Колдунья и палач

– Развлечение, значит? – спросил епископ.

– Да, господин! Мы вам тут и в дорогу еды собрали немного, – по его знаку молодой виллан выставил корзину в два обхвата, затянутую чистой тканью.

Из корзины пахло копчёным мясом. Ученик сразу задёргал носом, жадно принюхиваясь.

– Что там? – спросил Ларгель Азо без интереса.

– Копчёные колбаски, господин! – с готовностью ответил староста, как видно, уже решивший, что сегодня в их деревне будет почти праздник. – И дрова у нас сухие, ореховые, – уговаривал он. – Вспыхнут, как солома! Всё за четверть часа прогорит.

Вилланы весело зашумели, кто-то даже захихикал, потирая руки.

– Когда-то в Лейше каждый день жгли ведьм, – сказал один из них. – Мы были бы рады возродить добрый обычай.

Я содрогнулась, услышав это. Как же я ненавидела их в этот миг. И толстого старосту, и этих тупых вилланов, и епископа, который тоже унюхает колбасу и решит тоже позабавиться. Силы разом покинули меня, и я села прямо на землю. Неужели вот так бесславно закончится жизнь Айфы Демелза? А когда-то муж обещал, что нам будет принадлежать весь мир.

– Проваливай, – сказал Ларгель Азо, и я встрепенулась, жадно глотая воздух.

– Что вы сказали, милорд? – переспросил староста.

– Проваливай, – повторил епископ почти любезно. – Если не хочешь, чтобы я закоптил тебя на ореховых поленьях. Вместе с колбасками.

А ученик тут же затараторил:

– Попытка подкупить служителя яркого огня наказывается королевским законом, статья семнадцатая второй главы, пункт триста пятый!

– Это не подкуп, – испугался староста, – это в знак признательности, – но корзину приказал забрать.

– Служители яркого пламени не нуждаются в признании и одобрении, – провозгласил ученик.

– А что насчет ведьмы? – заюлил староста. – Вы нам отказываете, милорд? Ведь говорят, что ни одна ведьма не ускользает от вас живой, – он всё ещё не мог поверить, что страшный Ларгель Азо не пожелал тут же зажарить ведьму и съесть её с костями.

– Для служителей яркого пламени главное не наказание, а справедливый суд! – сегодня ученик явно был на высоте ораторского мастерства.

Я продолжала сидеть, наблюдая и за теми, и за другими, и поэтому первая заметила, как один из вилланов вдруг споткнулся, а потом упал на колени. Сначала я приняла это за дикий страх перед Ларгелем Азо, я и сама испытывала ужас, когда только лишь смотрела на этого человека, но почти сразу же поняла, что с вилланом творится что-то неладное. Он затрясся, как в припадке падучей, потом упал ничком, перевернулся на спину и выгнулся всем телом, упираясь лишь пятками и затылком. Изо рта пошла розоватая пена, и виллан закричал дурным голосом:

– Кто пришел ко мне сам, тот сам не уйдет!

Он кричал ещё какую-то тарабарщину, катаясь по земле, а потом пополз ко мне, и тело его двигалось странно, словно кто-то дергал невидимые нити, привязанные к его ногам и рукам. Люди отшатнулись с воплями, а я не могла даже пошевелиться от ужаса.

Глаза виллана, ползущего ко мне, были пусты, пена текла по подбородку. Ему оставалось добраться до меня всего три шага, когда Ларгель Азо остановил его. Попросту прижал ему локтем хребет, навалившись всем телом.

Помешанный закричал так, словно его рвали клыками по живому, а потом затих. Сначала я подумала, что он умер, но увидела, что он дышит. Дыханье было слабым, но ровным, как у спящего. Я перевела взгляд на Ларгеля Азо. Он закрыл глаза и что-то шептал. Молился? Читал тайное заклинание?

– Забирайте, – сказал он вилланам и встал.

Они опасливо приблизились.

Их односельчанин лежал, раскинув руки, и прижавшись щекой к земле, словно прислушивался к чему-то в глубинах.

– Он часто такой? – спросил епископ, отряхивая от пыли камзол и штаны.

– Впервые, милорд, – ответил староста дрожащим голосом. – Это ведьма навела порчу!

– Разберемся, – проворчал Ларгель Азо и мотнул головой, показывая, что вилланам пора убираться.

Они схватили помешанного за руки и ноги и утащили, убравшись восвояси вместе с толстым старостой и корзиной с едой, а Ларгель Азо, закончив сборы, пришлёпнул коня по крупу, понукая идти.

Мне пришлось быстро подняться, чтобы конь не поволок. Я ожидала, что епископ с учеником заберутся в седла, волоча меня на привязи, но вместо этого служители яркого пламени повели коней за поводья, не особенно спеша. Они не разговаривали, и каждый думал о чём-то своем. А я не могла думать, ни одна толковая мысль не приходила в мою бедную голову. Сознание выхватывало какие-то незначительные детали – тяжелые сапоги епископа с металлическими набойками на каблуках, серебряные бляшки на упряжи, связки долек чеснока, пришпиленные к сумкам.

Мы шли мимо домов, и ставни захлопывались со стуком. Наперерез нам выбежал ребенок лет четырёх, но за ним тотчас метнулась молодая женщина – схватила в охапку и умчалась за дом быстрее зайца. Наша группа, и правда, представляли собой зловещее зрелище. Я подумала, что если бы это епископ шёл на привязи, то вилланы искренне поверили, что колдун – он, и пожелали бы сжечь его с не меньшим азартом, чем меня четверть часа назад.

Деревня осталась позади, и маленький остров посреди озера, дававший мне приют столь долго, тоже остался в прошлом. Мы пошли лесной дорогой, и только тут я поняла, что кричал в припадке виллан из Лейше.

«Ты пришла ко мне сама, и сама не уйдешь», – эти слова когда-то давно, в замке Демелза, произнес Харут.

Я споткнулась, потому что ноги подкосились. Епископ резко оглянулся. Уставившись в землю, я побрела, разглядывая носки своих растоптанных башмаков. Он успокоился и продолжил путь, а я в отчаянье закусила губу. Неужели, Харут рядом? И один из его приспешников попытался передать, что я найдена?.. Теперь уже я оглянулась, трусливо ожидая, что сейчас из леса выйдет демон из преисподней. Но лес был тих и спокоен, а епископ подергал веревку, чтобы я не отставала.

Мы шли до вечера, делая короткие привалы, чтобы отдохнуть. Недавние проливные дожди и промозглая погода сменились почти летним теплом. Парило, я обливалась потом и завязала волосы в узел пониже затылка, чтобы было не так жарко. К вечеру я уже не боялась ни демонов, ни служителей яркого пламени, а грезила о родниковой воде, охлажденной льдом, и горячей ванне. Увы, ни то ни другое меня не ожидало. Когда Ларгель Азо объявил ночевку, я рухнула на землю прямо там, где стояла.

Пока я отдыхала, мужчины располагались лагерем. Разнуздали и обтерли коней, свалили сумки под деревом, развели костер. Наблюдая за их слаженными и четкими действиями, я подумала, что они привыкли ночевать под открытым небом.

– Здесь рядом хутор, – сказал Ларгель Азо, обращаясь к ученику. – Пойду туда. Скоро вернусь.

– А почему бы не заночевать там? – живо переспросил ученик.

– Потому что ночевать будем здесь. Охраняй её, – епископ кивнул в мою сторону. – Не разговаривай, не смотри в глаза. Попытается сбежать – прибей.

Последние слова он произнес громче, чтобы я услышала.

Значит, он уйдет. Страшный епископ Ларгель решил зачем-то наведаться к вилланам-хуторянам. Мою усталость сняло, как по волшебству, но я даже не пошевелилась, чтобы не вызвать подозрений. Ученик трусил остаться со мной наедине, и этим можно было воспользоваться. Трус всегда поддается колдовству легче, чем… фанатик.

– Может, схожу я, мастер? – почти шепотом предложил ученик.

– Нет, ты останешься.

Парень подавил тяжёлый вздох, но присел возле костра и посолил воду в котелке. Вода уже начинала булькать, и запахло копчёным мясом.

– Будь внимателен, – дал ученику последнее напутствие Ларгель Азо и исчез в сумраке.

Несколько минут ученик старательно занимался ужином, бросая в котелок коренья и приправы, и поглядывая искоса. Стоило мне пошевелиться, как он уставился на меня, потянувшись к мечу, который положил рядом с собой.

– Не бойся, – сказала я. – Я всего лишь женщина. И не опасна.

Он хмыкнул, насыпал в котёл несколько горстей крупы и принялся яростно размешивать ложкой на длинной ручке.

– Хочешь, помогу?

– Сиди, где сидишь, – отрезал ученик, явно подражая своему мастеру.

– Я готовлю лучше, чем ты, – сказала я заведомую ложь, потому что готовить не умела вовсе.

И даже месяцы скитаний не научили меня стряпать хоть какую-то приличную еду. Пожарить рыбу на углях, обернув её мокрым листом – вот самое большое, на что я была способна. Но ученику об этом знать не полагалось.

– Не вздумай подойти, – сердито ответил он. – Кто знает, какую отраву ты можешь подсыпать? Только дёрнешься – прибью. Мастер разрешил.

Но он заговорил со мной, и я продолжила расспросы:

– Ты давно служишь у епископа?

– Не служу, а несу послушание.

– А как тебя зовут?

– Так я и назвал тебе мое имя. Ведьма!

– Я не ведьма, – ответила я с достоинством. – Я – Айфа Демелза. Вдова графа Демелза.

Он даже приоткрыл рот от удивления, но переборол любопытство и занялся кашей.

– Вижу, ты слышал обо мне, – снова заговорила я. – Значит, понимаешь, что я не безграмотная вилланская старуха с опушки, которая немного разбирается в травах.

– Ты – чернокнижница, – прошипел ученик.

– Нет, просто читала книги, которые твоя церковь считает нечистыми… Потому что в них скрыто древнее знание, дающее власть. А твои святые отцы хотят властвовать в одиночку.

– Замолчи сейчас же! – крикнул он, выставив ложку с крупинками каши в мою сторону, как копьё. – Если не прекратишь лживые речи, я клянусь…

– Не кипятись, я молчу, – сказала я успокаивающее, но спустя четверть часа начала атаку с другой стороны.

– Ты так молод, а уже прислуживаешь… помогаешь Ларгелю Азо. Он очень известен, твой хозяин… наставник. Наверное, это большая честь?

– Сам лорд Саби назначил меня послушником при мастере, – сказал он самодовольно, и я поняла, что нащупала ниточку, за которую можно потянуть.

– Не всякому тайный лорд разрешил бы сопровождать Ларгеля Азо. Это почётно, но и трудно, наверное? У него характер – не мёд, у твоего наставника.

– Он строгий, – кивнул ученик, пробуя обжигающую кашу с края ложки.

– Очень строгий, – поддакнула я. – Поэтому я постеснялась просить его, а у тебя попрошу…

– Чего тебе? – спросил он подозрительно.

– Я всего лишь женщина, но у меня такие же потребности, что и у тебя…

– Это какие? – не понял он.

– Разреши, я отойду. Облегчиться, – сказала я тихо и кротко, потупив взгляд.

Он покраснел и сказал «нет».

– Я же привязана, как дворовая собачка. Чего ты боишься? Прояви милосердие, я ведь тоже творение небес…

Ученик заколебался, но потом разрешил:

– Хорошо, иди, – сказал сквозь зубы, как процедил. – Но недолго. Я считаю до двадцати и сразу иду за тобой.

– До тридцати! – осадила я его прыткость.

Надо думать, Ларгель всех своих пленниц считал безмозглыми овцами, неспособными на решительные действия. Оказавшись в кустах, я потянула узел на веревке, стягивавшей шею, и узел легко подался. Стараясь слишком не дёргать веревку, я накинула петлю на осиновое деревце, а сама припустила вниз по склону, туда, где слышался шум реки. Если и бежать, то только к воде. Вода – моя стихия. Так говорили и Вольверт, и Харут. Она не даст меня в обиду.

Речка оказалась небольшой, но быстрой. Она текла с гор, и вода была холодной, как могильный камень. Ноги свело судорогой, когда я пошла вброд. Не знаю, как Ларгель Азо отыскивает жертв, но если по запаху, как охотничий пес, то вода унесет мой запах вниз по течению, а я поднимусь вверх. Я старалась идти как можно быстрее, и все время прислушивалась – не раздадутся ли позади крики. Но погони не было, и я вышла на противоположный берег только когда совсем закоченела. Растерев икры и вылив воду из туфель, я бросилась бежать прямиком в лес. Страшные сказки, которыми в счастливую пору детства нас пугала в Роренброке матушка – волки, людоеды и разбойники – пугали меня меньше, чем королевский охотник на ведьм и упырей. И даже дикие звери казались мне добрее, чем епископ.

Ночь я провела спокойно, хотя продрогла и совсем проголодалась. Мне повезло найти старый дуб, в котором было дупло. Я долго ворошила в нём палкой, опасаясь змей, а потом забралась внутрь, свернувшись клубочком. Несколько раз я просыпалась, вздрагивая от лесных шорохов, но это были ночные птицы и ветер, а страшный епископ не появлялся.

Едва солнце проникло в щели дуба, я вскочила и отправилась дальше, стараясь не оставлять следов и выбирая каменистые тропы. Я даже не осмелилась собрать земляничные ягоды на поляне, чтобы не выдать себя преследователям, а пожевала щавеля, который рос здесь всюду.

К полудню я окончательно уверилась, что сбежала. Не так-то и сложно было это сделать. Теперь следовало подумать о хлебе насущном. Вернее, об его отсутствии. Я набрела на речку и пошла вверх по течению, отыскивая тихую заводь. Речка свернула дважды на юг, и я оказалась на песчаной косе.

Здесь вода была тихая, почти стоячая, и на поверхности распустились кувшинки. У меня не было сетей, и острожить я не умела. Так и не научилась за месяцы скитаний. Что ж, пока придется обойтись малым.

Но сначала я разделась и выстирала одежду. Даже рубашку епископа выполоскала на славу, отжимая на тысячу раз, чтобы не осталось ни капельки его пота. Развесив на ветках юбку и рубашки, я выкупалась и натянула рубашку епископа, хотя она не совсем ещё высохла. Солнце припекало, и мне было совсем не холодно, а бегать голышом по лесу страшновато и неприятно.

Рубашка доходила мне почти до колен, рукава я подвернула, чтобы не висели, как у королевских шутов, а потом снова полезла в воду, но глубоко заходить не стала, а принялась ковырять прибрежный песок. Здесь прятались жемчужницы, которых ели вилланы. Мне предстояла ночь в лесу, и следовало подумать о костре и ужине. Почему бы не речные ракушки? При мысли о жирных студенистых тельцах, упрятанных в створках раковин, есть захотелось втрое сильнее. Я со вздохом припомнила, какими вкусными были хлеб и сыр, которые мне довелось попробовать вчера. Я уже так давно не ела обычной человеческой пищи.

За полчаса я нашла с десяток ракушек и швырнула их на берег. Солнце грело меня ласково, и река журчала так спокойно и мелодично, что я постепенно забыла обо всех злоключениях. Вернее, не забыла, но всё стало казаться не таким трагичным. Пусть епископ сотрет зубы до корней от злости. И побьёт глупого, доверчивого ученика. А демон пусть рыскает по свету, ему меня не найти. Потому что мой колдовской талант – он есть, он при мне. И без боя я не сдамся.

Постаравшись не вспоминать, как бесславно я проиграла бой, к которому так тщательно готовилась, я повернула к берегу, неся еще несколько ракушек в подоле рубашки. Я смотрела под ноги, чтобы не поскользнуться, а когда подняла голову, замерла. Потому что возле моей одежды, распластанной на ветках, стоял Ларгель Азо. Стоял и смотрел на меня, будто я отпросилась погулять и теперь возвращалась домой, как послушное дитя.

Я отпустила подол, и ракушки с бульканьем упали в воду. Попытаться переплыть на тот берег? Мне сразу припомнилось мое бесславное плаванье в озере. Прежде, чем лезть в воду, надо научиться плавать – так поговаривала кормилица Матильда.

Епископ указал большим пальцем на юбку, без слов предлагая мне одеться. Потом сел на корточки, и пока я выбиралась из воды, начал швырять в реку ракушки, которые мне удалось найти.

Надев юбку, я потуже затянула пояс, чувствуя себя жалкой неудачницей. Как случилось, что он нашел меня так быстро? Это и есть те тайные силы, которыми, по слухам, обладает Кровавый Епископ? Что же это за магия такая, если нет внешних проявлений?

– Псы тайного лорда умеют взять след, – сказала я холодно. – Твой ученик жив? Было бы жаль такого красивого мальчика. Надеюсь, ты не загрыз его от досады?

Ларгель Азо посмотрел на меня снизу вверх. Солнце светило ему в лицо, отчего глаза казались прозрачными и почти бесцветными.

– Я знал, что ты попробуешь бежать, – сказал он. – Ведьмы всегда бегут.

Несколькими словами он превратил меня в малодушную трусиху,

– А где веревка? – продолжала я. – Как же ты свяжешь меня, чтобы опять не сбежала?

Я протянула руки, словно бы добровольно предлагая себя для пут, но епископ стремительно поднялся и сжал мою ладонь в своей. Рука его была твердой и горячей. Обжигающе горячей. В серых глазах вспыхнули красные искры, и я с криком отшатнулась, тряся кистью. Меня будто опалил открытый огонь, но ожогов на коже не было. Я досадливо пошевелила пальцами и сказала:

– Что за шутки ты вытворяешь, святоша? Решил показать, что и тебе известно колдовство? Разве служителям яркого пламени разрешено колдо… – на полуслове я осеклась, потому что поняла, что он со мной сделал.

Он связал меня путами, которые крепче и надежнее любых веревок и цепей. И теперь невозможно было спастись.

Глава 4

Рассказывает Ларгель Азо

На хуторе я пробыл недолго. Не торгуясь, купил юбку и две рубашки у хозяйской дочери, которая была одного роста с моей пленницей, Ещё купил гребень. Простой, деревянный. Костяных тут не водилось. По возвращении мне достало одного взгляда на полоумное лицо Кенмара, чтобы догадаться, что произошло.

– Сбежала? – спросил я, бросая на землю покупки, свернутые и перетянутые полотняной лентой.

– Проклятая ведьма, – заблажил ученик, – навела морок… – он беспомощно протянул веревку с петлей.

– Я же сказал, чтобы ты не спускал с нее глаз. А где кони?

Кенмар долго и сбивчиво объяснял, и из его болтовни я понял, что пока он носился по кустам, отыскивая ведьму, коней кто-то увел. В сумках порыться не успели, они лежали под деревом, их не заметили.

– Молодец, отличился, – похвалил я его насмешливо.

Он покаянно шмыгнул носом.

Костер прогорел, а я так надеялся выпить горячего травяного настоя. Пришлось доставать огниво и снова высекать искру, разжигая стружки и щепки. Кенмар смотрел, не веря глазам.

– Разве мы не отправимся за ней в погоню? – спросил он.

– Отправимся, – спокойно сказал я. – Но пока я хочу есть и спать.

– Она же уйдет…

– Она уже ушла. Пусть это будет тебе уроком – не доверяй ведьмам, когда они говорят сладко.

– Да, мастер, – униженно сказал Кенмар.

Каша пригорела. Я соскреб сколько можно было сверху, заедая свежим хлебом, что тоже купил на хуторе. Потом завернулся в плащ и лег спать, оставив Кенмара сторожить до полуночи. И заодно драить пригоревший котелок.

Утром, когда ученик проснулся, я уже заварил в кружках листья дикой мяты. Мы поели и собрались в дорогу, закинув на спины сумки.

– Куда пойдем, мастер? – спросил Кенмар робко.

– За ведьмой. Она пошла на запад.

– Как вы это узнали? – с плохо скрытой завистью спросил ученик, ныряя за мной под ветки деревьев. – Это такой дар? С ним надо родиться?

– Вовсе нет. Надо всего лишь верить и ненавидеть всё, что противно небесам.

Кенмар какое-то время обдумывал мои слова, а потом спросил:

– Сейчас вы ненавидите ту ведьму?

– Нет, не ведьму. Я ненавижу её колдовство, которым она распорядилась не во благо, навредив людям. И поэтому чувствую, куда она пошла.

Кенмар опять помолчал, и опять спросил:

– Вы расскажете милорду Саби, как я упустил эту женщину?

– Расскажу. Я обязан.

– Я исправлюсь, мастер! Приложу все силы, чтобы исправиться!

– Поменьше слов, побольше дела, – напомнил я ему девиз служителей яркого пламени.

Ведьма старалась замести следы. Сначала ей было не до колдовства, и она просто убегала. Поднялась вверх по реке. Наверное, посчитала меня псом, идущим по следу. Если бы её преследовали настоящие псы, то ее хитрость удалась бы. Я безошибочно определил место, где ведьма перешла реку на другую сторону. Мы с учеником тоже перешли реку вброд и почти сразу я увидел следы, оставленные беглянкой. Она не притронулась к лесной землянике, но нарвала охапку щавеля. Надеялась сбить меня с толку, наивная. Еще были разные магические штуки, которые она оставлял за собой – скрывающие заклятья, чтобы наверняка не нашли. Но ни одно колдовское заклятье не остановит Ларгеля Азо, пора бы ей было это понять.

В полдень я велел Кенмару остановиться в лощине и развести огонь.

– К вечеру я ее приведу, – сказал я, оставляя сумку.

– Даже меча не возьмете, мастер? – поразился Кенмар. – А вдруг ведьма…

– Свари ужин.

– Хорошо, – ответил он уныло, забирая котелок, чтобы найти воды.

Оставив Кенмара, я пошёл вдоль лесной речушки, петлявшей раз за разом на юг. Солнце перевалило пик и стало клониться к кронам деревьев на западной стороне, когда я понял, что она здесь. Айфа Демелза. Совсем рядом. Я чувствовал её насмешку и… радость. Она была почти счастлива. Волны счастья так и растекались по низине, огибая деревья. Какое чистое, безыскусное счастье. Я позволил себе промедлить пару мгновений, чтобы приобщиться к нему. Обычно ведьмы счастливы не бывают. Они бывают веселы, довольны, но не счастливы. Тот, кто отрекся от небес, не может быть счастлив, даже если убежден в обратном.

Раздался плеск воды, и я вышел на берег, раздвинув ивовые ветки.

Айфа Демелза стояла по колено в реке, собирая ракушки.

И я снова промедлил, и подумал, что слишком часто пренебрегаю своим обязанностями в эту миссию. Но мне припомнилась другая весна. И другая женщина, точно так же собиравшая ракушки. Только тогда было море, а не река. И женщина была белокурая, а не темноволосая. Как все непохоже, и как похоже.

Солнце заливало лучами тонкую фигурку, опаляя белую кожу. У упырей всегда белая кожа. Они не любят солнца. Я смотрел, как Айфа Демелза наклоняется, шаря руками по дну. На ней была надета моя рубашка. Еще мокрая, она льнула к женскому телу, и каждый его изгиб виделся лучше, чем если бы ведьма разгуливала голой. Теперь я убедился, что о красоте Айфы Демелза говорили правду. Она была сложена безупречно, хотя немного худощава. Ведьма не заметила моего появления, и нетерпеливо отбросила на спину распущенные волосы, они норовили соскользнуть с плеча и коснуться поверхности воды, а подвязать их она или не догадалась, или не захотела. Волосы были чёрные, с отливом в синеву, и шелковистые даже на вид. Успела вымыться.

Вот она побрела к берегу, но смотрела под ноги, а когда вскинула голову и увидела меня – бежать было уже поздно. Я сразу догадался, что она не побежит. Бежать от меня было бы глупо, а Айфа Демелза не производила впечатления глупой. Она выпустила подол рубахи и скрыла таинственную тень между бедрами. Стыдливость у ведьмы – это всегда похоже на насмешку.

Да она и на самом деле насмешничала, потому что принялась оскорблять меня, хотя дрожала, как заячий хвост. Дрожала, но я чувствовал её решимость на еще один побег. И решил пресечь все попытки, потому что лорд Саби ждал нас в столице, и не стоило испытывать его терпение, гоняясь за ведьмой по лесам и полям. Надо было сразу поставить ей клеймо на ладонь, но я не привык размениваться священным даром по мелочам.

Она обожглась, и теперь рассматривала свою руку с обидой, как ребенок, схвативший по недомыслию пламя свечи. Но вот обида сменилась испугом, а потом и ужасом.

– Правильно догадалась, – сказал я, забрасывая в реку последние выловленные ведьмой ракушки. Ей они все равно не понадобятся, а губить живые существа попусту – недостойно служителя яркого пламени. – И благодарю, что дала мне повод использовать это против тебя. Не убеги ты от Кенмара, пришлось бы обходиться веревками. А сейчас если тебе захочется по нужде в кустики, и ты не придешь, пока я досчитаю до двенадцати, я сделаю вот так…

И я сделал. Немного придушил её, не прикасаясь даже пальцем. Айфа Демелза схватилась за горло, упала на колени, а потом я позволил ей дышать.

– Ты же слышала об этой штуке, верно?

– Слышала, – ответила она с ненавистью, когда обрела способность говорить. – А еще слышала, что ты жесток без меры. И теперь поняла, что слухи правдивы.

– Ларгель Азо сначала бьет, а потом спрашивает, – теперь уже была моя очередь говорить насмешливо.

– Да, – почти прошипела она.

– Врут слухи, – я поднялся, поправляя поясной ремень. – Ларгель Азо сначала убивает, а потом допрашивает. Так что тебе очень повезло, что я сначала решил с тобой поговорить. Пойдём.

Она помнила последствия своего прошлого непослушания и в этот раз поднялась скоро, не заставляя ждать. Она оделась и засеменила впереди меня. Волосы черным плащом укрывали её до пояса. Мне никогда не нравились чёрные волосы. Но сегодня я смотрел на блестящие и глубокие переливы черноты без отвращения. Она и правда красива, Айфа Демелза. И надо быть слепым, чтобы не заметить этого. Но то, что она красива, ничего не меняет. Ведьма должна быть сожжена, какой бы красивой ни была.

Мы шли долго, и ведьма выбилась из сил. Она все чаще спотыкалась о корни, но не просила отдохнуть, хотя я ждал, когда она сдастся. Когда-то мне пришлось встречать её сестру – леди Эмер из Дарема. Та тоже не сдавалась. Но она была женщиной-воином, а эта воином точно не была. По-крайней мере с виду. Слишком хрупка и тонка телом. Она споткнулась ещё раз и остановилась, оперевшись плечом о дерево.