Ошибка выживших

– Не стоило этого делать, – взволнованно сказал он.

– Вам тоже, – я оттолкнула протянутые ко мне руки.

– Стой, поранишься. Здесь везде осколки.

Он снова попытался схватить меня в охапку. Я опять оттолкнула его и сделала шаг назад. Под босой ступней захрустело стекло.

– Это вы виноваты, – пробубнила я, сделав ещё один неуверенный шаг. – И не смейте меня трогать!

Алан глубоко вздохнул и в следующую секунду очень ловко подхватил меня за талию, быстро перенес с усыпанного стеклом пяточка и усадил на постель.

– Сиди здесь, – приказал он и вышел из комнаты.

Страшно представить, зачем он отправился. Этот жуткий тип повременит с уборкой, предпочтет сперва наказать меня. Не угадала. Алан принёс аптечку и робот-пылесос в виде большой чёрной глянцевой шайбы, мигающей лампочками. Я с детства боюсь вида собственной крови. Других в моём присутствии можно хоть на кусочки резать – и бровью не поведу. Но когда требуют сдать кровь на анализ или если я сама порежусь, тут без нашатыря не обойтись. Ещё у меня низкий болевой порог и я совершенно не умею терпеть даже малейший дискомфорт, вызванный медицинскими манипуляциями.

Алан достал флакончик перекиси водорода. Ненавижу шипящий звук, когда она пенится из-за реакции с гемоглобином. Я зябко поёжилась. Он щедро полил обеззараживающей жидкостью торчащий из моей ноги осколок стекла. Я непроизвольно дернулась и зашипела вместе с перекисью.

– Не дёргайся, – приказал он.

Наиболее удачный момент, чтобы перейти к менее официальному формату обращения.

– Ай! Больно! – хрипло вскрикнула я.

– Терпи, нужно достать стекло.

Я опять дернула ногой, когда Алан извлек из аптечки пинцет.

– Что ты вертишься? Ещё же ничего не сделал, – садист посмотрел на меня с укором.

Кусая пальцы рук и закатывая глаза, находясь на грани обморока, я старалась не смотреть, что он делает, но почему-то в такие моменты мне не только страшно до чертиков, но и жутко любопытно.

– Таисия… Тася! Сюда смотри, на меня, – я закатила глаза, поскуливая продолжала ёрзать и дрожать, он положил руку на моё колено. – Сейчас я достану осколок. Если ты посидишь спокойно, больно не будет, обещаю. Ты поняла?

Наконец я сфокусировала на Алане обреченный взгляд, кивнула, и вся напряглась, силясь прекратить истерические конвульсии своего тела, прикусила губу и заскулила ещё громче. Алан подавил улыбку. Конечно, садюгу мои мучения забавляли, ведь это не из его ноги торчала добрая половина графина. Скосив взгляд, я следила за его четкими действиями, рискуя утратить сознание. В самом финале плотно зажмурилась, приготовившись к невыносимой боли, но её не последовало.

Алан аккуратно вынул из ранок три стёклышка и сложил их на вату. Если бы не моя кровь вокруг, осколки едва ли удалось бы разглядеть. Он заботливо промыл ранки перекисью.

Пока Алан возился со мной, пылесос успел собрать мелкие кусочки стекла и оттеснить к стене большие.

– Почти всё, – сообщил Алан, доставая пластырь.

– Очень жаль, что графин разбился, – ломающимся голосом проговорила я.

Алан заклеил мелкие порезы на моей голени. Он взял ещё вату, смочил перекисью и протёр мне подошвы ног.

– Щекотно! – я задрыгала ногами.

– Интересная формулировка, – сказал он. – «Графин разбился». Какой самостоятельный неодушевленный предмет.

– Я только хотела сказать, что сожалею, – повторила скомкано. – Куплю вам… тебе новый.

Алан замер и посмотрел мне в глаза иначе, чем раньше, я смутилась и покраснела, но взгляд не отвела.

– Черт с ним, с графином, – на выдохе произнес он задумчиво. – Ну, и что мне теперь с тобой делать?

– Понять и простить, – машинально ответила я, подавая ему аптечку.

Алан усмехнулся, нежно погладил мою ногу, провел вдоль подъема ступни и отпустил. Его прикосновение было легкое и приятное, ласкающее и щекотное. Собрав мусор и крупные осколки стекла, он вышел из комнаты. Пылесос продолжал независимо и деловито нарезать круги.

Раздался дверной звонок. Кого там ещё принесло? Я уж точно сегодня гостей не жду. День выдался трудный, я ощутила небывалую усталость. Голова кружилась, мысли запинались. Одна из них была про фут-фетиш. Я накрылась одеялом и провалилась в липкую пучину глубокого беспробудного сна. А когда проснулась на следующее утро, обнаружила на тумбочке большую пластмассовую бутыль все с тем же шиповниковым компотом, бумажный стаканчик и записку от Алана: «Уехал на несколько дней. Пей шиповник. Поправляйся».

В пустой квартире без странного Алана мне стало совсем одиноко и неуютно. За окнами не прекращался унылый осенний дождь. Чтобы хоть как-то справиться с внезапной пустотой, я включила на ноутбуке фильм.

Маниакальная забота, заботливый маньяк

Болеть в полном одиночестве – дело неблагодарное. То ли моему организму это наскучило, и он решил быстренько прикончить вирус, то ли помогли немецкие лекарства. Два дня спустя я уже чувствовала себя вполне здоровой, но возвращаться на работу не спешила. Вечера наводили на меня тоску и скуку, одиночество, за право на которое я некогда ожесточенно боролась, вдруг оказалось совершенно невыносимым. Проверив, не оставил ли хозяин лазеек и, убедившись, что граница на замке, я позвонила маме.

Родительский дом встречал румяными пирожками с мясом, в которых по традиции было много теста и очень скудно начинки. Два дня пролетели незаметно. Как прыжок в прошлое, будто и не уезжала вовсе – моя комната, забытые вещи – всё на своих местах. Кассиопею забрали с дачи. Свернувшись полосатым клубком, она мирно посапывала на пуфе возле электрического обогревателя. Мама суетилась на кухне, папа тонул в научной работе. Каждая попытка моего общения с ними по отдельности или вместе оборачивалась взаимными упреками с последующим обиженным молчанием. Основная претензия – я, видите ли, неправильно живу, не по заветам своих предков. Только кошка была рада моему возвращению, не ставила ультиматумов, ласкалась и мурлыкала. Хотела бы я взять её с собой. Перед моим внутренним взором возникла вытянутая физиономия Алана, обнаружившего в своей безупречной квартире оставляющее повсюду клочки полосатой шерсти животное с прилагающимися к нему мисками, игрушками и лотком. Считается, что кошки привязаны к месту своего обитания, переезд для них – большой стресс. Так что Кассиопея остаётся с родителями, а у меня есть повод чаще приезжать в гости.

Обратная дорога стерлась из памяти начисто, как садилась в маршрутку, спускалась в метро – ничего не помню. Словно эту часть пути вырезали на монтаже. Вот он, подъезд с кишкой лифта, в окнах горит свет, привычный запах табака.

– Привет.

– Добрый вечер.

Широкая фигура Никиты преградила путь.

– Как дела? – осведомился он весело.

– Лучше всех, – устало промямлила я.

– Постоите со мной? – предложил Никита и для убедительности добавил. – Умоляю! Я сегодня вообще ни с кем не разговаривал, вы представляете? Ни словечка!

– Охотно верю, – вздохнула я.

Ужасно захотелось курить. С тех самых пор, как деспотичный хозяин квартиры обчистил все мои тайники, я не выкурила ни одной сигареты и даже, на удивление, забыла о своей вредной привычке. Никотиновая зависимость напомнила о себе при виде соблазнительного сизого дыма.

– Скучища смертная, – пожаловался Никита. – Подумал вечерком друзей позвать, но потом вспомнил, каким погромом это закончилось в прошлый раз… – я пожирала взглядом кончик тлеющей сигареты. – Вообще-то они ребята смирные… бывают, когда захотят, – Никита выпустил клубы дыма и улыбнулся. – Вот. Угощайтесь.

Он протянул мне пачку сигарет.

– Вы – мой спаситель! Или искуситель, – улыбнувшись, я взяла сигарету. – Несколько дней без никотина и я готова убить за одну затяжку.

– Понимаю. Самостоятельно решили бросить или по настоянию окружающих? – Никита проницательно посмотрел на меня, всем своим видом выражая глубокое понимание дилеммы.

Вместо ответа я глубоко затянулась. Голова привычно слегка закружилась, мне вдруг стало хорошо и спокойно. Серый туман последних дней растаял вместе с дымом сигареты. Дверь квартиры за спиной Никиты скрипнула, послышалось удаляющееся шарканье.

– У меня дома тоже не все одобряют, – нарочито громко сказал он. – Понабегут проповедники со своим ценным мнением да советами. Или сутками молчат в воспитательных целях. Вам, небось, тоже нравоучений прилетает, угадал? Алан терпеть не может курильщиков, мне ли не знать, – я скромно кивнула. – Характер у него тяжелый и бездна спеси. Вы приходите пожаловаться, если допечет. Уж коли помочь не смогу, так хоть выслушаю. Нам, курящим, надо держаться вместе, а то совсем затюкают.

Из квартиры доносилась знакомая музыкальная заставка вечерней телепередачи. Я посмотрела на часы.

– Всё ясно, вам пора, – с сожалением усмехнулся Никита.

– Да, увы. Не думала, что уже так поздно. Спасибо за сигарету.

– Вот, возьмите ещё, – Никита опять протянул мне пачку, я взяла пару сигарет.

– Ещё раз спасибо. Мне, правда, неловко, что я всегда спешу, будто убегаю от вас.

– Как-нибудь заходите на кофе или поболтать. Где меня найти вы знаете.

На площадке шестого этажа перегорела лампочка. Вот, черт! В темноте попасть ключом в замочную скважину никак не удавалось. Повесив сумку на ручку, я принялась искать в ней сотовый, чтобы подсветить замок. Сколько же всяких мелочей живет в моей сумке, а нужного не найти. Дверь квартиры бесшумно распахнулась, на пороге возвышалась фигура хозяина.

– Решили-таки вернуться, – хмуро отвесил он, впуская меня внутрь. – Вы не ночевали дома.

Видимо, Алан приехал ещё вчера и не обнаружив меня в квартире чуть с ума не сошёл от беспокойства и тоски. Со времени его внезапного отъезда градус наших отношений резко ушел в морозный минус. В чем я на этот раз провинилась?

– Так точно, капитан-очевидность, – ответила с подчеркнутым безразличием.

Ему-то, собственно, какое дело? Взрослая уже, отчитываться не собираюсь. Тем более, после такого приема, после его ледяного «Вы». Между нами снова разверзся ров с колючими айсбергами.

– Застряли? – спросил он минуту спустя, все также стоя в прихожей и наблюдая за тем, как я тщетно пытаюсь расстегнуть молнию на куртке.

– Нет, всё в порядке, – сквозь зубы проговорила я.

Край шарфа застрял в молнии. Сколько я ни дергала, бегунок отказывался двинуться с места. Похоже, придется пока ходить в куртке. Прервав тщетные попытки расстегнуть молнию, я посмотрела на Алана, который все ещё стоял у шкафа и ухмылялся в своей обычной манере, что больше походило на насмешку.

– Очень весело, прям оборжаться, – зло прокомментировала я, мечтая поскорее разобраться с курткой и лишить зрителя повода для издевательской ухмылки.

– Помощь нужна?

Я чуть не проглотила собственный волос.

– Пожалуй, – и мрачно осведомилась. – Чего мне это будет стоить?

– Как и в прошлый раз – ничего. Идите сюда, – он подманил меня к свету. – Ближе, мне нужно видеть, что делаю.

Алан притянул меня за край куртки, теперь мы стояли лицом к лицу, вплотную друг к другу. Кольцо на мизинце отсутствовало. Невольно подметила, что он выше меня примерно на пол головы, не такая огромная разница. Я чувствую его дыхание на своем лице, а сама стараюсь не дышать. Молния застряла пониже шеи. Алан немного ссутулился, его лицо выражало высшую степень сосредоточенности. Я отвела взгляд. Напряжение в теле росло, я боялась пошевелиться, вытянулась в струну. Кажется, он это заметил.

– Таисия, расслабьтесь и дышите, – сказал строго и вернулся к молнии. – Ещё немного… от вас опять пахнет табаком.

Молния сдвинулась с мертвой точки, я отпрянула. Ощутив себя нашкодившей кошкой, мне хотелось только одного – броситься прочь со всех ног. На лестнице я переложила заначку в сумку, и теперь пожалела об этом. Алан всё прочел у меня на лице. Он первым добрался до моей сумки и выудил из неё сигареты. Я застыла на месте.

– Догадываюсь, кто ваш сегодняшний спонсор по части этой дряни, – недобро отозвался он, потрясая в воздухе находкой.

А если попытаться обратить все в шутку? Нелепый повод для скандала. Я не школьница, он напрасно пытается меня перевоспитывать.

– Послушайте, что вы…

Он не дал мне договорить, подлетел и зашипел на меня, смяв в кулаке сигареты.

– Я полагал, у вас хватит мозгов завязать с этим, – я зажмурилась. – Но вы опять выбрали отраву. Поблагодарите приятеля со второго этажа, когда снова заболеете или когда будете не в состоянии одолеть лестничный пролет без одышки. А знаете, что хуже всего? – он наступал, я пятилась к стене в оцепенении. – Красивое женское тело в качестве пепельницы. Газовая камера – это способ казнить преступников, а вы дышите ядом добровольно.

Совершенно сбитая с толку его натиском и нравоучительной тирадой, я лихорадочно пыталась придумать ответ.

– Но ведь это моё тело, – с долей сомнения начала я. – И мне решать, курить ли, приходить ночевать или нет. – Голос постепенно набирал силу и уверенность. – Как-нибудь сама разберусь. Благодарю. – Отобрала свою сумочку. – Я не нуждаюсь в вашей опеке и навязчивой заботе. И, кстати, про женское тело. Если вдруг у вас или у кого бы то ни было ещё есть планы относительно будущего этого тела, – я жестом указала на себя. – Про «рожать когорту спиногрызов», стать донором органов или ещё что-то ещё, я предпочту любую из картинок на пачке! – голос сорвался на крик.

Выхватила у Алана смятые сигареты, скомкала их ещё сильнее и швырнула в другой конец коридора. Вдруг отчаянно захотелось что-нибудь разбить или бросить.

– Почему вы так настойчиво вредите себе? – тихо спросил хозяин квартиры, все ещё зловеще нависая надо мной.

– Ой, всё! – воинственно потрясая открытой сумкой, я ушла в свою комнату.

Света позвонила справиться о моём самочувствии и обсудить последние вести с передовой ПЦ. Оказывается, пока я болела, разгорелся нешуточный скандал. К Стасику недели три назад пожаловала новая клиентка. В ПЦ он работает без особой специализации, секретарша записывает к ПрЫнцу контингент с легкой депрессией и тех, кто ради моды приходит рассказать психологу как прошёл его день.

Станислав – типичный представитель псевдопсихологов. Окончил Санкт-Петербургский Государственный Институт Культуры, в народе насмешливо прозванный Кульком, по специальности «Социально-культурная деятельность», но благодаря маминым связям и стопке купленных сертификатов повесил на дверь табличку с гордой надписью «психоаналитик». Его метод – рассеянное кивание, пока клиенты изливают душу.

И так, его клиентка, дама сорока с чем-то лет, пришла со стандартными жалобами на скуку, бессонницу, «муж не понимает». Ещё она вскользь упомянула о «знаках свыше» и пророчествах, что в зеркалах мерещится всякое и кот на неё как-то странно смотрит, со значением. Стас, естественно, не стал углубляться. А знаки свыше видят не только лишь все.

Недавно Маман привезла из Иерусалима любимому сыну сувенир – деревянный крест ручной роботы. Слишком большой, чтобы украсить им тощую шею с торчащим кадыком, слишком маленький, чтобы поучаствовать в искуплении грехов человечества на библейский манер. Станислав повесил вещицу на «стену славы» среди дипломов, сертификатов и прочего бумажного мусора, подтверждающего его высочайшую квалификацию. Для женщины с недиагностированной шизофренией крест начал «пульсировать и плакать кровью». Когда клиентка бросилась изгонять из него бесов, пришлось вызвать скорую. Трое санитаров унесли страдалицу под галоперидолом.

Сарафанное радио разнесло по всему городу слухи о компетентности специалистов в ПЦ, авторитет нашего заведения был подорван. Маман водит близкую дружбу с директором. Любого другого на месте Стаса уволили бы тут же и без сожаления. Но родословная, связи, – всё это дало горе-специалисту иммунитет и неприкосновенность. ПрЫнца слегка пожурили и отправили в принудительный отпуск. Местом своего изгнания он выбрал шикарный отель на Гоа.

Даже если я спровоцирую психоз у трёх десятков клиентов, никто не отправит меня и в самый дешевый санаторий Ленобласти в качестве наказания. Мораль: хочешь безнаказанно облажаться – родись в правильной семье.

Закончив болтать по телефону, я совсем позабыла о деле с сигаретами. Бурное обсуждение новостей усилило желание перекусить. Алан был на кухне. Он опять готовил что-то экзотическое с манящим ароматом. В животе предательски подвывало. Я застыла в дверном проеме.

– Проголодались, – верно угадал он. – Наверняка сегодня не обедали по своему обыкновению. Угостить вас?

Похоже, война закончилась, наступило перемирие – время позднего ужина.

– Не откажусь, а что это?

– Телятина в кисло-сладком соусе.

Я уселась на подоконник. Ощущение неловкости свернулось рядом невидимым котом. Алан обернулся, смерил меня строгим взглядом и продолжил готовить. Я заметила, что он постригся, волосы на затылке стали короче и забавно топорщились. У Алана низкая линия роста волос и темное родимое пятно на шее. Непривычно подмечать о нём такие мелочи. Он снял фамильное кольцо и положил на кофейное блюдце. Внимание привлекли странные насечки внутри. Образ хозяина квартиры в моей голове состоял из смеси противоречий. С одной стороны чужой, загадочный, временами пугающий и даже зловещий интроверт, строгий, мрачный силуэт, от него веет холодом и высокомерием. С другой – живой человек из плоти и крови, обладатель темной родинки на шее, любитель вкусно поесть. Стрижется в парикмахерской, пьёт горячий чай, способен проявлять заботу, пишет картины, чувствителен к критике своих творений.

– Я гостила у родителей, – надо было что-то сказать.

Алан будто не слышал, или ему все равно. Вообще, зря я с ним заговорила. Как теперь нам следует общаться? Погода, политика, автомобили – подходящие темы для нейтральных разговоров. Если сильно не увлекаться, можно вполне мирно сосуществовать.

– Вы, правда, вознамерились умереть молодой? – спросил он, не оборачиваясь.

Ну вот, началось. Неловкость-кот настойчиво потёрся об моё колено.

– Давно хотела спросить, почему вы выбрали марку BMW? Вам ближе коммунисты или социал-демократы? К утру опять похолодает, как вы считаете?

Алан обернулся, недоуменно приподняв бровь.

– Три, – показала ему оттопыренные пальцы, – безопасные темы для беседы. Я очень хочу есть и не собираюсь с вами ссориться, – пояснила я.

– Я вас накормлю, не переживайте, – пообещал он. – Но я первый спросил.

– Думаю, BMW – комфортная машина, поэтому вы остановились на ней. Вряд ли коммунисты вам импонируют, хотя, могу и ошибаться. Похоже, ночью будет лить дождь. Во-от… А что вы об этом думаете?

Он остановился напротив, вытер руки кухонным полотенцем, вздохнул.

– Если настаиваете. У меня были автомобили разных марок, пожалуй, эта отвечает моим текущим потребностям. Политикой не интересуюсь. Погоду лучше посмотрите в интернете. Теперь извольте ответить на мой вопрос.

Не иначе как сегодня парад планет, редкое мистическое явление объяснило бы его странный интерес и извращенную заботу. Еда почти готова. Желудок захлёбывается предвкушением и урчит. Я налила себе стакан воды.

– Какой был вопрос? Ах да… Припоминаю, ещё более глупый, чем мои три. Это провокация? – если поужинать все же не получится, хоть воды попью.

Алан усмехнулся.

– Мне кажется, вы лукавите. Хочу понять…

– А я хочу есть. Если стану с вами ругаться, то рискую остаться голодной.

– А вы не ругайтесь, – сказал он, выкладывая мясо на большие тарелки. – Прошу к столу.

Надо бы договор заключить и лучше письменный. Алан закончил сервировку и поставил на стол тарелку с потрясающе ароматным блюдом. Я слезла с подоконника, подошла к высокому столу, протянула руки, намереваясь ретироваться с добычей в свою комнату, чтобы не накалять обстановку.

– Нет, так не пойдет, – отодвинул еду от меня. – Поужинайте со мной.

Алан галантным жестом указал мне на табурет, он был непреклонен. Я с мольбой посмотрела на тирана.

– Таисия, это единственное мое условие. Прошу вас, – он поставил свою тарелку напротив.

С недовольным видом я проследовала на указанное место. Неуверенно поковыряла вилкой мясо, вооружилась ножом, отрезала кусочек телятины, отправила в рот. Вкуснотища! Распробовав, я жадно набросилась на еду, забыв о правилах приличия и этикета. Нетерпеливо распилила мясо на кусочки, сглатывая слюнки. Алан с усмешкой наблюдал за мной. Ну вот, мы – в контактном зоопарке с опцией «покорми зверька».

– Вино пьёте? – спросил он.

На столе появились два бокала. Алан налил чуть-чуть красного, на самое донышко. Большие бокалы, видимо, нужны, чтобы подчеркнуть, что этого напитка в мире осталось очень мало. Ну, хоть на тарелки положил нормальные порции, не пожадничал.

– Каберне или Шардоне? – спросила я, с видом знатока рассматривая вино на свет и принюхиваясь. Алан хмыкнул. – В винах не разбираюсь, – я подняла бокал. – За аттракцион невиданной щедрости! – выпила залпом и поморщилась. – Кислятина-а! Повторим?

Он смерил меня критическим взглядом и налил ещё столько же.

– Не жмотничайте, – я звонко чокнулась поднесенным бокалом с бутылкой в его руке. – Я так не распробую букет.

Добавил еще чуть-чуть.

– А вы не пейте всё сразу, – предупредил мягко. – Растяните удовольствие.

Гурман, значит. Прием пищи превратил в ритуал. Я же не привыкла церемониться с едой.

– Так вы мне расскажете, почему хотите истребить себя в столь молодом возрасте? – как бы между прочим продолжил он.

– А вы зануда, – сказала с набитым ртом. – Кстати, очень вкусно у вас получилось, прям можно вместе с тарелкой съесть.

Моя лесть не сработала, а вот вино начало потихоньку ударять в голову.

– Ладно, раз настаиваете. Всё просто, – сказала я, продолжая жевать. – Я не вижу положительной корреляции между ЗОЖем и долгой, счастливой жизнью. Мне не интересно маниакально следить за здоровьем, считать калории и тратить деньги на типа-здоровую-еду и модные обогатители мочи, которые с вероятностью в сто процентов не отменят старение и смерть. Они определенно помогают некоторым людям, – факт. Например, их производителям и торгашам. Вам продают иллюзию здоровья и долголетия, а главное – заботы о себе-любимом. Но для меня это лишь дополнительные ограничения, очередные «можно» и «нельзя». А тот, у кого много жестких рамок, едва ли живет свободно и счастливо.

Алан снисходительно изображал внимательного слушателя. Он ел аккуратно, по всем правилам этикета, тщательно жуя пищу, и деликатно промакивал тканевой салфеткой уголки рта, как на приеме в высшем обществе.

– Я вовсе не утверждаю, будто в жизни нужно попробовать все. Это каждый решает сам. Просто ненавижу, когда мне пытаются указывать или командовать. Пусть всё будет естественно. Только так я смогу понять, что мне подходит, а что нет.

С переменным успехом я сочетала свой монолог с поглощением пищи.

– Возвращаясь ко всяким «вредностям», обратите внимание, мы с вами сейчас пьём вино, а в том милом шкафчике я заметила бутылки с крепким алкоголем. По правилам ортодоксального ЗОЖа это тоже табу. – Алан отложил нож. Зачем он опять так на меня смотрит? Это меня сбивает. – Но я никого не осуждаю. Вы вольны заблуждаться в меру внушённых вам принципов. Только всё же помните, что это ваши принципы, не мои, – кажется, я чересчур увлеклась философскими рассуждениями. – А то иногда кажется, что вы вписали дополнительные пункты в договор аренды…

Горящие ехидным лукавством чёрные глаза хищно следили за моей разудалой пантомимой и попытками жонглировать столовыми приборами.

– Надо было табличку повесить: «Осторожно, злой ЗОЖник!» – я легко пьянею и теряю контроль над языком. – О! Знаю! Вас недавно покусали адепты здорового образа жизни. Ну, это как вампиры, когда человек становится одним из них… – К чему я все это вообще говорю? Уже сама не помню. А мрачный зануда продолжает откровенно меня рассматривать. В горле пересохло и я снова приложилась к бокалу. – Вроде бы взрослый человек, а верите во всякую чушь от непопулярного гуру. Если вдруг вы не знали, не существует статистически достоверных сведений о том, что полное отсутствие вредных привычек и регулярные занятия спортом обязательно продлят вашу жизнь. Определенно сделают её настолько здоровой, что захочется повеситься на эко-полотенце. – Алан слушал меня внимательно, не перебивал, лишь тень ироничной улыбки временами мелькала в блеске его кромешно-тёмных очей.

Я замолкла, и потянулась к бутылке. Алан коварно ухмылялся, ожидая продолжения моего стендапа. Может, мне с него деньги брать за шоу? Кажется, я могла бы сэкономить на аренде или даже выйти в плюс.

– Я не хочу быть функцией. Все норовят урвать кусочек, а мне не нравится ощущать себя мясом. Соответствовать чужим ожиданиям, своду строгих правил и жить по надуманным понятиям, коих нельзя потрогать. Поэтому пусть хотя бы моё право выкурить сигарету будет тем, что я решу сама.