
Полная версия
Страна сумасшедших попугаев
–Не–е–е… Это никотиновое. Я ведь у Пашки вчера выиграл, и ту партию, и потом еще две. Никола завелся, жуть, он проигрывать не любит, никогда и никому, потащил меня отыгрываться в шахматы, а чтобы наверняка, коньячок выставил, французский, «Камю». Я играю хорошо, помнишь, рассказывал, как матушка меня в разные секции совала? Так вот, шахматы тоже были, даже второй юношеский успел выполнить, но Пашка играет раза в три лучше, пришлось попотеть, чтобы на ничью выйти. Курил много, у меня всегда так, когда напряженка.
–Вышел?
–Ага! Ох и рожа у него была!–Вовка состроил гримасу и расхохотался.
–Вот почему он злился. Мы после бассейна со Славкой в бар зашли, а Николаев там, он на Гордеева так посмотрел…
–Не поэтому… Славка технарь, каких мало, его, что называется, боженька в лоб поцеловала, а Николаев специалист средний и все это знают, включая начальство. Никола, хоть по должности и выше, а авторитет у него так себе, это с его–то самолюбием…,–Вовка помолчал и добавил,–Знаешь, если мы все, не только Пашка, сейчас из армии уволимся, то жить будем хуже, а Гордеев нет. Славичу хоть сейчас на гражданку, ему много раз предлагали, даже лабораторию. А, ты, знаешь, что он еще и кмс по плаванию?
–Нет. Он не говорил и таланты свои не демонстрировал, просто поплавали, потрепались.
–Это на него похоже…,–задумчиво протянул Ленский, и вдруг,–Тебе Гордеев нравиться?
Я даже остановилась от неожиданности,–Ну…, нравиться… Отличный мужик, без чванства, добрый, собеседник хороший… А что?
–Да так…, тебе замуж пора…, присмотрись…
***
Ждать не пришлось, едва вышла из перехода, как меня схватили сзади за плечи, а потом стали вырывать сумку.
–А–а–а!…–заголосила я
–Прекрати орать!–раздался знакомый голос.
–Ты своими приколами меня когда–нибудь до инсульта доведешь,–я дернулась и оказалась лицом к лицу с Антониной,–Имей в виду, лечение за твой счет,–сумка перекочевала к ней в руки.
–Не вопрос! Лекарства любые обеспечу,–парировала Туанетта,–А пока тебя «Кондратий не хватил», предлагаю компенсацию другого рода.
–Какую?–спросила я с подозрением.
–А вот поехали со мной, увидишь.
–Это не больно?… А последствия будут?
–Там посмотрим…
Ехали недолго, минут через пять автобус привез нас на уютную тенистую улицу, застроенную разнообразными малоэтажками, ближайший к остановке дом был всего в три этажа, к нему–то мы и направились. Здание выглядело очень необычно, оно чем–то напоминало «сталинку», основательностью что ли. Оконные проемы на первом этаже имели полукруглое обрамление, и над каждым окном красовался медальон, балконов было немного, но все они покоились на внушительной каменной «подушке», а снизу подпирались основательными фигурными подставками. Это было так необычно, что я даже загляделась.
–Хватит глазеть, пошли,–Антонина смотрела на меня с недоумением.
–Домики интересные, никогда подобных не видела.
–А–а–а…, ну, это не единственное место в Москве, но вообще таких не особо много. Они после войны появились, говорят, их пленные немцы строили,–мы обошли дом, и оказались среди огромного количества растительности, березы, клены, тополя, даже яблони….,–Сейчас на третий этаж поднимемся и все…,–в подъезде было темновато и холодно,–Деревья солнце закрывают и стены толстые. В наших домах, знаешь, какая звукоизоляция: тебя убивать будут, никто не услышит.
–И часто убивают?
–Нет, а вот остальное бывает…
В квартире Тонька скинула туфли и исчезла в недрах помещения,–Осваивайся!
Коридор сиял чистотой и… пустотой, к стене была прибита деревянная вешалка для одежды с шестью крючками, а под ней стояла длинная лавка.
Комната, куда я по незнанию забрела, по периметру была заставлена кроватями, всего их было пять. Четыре красовались голыми панцирными сетками, а на пятой под стареньким покрывалом покоилось что–то объемное. Мне почему–то стало неловко, но любопытство взяло верх, и я осторожно заглянула под покрывало…, три свернутых в скатку матраса, несколько подушек и стопка «солдатских» одеял…
–Кондратова!–донеслась из другого конца квартиры, я быстро отдернула руку, словно меня застали за чем–то нехорошим, и опрометью кинулась из комнаты.
Хозяйку я нашла на кухне, мебели тут тоже было не густо. Две газовые плиты, между ними газовая колонка и раковина, в одном углу стол и полка с посудой, а в другом старенький холодильник «Саратов», рядом с холодильником стояла Антонина, в руках у нее была миска с солеными огурцами,–Сейчас картошки отварим, редисочки порежем, лучку, царский ужин будет,–она поставила миску на стол и стала разжигать газовую колонку,–Имею большое преимущество: горячая вода есть всегда.
–А у меня неделю назад отключили,–грустно вздохнула я,–и у матери тоже.
–Помыться хочешь?
–Неплохо бы.
–Давай так. Сначала я быстренько, а потом ты в свое удовольствие.
Пока я наслаждалась горячей водой, Туанетта успела сварить картошку, сделать салат и еще много чего,–С легким паром!
–Спасибо! Говори, чего делать?
–Уже все готово, хватай салат и давай за мной,–скомандовала хозяйка,–Ужинать будем в «зало»,–она весело подмигнула и повела меня по коридору. Мы миновали комнату с кроватями и остановились перед двустворчатой дверью, Антонина пнула ее ногой, половинки разъехались, выставляя напоказ квадратное помещение с двумя большими окнами,–Заходи,–и добавила,–Это мать–покойница так ее называла.
В этой комнате не было кроватей, зато было два стола (один дубовый в углу, другой полированный посередине), пара стульев, несколько табуреток, лавка, похожая на ту, что я видела в коридоре, и кованый сундук.
Тонька подошла к окну и распахнула его настежь,–Ох! Хорошо! Здесь пировать будем.
Мы передвинули стол к окну, и стали носить с кухни еду.
–Харчи на месте, теперь тарелки, стаканы, рюмки… Ин, сходи ко мне в комнату, там найдешь.
Я даже спрашивать не стала, где это? Если комнату с кроватями мы прошли, значит ее дальше по коридору.
Это было единственное по–настоящему жилое помещение в квартире. Диван, шкаф, горка, письменный стол, полки с книгами, телевизор, небольшая кушетка. Мебель не шикарная, но вполне приличная, на полу палас, за белоснежными тюлевыми занавесками балкон.
Посуду я нашла сразу. Пара тарелок, фужеры, стопки, высокие стаканы с аппликацией, блюдца, чашки, на всякий случай, сложила все штабелем и двинулась на выход. Старалась, как могла, но посуды было много, а неустойчивая конструкция вибрировала и грозила рассыпаться, в какой–то момент это все–таки произошло, я обо что–то споткнулась, «пирамида» затряслась, накренилась и полетела вниз, повезло, упала она не на пол, а на кушетку, ничего не только не разбилось, но даже не треснуло, единственный урон: привезенная мною матерчатая сумка. Бедная котомка была бесцеремонно опрокинута, а ткань в нескольких места посеклась.
Наученная горьким опытом, я стала переносить посуду небольшими партиями, когда вернулась за последней, увидела, что котомка по–прежнему лежит на боку, уныло свешиваясь с кушетки, решив исправить ситуацию, потянула ее за матерчатый бок, раздался зловещий треск, материя разъехалась, и наружу посыпались прозрачные пакеты с разноцветным содержимым: белым, черным, красным, бежевым…
Я подняла один. Внутри лежал кружевной бюстгальтер, ослепительно белый, на косточках, с поролоновой прокладкой, с максимально открытыми чашечками, кажется, такой называется «Анжелика»…, на обратной стороне упаковки была изображена Эйфелева башня, а под ней надпись: «Fabrigue en France»…
***
Я стою на корме прогулочного пароходика и наслаждаюсь моментом. Легкий ветерок, ласковое солнышко, свежий воздух.
Рядом со мной особа в стадии переходного возраста, так сказать, от пубертатного к юношескому, проще говоря, пятнадцати лет от роду.
Особа неумело и демонстративно курит,–Ты, промолчишь или проявишь бдительность и донесешь?
–С какой стати? Я не твоя гувернантка?
–Ну, у тебя же с Вовкой…, а он почти член семьи.
–Он, может быть, а я нет.
–Ну, да… Сколько их у него до тебя было…
Особа явно нарывается на грубость, следует посечь,–И давно, ты, этими подсчетами занимаешься? Влюбилась?
–Я?!!!–девица поперхнулась дымом и закашлялась,–Кхе–кхе… На фига мне этот старик нужен… Кхе–кхе–кхе… И вообще все мужики–козлы!… Кхе–кхе…
–Лично проверяла?–я, не особо церемонясь, забрала у нее дымящийся окурок и выбросила в реку,–Вот, что, милая, или научись курить, или завязывай, а то, не ровен час, помрешь, кто же тогда мужиков на козлопригодность тестировать будет?
–Инга! Ульяна!–Урбанович стоит у входа в кают–компанию и машет нам рукой.
Я машу в ответ и иду навстречу, потом мы спускаемся по лестнице, он впереди, я сзади, лестница довольно крутая, Урбанович оборачивается и подает мне руку,–Ну как, сильно моя красавица тебя достала?
–Ничего подобного, просто болтали, только она сказала, что ее Яной зовут.
–Ульяна–это в свидетельстве о рождении, она это имя терпеть не может. Согласна только на Яну, а, если Улей назвать, обидется и неделю разговаривать не будет.
–А зачем ты ее провоцируешь?
–В воспитательных целях,–Урбанович усадил меня за стол и направился к буфету, где в очереди стоял Ленский.
–Ну, ясно,–недовольно пробурчала за моей спиной Янка,–Все, как всегда. Два коньяка, две порции мороженного, два бутерброда с копченой колбасой, один бокал шампанского и бутылку пепси–колы… Почему все уверены, что подростки ее обожают? Я, например, терпеть не могу, лучше минералки выпить.
–Ну, так, поди, скажи.
–Не буду…,–девчонка надулась и уставилась в окно.
Я посмотрела на ее ощетинившийся затылок, поднялась и зашагала к буфету… Встала перед Ленским и прежде, чем тот успел среагировать, произнесла,–Два бокала шампанского, пожалуйста,–потом повернулась к Вовке,–остальное закажешь сам, только вместо колы, минералку,–забрала шампанское и пошла обратно.
…Мужики лениво потягивали коньяк, а мы с Янкой поедали мороженное и запивали его шампанским. Вид у девчонки был необычайно довольный, краем глаза она постоянно поглядывала то на меня, то на Урбановича и довольно улыбалась. Расправившись с угощением, я решила, что пора выйти на воздух, тем более что мужчины решили повторить удовольствие,–Вы, продолжайте, а я, пожалуй, погуляю.
На выходе из кают–компании меня догнала Янка,–Я с тобой!
–Ладно, но, имей в виду, я буду курить, а ты нет.
–А никто и не собирался,–пробурчала девчонка.
Уже на палубе, после того, как мы обсудили все достоинства и недостатки школьного образования (Янка жаловалась, на русичку, старую грымзу, которая великим писателем считает Фадеева, а Булгакова даже не читала), допили прихваченную из кают–компании минералку и вдоволь наглазелись на прибрежные красоты, она вдруг заявила,‒А отец на тебя запал.
–Откуда такие выводы?–удивилась я.
–Ну, во–первых, ты первая Вовкина пассия, с которой мне было позволено познакомиться.
–А во–вторых?
–Когда я шампанское пила, он ни слова не сказал, а мне такое даже на Новый год не позволяют.
***
–Ты самогон, когда–нибудь пробовала?–Антонина достала из сундука большую бутылку, обтерла ее и поставила на стол.
–Не–а…
–Значит, будем ликвидировать твою безграмотность,–она налила в стопки бесцветную жидкость, разложила по тарелкам холодец и скомандовала,–Давай! Господи, прости меня грешную!–и в один момент опрокинула стопку.
Я с опаской посмотрела на подругу, осторожно понюхала напиток, потом зажмурилась и выпила, ничего особенного, крепость приличная, но не страшнее водки,–А откуда у тебя самогон?
–Ильинична принесла,–Антонина положила мне в тарелку две вареные картофелины,–Закусывай, закусывай! Это он сначала тихий, а потом, как даст.
–Кто он?
–Первач!
Я с интересом покрутила бутылку,–Где–то слышала, что самогон обычно мутный, а этот нет.
–Мутный у тех, кто гнать не умеет, у Ильиничны он чистый, как слеза. Особый рецепт, она его в тайне держит, даже дочери не говорит. Закусывай, говорю.
Я послушалась и стала энергично опустошать тарелку,–А холодец, какой вкусный! Язык проглотишь! Сама делала?
–Нет. Это другая соседка принесла, тетка Сима, подо мной живет. А из меня кулинар еще тот. Особенно мне удаются шпроты!
–Дружно ты с соседями живешь.
–А чего мне с ними сориться? Почвы нету, и потом, они меня с рождения знают.
Я опять потянулась за холодцом,–Оторваться не могу.
–Давай, еще по одной,–предложила Тонька.
–Давай,–согласилась я. Вторая пошла, как положено, соколом,–Слушай, у тебя дверь такая красивая, резная, с финтифлюшками.
–Дед делал, незадолго до смерти мамы, вроде как, ей в подарок. Он тоже умер…, через два года после…,–глаза у подруги погрустнели.
Я постаралась сменить тему разговора, и ляпнула первое, что пришло на ум,–Хорошая квартирка, ты одна здесь живешь?
–В данный момент, да,–ответила Антонина, потом помолчала и добавила,–Мы ее в конце сороковых получили, и то только потому, что наши бараки снесли, дорогу строили, не здесь, туда дальше…, за «Ботанический». Бабка, говорила, что семья наша «спокон веку» там жила. Сначала была деревня, потом что–то типа поселка, постепенно народ разбежался, кто на войне погиб, кто на заработки, кого посадили, к моменту сноса осталась всего три барака. Знаешь, такие двухэтажные деревянные?–я молча кивнула,–Отопление печное, удобства во дворе и у каждой семьи сарай с погребом, надо же где–то дрова держать. Бараки сломали, а народ переселили в этот дом и соседний. Правда, многие уже померли… Эту квартиру, когда–то на десять человек давали, как коммунальную, потому и две плиты на кухне. Отец, мать, четыре пацана, Васька тогда только родился, одна семья. Дед с бабкой, мамины родители, другая, а еще мать отца и сестра его. Отцовские родственники долго не прожили, мать уже старая была, а сестра больная. Я их не помню, это еще до моего рождения было…, их комнату нам отдали, на расширение, потом Димка появился, потом я, а когда мне три года было, бабушка умерла и через полгода отец. Мама болеть стала, а дед с кем–то договорился, и наши жировки объединили, чтобы в случае чего…,–она на минуту замолчала и посмотрела на дверь…,–Давай, помянем родственников моих,–мы молча выпили,–Помнишь, говорила, что родословная у меня кривоколенная?–я согласно кивнула,–Батя мой до войны домушником был, как и отец, его покойный. В войну воевал, тогда многих призывали у кого статьи не особо тяжкие, а после войны скупкой краденного занимался, зато старший сын его дело продолжил, это муж Нины, помнишь?–я опять кивнула,–Зарезали его…, история темная, слухов много, но я, честно говоря, и знать ничего не хочу, кроме него у меня еще четверо старших… Было… Колька от туберкулеза умер, он его на зоне подхватил, а Васька утонул, три года отсидел, ни царапины, а домой пришел, напился, и купаться полез, да так хорошо полез, что его только через неделю выловили. Димка сидит, ему четыре года дали, так он на зоне еще два поднял, есть еще Федор, они со старшим Степаном погодки, и в той заварухе вместе участвовали. Федька, даже похорон брата не дождался, слинял моментально. Долго ничего слышно не было, потом весточка пришла, что он в Магаданской области золото моет, несколько раз открытки к празднику присылал, а когда дед помер, на мое имя перевод пришел и телеграмма: «Похорони деда по церковному обычаю». С тех пор ни слуху, ни духу…, так что сейчас–то я в квартире одна, но особенно губы не раскатываю, Димка когда–никогда, а отсидит, да и Федор может объявиться…, тогда с жилплощадью придется решать, откупаться, или размениваться, а на это деньги нужны,–Антонина грустно вздохнула.
–Выпьем,–предложила я.
–Ишь ты! Раздухарилась! Погоди, еще холодца надо.
–Сейчас принесу,–и, не дожидаясь ответа хозяйки, я схватила пустое блюдо и помчалась в кухню.
***
После того странного разговора мы практически сразу повернули назад, на входе в корпус встретили соседа подполковника. Он предложил Ленскому сыграть в футбол, тот согласился, но предупредил, что не в самой хорошей форме, сосед парировал, мол, остальные тоже… Они направились к футбольному полю, а я поднялась в номер.
Настроение было так себе, странное состояние тупого безразличия, а еще боль в правом плече, в бассейне о бортик ударилась, решила лечь и почитать журнал…
Проснулась я уже в девятом часу вечера. Вовки не было, но он точно приходил. Запах парфюма (значит, брился) и брошенная на кресло футболка. Быстренько собралась и бегом на ужин.
В столовой меня встретила официантка,–Добрый вечер! Сейчас принесу ваш заказ. Я Владимира спрашивала, он сказал, что вы обязательно придете, но позже.
–А давно он был?
–Где–то час назад.
Быстренько расправилась с ужином, взяла оставшуюся с полдника плюшку и вышла. Где же он может быть?… А остальные?…
–Привет, морская красавица!–оборачиваюсь. Шутник!–Замечательно выглядишь! Особенно в купальнике!–руки мне на плечи, ну, прям, как на родную.
–Ты, что в бассейне был?–а сама боком, боком…, его объятий мне только не хватало.
–Был. Вы там с Гордеевым резвились, как дети.
–А здесь, каким образом? Ты же, небось, в «генеральских» живешь?
–Пришел с друзьями увидеться, не знаешь, где народ?–а ручонки опять в ход пошли.
–Понятия не имею, где–то здесь,–Лешкину ладонь с плеча, а свою руку за спину,–Ну, ты ищи,–и быстро, быстро, даже лифта ждать не стала, по лестнице поднималась.
В номере, на столе под «левкоями», записка: «Ненадолго отъехал. Люблю. Целую!» Так… и, что делаем?… Сегодня же «вечер танцев». Живая музыка.
Танцевальный зал размещался в отдельном крыле пансионата. Мудрое решение. До входа еще метров пятьдесят, а грохот стоял такой, что барабанные перепонки трескались, внутри и того хлеще. Музыканты выкладывались на все сто, ни слова не понятно, зато ритм бешенный. Публика тоже не отставала, каждый самовыражался, как мог, некоторые такие коленца выделывали, куда там ансамблю Моисеева.
Неожиданно мне на глаза попался мужик из бассейна, узнала не сразу, наверное, потому что розовой шапочки не было, но лучше бы она была, на макушке у мужика имелась приличная лысина, которая лоснилась, как масляный блин на пасху, хозяин, правда, пытался прикрыть ее остатками волос, но пользы от этого никакой, скорее наоборот. Одет мужик был в коричневый замшевый пиджак и светлые брюки, он энергично прыгал вокруг своей партнерши, дамы весьма средних лет, бедный так старался привлечь ее внимание, что чуть не растянулся на паркете, а та даже глазом не повела, некогда, усилено кокетничала с бас–гитаристом и упорно продвигалась как можно ближе к эстраде.
От нечего делать, я стала глазеть по сторонам и искать знакомых… Вот мои соседи по обеденному столику, этих я видела в баре, этого на волейбольной площадке… Батюшки! Шутник…, а ничего двигается…
Последние аккорды и народ нехотя потянулся из центра к стенам, зря, через минуту музыканты заиграли снова, на этот раз что–то медленное и лиричное, хотя опять ни слова не понятно.
–Разрешите, милая девушка,–оглядываюсь, тот самый мужик с лысиной,–Прошу, Вас,–и слова сказать не успела, а мой «кавалер» уже выруливал меня к середине зала, за талию обхватил, да так, что я буквально уперлась ему в живот, а отказываться уже неудобно. Все ничего, если бы от него так потом не воняло, а еще волосики на лысине, как встали дыбом, когда он прошлый раз кузнечика изображал, да так и остались,–Вам нравиться атмосфера?
–Да, неплохо,–тут не соврала. Зал был просторный, оформлен со вкусом, на окнах шикарные шторы золотого цвета, по стенкам мягкие диванчики, кресла, освещение хорошее.
–А вам не напоминает это сцену из фильма?–он наклонился к моему уху и произнес загадочным шепотом,–Шпионского фильма… Пароль: у вас продается славянский шкаф?
Такой дури, я даже от него не ожидала,–Ну, как вам сказать?…–а действительно, как сказать, что он козел?…
–Терентий!–глядь, а рядом «спортсмен», которого я в баре с Николаевым видела,–Тебя Алевтина по всему зданию ищет,–«спортсмен» решительно меня перехватывает и добавляет,–Говорит, что–то срочное,–все, мой «кавалер» вынужден отступить,–Вы на меня не в претензии?
‒Ну, что вы, наоборот, спасибо большое.
–Позвольте представиться, Андрей Васильевич!
–Очень приятно. Инга Петровна…, просто Инга.
–У вас было такое испуганное выражение лица.
–Он чушь какую–то нес про славянский шкаф.
Андрей Васильевич расхохотался,–Значит, я прав, что ринулся спасать невесту своего подчиненного, надо будет ему выговор сделать за то, что он вас одну оставил.
Музыка закончилась, объявили перерыв, мы со «спортсменом» двинулись на выход и в коридоре столкнулись со Славкой.
–Ай, ай, ай!… Капитан Гордеев,–покачал головой Андрей Васильевич,–Пока вы пребываете неизвестно где, мне приходиться защищать вашу даму от посягательств,–а потом мне,–Был рад познакомиться,–руку поцеловал,–Спасибо,– и откланялся.
–Это он о чем?–удивился Славка.
–Да так…,–отмахнулась я,–А, куда все подевались?
–Все на месте, я за тобой пришел. Победу праздновать будем.
–Какую победу?
–Наша команда в футбол выиграла, а Вовкина проиграла, вот они с Тюриным, это сосед ваш, и ездили за коньяком в ближайшее сельпо.
–А, что в сельпо коньяк бывает?
–А, как же, там плодово–выгодной может не быть, а коньяк есть, точно, кто из местных его пить–то будет? Он же дорогой.
–А, что в баре нельзя было купить?
–Ну, во–первых, в баре, он на четверть дороже, наценка, а, во–вторых, на кону не бутылка была, а ящик.
Праздновать решили, там же, где играли, на стадионе. Очень удобное место, в глубине парка, жилых корпусов рядом нет, гуляй, не хочу.
Компания собрались большая, сосед подполковник со своей спутницей, Николаев с Наташкой, Пашутин с какой–то смазливой девицей, и еще человек восемь, этих я видела впервые.
Нас со Славкой встретили дружным ликованием.
–Ну, наконец–то!
–Водка стынет, а главного героя нет!
–Молодец, Гордей! Три безответных банки.
–Не три. Одну мы отыграли.
–Тихо,–крикнул Ленский,–Обидно, конечно, но проигрывать надо уметь, а мы умеем,–и он показал на ближайшую скамейку, там стоял ящик коньяка, несколько бутылок шампанского и еще много всякой всячины,–Поэтому, за победу!
–За нашу победу!–влез Николаев,–Молодец, Славич!–от избытка чувств он Гордеева даже за плечо обнял.
Дальше пошли тосты шутки, воспоминания об игре, а я подергала Ленского за руку,–А, ты чего меня не разбудил?
–Сюрприз хотел сделать. Я ведь не только за коньяком ездил… Сейчас,–он ринулся в темноту и вынырнул оттуда с огромнейшем букетом георгинов,–Это тебе. Все равно «левкои» уже завяли.
Цветов было очень много, целая охапка: красные, белые, розовые, оранжевые… Я с трудом удерживала это великолепие, отдельные экземпляры так и норовили вырваться.
–Какая прелесть,–завистливо вздохнула Наташка.
–Роскошно,–поддержала ее спутница соседа подполковника.
–Знала бы ты, сколько с Вовки содрали за этот сноп,–подал голос сам подполковник,–Старуха обрадовалась и цену заломила, как за новый «Москвич».
–Стоп,–прервал его Ленский,–Мы за что пьем? За победу или…
–За победу, за победу,–радостно загомонил народ…
Стук, бум, пш–ш–ш… шампанское–дамам…, коньяк…
Выпили, налили еще…, тут же воспоминания, кто гол забил, кто какой подкат сделал…, а я так и стояла с георгинами… Стояла и думала, если положить на скамейку, половину растеряю, если отнести, за цветами дороги не видно…
–Давай, помогу,–Славка аккуратно забрал у меня большую часть «букета»,–Пошли, растениям вода нужна.
–Погоди, а как же…? Ты же главный герой.
–Главное–повод выпить… А потом, мы же вернемся.
***
Сигаретный дым кружевом колышется над столом и тонкой струйкой уходит в открытое окно. Я сопровождаю его взглядом, и пытаюсь понять, когда же мои глаза перестают его различать, до того, как он минует подоконник или после… Хозяйка ушла на кухню с намерением заварить чай, мне бы ей помочь, но двигаться неохота…
–Уснула что ли?–у Антонины в одной руке сахарница, а в другой пузатый эмалированный чайник,–Я прямо сюда заварила, покруче и погорячее.
Чаек произвол благодатное действие и я решила покаяться,–Тонь, я, когда посуду таскала, сумку порвала, ту, что принесли.
–Да, я уже видела,–и она опять наполнила чаем мою опустевшую чашку,–Кофе у меня нет, я его, по правде сказать, и не люблю. Сколько меня наши «аристократы» не приучали, все без толку. Другое дело чаек. Это по–нашему, по–бразильски. А за сумку ты не переживай, я сама ее за ручку зацепила, когда дверь открывала. Девицы тоже хороши! Не могли найти что–нибудь посущественнее, и в такси тебя надо было посадить, а не… Знают же, что к чему… Компания непуганых идиотов. Ну, я им вставлю.
–Да ладно тебе.
–Ничего не ладно! Все может случиться, и чаще всего не самое приятное… Ты знаешь, как Лелька в Москву попала?