условиями, подписали договор и, ничтоже сумняшеся, его нарушили.

Пока сковорода грелась, он достал из холодильника масло, отрезал кусочек. Я невольно скривила физиономию. Не люблю топленое масло.

– Давайте заключим новый или внесем правки, – со вздохом предложила я примирительным тоном. – Чтобы ко мне совершенно никто и никогда не приходил – такое, увы, невозможно. Я не отшельник в горах. Но и устраивать здесь проходной двор не собираюсь. У меня не так много близких друзей, только Костя и Саша. Они очень хорошие, мы как родные друг для друга, – я сложила руки в молитвенном жесте. – Вы их даже не заметите, гарантирую… Ну, если вас это совсем не устраивает, тогда в следующем месяце я съеду.

Я поникла, опустив голову, сообщая этим жестом, что искренне раскаиваюсь в своём поступке.

– Да живите, – сменил гнев на милость. – Только предупреждайте меня, если решите позвать гостей. И впредь без обмана.

Обрадованная скорым разрешением конфликта, я мысленно пожурила себя за все те гадости, которые хотела наговорить хозяину квартиры. Оказывается, Алан способен пойти на уступки, вовсе не такой ужасный тиран и супостат, каким я его записала. И за сломанный нож мне не предъявил. Пока что.

– Точно не хотите поужинать? – настойчиво спросил Алан.

– Для меня немножко поголодать во время болезни – обычное дело, – я украдкой снова взглянула на нож с обломанным кончиком.

Алан проследил направление моего взгляда. Я нервно сглотнула, вцепилась в кружку.

– Сейчас буйствует опасный вирус, – сказал он с предостережением.

– Простое недомогание, к утру пройдет, – я поспешила убраться восвояси, прихватив кружку с остатками лекарства.

Глобальное потепление

Проболев все воскресенье, в понедельник утром позвонила на работу и предупредила, что не приду. Знакомые симптомы – ломота в теле, слабость и быстрая утомляемость, приступы кашля, сопли как из крана. Я не стала мерить температуру вопреки Сашкиным уговорам. Когда мой друг по телефону выяснил, что я болею, предложил немедленно приехать, на силу его отговорила.

Долго отлеживаться в постели мне не пришлось. Уже во вторник в ПЦ затребовали моего присутствия. Неявка на общее собрание грозила серьезными проблемами. Я натянула самый тёплый свитер с высоким воротом, дополнительно замоталась шарфом, вооружилась каплями для носа и несколькими пачками бумажных салфеток, набила сумочку леденцами от кашля и собралась выходить. Алан надевал пальто в прихожей.

– На работу? – спросил он вполне дружелюбно.

Я кивнула. Ну что за манера вместо приветствия задавать вопросы? Мой голос охрип до неузнаваемости.

– Могу подвезти, – непринужденно предложил он.

Видать, ночью хозяина укусил комар великодушия. Возле подъезда стояло несколько автомобилей. Откликнувшись на брелок сигналки, моргнул черный BMW. «Боевая Машина Воров» называет такие автомобили Сашка, великий почитатель криминальных сериальчиков. Я и раньше видела этого ухоженного красавца, но даже не предполагала, что автомобиль принадлежит Алану. Он любезно распахнул передо мной дверь. Удобно расположившись на сидении, я принялась разглядывать элегантное внутреннее убранство. Строгий кожаный салон был безупречен. Автомобили моих знакомых – сплошь бюджетные марки в комплектации «лишь бы оно ехало», подержанные, видавшие лучшие времена «ведра с болтами» разной степени коррозии металла. Другими словами, непритязательный эконом-класс – вот к чему я привыкла.

– Куда вас везти?

– Петроградка, – провела пальцем по аккуратной отделке приборной панели.

Как здорово было бы навсегда променять сомнительные прелести общественной подземки на индивидуальное транспортное средство с роскошным кожаным салоном, системой климат-контроля и подогревом сидений. Эх, пока что с моим скромным бюджетом мне это не грозит.

– Шикарная машина, – с восторгом отметила я. – Мощная, наверное.

– M-серия, – гордо сказал Алан. – Спецзаказ. Четыре месяца ждал из Германии. Кое-что доделывали в тюнинг-ателье. Единственный экземпляр.

– Механика? – удивилась я, глядя на рычаг КПП.

– Да. Сейчас всё чаще покупают автомат.

– Люди предпочитают удобство. В наш прогрессивный век высоких технологий «ручка» считается признаком консерватизма, – ехидно заметила я и заслужила неодобрительный взгляд.

– Не люблю, когда за меня электроника думает, – посетовал Алан.

– Разве здесь совсем нет электроники? – удивилась я. – В чем же, по-вашему, преимущества механической коробки?

– Она дает больше свободы, лучшую управляемость и контроль, но требует навыков. Водитель сам выбирает момент переключения передач, есть возможность «раскрутить» двигатель до высоких оборотов для максимальной мощности. Механика позволяет быстро реагировать на изменение дорожной ситуации. Заранее понизить передачу перед поворотом или подъемом, чтобы двигатель работал в оптимальном диапазоне или резко – для мгновенного ускорения при обгоне. Автомат удобнее в пробках, но проигрывает в динамичных и сложных условиях.

– Как часто вы гоняетесь с другими водителями по горным серпантинам? – с усмешкой спросила я. – Мы живем в мегаполисе, здесь сплошные заторы и ни одного гоночного трека. Вообще-то, автомат экономичнее и разгон более равномерный… Мне друг рассказывал.

По выражению лица Алана было ясно, он решил, что в машинах я совсем не разбираюсь, и не стал продолжать эту тему. BMW плавно тронулся и нырнул в дворовую арку. Машина легко шла в разгон, но водитель очень скупо давил на газ, предпочитая ехать 50 км/ч. Меня знобило, мышцы сковало напряжением, малейшее движение требовало усилий. Я попросила включить музыку. Из динамиков звучал Ben E King – Stand By Me. «Всё это странно, неправдоподобно, и больше напоминает музыкальный клип» – подумалось мне. Мы оказались на набережной.

– Здесь не проехать, – пояснил он. – Авария.

BMW пробирался тесными зигзагами запруженных улиц. Судя по плейлисту, Алан любит сонное зарубежное ретро. Автомобиль медленно плелся в потоке, замирая в ожидании зеленого сигнала. Здесь рокочущему мотору было негде разгуляться, узкий лабиринт со светофорами диктовал свои правила. Алан задумчиво молчал, покручивая кольцо на мизинце, изредка поглядывал на меня. Ему, наверное, скучно и муторно в моей компании, да еще и расход бензина в таком режиме езды, должно быть, просто космический. BMW будто нарочно упорно лез в самую гущу затора и любезно пропускал другие автомобили вперед.

– Это надолго, – заметил мой шофер с лёгким негодованием, в искренности которого я на секунду усомнилась.

Пора предупредить коллег о моем опоздании. Переговорив с секретаршей ПЦ, я ещё сильнее закуталась в шарф. Отопительная система работала на полную мощность. Алан чуть откинул назад моё сидение, приглушил музыку. Незаметно для себя я задремала. Сколько это продолжалось, не знаю, меня разбудил его голос.

– Куда теперь? – я очнулась и заметила, что BMW остановился у тротуара возле входа в метро.

Алан взирал на меня с беспокойством и зачем-то потрогал мой лоб.

– У вас высокая температура.

– Просто ваши руки холодные, – я поёрзала на сидении.

BMW плавно двинулся вперёд.

– Так куда вас везти? – повторил он вопрос.

– Сейчас прямо, затем на светофоре направо. Два квартала… Там будет большая вывеска…

– Лучше назовите адрес.

Алан прибавил газу и пообещал, что через пару минут доставит меня на место.

– Вы серьёзно простыли, – в голосе звучало неожиданное сочувствие, я промямлила, что работа для меня превыше всего. – Так не годится. Вот что, когда заканчиваете?

– Я?

– Ну да, я же вас спрашиваю.

– После пяти.

– Заеду за вами.

Как-то подозрительно. Может, у меня и вправду жар, галлюцинации? Или я всё ещё сплю? Машина затормозила перед фасадом здания из красного кирпича. Алан не стал глушить двигатель.

– Что ж, до встречи, – сказала я, пребывая в легком шоке от его внезапного предложения.

– В пять, – напомнил Алан.

Он отстегнул свой ремень безопасности, отрыл водительскую дверь, намереваясь выйти и помочь мне, но я стремглав выскочила на улицу. Опустив стекло Алан окинул меня недоверчивым взглядом и отъехал. Черный BMW скрылся за поворотом, как будто его и не было. Пошатываясь я вошла в парадную дверь, она с грохотом захлопнулась, подгоняемая порывом ветра.

Уважительной причиной неявки на собрание в ПЦ считается только официально подтвержденная смерть. Обсуждение насущных вопросов затянулось, было решено сделать получасовой перерыв. Мой иммунитет отчаянно боролся с заразой. Волевым усилием я заставила себя встать и сделать несколько шагов – дальше будет проще, нужно только начать. Света сидела рядом, её мысли витали где-то далеко. Судя по бледному усталому лицу и мрачным теням под глазами, дела у Светланы обстояли не лучше моих.

Мы спустились вниз по широкой лестнице и вышли на улицу. Ветер трепал сырой воздух, обдавая лицо мелкой моросью. Напротив ПЦ работало кафе, в котором мы обычно обедали. Пока шли, Света молчала, как партизан. Мы заняли столик, она заказала кофе со сливками, я – горячий напиток на основе имбиря и мёда.

– У него другая женщина, – ломающимся голосом произнесла Света.

– С чего ты это взяла? – неужели кому-то ещё мог приглянуться её распрекрасный Егор?

– Видела их вчера, – она окинула меня пронзительным взором.

За соседним столом три женщины вели оживленную беседу и громко смеялись.

– Ты застала мужа с любовницей?

– Угу, – глотая слезы она неуверенно мотнула головой и опустила взгляд. – В торговом центре. Зашла после работы Олежке шапку купить, старая совсем мала. И видела их вместе. Егор мне утром сказал, что задержится на новой работе допоздна. Мол, он только устроился, руководитель очень строгий. Откажется – его уволят. А сам ходил с этой… – её голос дрогнул, губы сжались. – Обвешанный пакетами. Тряпки ей покупал… Мне говорит, что заплатят только в следующем месяце… Он меня не заметил, улыбался, суетился вокруг неё.

Она уставилась в выцветшую скатерть, покрывавшую стол.

– Ну, торговый центр – это ещё не постель, – неудачно пошутила я. – Ты уверена в своих выводах? Могут быть другие объяснения…

– Да неужели? – когда Светлана убеждена в своей правоте, иные точки зрения перестают существовать.

– А ты у него спрашивала?

– Спросила. Егор ответил, что мне пора проверить зрение и перестать сочинять. Ни в каком торговом центре он, якобы, не был, а до ночи возил начальника по объектам и потом сразу же поехал домой. Наорал на меня, обозвал истеричкой и сказал, что у меня крыша едет.

Я посмотрела на коллегу с сочувствием. Для неё это была полнейшая катастрофа. Света и раньше-то не особо доверяла мужу, неодобрительно высказываясь о его работе в такси. За соседним столиком посетители уронили тарелку, она вздрогнула от звука бьющейся посуды.

– А я нормальная и ничего не сочиняю, – смахнула слезы. – Залезу в его телефон, если там не найду доказательств, найму детектива. Узнаю, кто она и где живет. Поеду, расскажу, что у него есть семья, сын растет.

– С детективом это ты отлично придумала, – горько усмехнулась я. – Но, допустим, ты узнаешь адрес, съездишь, может быть, устроишь скандал… А что потом?

– В глаза ей посмотрю… Может быть, у них не зашло далеко…

– Это имеет значение? – я помешивала ложечкой горячий медовый напиток, простуда временно отобрала у меня обоняние.

– Он мне врет и называет истеричкой! – в серых глазах ярко горела обида. – А сам… Как он может так с нами поступать? Егор ведь любит сына, он нас не бросит ради какой-то шалавы…

Она замолчала. Света боялась заглядывать в свой омут, её помыслы ограничивались лишь разоблачением неверности мужа. Ей важно было доказать, что подозрения обоснованы, и снять с себя обидное клеймо «истерички». Она упорно держалась за иллюзию, что брак ещё можно спасти.

– Вдруг ты всё же ошиблась. Допустим, Егору начальник поручил возить жену по магазинам, – к нам подошла официантка. – А сказал он так потому что это более почетно и не вызовет лишних вопросов, – муж Светы по её словам, легко привирал, по мелочам и просто так, для красного словца, если ложь выглядела привлекательнее правды. – Тем более ты не раз говорила, что Егор терпеть не может ездить с тобой за покупками, считает это ниже своего достоинства. Вот и… сочинил. Кроме того, легко обознаться.

– Ну не могла я собственного мужа не узнать! Это был Егор! – Света закрыла лицо руками и съежилась. – Боже мой, какой стыд! А если бы Олежка увидел папу с чужой тётей?! Это должно немедленно прекратиться… Знаешь, он и раньше… была женщина с его старой работы. Давно. Я на последнем месяце с Олежкой дохаживала, вся на нервах. Узнала от добрых людей. Егор тогда уволился, прекратил все контакты… Он мне поклялся…

– Ну да, ну да, – тихо сказала я себе под нос.

– Я уверена, что эта девка… её в детстве бросил отец. Вот и вешается на чужого мужа… Подсознательно мстит…

Я молча пересчитывала леденцы в сумочке. В теории Светы было столько дыр, но спорить с человеком в таком состоянии – всё равно что пытаться остановить лавину.

Без двух минут пять. Выйдя на улицу, я едва разглядела в сумерках черный BMW. Алан ждал возле машины, его профиль резко вырисовывался в свете фонарей.

Мы неслись по мокрому асфальту, слепящие фары встречных машин резали глаза. Утренняя пенсионерская манера вождения сменилась бешеным драйвом. Не такой уж Алан праведник, каким хочет казаться, видимо, ПДД не для него писаны, когда уверен, что это сойдет с рук.

– Нужно кое-куда заехать, – бросил он, глядя на телефон.

После рискованного разворота мы резко остановились у гостиницы "Октябрьская". Из толпы вышел невзрачный человек, постучал в стекло. Их короткий разговор выглядел напряженным – Алан взял конверт с таким выражением, будто это было что-то грязное. Когда он вернулся в машину, между сидений упал ключ с красным ярлыком "34".

– Что-то случилось? – осторожно спросила я.

– С чего вы так решили? – в каждом слове звучала сталь.

Машина рванула с места. Он вел ее теперь с холодной яростью, будто пытался оставить позади что-то неприятное. Я никогда не видела его таким – вцепился в руль, челюсти сжаты. Обычно сдержанный, сейчас он едва контролировал злость.

– Утром будто везли фарфоровый сервиз на крыше, теперь лихачите… Хотите поговорить?

– Не хотим, – отрезал он, даже не взглянув в мою сторону.

Я откинулась на сиденье. Что ж, его право. За окном мелькали огни, сливаясь в золотые нити.

Когда мы остановились у дома, Алан еще несколько секунд сидел неподвижно, его пальцы медленно разжимались на руле.

Сырая прохлада окатила щеки и лоб. В окнах подъезда тускло мерцал свет – опять неполадки с электричеством. Алан пропустил меня вперёд. Знакомый силуэт маячил между этажами. Никита по своему обыкновению курил, стряхивая пепел в консервную банку. Сосед кашлянул и поздоровался, я коротко ответила. Алан прошел мимо, не удостоив его даже взгляда.

Поднявшись на свой этаж, я остановилась перевести дух. Пот катил градом, ноги подкашивались. Вот что значит жить в доме без лифта. В прихожей Алан забрал у меня плащ и повесил его в шкаф. Стянув ботинки, я направилась в свою комнату. Перед глазами все плыло. Казалось, до кровати не дойду, рухну по пути.

– Померяйте температуру, – раздалось у меня за спиной. Я кивнула и удалилась за дверь.

Как будто это поможет. 39 с чем-то. Зрение утратило четкость. Я порылась в аптечке. Нашла пустую упаковку из-под аспирина. Вывернула содержимое на постель. Бинт, бактерицидный пластырь и активированный уголь. В дверь постучали. Алан вошел не дождавшись, пока я прохриплю приглашение.

– Ну, что там? – спросил он деловым тоном.

Я потянулась за градусником, в надежде спрятать его, но хозяин квартиры оказался ловчее. Алан посмотрел на шкалу и скептически покачал головой.

– По-видимому, у вас и лекарств нет, – а он догадливый. – Вот, – протянул мне таблетки.

– Что это? – спросила я, недоверчиво вертя в руках яркую упаковку.

– Хорошее средство, эффективное и безопасное. Привез из Германии. Примите две таблетки, – он вернул мне градусник и удалился.

Давно я так не болела. Ночью проснулась вся в поту. Тяжело дыша по стеночке дошла до туалета и вернулась обратно. Впитавшая пот постель остыла. Я перевернула подушку и одеяло, легла обратно. Утром температура спала, я чувствовала себя гораздо лучше, чем накануне.

Трель телефона. Очередной раунд нравоучений от мамы. Со времени переезда я так и не удосужилась хоть разок навестить родителей.

– Привет, – сонно прогнусавила я, потирая глаза.

– Дочь, ты бы хоть иногда перезванивала. Мы все-таки твои родители и беспокоимся, – тон голоса требовательно-тревожный.

– Знаю, прости. Тут столько работы навалилось… Сегодня взяла отгул.

– Ты там случайно не болеешь? – от проницательной мамы не ускользнуло то, что я говорю в нос и охрипла.

– Простыла немного, – нехотя призналась я, и поспешила добавить. – Ничего страшного, мне уже намного лучше.

– Ты хоть что-нибудь ешь или опять голодаешь? Небось, без шапки, без шарфа, как всегда нараспашку, вот и заболела. У тебя лекарства есть? – мамы часто умеют сочетать строгость и заботу с упреками. – Вызови врача на дом…

– Не надо врача. Конечно же я ем, а как иначе!? Лекарства есть и, если что, аптека за углом.

– Всё, я к тебе сейчас приеду…

– Мам, это я приеду, обещаю. В гости. Как поправлюсь. Договорились?

Я закашлялась и тут пропал сигнал. Телефон никак не реагировал, в нем поселилась упрямая тишина. Ну вот, теперь мама на меня еще больше обидится. Пробовала перезвонить, безуспешно. Придется идти в коридор к стационарному телефону. Осознавая последствия прерванного разговора с мамой, я встала, закуталась в плед и направилась в прихожую. Телефон в прихожей тоже молчал. Опять эти подозрительные перебои. То линия мертва, то свет мигает, будто нарочно.

Алан был на кухне.

– Телефон не работает. Который сейчас час? – спросила я, подавляя зевок.

– Половина двенадцатого, – ответил он, оторвавшись от газеты.

– Вы сегодня дома, не поедете никуда?

– Да, – коротко и ясно.

– Я говорю, телефон не работает, а на моем сотовом нет сигнала.

– Сломался, наверное.

Исходя из минимализма его ответов напрашивался вывод: либо я сильно раздражала, либо это какая-то суперважная газета. Я заметила, он вырезал некоторые статьи.

С каждым днем хозяин квартиры казался мне всё более странным, его привычки и манера общаться били рекорды экстравагантности. Кто станет наглаживать стрелки на домашних брюках и одевать белую рубашку, когда готовит? В быту Алан был столь же педантичен. Мне постоянно влетало за оставленные не на месте вещи, обувь и велосипед «на проходе», за пучки волос в сливе душевой кабины, за грязный пол на кухне и прочие погрешности, вызванные моим проживанием в квартире. Он вдруг появлялся из-за угла, лаконично описывал факт зафиксированного нарушения, требовал немедленно устранить и сразу исчезал. Раньше мне казалось, что творческим личностям присущ хаос и бардак. Стремление Алана к порядку было фанатичным, на грани обсессивно-компульсивного расстройства. А его манера водить машину напоминала гонки «Формулы-1».

– Я вам очень признательна.

Алан поднял глаза. Во взгляде читалось полное непонимание.

– Ну, за чудодейственные пилюли и за то, что вы меня вчера возили на работу и обратно, – пояснила я.

– Мне было по пути. А вы бы, вероятно, по своему обыкновению опять отправились на прогулку до поздней ночи. Верх безрассудства, – он снова погрузился в газету.

– Не вижу ничего плохого в пеших прогулках, – отозвалась я, наполняя чайник водой. – Они полезны…

– Не вижу ничего полезного в ночных прогулках с больным горлом и высокой температурой, – нравоучительно высказался Алан из-за газеты. – К тому же у вас холодная и неудобная обувь.

– Это моя любимая пара, – отчасти он был прав, ботинки довольно сильно натирали пятку. – Вы бы знали, как я за них в магазине сражалась…

– Подошва тонкая, задник стоптан. Для дождливой погоды не годятся, – не преминул заметить он, переворачивая страницу. – И пора бы надевать теплое пальто по сезону.

Я молча кивнула. Вот прямо сейчас побегу в магазин за новым пальто, раз мой куцый плащик он забраковал. Обувь тоже поменяю и весь шкаф перетряхну. Модный критик нашелся. Проинспектировав содержимое своего отсека в холодильнике, я заварила сладкий чай, изменив своим утренним привычкам.

– Всё хотела спросить, как вы обычно проводите свободное время? Куда ходите? Что вам интересно? Какие развлечения предпочитаете? Ну, кино…шахматы… горные лыжи… что-нибудь такое.

– Мне не до развлечений, – строго ответил Алан.

– Чем же вы занимаетесь, если выдался свободный день? Газеты читаете, как сейчас?

Он молчал. Мне показалось, Алан задумался. Надо же, столь простой вопрос напряг его извилины.

– Я постоянно занят, много дел, – наконец сказал он.

– Работаете в другой мастерской? – уточнила я.

Алан опять взглянул на меня поверх газеты, чуть изогнув бровь.

– Не понял.

– Мне показалось, что вы больше не рисуете… здесь… У вас есть хобби? Увлечение какое-нибудь, марки-сканворды…

– Не интересует. При моем стиле жизни и образе мышления собирать марки или ходить на концерты, чтобы разнообразить свой досуг, нет нужды. Кому нечем заняться, заводят хобби. Это не про меня, – его уверенности в себе в пору позавидовать.

– Так вы что же, круглые сутки пишите свои картины? Чем ещё занимаетесь помимо мазни кисточками? Куда возите ту здоровенную черную сумку?

Он свернул газету и отложил в сторону, демонстрируя, что, наконец, снизошел до меня и теперь весь во внимании, готов общаться.

– Помимо мазни кисточками я любою готовить и посещаю спортзал. Это вас устроит?

Я улыбнулась. Алан говорил таким тоном, будто рассчитывал, что, испугавшись нарочитой скупости и надменности ответов, я оставлю его в покое. Но это произвело обратный эффект.

– Книги читаете? – спросила я.

– Иногда, – вздох с оттенком разочарования. – В юности читал запоем. Я прочёл всё, что могло бы меня заинтересовать.

Чувство собственной важности улетело в космос. Книги надоели, все прочел и перешел на газеты? В них только реклама, политика, сплетни и спорт – «сверх-полезная» информация. Алан снова уставился на меня своим коронным немигающим взглядом. Вот сейчас я отвернусь, а он как прыгнет и сделает «кусь»…

– Что у вас за привычка такая – пристально смотреть на собеседника? Ещё чуть-чуть и будет уже неприятно или неуместно, – я тоже вперилась в его чернющие зенки, но смутилась и невольно отвела взгляд.

– А вам больше по душе, когда человек разглядывает противоположную стену, беседуя с вами?

– Нет, но и долгий пристальный взгляд… В психологии он трактуется как признак агрессии или иного сильного чувства, желание подчинить или спровоцировать. Это как открытый вопрос. Но вы вроде бы не спрашиваете ни о чем. Мне непривычно, что вы на меня так смотрите.

– Привыкайте, раз уж нам приходится общаться, – он встал и подошел к высокому шкафчику, в который я ещё ни разу не заглядывала.