Культ. Выжившая

Войдя в кабинет, я застыла на месте. Ярослав заканчивал сервировку стола, а тишина сменилась звучанием великолепной музыки. Я сразу узнала Абеля Корженевского. Возможно… Это была мелодия Revolving Door. Свет не горел, и лишь два подсвечника с зажженными свечами отбрасывали танцующие в ритм мелодии тени на стенах. Все это казалось неестественным, неправильным и странным, будто горячечный бред. Ярослав, заметив мое появление, обернулся и улыбнулся, но в глубине его взгляда читалось нечто мрачное и тревожное.

Неужели этот псих решил устроить званый ужин?

– А вот и ты! – с улыбкой произнес он. – Прошу, располагайся.

Я подошла к столу и опустилась на стул. Ярослав неторопливо поставил передо мной тарелку, аккуратно разложил отполированные столовые приборы – нож справа, вилку слева. Затем он поставил безукоризненно чистый винный бокал и, не сказав ни слова, растворился в полумраке кабинета.

Ты можешь схватить нож и хорошенько врезать ему. Он, конечно, всего лишь тупой столовый нож, но если правильно рассчитать силу и место удара, то ты можешь причинить ему немалый вред. Например, в шею. Надо будет ударить сильно и метить в область сонной артерии, но ты можешь как минимум для начала сбить его с толку, а потом продолжить наносить удары. И лучше бить в глаза. Так он пострадает больше, а у тебя будет больше времени, чтобы среагировать и начать действовать дальше, – думала я, пристально глядя на блестящее лезвие тупого ножа.

Ярослав появился внезапно, выкатив из темноты тележку, на которой под серебряными калошами скрывались блюда. Поставив их одно за другим на стол, он нагнулся и достал с нижней полки две бутылки вина.

Ну вот, ты упустила идеальный момент для нападения.

– Красное или белое?

– Зачем это все?

– Пожалуй, красное. Великолепное вино. Пять лет выдержки, тонкий мускатный вкус. Тебе должно понравиться, – сказал он, извлекая пробку со знакомым щелчком штопора.

Он приблизился, вторгаясь в мое личное пространство настолько близко, что я ощутила его дыхание на своей шее. По коже пробежали странные мурашки, вызывая опасное смешение страха и умиротворения. Ярослав протянул руку к бокалу, тонкой алой струйкой наполняя его вином, затем налил вторую порцию и, поставив бутылку в центр стола, небрежным жестом опустился напротив, занимая собственный трон.

– Я обещал тебе закончить наш разговор. Почему бы не сделать это за ужином? Я выбрал для тебя несколько простых, но по-настоящему изысканных блюд.

Его рука потянулась к клошам, поочередно убирая их один за другим. Теплый кабинет наполнился потрясающими ароматами, разливаясь по воздуху густыми нотками запеченного мяса, свежих овощей и пряных специй. В ответ на это мой желудок издал протяжный стон, едва сдерживая требовательное урчание.

Во главе стола великолепно возвышалась тарелка с румяными запеченными перепелами, покрытыми подрумяненной кожицей, источающими запах маринада из апельсинового сока, розмарина, тимьяна и базилика. Следом открылся салат, овощная и сырная тарелки, а также блюдо с запеченным в мундире картофелем, сохранившим свой аппетитный золотистый оттенок.

– Попробуй перепела, он тает во рту – чистая магия.

Повинуясь его словам и своему желудку, я взяла маленькую тушку и положила ее на свою тарелку. Подняв вилку, я осторожно начала отделять мякоть от костей. Перепел оказался невероятно нежным и сочным, приправы придавали ему неповторимый аромат, насыщенный тонкими оттенками специй. Я закрыла глаза, наслаждаясь каждым кусочком, который таял во рту. Его волшебство действительно ощущалось в каждом укусе. На мгновение я даже забыла, что нахожусь в плену у психопата. Психопата, который уже через пять минут мог бы выпотрошить меня, разрезать на куски и запечь, как этих самых перепелов… а потом наслаждаться вкусом моего собственного мяса.

Открыв глаза, я увидела улыбку Ярослава. Он наблюдал за мной, внимательно изучая выражение моего лица, и, кажется, получал удовольствие от моего блаженства. Сделав глоток вина и положив себе немного салата и еще кусочек перепела, он принялся рассказывать о том, как важно наслаждаться мелочами и ценить каждый момент. В нынешних реалиях его слова звучали не просто правдиво, но зловеще, как предупредительный звонок, как предзнаменование чего-то необратимого. Находясь в плену у каких-то психов, без малейшего понимания, к чему это приведет, особенно важно сохранять самообладание и радоваться каждому прожитому часу. Я держала эту мысль в голове каждую секунду. Пыталась верить, что каждое мгновение может стать последним и кто-нибудь ворвется сюда, схватит этих ненормальных и освободит меня.

Закончив трапезу, он убрал тарелки, сделал музыку потише и в очередной раз пополнил бокалы.

– Давай продолжим наш разговор. О чем ты хочешь поговорить?

– Кто вы такие и зачем все это делаете?

– Знаешь, мы не какие-то фанатики. Не террористы, не безумцы. Мы – обычные люди, которым однажды пришлось проснуться и признать правду: этот мир больше не принадлежит нам. Мы все работаем, чтобы выживать. Живем по чужим правилам, под чужим диктатом, пытаясь хоть как-то сохранить достоинство. Нередко сводим концы с концами. А какие-то «большие дяди» и «тети» сидят в своих замках на личных островах и получают деньги не за труд, не за идеи, а просто потому, что уже родились с привилегиями. Твои налоги, твои действия и вся твоя жизнь обогащают их, словно ты лишь инструмент в их игре. Мировое правительство не управляет – оно паразитирует на обычных людях. Они не служат народу. Они играют в политиков, играют в войнушки, мнят себя богами, решающими, кому жить, а кого стереть с карты. И большинство людей покорно склоняют голову, принимая этот порядок вещей. Продолжать выживать и существовать под гнетом? Нет. Это не жизнь. Это рабство в золоченых цепях. Когда меня впервые посетила эта мысль, я постарался засунуть ее подальше и не вспоминать. Но мысли, которые правдивы, не исчезают. С каждым днем все больше злости и обиды наполняло мою голову, пока однажды я не встретил человека, который говорил вслух то, что мы все боимся признать. Я слушал его затаив дыхание. Его слова были огнем, а я наконец понял, что больше не хочу быть пеплом. Но со временем слов оказалось мало. Революция не рождается в теории. Она требует действий. И я решил действовать. Так же, как и тысячи других, кто устал смотреть, как этот мир гниет. Нас много, очень много. Ты даже не представляешь, насколько. Мы бросили вызов этому миру. И ты уже увидела первые признаки. Наша сеть расползлась по всему миру и начала действовать. Мы заставляем их почувствовать страх. Их спокойствие рушится, а с ним – их власть. Мы начали с того, что разрушили их репутации. Политики, судьи, бизнес-магнаты – они привыкли к неприкосновенности. А теперь их имена всплывают в заголовках. Подставы, разоблачения, утечки, грязные тайны – все это оказалось перед глазами публики. Мы заставляли их объясняться, оправдываться, терять влияние. А тем, кто считал себя элитой – самыми богатыми, самыми влиятельными, самыми недосягаемыми – мы показали, что их мир рушится. Их дома горели. Их рестораны закрывались. Их счета блокировались. Люди выходили на улицы с единственным требованием – справедливость. Когда богатые теряли свои привилегии, они впервые узнавали, что значит быть обычным человеком. Но это было не все. Мы брали их – тех, кто строил этот мир на костях людей. Банкиры. Коррупционеры. Судьи, продававшие правосудие. Они исчезали. Но не просто так. Мы заставляли их говорить. Они признавались в своих преступлениях, перед камерами, перед миром. Мы раскрывали схемы, показывали, как они обворовывали людей. И когда они исчезали навсегда, оставалось только их последнее признание. Люди наконец видели правду. И начинали действовать сами. Может, ты читала про обрушения станций Парижского метро? Они стали не просто катастрофой, а катализатором народного гнева. То утро началось как обычное: пассажиры спешили по перронам, спустившись в недра города, в бетонные коридоры, по которым ежедневно двигались миллионы людей. Но именно в тот день Париж вздрогнул. Три последовательных обрушения, произошедших в ключевых точках метро, буквально остановили движение столицы. Паника, крики, затопленные дымом переходы – это был хаос, который невозможно было игнорировать. Но главное произошло не после трагедии, а после того, как по всей сети появились видеозаписи. На них не было угроз, не было злорадства. Только правда. Финансовые махинации правительства, схемы банков, доказательства того, как политическая элита выкачивала деньги из страны, загоняя обычных людей в нищету. Особый упор был сделан на одном транспортном магнате, который и подмял под себя всю инфраструктуру. Он присваивал деньги налогоплательщиков, которые собирались на содержание и ремонт дорог, транспорта, совершал множество преступных махинаций, покупал людей для удовлетворения своих низменных потребностей и был просто жестоким человеком. Регулярно по его вине случались трагедии, но он умело заминал каждую шумиху, подкупая нужных людей и скрывая факты. А сколько невинных рабочих были осуждены и обвинены в кражах и халатности вместо него? Тысячи. Видео разлетелось мгновенно. Люди не просто смотрели – они впервые осознали, как глубоко их обманывали. Протесты начались в тот же день. Толпы вышли на улицы. Они не требовали объяснений – они требовали перемен. Требовали наказания. Полиция была перегружена, силовики пытались контролировать ситуацию, но недовольство росло, как волна, поглощающая все вокруг. Через сутки Париж горел. Баррикады на улицах, лозунги, плакаты, захваченные административные здания. Кто-то назвал это беспорядками. Но те, кто стоял в толпе, знали – это было начало революции. Власти пытались остановить протесты, но было поздно. Они могли отключить интернет, могли перекрыть дороги, могли бросить войска. Но идея уже проросла в сердцах тысяч. Но мало кто догадывается, что это все был лишь план, подстроенный и приведенный в действие нашей сетью. В тот день мы совершили первый крупный акт. Но это только начало. Лондон, Берлин, Нью-Йорк, Москва – мы начнем с крупных городов, не размениваясь на мелочи. Париж был репетицией. Удачной. Теперь мы перевернем весь оставшийся мир. Пламя вспыхнуло, и его уже не потушить.

– Это все ваших рук дело? Но как? Я не понимаю, – неуверенно сказала я, до конца не доверяя его словам.

В голове всплывали ужасающие кадры улиц Парижа, охваченных пожарами и наводненных бунтующими людьми. Я видела эту историю в новостях. Каждый источник СМИ пестрел заголовками. А количество погибших в стычках между бунтующими и полицией росло каждый день. Франция всегда отличалась вспыльчивым нравом и любовью к мятежу, но происходящее тогда действительно ввергало в ужас. А теперь Ярослав заявляет, что это их рук дело. Правда ли это? И если это так, тогда… на что еще он способен?

– Ты чувствуешь, как этот мир рассыпается? Он больше не работает так, как должен. Он устарел. Мы живем по старым правилам, которые должны были защищать нас, но они лишь служат тем, кто уже наверху. Религия и правительства, когда-то создававшие порядок, теперь лишь укрепляют хаос. Они больше не направляют человечество, не ведут его вперед, а только разделяют, заставляют мириться с несправедливостью. Но знаешь, что самое страшное? Люди привыкли. Они продолжают работать, продолжают бороться за крохи, которые им бросают, как будто это все, на что они способны. Но это ложь. Человек – не раб системы. Он не должен бояться говорить, бояться требовать лучшего, бояться мечтать. Мы – не крысы, выживающие в канализациях, мы – те, кто должны творить, строить, направлять мир. В нас заложен потенциал, куда больший, чем просто следование чужим указаниям. Именно поэтому мы начали действовать. Мы показали людям, что перемены реальны, что они могут требовать ответов, могут требовать справедливости. Первый шаг уже сделан – и теперь мир не сможет закрыть глаза на правду. Ты видела, что произошло. Люди проснулись. Они стали задавать вопросы. Они начали понимать, что их жизнь принадлежит им. Мы не разрушители. Мы не мстители. Мы – перемены. И мы уже здесь.

– Что ты сделаешь со мной и теми девушками?

– Мы всколыхнули этот мир, и он больше не сможет оставаться прежним. Мы показали людям трещины в системе, заставили их задуматься о главном. Какой мир они хотят? Где они хотят жить – в старом, насквозь прогнившем, или в новом, справедливом? Но есть еще один барьер, о котором мы не можем молчать. Религия. Когда-то она давала надежду, давала опору, напоминала людям, что они равны перед Вселенной и друг другом. Но время изменило ее. Сегодня она стала бизнесом, инструментом власти, способом управлять сознанием. Ты видишь этих пророков, которые говорят о духовности? Но что они делают на самом деле? Они богаты, владеют домами, самолетами, целыми империями. Они берут деньги за веру. Они превратили религию в товар. Но вера – это не рынок. Духовность не должна измеряться доходами. Истинные идеи не нуждаются в финансовых схемах, они принадлежат людям, а не тем, кто решил монетизировать их. Мы больше не будем молчать. Мы разрушим иллюзии, которые мешают человечеству двигаться вперед. При помощи правды. И если потребуется – мы не боимся жертв. Война невозможна без крови. Мир всегда строился на костях. А ты станешь частью этого нового мира. Ты увидишь, как люди начинают понимать. Как они пробуждаются. Как они наконец осознают, что их жизнь принадлежит им.

– Ты псих?

Он взглянул в мои глаза и засмеялся. Низкий, спокойный смех, будто он знал что-то, что мне было недоступно. Почему-то мне тоже стало смешно, но я приложила все силы, чтобы удержаться от этого странного порыва. Чувства смешались, закружившись водоворотом. Тревога растворилась, как дым, оставив после себя лишь слабый осадок. Страх больше не сжимал горло, не впивался в кожу ледяными иглами. Он остался, но превратился во что-то другое – в интерес. Это одновременно пугало, ведь я должна его бояться, ненавидеть и сторониться, но, с другой стороны, мне почему-то хотелось его слушать. Было в нем что-то неправильное, что-то, что противоречило всей моей логике, но я не могла оторваться. Интерес – это опасное чувство. Он может стать ловушкой, может подменить реальность. Я должна была бояться. Должна была чувствовать отвращение. Но вместо этого я наблюдала. Наблюдала за ним, за выражением его лица, за тем, как он говорил, будто раскрывал мне какую-то великую истину.

Я ощутила себя психиатром, что сидит напротив пациента, погруженного в свой собственный мир. Слушая его слова, я пыталась понять, насколько глубока эта бездна, в которую он смотрит.

Хорошо говорит, складно. Хренов пастырь нового мира.

– Все мы в разной степени психи, – сказал он наконец успокоившись.

Не согласиться с ним в этом невозможно.

– Этот мир тонет в хаосе, и, возможно, именно такие «психи», как мы, способны его изменить, сломать устаревшие догмы и привести человечество к новому будущему, – продолжил он, снова став серьезным. – Мы не хотим разрушать ради разрушения. Мы хотим освободить. Освободить людей от рабства, в котором они даже не осознают, что находятся. В тени лжи, под тяжестью лицемерия и алчности, они живут, считая это нормой. Но разве это нормально? Разве человек рожден для того, чтобы быть винтиком в чужой машине? Мы можем разорвать эти цепи, вернуть людям право выбора, их достоинство, их мечты о лучшем будущем. Конечно, это не будет просто. Это никогда не бывает просто. Но кто, если не мы? Кто скажет правду, если все вокруг боятся? Кто двинет историю вперед, если большинство только следует по проложенному пути? Мы можем стать голосом перемен. Мы можем стать теми, кто покажет путь. Но чтобы победить систему, недостаточно просто ее ненавидеть. Нужно понять, как она работает, как она манипулирует, как превращает человека в жестокое, слепое существо, ищущее лишь выгоду и наслаждение. Наш мир должен стать единым, цельным механизмом – не машиной угнетения, а организмом, работающим во имя всеобщего блага. Ты должна понять это. Открыться переменам. Очистить разум от навязанных догм и увидеть истину, – он постучал указательным пальцем по виску трижды, будто подчеркивая важность мыслительного процесса.

Я внимательно слушала его слова, чувствуя, как они проникают в мою душу и вызывают волну эмоций. В глубине души я понимала, что он прав. Что мир нуждается в перемене, что религия и политика стали орудием в руках корыстных людей. И возможно, именно в этом странном союзе «психов» находится сила и решимость изменить этот мир к лучшему. Но я не хочу быть частью этой силы. Не хочу делать выбор в чью-то пользу, лишая себя возможности потом менять точку зрения. И вообще, я всегда считала, что прекрасное свойство этого мира – балансировать на грани. Он всегда находится в состоянии хрупкого равновесия, мира и войны, процветания и разрушения. Высшее мастерство жизни – научиться балансировать над пропастью, идти по жизни, как по натянутому между двух небоскребов канату и идти уверенно, гордо подняв голову. Поэтому я не хотела делать выбор, не хотела позволять Ярославу посеять в моей голове сомнение. Не такой ценой.

А какой, собственно говоря, ценой? Ты до сих пор не знаешь, что он планирует, что собирается сделать с вами. Может, он промоет тебе мозги, всучит пояс смертника и отправит в какой-нибудь храм. И тогда виноват будет не он, а твоя внушаемость. А может, это все просто какой-то засекреченный эксперимент военных, и потом тебе сотрут память, отправив домой.

– Почему ты решил, что я хочу быть частью этого «великого плана» или какого-то «конца»?

– Увы, но у тебя нет выбора, – он усмехнулся. – Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним. Каждый раз, когда случалось нечто подобное, приходилось чем-то жертвовать. И несогласных было много, но они были втянуты в это. Ты будешь благодарна, что оказалась на нашей стороне, на стороне нового мира. Пойми, перемены неизбежны. Не важно, хочешь ты этого или нет. Важно лишь то, какую сторону ты выберешь. Но я лишил тебя мучений выбора, и поверь, ты будешь благодарна. Ты цепляешься за привычный порядок вещей, потому что он кажется вечным, но разве история не доказала обратное? – произнес он, его голос стал мягче, но не менее убедительным. – Разве мир не менялся снова и снова, стирая старые границы и создавая новые?

– Я не верю в какие-то радикальные изменения, – сказала я, пытаясь сохранить непоколебимость. – Мир существует не первый день. Он видел империи, революции, войны, но всякий раз находил способ вернуться в привычное русло.

– А может быть, это не возвращение, а просто иллюзия стабильности? – он склонил голову, наблюдая за мной с легкой улыбкой.

– Но какой ценой? – продолжила я. – Каждый раз подобные тебе терпели неудачи. Вы думаете, что сможете изменить мир, но он упрям, он переживает потрясения, а потом затягивает трещины и продолжает существовать.

Его взгляд блеснул синими огоньками, и я почувствовала, как он оценивает каждое мое слово, подбирая ответ, который оставит след.

– Ты права в одном: человек должен сам выбирать свой путь и свои убеждения, – он скрестил руки, откинувшись назад. – Но разве ты правда думаешь, что в этом мире у людей есть настоящий выбор?

Я прикусила губу. Он слишком уверенно говорил, слишком хладнокровно разматывал нити моих доводов, подталкивая меня к сомнению.

– Если ты хочешь играть в эту игру и делать вид, что можешь что-то сделать, что ты что-то значишь – пожалуйста, – сказала я, глядя ему прямо в глаза. – Но я не хочу быть частью коллективного решения, которое может принести лишь боль и разрушение.

– Ты не понимаешь, что время индивидуализма ушло. Этот мир больше не принадлежит одиночкам, не подчиняется их воле. Мы связаны. Мы зависим друг от друга. Лишь вместе мы можем разрушить оковы старого порядка и создать что-то по-настоящему свободное. Новый мир, где нет места для лжи, для гнета, для бессмысленной борьбы за выживание. Только объединенные мы сможем построить его. Ты думаешь, что, оставаясь в стороне, сможешь сохранить себя? Что, избегая выбора, ты останешься незатронутой переменами? Нет. Перемены уже начались. Они уже здесь. Рано или поздно они затронут тебя. Рано или поздно тебе придется определить, на чьей ты стороне. Я просто избавил тебя от мучений выбора.

Я почувствовала, как тревога начинает накрывать меня волнами, как эти волны били меня ледяной водой по щекам, отрезвляя и возвращая в позицию жертвы, сидящей перед своим похитителем. Внутри звучал голос сомнения. Он был тихим, но настойчивым, не позволяя мне принять его слова как истину. Но что-то в них зацепило меня. Я знала: мир может быть лучше. Должен быть лучше. Но не таким способом. Нельзя лишать людей свободы выбора. Нельзя диктовать им, какой должна быть справедливость. Нельзя ломать старое, если новое строится на том же фундаменте. Я опустила взгляд, пытаясь унять хаос в мыслях. Все это было слишком – слишком странно, слишком непостижимо.

– Я не знаю, что будет дальше, – прошептала я. – Но важно не только изменить мир, но и сохранить человечность. Каждого человека. Его уникальность. Его право выбирать.

– Ты рассуждаешь так, будто мир – это набор отдельных кусочков, – сказал он, мягко, но твердо. – Но нет. Все связано. Каждое движение отражается эхом.

Я смотрела на него, пытаясь понять, действительно ли он верит в то, что говорит, или просто играет роль.

– Ты уже вовлечена в это, даже если не хочешь этого признавать.

Эти слова прозвучали не как угроза, а как факт – спокойный, холодный, неизбежный. Я закрыла глаза, чувствуя, как мысли накатывают, переплетаются, не оставляя выхода.

– Время покажет, – произнес он загадочно. – Но помни, что ты уже часть всего этого, даже если ты не хочешь этого признавать. Все предопределено.

Волна эмоций накрыла меня с головой. Злость, тревога, отчаяние – все сразу, тяжелыми пластами, безжалостной лавиной. Я физически ощущала, как эти чувства давят на меня, словно каменная плита. Попыталась вдохнуть, но воздух казался густым, тягучим, будто наполненным чем-то невидимым, тяжелым. Мои мысли метались, словно птицы в клетке – беспорядочно, с отчаянными ударами о прутья, но выхода не было. Гнев медленно поднимался из глубины, горячий, обжигающий, но лишенный выхода. Мне хотелось кричать. Выбросить наружу все это, избавиться от ощущения плена – внутри себя, в этом огромном здании, в его удушающих стенах. Но я лишь сжала кулаки, ощущая, как напряжение дрожит в пальцах.

Оставайся непоколебимой. Лея, ты скала. Не выдавай своих эмоций. Как только ты их выдашь – проиграешь. Он сожрет тебя с потрохами, – думала я, пока в сердце зрело отчаяние, словно грозовые тучи, закрывающее солнечный свет, проблески надежды. Чувство беспомощности жгло в груди. Внезапно я почувствовала себя маленькой и обиженной на весь мир. Вспомнились все неудачи, каждая ошибка, каждое предательство, все те моменты, когда казалось, что мир разваливается на куски, все оно обрушилось на меня в один миг. В голове появился самый важный вопрос.

– Ты не ответил на главный вопрос. Ты убьешь нас?

– Я вас освобожу, – с улыбкой произнес Ярослав.

В этот момент мне жутко захотелось врезать ему. Собрать все силы в кулак и стереть эту змеиную улыбку с его лица. Злость овладела мной. Дыхание участилось. Я буквально чувствовала, как она преобразуется в электрические импульсы, разбегается по нервным окончаниям и стремится к мозгу, давая команду «фас». Я сделала движение в его сторону, резкое, порывистое, но до конца не осознавала, что хочу сделать. Ударить? Схватить и попытаться задушить его? И именно в этот миг его взгляд вспыхнул интересом, неожиданным вниманием, будто он предугадывал каждый мой порыв, уже видел картину завершенной.

– Хочешь мне врезать? Выбить из меня всю дурь?

Импульс застопорился так и не добравшись до цели, захлебнулся где-то на половине пути, утонув в его спокойном голосе. Я остолбенела, но решимость не исчезла полностью. Она все так же была видна на моем лице и в сжатых кулаках.

– Хочу, – резко ответила я. – Мне жутко хочется врезать тебе и смазать твою самонадеянную, фирменную улыбку. Бить так долго и так сильно, пока зубы твои не останутся в моих кулаках, вонзившись осколками в кожу. Пока от твоего смазливого личика не останется лишь кровавое месиво, в котором никто из твоих дружков не признает своего лидера.

– Интересно. Мне нравится твоя решимость. Ты сделала первый шаг. Но ты все равно не ударишь меня.

А ведь он прав… Что ты сделаешь? Ударишь его? Даже если ты сможешь каким-то удивительным образом убить его, что ты будешь делать с остальными? Мне кажется, что их тут не четверо, а куда больше. Прячутся как крысы в темных углах, стараясь не издавать звуков и не выдавать своего присутствия. Не уверена, что мировая сеть психопатов существует, но тут их однозначно больше. Вспомнить даже тех, кто шастал в том приоткрытом кабинете. Зря ты сорвалась…

– Вот видишь, не ударишь. Мне нравится, как ты раскрываешься. У тебя большой потенциал. Не туши пламя внутри себя, возможно, оно изменит твою судьбу.