Колдунья и палач

Когда дело было сделано, и я удостоверился, что отступники мертвы, и прочитал над ними прощальную молитву, Кенмар отправился за мулами, а я пошел разыскивать Айфу Демелза.

Она убежала недалеко – пряталась за сараями на окраине Пюита.

Я нашел её сидевшую на куче жухлой крапивы. Айфа Демелза не прибрала волосы, и чёрные пряди окутывали её до запястий, скрывая лицо. Она теребила концы волос, а услышав мои шаги, вскочила.

– Ты убил их?

– Повесил, да, – сказал я. – Пойдем, мы и так тут задержались.

Она медленно подошла, сплетая и расплетая пальцы, а потом придержала меня за рукав.

– Постой, я хочу кое-что тебе сказать. Твое рвение в поимке упырей и наказании преступников достойно восхищения. Но почему ты ведешь себя так, словно один знаешь истину? Если бы ты принял мою помощь с колодцем, было бы проще и легче. Если бы ты попросил меня помочь поймать упыря, я бы согласилась. Мне нечего терять, а спасти чужие жизни – благое дело, оно зачтется небесами. Только зачем ты решил за меня? За этого паренька, Адагарда, за его родителей? Разве небеса дали тебе право играть судьбами других? Кто ты такой, чтобы решать, чья жизнь оборвется, а чья – нет? Почему ты убежден, что существует лишь твоя правда?

Она сказала нечто, что ранило меня сильнее кинжала. Но я не показал ей, что ранен. Ведьмам нельзя выказывать слабость. Они тут же вгрызутся в рану и будут выедать её до костей.

– Потому что правда – она одна, – сказал я, вырывая рукав из её пальцев. – Пойдем. Кенмар ждет нас.

Рассказывает Айфа Демелза

И снова была дорога, мы шли вокруг болот, ведя в поводу мулов. Вернее, вели мужчины, а я шла между ними, разглядывая навозный хвост серого мула и сальные космы Ларгеля.

– Столько времени потеряем, – ворчал позади Кенмар и из вредности наступал мне на пятки.

Теперь у меня были новые туфли – как раз по ноге, с красивыми пряжками. Идти в таких даже по лесной дороге было удобно. И когда этот невежда наступал на меня своими башмачищами, я даже не оглядывалась, чтобы не доставлять ему удовольствия гневом и раздражением. Моё молчание бесило его ещё сильнее, и он начинал брюзжать снова и снова.

– Предлагаешь идти по болотам? – спросил Ларгель Азо, которому, наверное, тоже надоели причитания ученика.

Кенмар тут же присмирел и быстро ответил:

– Нет, мастер. Простите, сказал глупость.

– Не первую и не последнюю, – сказал епископ и вдруг придержал мула: – Иди вперед. Дорога здесь одна, не заблудимся.

Они с Кенмаром поменялись местами, и теперь я смотрела на коричневый навозный хвост и на русые кудри, лежащие ровной волной. Но от этого более приятным зрелище не стало.

На привале, когда развели костер и подогрели на плоском камне хлеб, а ученик отлучился в кусты, Ларгель Азо спросил, протягивая мне мою долю еды:

– Пока я шел впереди, ты была раздражена и зла. А потом, кода пошел сзади, все переменилось. Почему? Тебя так раздражал мой вид?

Ух ты. Он не только чует след, как собака, он ещё и женское раздражение чует, как… как… Ну нет, на дамского угодника епископ точно не был похож.

– Твой ученик наступал мне на пятки, – ответила я коротко, отламывая по кусочку лепешки и сыра, и отправляя в рот. – Не мысли о себе слишком многого.

– А! – похоже, епископ смутился.

Или попытался скрыть усмешку. Я вдруг подумала, что ни разу не видела, как он улыбается. Улыбается без насмешки, не жестоко, а радостно. Да умеет ли он улыбаться, этот эстландский палач?

Вернулся Кенмар, и мы прекратили разговоры.

Ночь прошла спокойно, а потом был ещё один день, и ещё одна ночь. Мне казалось странным, что мы идем так долго, и всё больше забираем на запад. Я была не сильна в картах и дорожных метках, но столица Эстландии, по моему мнению, должна была находиться не так далеко. Я считала на пальцах – столько-то дней пути от Лейше, столько-то дней пути до Пюита. Почему так долго? Даже окольным путем мы должны были добраться быстрее. Хотя… к чему мне торопиться? Торопить смерть?

Снова рассматривая затылок Кенмара и хвост мула, я припоминала события в Лейше. Тогда мне показалось, что Харут рядом. Но прошло столько времени, а он не показывался. Может, я всё придумала? И припадочный виллан говорил вовсе не обо мне? А может, демон испугался святого Ларгеля? Я постаралась даже мысленно произнести это имя с издевкой и презрением, но не получилось. После того, как мне привелось увидеть епископа в деле, я уже не могла считать его просто убийцей.

Он казнил парня. Жестоко. Но тот убил трёх девушек.

И перед моими глазами опять и опять мелькало видение, как епископ после прощальной молитвы целует полуразложившиеся трупы. Я не смогла бы так поступить даже с телом близкого человека. Не смогла же я подойти к Вольверту, когда он умирал. Значит, я плоха? Я высокомерна в своей брезгливости?

Но он повесил старосту и его жену. Пусть и считает, что совершил благо, но вешать их без суда – это неправильно.

Я подбодрила себя, что мыслю в верном направлении и начала растравлять сердце ненавистью к епископу. Это всё его слова, что старосту казнили бы посредством кола. Может, суд ограничился бы изгнанием, пожизненным заточением, а его жену пощадил бы и вовсе. Наверное, он всё врал мне про жестокое наказание. Врал. Он – лгун и убийца. Вольверт говорил о нём лишь плохое, и теперь я убедилась в этом. Ведь убедилась?

К вечеру третьего дня мы прошли мимо деревни. Я успела прочитать на дорожном указателе: Эшвуд. Пепельный лес. Красивое название. Только непонятное. Вокруг росли осины, и лес был зеленым, а не серым.

– Здесь через несколько миль начнется Большая дорога, она идет прямо на Тансталлу, – сказал Кенмар. – Неужели вышли? Мы можем не останавливаться, и к полуночи доберемся до таверны «Три ключа». Мы бывали там с отцом, я знаю эти места. Там хорошо кормят и комнаты большие!

Идти до полуночи… Даже в новых башмаках это было не слишком лёгким путешествием. Но жаловаться я не собиралась. Не хватало ещё униженно просить сделать остановку пораньше. Но тут моё тело сказало своё слово внятно и определённо. И я от души прокляла женскую природу, раздумывая, как раздобыть комок корпии и чистых тряпок.

– Сворачивай в деревню, – сказал вдруг Ларгель Азо.

– Зачем, мастер? – Кенмар указал в строну гор. – К полуночи будем в двух днях пути от столицы. Зачем делать ненужную остановку?

– Не люблю повторяться.

Кенмар досадливо прищёлкнул языком и повернул мула в сторону кособоких каменных домов, а я немного воспрянула духом, потому что это сулило передышку и – если уже совсем мечтать – чистый таз и кувшин с горячей водой.

Эшвуд по сравнению с Пюитом был почти провинциальным городком. Люди здесь встречались ремесленные, а не одни вилланы. Мимо проехал даже рыцарь из числа королевских гвардейцев. Мазнул по нам взглядом и отвернулся, посчитав не стоящими внимания.

Гостиный двор, что нам указали, назывался «Бурый бобер». Народу здесь было, как семян мака в маковой головке. Мы с Ларгелем Азо остались во дворе, караулить мулов, а Кенмар побежал разыскивать хозяина заведенья и договариваться насчет комнат. Я изнывала от нетерпенья поскорее оказаться в комнате, но время шло, а ученик всё не возвращался.

Прошло почти полчаса, когда Кенмар появился – рассерженный и виноватый:

– У них нашлась только одна комната, мастер, – сказал он. – Все забито до потолка. Я сказал, кто мы, и нам освободили хозяйскую комнату… Пойдём дальше? Зачем ютиться в этом захолустье вместе с ведьмой?

– Останемся, – сказал Ларгель Азо и передал поводья местному конюшему.

– А могли бы отдохнуть, как короли, – проворчал Кенмар, уныло плетясь за нами.

Комната, которую нам отвели, находилась под самой крышей. Она была хозяйской, поэтому тут были и медный таз, и восточная ширма – правда, закопчённая и местами порвавшаяся.

– Принеси кувшин горячей воды, – приказал хозяину «Бурого бобра» Ларгель Азо, а потом достал из сумки корпию и бинты и протянул мне.

Я взяла их, стараясь не показать, как меня смутила и взволновала подобная догадливость. Этот человек уже не раз видел меня в непотребном виде, не раз применял ко мне силу, а теперь ещё решил вторгнуться в мои женские тайны. Сначала связывает, как разбойник, потом разыгрывает рыцаря – из одной крайности в другую. Я скомкала бинты и корпий и спрятала их за спину, пока Кенмар, подражая своему учителю, проверял углы и заглядывал в сундуки и дымоход.

– Зачем мы остановились в таком убожестве, когда могли бы ночевать сегодня в чистых постелях… – он с отвращением поднял матрацы, проверяя под кроватями. – И ели бы не бурду, а жаркое по-столичному. Это было глупое решение – остановиться здесь, – он выглянул в окно и закрыл ставень, накрепко запирая его изнутри.

В его словах мне послышался упрек Ларгелю Азо, но сам епископ промолчал. А вот мне что-то промолчать не позволило.

– Твой учитель позаботился обо мне, – сказала я. – Но раз не понимаешь этого, просто уважай его решение.

Ученик схватился за ладанку с мощами, всем своим видом показывая, что возмущен до глубины души.

– Что ты такое говоришь? – спросил он напыщенно. – С чего это мастеру заботиться о тебе?

– Ты еще молод и глуп, – ответила я. – И многого не знаешь. А ещё больше – не понимаешь.

– Хватит болтать, – оборвал Ларгель Азо беззлобно. – Иди за ширму и приведи себя в порядок. А ты, Кенмар, проверь, как устроили мулов, и раздобудь что-нибудь на ужин.

– Хорошо, мастер, – сказал Кенмар сквозь зубы, бросил на меня тёмный взгляд и ушел, пропустив перед собой хозяина гостиного двора, который как раз притащил горячую воду и даже озаботился свежими полотенцами.

Едва за ним закрылась дверь, я юркнула за ширму, сбрасывая с себя юбку и рубашку, и наливая в таз воды. Сквозь дыру в ширме я увидела, что Ларгель Азо отошел к противоположной стене и отвернулся.

– Должна тебя поблагодарить, – сказала я больше от смущения, чем от желания и вправду высказать благодарность. – Так ты не только упырей и ведьм находишь по следу, а ещё и чуешь женские недомогания.

– Сколько тебе надо дней, – спросил он вместо ответа. – Два, три?

– Три, – немедленно ответила я. – А как отнесется к новой задержке твой ученик?

– Приводи себя в порядок поскорее, – сказал он.

Когда Кенмар вернулся, я уже чувствовала себя увереннее и встретила его презрительный взгляд с холодной насмешкой. Послушный ученик принёс на ужин варёные яйца, хлеб и сыр. И ещё солодовый напиток, который пили простолюдины. Я понюхала и скривилась.

– Принеси ей чистой колодезной воды, – сказал Ларгель Кенмару, после того, как прочитал благодарственную молитву.

– Пусть сама сходит, – сказал он, очищая яйцо от скорлупы с преувеличенным усердием.

– Схожу сама, – сказала я, вставая. – А то он ещё плюнет в кувшин.

– Идите оба, – Ларгель Азо порылся в поясном кошельке, достал пару медяков и протянул мне: – Купи какой-нибудь травы, чтобы не пить пустую воду. У хозяина, наверняка, есть липовый цвет или мята.

Я забрала деньги и направилась к выходу, не дожидаясь Кенмара. Он бросил яйцо и пошёл следом за мной, вздыхая так тяжко, словно его самого вели на королевский суд.

Мы спустились по скрипучей лестнице и прошли в переполненный зал. Какого сброда тут только не было – и грязные, бородатые наёмники, больше похожие на разбойников с лесной дороги, и вилланы с башмаками в навозе и соломе, и продажные женщины, кочующие от стола к столу в поисках того, кто оценит их товар и не поскупится.

Мое появление у прилавка привлекло внимание. Мужчины, способные держаться на ногах и отличавшие пока женщину от кружки, проводили меня взглядами. Не болтайся рядом Кенмар со скучающей физиономией, их внимание не ограничилось бы взглядами.

– Дай мне душистых трав, – сказала я служанке, торговавшей на разнос, и положила на прилавок монеты. – Какие у тебя есть?

– Есть липовый цвет, мята и душица, – ответила она.

– Дай липового цвета, – я оперлась локтями о прилавок и холодно посмотрела на рябого мужлана, который слишком уж пристально на меня таращился.

Пока служанка пересыпала в короб из коры сухие соцветия, рябой поднялся из-за стола, оставив дружков, и подошёл, тоже оперевшись на прилавок локтем.

– Хочешь угощу тебя пивом? – спросил он без обиняков.

Я не ответила, дожидаясь, пока мне передадут мою покупку, но моё молчание только раззадорило рябого. Кенмар встал возле меня, хмуро глядя на рябого, но и это его не остановило.

– Нет, красотка, – сказал он со смешком. – Ты пришла сама, но сама не уйдешь. Твой друг слишком молод, что он может дать такой женщине? Оставайся со мной и не пожалеешь.

Я опять не ответила, потому что отвечать пьяному простолюдину значило бы опуститься до его уровня, но когда хотела пройти мимо, рябой схватил меня за руку с такой силой, что я вскрикнула.

– Эй, отпусти её! – приказал Кенмар, перехватывая руку рябого. – Она…

Договорить он не успел, потому что получил удар в лицо и улетел на соседний стол, перевернув бутылки и чашки. Он не сразу поднялся, утирая кровь из разбитой губы, и схватился за нож, но его удержали дружки рябого, вывернув ему руки.

– Терпеть не могу молокососов, которые сразу хватаются за ножички, – сказал рябой доверительно, приобнимая меня за плечи. – Я ведь многое повидал в жизни, и говорить умею хорошо. Расскажу о своих похождениях так, что заслушаешься…

– А я терпеть не могу пьяных нахалов вроде тебя, – сказала я, чувствуя, как моя сила требует выхода.

И я не стала ее сдерживать. Потому что очень уж разозлил меня этот грубый мужлан, от которого несло солодом и чесноком.

Мне не пришлось напрягаться, отыскивая в нем брешь. Живот – огромный ненасытный живот. Мягкий, как устрица, извлечённая из раковины. Туда-то я его и ударила, призвав благодатную воду. Здесь не было того, кто мог бы увидеть волну моей силы земным зрением, и поэтому для всех, в том числе и для Кенмара, который орал в голос, требуя отпустить служителя церкви, рябой просто согнулся пополам, захрипев, как от удушья, и опустился сначала на колени, а потом попросту улегся на пол, поджимая ноги и поскуливая.

Я обошла его, потряхивая сухими травами в коробе, и люди расступились, давая мне дорогу.

– Кто-то ещё желает моей компании сегодня вечером? – спросила я, с улыбкой оглядывая постояльцев и местных.

На лицах, обращенных ко мне, я читала страх. И этот страх подпитывал мои силы и горячил кровь. Хотелось сделать что-то безрассудное, яркое. Например, разнести по бревнышкам этого «Бобра», чтобы ни зубов, ни шерстинки не осталось.

Хозяин выскочил на середину зала, призывая всех успокоиться. Он заметался между мной и дружками верзилы, и что-то зашептал им. Они тут же отпустили Кенмара и поспешили сбежать в заднюю дверь, забрав с собой хнычущего рябого. Хозяин порывался поправить на ученике помятый камзол, но Кенмар досадливо оттолкнул трактирщика и подошел ко мне.

– Что это ты сделала?! – заорал он, хватая меня за плечо и разворачивая к себе лицом. – Кто позволил тебе применять колдовство?

– Замолчи, – сказала я презрительно, отталкивая его руку, потому что любое его прикосновение было мне неприятно, как прикосновение пьяницы-простолюдина. – Не смог справиться сам, так решил выместить злобу на беззащитнойженщине? – я посмотрела ему прямо в глаза и усмехнулась.

Он отступил на шаг, потом еще на один и закрылся ладонью.

– Ведьма, – только и произнес он.

Зал мигом опустел, чему хозяин гостевого дома был вовсе не рад, но выражать недовольство не осмелился.

– Господа ещё чего-нибудь желают? – спросил он уныло, собирая перевернутые кружки и сливая недопитое вино изо всех кувшинов в один.

– Спокойствия, – ответила я.

– Ты его скоро получишь, – пообещал Кенмар. – Вечное спокойствие. И я плюну на пепел, который останется после тебя.

– Только небеса ведают, кто прежде превратится в пепел, – сказала я со значением.

Сказала без тайного умысла, только чтобы позлить его, но он принял мои слова за чистую монету и сначала побледнел от страха, а потом покраснел и замахнулся, будто хотел ударить. Я бесстрашно вскинула голову, удерживая его взглядом, и он, как брехливая собака, сбежал в подворотню – бросился вверх по лестнице, не дожидаясь меня. Сколько уже я видела таких – брехливых, способных властвовать лишь над слабыми. Но со мной ничего подобного не получится.

Слушая, как Кенмар грохочет сапогами, я не торопилась отправляться за ним. Пусть нажалуется на меня своему мастеру, наплачется вдосталь и ещё больше выкажет свою слабость и никчемность. В этот момент мне страстно захотелось вбить клин между учеником и наставником. Так же страстно, как только что хотелось наказать глупого простолюдина, посмевшего ко мне прикоснуться и заговорить неподобающим тоном.

Наверху хлопнула дверь, и стало тихо – только хозяин гостиного двора стучал пивными кружками, протирая их тряпкой и не думая мыть, да служанка пробежалась между столами, смахивая на пол, посыпанный сеном, крошки.

– Мы желаем спокойствия, – повторила я, по-королевски кивая хозяину. – Позаботься, чтобы в твоё заведение не приходил всякий сброд. И не беспокоил нас.

Поднимаясь по ступеням, я вдруг подумала: а не было ли в словах рябого скрытого послания? Ведь он почти точно повторил слова, сказанные однажды Харутом. И слова бесноватого виллана из деревни Лейше. Я остановилась на полпути, хватаясь за перила.