Полная версия
Диалог глухонемого со слепцом
29
И ведь все свои собственные до чего и впрямь немалые просчеты при этом в какой-либо тот весьма серьезный расчет уж далее нисколько и не берутся, поскольку буквально все тут на деле осуществлялось с одними теми сколь однозначно меркантильно-добродушными намерениями.
Ну а из всего этого само собой более чем безоговорочно разом и следует, что «мы попросту никак и не могли оказаться, хоть в чем-либо на деле и вправду как есть быть нисколько неправы».
Или может уж статься и совсем, наоборот, в том самом безнадежно критическом смысле, когда те так и влекомые чьим-либо мишурным светом люди попросту снизойдут в самую гиблую тьму – только бы им и вправду вполне уж остаться с кем-либо, безусловно, прямо-то рядом.
Ну а именно подобным образом и разрушились, внутренне разложившись, немалое число изначально светлых, но сколь изрядно при всем том крайне поникших душ.
Любовь – она бывает и впрямь-то же как есть, явно немилостива, а порой даже и неистово зла…
30
Однако никого того другого это, безусловно и близко уж никак не оправдывает!
А потому и все, что вообще могло быть хоть с какого-либо бока вполне касаемо именно тех чересчур запутанных и совсем непонятных жизненных ситуаций…
Да и сама по себе вся та мерзкая грязь бесконечных и нескончаемых интриг, а также и более чем беспрерывных нападок на одного, как и понятно, за всех сразу даже и безо всякой вины единолично виноватого недочеловека…
И главное никак не иначе, а все это была одна лишь та кем-то до чего беспардонно выпестованная кривда, безотчетно зачатая в ярком пламени снопами искр сколь еще спешно взметнувшихся к небу злосчастно суровых амбиций.
Причем все те тщательно продуманные попытки невозмутимо толкового и на редкость раз за разом их весьма так находчиво верного практического применения к чьему-либо совсем же напрасному существованию…
И главное именно те предпринятые кем-то усилия во имя чьего-либо исключительно жесточайшего наказания явно вот указывают на самое полное отсутствие той самой весьма безупречно праведной духовной благости, которая, без тени сомнения, присутствовала у тех давным-давно канувших в лету людей.
31
Современная интеллигенция, ничтоже сумняшеся, более чем бесподобно освоила до чего еще чисто своевременную замену всей той «давно уж полностью раз и навсегда отныне устарелой» человеческой терпимости ко всякому ближнему своему.
Причем она зачастую имела религиозную почву, что бы там ни говорили о слепом и осатанелом фанатизме.
В дни этой нашей «исключительно же гуманной» современности подобная довольно-то быстро сближающая сердца благость приобрела во всем законченную, да даже и вполне безупречно закостенелую социальную форму, и зиждется она теперь именно на тех попросту чисто, уж как есть можно сказать эстетически безупречно обобщенных принципах.
И ведь главное в принципе все, у кого есть разум и чувства хотят добра, но вовсе не каждый при этом считает, что этот мир к нему чисто же заранее подготовлен и следует до чего только мимолетно дернуть за веревочку и дверь в лучшее завтра сама собой разом тогда и откроется…
Хотя может и вправду давным-давно практически все абсолютно готово как раз к тому, дабы наша жизнь сказочно же сходу разом преобразилась и только лишь всякие те никак не сказочные злодеи всему тому виной, что мы и по сей день живем в диком и отчаянном мраке?
И неужели все действительно как есть так удивительно просто?
Мол, вот достаточно будет на редкость, походя совсем бестрепетно разрушить бастионы былого угнетения и все: радость и яркий свет тогда в тот же миг сходу станут самым величайшим достоянием ликующих народных масс.
И может уж то самое изумительно светлое будущее – его и впрямь-то влегкую будет сколь еще наскоро возможно, весьма всеобъемлюще создать считай уж ныне ведь и сейчас?
Конечно, в принципе, может нечто подобное и возможно, но это только довольно-таки ощутимо отдалит то самое настоящее и более чем вполне приметное и предметное его приближение.
32
Мир иллюзий, сотканный из благих надежд, до чего празднично становясь в чьих-либо глазах призрачно блаженной реальностью, именно что в единый миг затем и превращает в ад всякое, то чисто простецки обыденное существование всего того всецело инородного, беззастенчиво оригинального, всем своим цветом сколь явно вот нисколько не серого…
Правда, надо бы при этом разом уж сказать, что все это, в первую очередь, касалось именно тех, у кого глаза были более-менее полноценно открыты, а не тех, кто чисто еще загодя от всего того совсем непристойного и несветлого вполне надежно отгородился каменной стеной буквально всякого на всем этом свете художественного вымысла.
И это как раз те последние и имели, куда значительно же большие шансы действительно уцелеть в том самом «чудодейственно» новом мире, в котором любое ярко выраженное здравомыслие подчас сразу тогда становилось, что называется самым верным пропуском на тот свет.
Ну а люди отвлеченно праздного ума головой тогда рисковали весьма вот значительно меньше…
Они ведь ту как она есть чрезвычайно праздничную сторону всей революционной действительности подчас же действительно принимали за совершенно чистую монету.
Их воображение всегда рисовало для них вовсе иной мир, в котором всякому подлому злу весьма авторитетно только лишь и предоставлялась роль отвратительно карикатурная и полностью вычурная.
И надо же – именно посредством данного контекста они и по сей день до чего трезвейше вымысливают все эти свои более чем нарочито «объективные» суждения обо всех тех, так или иначе, практически каждого из нас окружающих реалиях.
33
Да вот, однако, нечто подобное и близко так упаси Боже нисколько не яростная атака супротив хоть какой-либо части сколь еще уж основательно мудрых людей, что всем их богатым на эмоции сердцем любят и почитают на редкость удивительно разнообразную художественную литературу.
Нет коли чего и будет достойно весьма незатейливо сурового порицания то уж только то самое очаровательно чарующее души совершенно праздное восприятие всех тех беспримерно огромных духовных богатств, что находятся в довольно-то узких рамках холщового переплета.
Причем подчас именно вслед за тем исключительно сочным и нежным весьма так тщательным пережевыванием всех тех безумно красивых и чисто книжных картин всякие те подлинные реалии жизни подчас становятся, считай, ведь чем-то явно как есть уж совсем попросту малозаметным.
Правда, кто это будет обо всем том до чего еще едко же спорить, несомненно, было бы, куда полезнее, кабы самые наилучшие книги на деле весьма существеннее влияли на эту нашу крайне ныне неприглядно серую и обыденную жизнь.
Однако именно во имя той доподлинно же настоящей полноты эффекта чему-либо подобному, и впрямь-таки должно было на редкость нагляднее затем оказаться чем-либо для всех нас более чем откровенно зримым и вполне житейски полноценно осязаемым.
Причем люди, живущие посреди самых обыденных реалий самой так полнейшей же сиюминутности, считай именно каждодневного быта должны были явно узреть, нечто подобное сколь еще полноценно воочию, поскольку всякие его довольно-то словоохотливые описания разве что только и сияют тем самым безмерно кичливым пустозвонством.
А коли, собственно, и заговорить о том как есть до чего безупречно же строгом и резком подчеркивании всяческой исключительно яркой книжной премудрости, то вот и впрямь должна была она при всем том сурово выглядеть вполне трехмерно, а потому и безмерно же выпукло и совсем никак не однолинейно.
Хорошие длительные экранизации, показанные детям на уроках в школе, должно быть, с чем-либо подобным как-нибудь все-таки действительно некогда справятся…
Правда, им непременно должно будет при этом сопровождаться вовсе ведь неуемно жаркой, однако и близко никому и никем нисколько не навязываемой полемикой по поводу всего-то в них хоть как-либо действительно понятого и увиденного.
Причем из всего того буквально же сходу разом так более-менее ясного тут только лишь именно то одно – посредством всего того самого удивительно яркого и сочного мира благой фантазии ничего того по-настоящему ценного было бы и близко никак не привнести во все те весьма же захудало и беспробудно серые будни неизменно до чего еще нищей духом нашей современной действительности.
Да только нет, во всех тех сколь так еще нечестивых реалиях непримиримо серой и скотской жизни ничему к лучшему чисто мгновенно никак никогда вовсе так совсем уж нисколько не перемениться, а в особенности – это касается всех тех наиболее неприглядно грубых ее черт.
Причем именно ту наибольшую неудачу всяческие те, недалекие реформаторы непременно затем претерпят именно в том случае, коли напрочь они сходу же откажутся хоть как-либо вообще якшаться со всяческого рода житейской грязью.
И главное все это только потому что кое-кто вот весело проводит время более чем ярко живя в том самом славном мире одних лишь заоблачно слащавых грез.
34
А впрочем вполне уж и такое на деле возможно, что кому-то и впрямь может явно хотелось бы весь этот мир светом добра и любви сколь искрометно в единый миг всячески разом осветить.
Да вот ждать чего-либо и действовать лаской а не силой подобные люди вовсе никак так попросту именно что совсем не умеют.
А между тем «насильно мил не будешь», а потому и насаждение вовсе-то иных принципов общественного существования явно еще окажется действительно возможным, только уж коли кто-то ведь будет до чего всецело ведь руководствоваться принципами сотворения никому и близко не навязываемого добра.
Добро будучи весьма вот откровенно навязанным утрачивает всякую свою изначальную суть.
Да и вообще всякие поиски справедливости, разума, любви не могут вестись совершенно вслепую.
То есть вполне должно же человеку искать в других именно свет, однако при всем том вовсе не там, где его попросту нет, да и никогда и не было, а также (что важно) не требовать от тех других дать им то, чем может обладать исключительно тот, у кого чего-либо подобного было и впрямь в буквально-то сущем его изобилии.
Однако ведь люди сколь откровенно находящееся в плену немыслимо красочных миражей, а также чересчур вдоволь объевшиеся всяческих сладостных иллюзий, безусловно, блистательного, да только при всем том до чего еще совсем беспредельно далекого от нас бытия, будут и вправду способны наскоро переродиться в нечто ужасное из-за одного того самого бездушного столкновения с неописуемо черствым бытом всей той более чем невообразимо серой реальности.
35
А это, собственно, и будет тем почти полностью, как есть самым неизбежным концом всякого того никак и близко не в меру восторженного идеализма.
Причем речь тут как раз и идет именно о том до чего только чудодейственном порхании посреди пряных ароматов чьих-то вовсе чужих и подчас чересчур отрешенных от реалий жизни приторно сладких мыслей…
Причем чего – это тут только ведь вообще же поделаешь высокие идеалы вполне могут разом стать только лишь крайне тяжелой шторой, всячески занавешивающей все то темное и грязное, что вот явно было сколь еще естественно свойственно всему этому крайне широкому миру всяческих вещей и событий.
И люди, живущие восприятием книг, и вправду могут прожить среди грез и мечтаний всю свою жизнь, так и не поняв, насколько наше бытие, стало гораздо вот поболее уязвимым из-за того, что люди ума совсем не могут влиять на людей амбиций (политиков).
А все – это потому, что нынешние большие интеллектуалы всецело погружены в свои чисто выдуманные ими реалии, ну а до настоящей жизни им и дела-то никакого нет.
И яснее ясного, что уж некогда ранее с этаким умозрительно всеблагим видением мира было возможно весьма преспокойно до чего только благополучно прожить буквально всю свою счастливую жизнь.
И главное именно, при таком сколь еще славном раскладе все – это и было как есть на деле до конца во всем безупречно же хорошо…
Однако при этом не дай только Бог, было кое-кому из всех тех на редкость прекраснодушных деятелей добра уж на самом-то деле вполне наяву более чем вплотную столкнуться с той самой осознанно отчужденной от всякого их праздного мировоззрения, очень вот даже бескрайне суровой действительностью…
А тем самым именно что наиболее преотличным примером, всего того, чего вообще ведь могло, собственно, выйти из тех доподлинно страшных коллизий, явно бы еще должно же послужить как раз-таки судьбе того самого еще изначально безупречно добрейшего человека Николая Гавриловича Чернышевского.
Оказавшись сугубо так временно за решеткой, он и написал свой более чем откровенно демонический роман «Что делать», а тот и был, кстати, именно той книгой, которую совсем еще молодой Ульянов затем столь усердно штудировал в течение двух долгих недель, после чего ему, безо всякой тени сомнения, и вправду все стало само собой более чем окончательно ясно.
36
Да только и без этого поэта в прозе вполне уж некогда столь основательно поднаторевшего в описаниях тех вот самых «истинно задушевных исторических реалий» как-никак, а на редкость тогда хватало и многих других до чего угрюмых и горьких авторов.
Да и совсем немало было в те времена именно тех вовсе-то напрочь заблудших людей, что более чем безрассудно же повернулись именно всем тем возвышенным ликом, можно сказать прямиком ко всему тому необычайно липкому и сколь во всем однозначно подлому злу.
Причем произошло – это именно потому, что светлое добро в их душах было крайне во всем до чего же искусственно разом извращено всяческими тщетными поисками во всякой житейской суете ярких проблесков возвышенно чистых идеалов, а потому и оказалась их святая нравственность вовсе незамысловато зверски отъявленно же прекраснодушна.
И было все – это именно вот только поскольку, что те люди радостно черпали свои духовные истоки только-то из весьма так ослепительно ярчайшего отрицания простых и сколь непомерно для них унылых и безрадостных реалий.
И вся сущая сумятица так или иначе существующих в их душах крайне ведь противоречивых эмоций возникла, считай как раз на почве самого дичайшего несоответствия низменности и простоты всего этого физического мира всяческим тем всевозможным о нем литературным сказаниям.
А в особенности разом и явно учитывая, что в них зачастую великородно царствовала чересчур донельзя излишествующая вычурность…
А нечто подобное само собой разом искажает формулы при помощи, которых человек формирует свое широкое общественное мировоззрение, и оно становиться исключительно так плоским и крайне аморфным.
То есть, коли кое-кто стоически рассматривает буквально всю нынче имающуюся действительность именно что через кривое зеркало литературы, то и мир в его глазах вскоре станет полностью двухмерным, а не трехмерным и такие люди более чем явственно будут жить в плену иллюзий и совершенно напрасных и слепых надежд.
37
Причем беспрестанно стукаясь о подводные камни общественной жизни, эти люди подчас уж разом при этом становятся ярыми проводниками всяческих подрывных идей.
Им и впрямь подчас попросту же весьма многозначительно кажется, что подогнать действительность под его чисто книжную квинтэссенцию дело, как говорится, считай что пару пустяков.
А между тем та самая вполне уж реально существующая обыденность полностью незыблема и вечна и на нее можно будет разве что сходу наклеить другую этикетку, но внутреннюю суть этим никак при этом вовсе вот совсем не удастся хоть как-либо действительно же поколебать.
И кое-кто точно безо всякой в том тени сомнения до чего и впрямь сразу пошел совершенно вразнос, яростно же ругая все, что нынче ему было (до революции) на своей-то родине совсем уж нисколько не по вкусу.
А как раз-таки, поэтому вся та чья-то большая духовность и потеряла все свои некогда более чем исконные, и самые же полностью изначальные свойства, обратив добродушных, да только чересчур наивных идеалистов в лютых корифеев отчаянно насильственного общественного переустройства.
Ну а куда так весьма вот поточнее теоретически «верно и праведно» выверенного новоявленного крепостного злодейства.
А ведь все – это началось именно с того, что люди безудержно одержимые самой же возможностью как есть еще самых многозначительно мгновенных и более чем радостных перемен сходу вообразили, что они и впрямь на деле сумеют разом до чего успешно на деле преобразить весь этот бренный мир.
А он между тем настолько застрял во всем своем полнейшем несовершенстве, что абсолютно никто из бравых умельцев сколь чудодейственного сотворения чисто же вселенского добра ничего иного кроме ада разрушив цепи былого никогда ведь ни в жизнь явно не сотворит.
И это как раз именно идеалисты безудержно приподняли всю существующую жизнь, да и сколь обессиленно уронили ее в чрезвычайно гиблое болото на редкость вычурно мрачного социализма.
Причем все и вся более чем прочно тогда застряло именно в тине самого, считай исключительно же сплошного оппортунизма, если вообще оно уж тогда разом не сгинуло в трясине всего того как он есть новоявленного краснозадого деспотизма.
Правда все это еще изначально было вполне благородно основано никак не иначе, а как раз на основе идей всеобщего и вездесущего равенства.
А равенство то уж до чего явно было похоже оказалось всецело достижимо разве что только чисто как есть при одной помощи более чем явственного усреднения и прореживания всей людской массы.
Ну а это само собой означает колоссальное уничтожение всего того, что мыслит самостоятельно и неординарно…
И все – это никак не касаемо какого-либо извращения все доселе праведное совсем развратившего сталинизма…
Раз вот те светлыми днями революции крайне так воодушевленные интеллектуалы именно что, на редкость слащаво были настроены – умертвить миллионы и миллионы во имя одних тех безумно дряхлых от всей их фактически как есть первоначальной несвежести зверски шелудивых идей.
А те философские трактаты откуда они весьма явственно брали всякое свое начало были рождены сущими нелюдями черными душой, а всем недюжим интеллектом необычайно же пламенно разом восторженными.
38
Однако то была никак не восторженность знания и ума, а восторженность заумья щедро сдобренного чрезвычайно же пышно, но крайне поверхностно эрудированной безграмотностью.
А как раз потому и все это их чудовищно дивное мировоззрение никак не приоткрывало перед лицом всего человечества некий тот совершенно уж новый и более светлый путь.
Эти совсем бесславные, бессмысленные и беспочвенные отбросы мыслительной жизнедеятельности попросту как есть, надежно же приняли, в чьем-либо чересчур воспаленном воображении истово прямолинейную форму ярой борьбы за святое и до чего еще искрометно правое дело.
Да вот уж, однако, сам по себе этакий довольно неблизкий путь разве что, как есть только и мог явно ведь теперь оказаться, сколь еще сходу проложен по одним только бренным телам ближних своих, зачастую весьма массово мобилизованных и попросту безо всякого счета «гибнущих за некое чисто как есть исключительно пресловутое народное счастье»…
Да они подчас умирали за свое будто бы правое дело с широкой улыбкой на лице…
Но таких было немного, а большинство брело обречено на смерть, потому что они оказались под властью тех для кого их жизнь отныне вообще более чем ничего вот совсем вовсе не значила…
Да и вообще весьма простодушные, всем-то умом своим серые массы явно уж не могли взять себе в толк, что и вправду ныне существует самая неотложная и на редкость исключительная необходимость их крайне так, как есть до чего долгожданного освобождения от всех тех безумно подлых вериг навеки проклятого прошлого.
39
Да только, те еще от рождения обреченные на чисто «подвальное невежество» из грязи в князи так и выбившиеся в нынешнее главное начальство представители простонародья всячески подтолкнули свой народ к осознанию самой же ярой необходимости сурового раскрепощения от всего того, что некогда ранее всецело являлось единственным светом в оконце.
Всякая религиозность была тогда начисто убита длинным ножом в самое сердце почти каждого россиянина.
И главное, чего – это тут вообще поделаешь мир всего того нового бытия кое-кто попросту сколь так сходу вот и решил построить именно что на тех более чем нарочито сломанных костях мира прежнего и старого.
Причем борьба за некую новую жизнь до чего ведь нелепо тогда уж предстала именно в виде факела, сжигающего все былое в крематории безвестности и забвения, безо всякой связи с тем, было ли оно хорошо или во всем однозначно же плохо.
То есть, тем наиболее основным стимулом ко всякому действию в то самое время являлась разве что та еще самая прямая надобность освободить место для всего того, что никак не было запятнано тенью прошлых барских времен.
Да и вообще – это весьма странное устремление к свету неизменно вкривь и вкось шло одной лишь строгой дорогой полнейшего же возврата во времена самого древнейшего средневековья.
Ну, а именно как раз потому, в конечном итоге, все эти розовые и праздные мечтания разом и обернулись самым же полновесным возвращением к общественным ценностям того самого исключительно зловещего иезуитского мракобесья.
Запутанность данного парадокса, собственно, и объясняется простой и общеизвестной народной поговоркой «За что боролись, на то и напоролись».
И это, кстати, донельзя обычная история в случае, когда-либо и где-либо вообще вот только имела же место и время сколь горестная эпоха пальбы-борьбы, ведущейся насильственными методами внутри всякого совершенно так более чем единоутробного общественного организма.
40
И, разумеется, что данные слова были бы совсем уж необоснованными, если не сказать хуже того оскорбительной ложью, кабы в подобном ключе кому-либо и впрямь довелось разом так недальновидно коснуться даже и самым краешком своего нечестивого и рабского сознания буквально всех на этом свете тех или иных случаев какой-либо ярой борьбы.
А между тем как-никак, а вполне ведь в этом мире было и есть разом уж вполне предостаточно самых разных и исключительно достойных примеров весьма уж неподдельного геройства и самопожертвования во имя светлого грядущего, что, непременно, когда-нибудь явно наступит, скажем, безо всякого засилья бесчинствующих австрийцев на землях благословенной солнечной Италии.
Борьба за свою любимую родину, если она, прежде всего, направлена против интервентов и их предателей, прислужников, – это всегда самая что ни на есть святая борьба.
Нечто совершенно иное – это та самая до чего яростная битва во имя «доблестного осуществления» каких-либо чисто абстрактных идеалов лучшей жизни, которой фактически уж на деле полагалось самой по себе ко всем нам более чем спешно разом и прийти.
Ну а явиться ей должно было именно что после сколь вот еще бескомпромиссно испепеляющего всякую несправедливость изощренно же последовательного изничтожения буквально-то всего, что сковывало народ веригами безумно ужасающей всякие праведные души несвободы.
И главное, все те осатанело яростные преобразования должны были, как есть разом еще сопровождаться и самым же бескомпромиссно доблестным сведением на нет всех тех чрезвычайно отвратительных пережитков бесславного прошлого, которые ныне всецело-то строжайше подлежали на редкость обезличенно ожесточенной суровой ликвидации.
И первыми тут в очереди стояли как раз именно холуйство, барство, а также и никак неправо сытая «святая» господская праздность.
Да только данные вещи надо было бы уничтожать убеждением и перевоспитанием, а, не столь яростно же подняв сходу ведь на штыки всех тех, кому явно живется весьма получше, нежели чем представителям самого что ни на есть исключительно простого народа.
Потому как это только кому-то уж разве что кажется, что эти люди едят чей-то чужой хлеб, так и заедая при этом массы простого народа.
И ту самую лютую ненависть масс к интервентам, покусившимся на родную землю, вовсе уж никак не следует всячески аккумулировать, а затем и выпускать в самом том действительно нужном кому-либо лично направлении.
Поскольку – это разве что когда речь и впрямь на деле будет идти именно о той сколь немыслимо доблестной защите родной земли, нечто подобное сходу и станет же вполне полноценно выглядеть совершенно как есть абсолютно ведь вовсе иначе.
41
И до чего уж бестрепетно крайне необходимо на редкость полновесно отобразить всю ту, между тем, и другим совсем вот бескрылую, но зато никем вовсе бесправно не обезглавленную разницу.
Всякий тот или иной воюющий за свободу своей родины – герой (если, конечно, он воюет против солдат).
Ну а террорист, убивающий неугодных ему господ – прежде всего, кровожадный фанатик.
