
Полная версия
Дьявол в отражении: выпускницы Смольного института
Подобных воспоминаний было много. Каждое из них, словно дремлющая змея, свернулось где-то глубоко в душе и поджидало удобного момента, чтобы атаковать. Я старалась держать их под контролем, но это не всегда было возможно.
– Сегодня на торговой площади работает рынок, – неожиданно сказал граф Мещерский. – Поговаривают, что туда приедут искусные кружевницы и уличные артисты. Возможно, Анна Павловна захочет это увидеть.
Цепляясь за звук чужого голоса, я вернулась в реальность. Слеза оставила на щеке солёный след, который тотчас защипал кожу.
Подняв глаза, я оценила обстановку: мадам зло помешивала чай с непроницаемым выражением лица, а граф украдкой следил за моими действиями. Закусив губу, я расправила плечи и благодарно кивнула мужчине. Неизвестно, почему он решил мне помочь, но понятно было только одно – разговор было необходимо срочно уводить в сторону.
– С преогромной радостью, – выдавила я с улыбкой.
– Бестолковые забавы для бестолковых девиц, – сквозь зубы процедила тётушка и повернулась к Мещерскому. – Андрей Кириллович, раз Вам так нравится эта идея, будьте добры сопроводить мою племянницу в город. Марфа! Поди и позови Софью Ильиничну, пущай с ними едет! И скажи, чтобы она взяла кошель у меня в спальне!
Девушка, убирающая на столе, подняла голову и кивнула. Быстрым шагом крестьянка вышла из столовой, но я всё равно успела отметить её внешность. Округлившееся загорелое лицо, русые волосы под платком, зелёные глаза – это опять была та же девушка из кабинета дяди!
Софья Ильинична – сестра моего покойного дядюшки – Ярослава Ильича – хозяина этого дома. Это была милая женщина, чуть старше тётушки, в изношенном платье и белом заштопанном чепце. Из-под дырявых оборочек её головного убора выглядывали седые кудряшки и добрые голубые глаза с едва заметным лукавым огоньком.
Бабе Ильиничне (как она сама просила себя называть, ведь слово «бабушка» её обижало) не удалось выйти замуж. Долгие годы женщина жила в городе, до последнего лелея надежду найти мужа.
Чуда не произошло, поэтому уже в преклонном возрасте её содержание взял на себя родной брат, перевезя сестру в отчий дом. Случилось всё это через несколько лет после моего переезда в Смольный, поэтому мы ни разу не встречались. Вот только тётушка ещё одной носительнице фамилии «Румянцева» в доме не обрадовалась. Как много позже мне объяснила Василиса со слов своей матери, Александра Егоровна приложила много усилий, чтобы золовка содержалась на самом скудном пайке. Софья Ильинична даже не располагала собственными деньгами и не допускалась к общему столу во время трапезы. Крайне редко она получала гроши в подарок на крупные церковные праздники и сразу же тратила их на тёплые чулки для больных ног и мясные обрези для своей полудворовой кошки, которую подкармливала за домом и ласково называла её «Евдоша» (сокращённо «Евдокия»)
Через час от имения Румянцевых отъехало элегантное ландо3, запряжённое парой лошадей под руководством Архипа. Поднятая крыша кареты не спасала от пробирающего на ходу ветра, но я улыбалась – впервые за много лет у меня была возможность созерцать уход весны.
Граф Мещерский моего оптимизма не разделял. Мужчина расположился на сиденье напротив меня, в то время как баба Ильинична – рядом, и на протяжении всей дороги он не сводил с меня непонимающего взгляда.
– Спасибо, что предложили съездить в город, – поблагодарила я графа, чтобы прервать возникшее между нами молчание.
– Я и сам был не против ненадолго покинуть общество Александры Егоровны, – ответил Андрей Кириллович и достал из кармана перчатки.
Пока граф натягивал их, я успела заметить, как покраснели его руки от холода. Рядом со мной раздался приглушённый вздох. Обернувшись к Софье Ильиничне, я поняла, что компаньонка крепко уснула на свежем воздухе, и ни тряска, ни промозглый холод не могли её разбудить. Маленькая старушка была практически во весь рост укутана в большой шерстяной платок, который больше напоминал плед. Но даже так её ладони остались незакрытыми.
Не в силах смотреть на это, я стянула с шеи белоснежный кружевной шарф, который больше походил на искусную паутину, и обмотала им замёрзшие руки компаньонки. Старушка дёрнулась, сжала пальцы, но не проснулась. Я же подняла меховой воротничок салопа и посильнее закуталась в полы, молясь Богу, чтобы шляпка не улетела за границы экипажа на таком ветре.
В тяжёлом молчании мы продолжили путь.
Глава №12. Вера
Торговая площадь встретила нас гулом скота, грязью под ногами, звоном церковных колоколов и тяжёлым запахом горелого сала из ближайших таверн.
Софья Ильинична с теплотой посмотрела на меня и вернула мой шарф. Согревшейся рукой она накрыла мою ладонь, немного сжав, и шёпотом произнесла:
– Спаси Бог твоё доброе сердце!
Какое простое дело, и как много благодарности! Не в силах вымолвить ни слова, я погладила её пальцы, ощущая необъяснимую горечь где-то внутри.
Андрей Кириллович первым вылез из коляски и помог нам спуститься. Стоило нашим ногам коснуться пыльной брусчатки, как Архип дёрнул поводьями и направил ландо в сторону большого навеса около входа на площадь, крикнув на прощание:
– Не переживайте! Я буду ждать Вас здесь!
Не ответив, я повернулась лицом к торговым рядам и глубоко вздохнула. Перед нами раскинулось бесчисленное количество прилавков (где-то даже двухэтажных) и лавок. Дополняла картину хаоса огромная толпа народа, которая сновала между навесами и кривобокими зданиями с поразительной скоростью.
– Андрюша, голубчик.
Тембр у Софьи Ильиничны был медленный, тихий. Моя новоиспечённая компаньонка держала Андрея Кирилловича под руку и практически с материнским обожанием смотрела на него снизу вверх.
– Да, баба Софа?
Новый человек и уже, как минимум, три новых прозвища. Интересное знакомство.
– Отведи нас в ряды с тканями и кружевами, – попросила женщина и улыбнулась. Граф Мещерский ответил ей тем же. – Анне Павловне необходимо обновить институтский гардероб на что-то более праздничное.
– Слушаюсь.
Компаньонка посильнее ухватилась за предложенный локоть. Вместе с графом они медленным прогулочным шагом направились в самые крайние ряды площади. Я пошла следом.
Эти «улочки» разительно отличались от тех, рядом с которыми нас высадил Архип. Во-первых, все здания были построены из камня. Во-вторых, тут практически не было нечистот под ногами. Оно и понятно: на прилавках здесь не выставляли продукты питания или мелкий скот, а с крюков, прибитых к потолкам навесов, не свисали разрубленные туши разной степени свежести. Среди покупателей не бродили крестьянки, а тем более крепостные – всё чаще нам навстречу попадались купцы и дворяне.
Я шла, отставая на полшага от своих сопровождающих – данная практика давно вошла в привычку, как знак уважения к взрослому поколению и мужскому полу одновременно. Это заметила баба Ильинична и позвала меня.
– Анюта, голубушка, – мягко произнесла она и протянула ко мне морщинистую руку в ветхом платье. – Бога ради, иди рядом! Не то потеряешься.
– Да, конечно.
Чуточку ускорившись, я сравнялась с компаньонкой и графом. Последний посмотрел на меня несколько удивлённо и тотчас начал отбивать ритм на руке Софьи Ильиничны. Кажется, эта привычка была у него своеобразным способом успокоиться.
Идти вровень с женщиной, в несколько раз старше меня, и мужчиной было некомфортно и волнительно. Хотелось тотчас сбавить шаг и впредь оставаться позади так, как нас учили в Смольном. Мне даже стало как-то тоскливо от осознания, что я практически ничего не могу с собой поделать – все правила были настолько крепко вбиты в мою голову, что больше походили на рефлексы.
Мы дошли до нескольких лавок, на прилавках которых располагались атласные ленты, рулоны шёлка, перчатки из тончайшей кожи и гребни из малахита. Андрей Кириллович остановился через дорогу. Баба Ильинична подвела меня к самому, богато украшенному столу, а сама с тихой тоской во взгляде проковыляла на несколько шагов дальше, к другому ларьку – в нём, в отличие от других, продавались вещи первой необходимости: тёплые шали и чулки, носки из грубой шерсти, хлопковые чепцы, платья для сна и многое другое.
Поддавшись любопытству и необъяснимой грусти, я опустила взгляд на наряд компаньонки. Много раз штопанный, в некоторых местах с заплатками, подол верхнего платья выглядывал из-под старенького салопа, порядком облезшего по краю. Наверняка ткани ужасно продувались и холодили ноги своей хозяйки.
Женщина медленно добрела до прилавка и принялась щупать свёртки тёплого белья. Старческие пальцы сильно покраснели на холодном воздухе. Баба Ильинична взяла толстые шерстяные чулки, внимательно рассмотрела их и, отрицательно махнув головой, положила обратно. Взгляд женщины потускнел. Больше никакие товары она не трогала.
На сердце стало тяжело. После развернувшейся картины ленты и кружева выглядели как насмешка над моей совестью, а специальные бархатные крючки для аксессуаров лишь усугубляли ситуацию. Я не замечала во всём этом былой красоты и изящества. Хотелось тотчас взять за руку компаньонку и попросить её купить то, в чём она сама нуждается, но я понимала, что это будет выглядеть как издевательство над благополучием человека.
В институте нам доходчиво объяснили, что ни один гордый человек, какой бы доход он не имел, не захочет чувствовать к себе жалость. Нас учили вести себя так, чтобы любой собеседник ниже нас по статусу или финансам чувствовал себя равным в разговоре. Вот только эти правила никогда не распространялись на крепостных и крестьян.
Тяжесть под рёбрами не пропадала. Усилием воли я заставила себя обратить внимание на изысканный товар, разложенный передо мной. Орнаменты на кружевах сливались в единое пятно, а шёлковые тесёмки для платьев выглядели однотипно. Протянув руку к первому попавшемуся гребню для волос из малахита, я провела пальцами по гладкой поверхности изделия и невольно дёрнулась. Почему-то именно сейчас мне вспомнилась моя деревянная расчёска, сохранившаяся из далёкого детства и используемая по сей день. Удивительно, но хоть она иногда и цепляла пряди, в ней чувствовалась… душа, что ли? В отличие от этого холодного камня.
Выбрав несколько искусственных цветов для шляпок, я замерла, не зная, что предпринять дальше. Кошель хранился у бабы Ильиничны. Дойти до неё самой с цветами в руках не получится – молчаливый продавец может неправильно понять меня. Позвать её самой – неудобно.
К счастью, именно в этот момент компаньонка оторвалась от разглядывания нижних рубах и посмотрела на меня. Заметив в моих руках тканевые розы, она поспешила подойти.
Смотреть на то, как эта старушка достаёт порученные ей деньги и расплачивается за какие-то бесполезные цветы, было невыносимо. Сглотнув ком в горле, я благодарно кивнула женщине и подставила свой локоть, чтобы хоть как-то облегчить ей дорогу до экипажа, по пути убеждая, что мне больше ничего не нужно.
Уже у самой коляски моя замёрзшая на майском ветре ладонь нащупала в кармане несколько монет. В голове тут же родилась идея. Быстро спрятав одну из недавно купленных розочек в карман, я продолжила путь как ни в чём не бывало.
Баба Ильинична уже садилась на обитую тканью скамью в экипаже, опираясь на предложенную руку графа Мещерского, когда я начала спектакль:
– Господи, да где же он?! – мой голос звучал истерично, даже с надрывом. Под удивлёнными взглядами Андрея Кирилловича и Софьи Ильиничны я принялась хлопать по карманам салопа, старательно делая вид, будто что-то ищу. – Неужели?! Ну как? Как я могла?..
– Анюта, что случилось? – заволновалась компаньонка, сидя в ландо.
– Кажется, я забыла один из цветков на прилавке, – почти плача, просипела я и для убедительности несколько раз провела холодной ладонью по щекам.
Графа Мещерского моя актёрская игра не впечатлила: мужчина смотрел на меня удивлённо и даже несколько презрительно.
– Анюта, ну ты чего? Не плачь, бога ради! – всерьёз запереживала женщина и чуть привстала в экипаже. – Андрей Кириллович сейчас сходит и заберёт твои цветы. Да, Андрюша?
Было видно, что графа не волновали ни «забытые» украшения, ни мои «слёзы». Но вот расстраивать бабу Ильиничну он явно не хотел: незаметно закатив глаза, мужчина натянуто улыбнулся и кивнул. Руки сплелись в «замок», а пальцы одной руки начали отбивать ритм о костяшки другой.
– Конечно, схожу, – холодно процедил он и добавил. – Не переживайте, Анна Павловна.
– Нет-нет, это моя вина! – с жаром возразила я. Всё шло не по плану. – Продавец не видел Андрея Кирилловича и может неправильно понять! Подождите меня буквально пару минут. Скоро вернусь!
Не дав им возможности, остановить меня, я со всех ног бросилась в направлении того же ряда, где мы были совсем недавно.
Найти нужный отдел не составило труда. Пройдя мимо ларька, в котором были куплены украшения на шляпку, я подошла к прилавку, на котором Софья Ильинична рассматривала тёплые вещи. Улыбающаяся женщина средних лет стояла рядом и громко подзывала людей:
– Подходи, народ честной!
Будь покрыт ты с головой!
Не скупись на ткань, косой!
И не быть жене вдовой!
Мимо проходящий убогий лишь испуганно покосился на свёрток шерсти, которым купчиха старательно пыталась заманить его.
Выложив на столешницу две золотые монеты, которые отец когда-то давно отправлял мне в Смольный, я подозвала продавщицу. Деньги сделали своё дело, и женщина, перестав кричать, зашла за прилавок.
– Чего хочешь, красавица? – громко спросила она и с интересом оглядела меня сверху вниз.
Я молча принялась складывать в стопку вещи: две пары шерстяных чулок, хлопковый чепец и сорочку для сна, просторную нижнюю рубаху, вязанные варежки. Продавщица со счастливой улыбкой зацапала деньги, достала из какого-то ящика бечёвку и большой кусок сукна, который сразу же расстелила на столе. Затем она старательно завернула все вещи в полотно, перевязала их на манер подарка и вручила мне огромный свёрток.
– Носи на здоровье, красавица! Аль ещё вещи искать будешь – сразу ко мне иди. Всё найдём и запакуем!
– Спасибо!
Я прижала ношу к груди и поспешила обратно к коляске. Вокруг сновали покупатели, кричали продавцы. В воздухе витал слабый аромат пудры и эфирных масел из ближайшей парфюмерной лавки.
Разглядывая товар, я не сразу заметила, как эффектная барышня передо мной запнулась каблуком о трещину в брусчатке, покачнулась и начала стремительно падать на спину. А если быть точнее – на меня.
Не задумываясь, я выронила покупки и выставила ладони перед собой, пытаясь то ли помочь сударыне, то ли защитить себя. Объёмные юбки наших платьев схлестнулись, как волны в бурлящем море. Стройный стан незнакомки упал прямо в мои объятия, и я чудом удержалась на ногах, лишь слегка присев. Несколько мгновений дезориентированная красавица размахивала тонкими руками, пока в конце концов не ухватилась за меня.
Кажется, что все присутствующие на торговом ряду обернулись на нас. Незнакомка, бордовый котелок которой мешал мне её разглядеть, учащённо дышала. На ней был коричневый салоп из блестящего меха, позволить который мог себе далеко не каждый дворянин. Из-под верхних одежд выглядывало плотное платье насыщенного винного оттенка. На длинных пальцах сверкали кольца.
Еле оторвав взгляд от красивого гардероба «летящей», я увидела бегущую к нам женщину преклонного возраста.
– Верочка! Вера! – кричала она.
Добежав, женщина чуть ли не рывком выдернула барышню из моих рук и поставила её на ноги. Компаньонка (как я поняла по её более простому наряду) принялась с особой тщательностью поправлять сбитые юбки своей подопечной, до сих пор стоящей ко мне спиной.
– Верочка, как ты? – тревожно повторяла женщина, никак не унимаясь.
Сударыня не ответила и развернулась. Наконец мне удалось разглядеть её: кудри цвета крепкого кофе выглядывали из-под бордовой шляпки, на лице с округлыми чертами и аккуратными розовыми губами читался явный шок из-за недавнего инцидента, в ушах сверкали бриллиантовые серёжки, называемые «тарелочками», распахнутые карие глаза потерянно смотрели на меня.
Вера была из тех барышень, которые притягивали взгляд и вызывали восхищение. Высокая, статная, с пронзительными тёмными глазами и задорным румянцем – незнакомка не вписывалась в эталоны красоты, но создавала свои собственные. Она была до раздражения красива и до зависти обеспечена.
И имя ей идеально подходило. Вера – возвышенное, одухотворённое.
– Благодарю за спасение, – произнесла она.
Господи, помилуй! У неё ещё и голос приятный!
Рядом с ней я чувствовала себя недостойной. И только выучка Смольного заставляла держать планку.
– Меня зовут… – барышня предприняла вторую попытку завести диалог, но её перебили.
– Господи, куда же Вы запропастились, Анна Павловна?!
За спиной собеседницы раздался возмущённый крик Андрея Кирилловича. Я пригляделась. Граф Мещерский быстрым шагом приближался к нам. Полы его верхних одежд развевались при каждом движении, взгляд пылал яростью.
Поравнявшись с нами, мужчина весьма скупо поклонился моей собеседнице и посмотрел прямо на меня.
– Вы забрали, что хотели? – строго спросил он.
–Да, но… – меня неожиданно перебили.
– Анна Павловна? – шокировано прошептала барышня. – Водынская?!
– Никаких «но»! – продолжил Мещерский, случайно или намеренно проигнорировав Веру. – Мы отправляемся к экипажу. Софья Ильинична нас заждалась. А это ещё что?
Граф наклонился и поднял с земли свёрток с моими покупками. Пока он удивлённо рассматривал вязанные вещи, я заметила, как в его обществе стушевалась Вера. Красавица опустила взгляд в землю, её руки сцепились в «замок». Но при этом она сохраняла внутренний стержень: спина оставалась прямая, глаза изредка поглядывали то на меня, то на графа.
– Это моё, – объяснила я и под изучающим взглядом мужчины выдернула свёрток из его рук. – Благодарю.
– Тогда берите и пойдёмте. Честь имею, – Мещерский слегка кивнул Вере и, взяв меня под руку, поволок прочь из торгового ряда.
Я попыталась вырваться и представиться Вере, но мне не позволили. Барышня так и осталась стоять посреди улицы. Её компаньонка ходатайствовала вокруг.
Когда мы приблизились к повороту, я обернулась, чтобы бросить последний взгляд на новую знакомую. В этот миг мне показалось, что она смотрит прямо на меня.
Со смесью печали и злости.
Глава №13. Светлая душа
– Из-за вас разозлилась моя новая знакомая! Вы не дали мне представиться! – сквозь сжатые зубы, процедила я.
– Тогда она всё ещё незнакомка для вас, – невозмутимо ответил Андрей Кириллович, всё так же крепко держа меня под локоть, словно я в любой момент могла вырваться и удрать. – Неужели вы будете чувствовать неловкость к каждому незнакомцу?
Я не знала, что ответить. Складывалось впечатление, будто граф нарочно выводил меня из себя, путал, сбивал с мысли, лишь бы я все силы тратила на раздумья, а не на сопротивление.
Быстрым шагом мы дошли до коляски. Мужчина помог мне взобраться на своё место и залез следом, тотчас крикнув кучеру:
– Поезжай! Не стой столбом, мы хотим добраться в усадьбу до вечера!
Экипаж тронулся под мерный стук копыт. Мещерский натянул излюбленные перчатки, а баба Софа спрятала замёрзшие ладони под рукава накидки.
Компаньонка была дворянского происхождения и приходилась мне дальней родственницей. Мы были одного социального уровня. По всем правилам этикета я не должна была выражать и даже испытывать к ней сочувствия, но это у меня никак не выходило! Каждый раз, закрывая глаза в обществе этой приятной женщины, я видела перед собой её замёрзшие руки и скрючившиеся от холода пальцы. Возможно, именно эта картина и заставила меня впервые за последние двенадцать лет отказаться от соблюдения норм этикета и сделать то, что в глубине души я считала правильным.
Собравшись с духом, я аккуратно положила свёрток на колени Софье Ильиничне. Она медленно оторвалась от созерцания вида вокруг и с удивлением посмотрела на мой подарок. Ожидание её реакции убивало и бросало в дрожь.
Компаньонка медленно развязала бечёвку и приподняла край упаковки. Несколько мгновений на морщинистом лице невозможно было прочитать ни одной эмоции. Под изумлённым взглядом Мещерского Софья Ильинична вытащила самую верхнюю вещь – ей оказалась пара тёплых вязанных варежек с причудливым орнаментом на запястьях.
Нижняя губа женщины затряслась, руки задрожали. Я испугалась, что мой порыв всё-таки будет расценён как оскорбление, и почти начала извиняться, но вдруг компаньонка, сгребла меня в охапку (настолько, насколько позволял её небольшой рост) и крепко обняла.
– Да спасёт тебя Бог и прибудут с тобой Ангелы, пресвятая душа!
Софья Ильинична говорила что-то ещё, но я почти ничего не разобрала. В ушах стучала кровь от волнения, а голос старушки звучал так тихо и ласково, что я чудом сдерживала слёзы.
Когда с выражением благодарности было покончено, компаньонка натянула новые варежки и с наслаждением провела ими друг по другу. Какое-то время баба Ильинична разглядывала причудливый орнамент на вязке, а затем, прижав к груди оставшиеся в свёртке вещи, уснула.
Андрей Кириллович несколько раз посмотрел на подарок в руках наставницы и тихо произнёс:
– У Вас действительно светлая душа, – задумчиво произнёс мужчина и посмотрел прямо на меня. – Надеюсь, Вы достаточно сильны, чтобы уберечь её свет.
Глава №14. Мальчик из прошлого
Мы вернулись в усадьбу почти вечером. Тётушка встретила нас строгим взглядом, но глубокий реверанс смог немного разжалобить её. Внимательно изучив мои обновки, она лишь хмыкнула и, молча развернувшись, направилась в дом.
На крыльце мадам обернулась через плечо и добавила:
– Аннушка, если хочешь, можешь взять открытую коляску и осмотреть округу.
Не дождавшись ответа, женщина открыла дверь и пропала в темноте коридора.
Глубоко вздохнув, я испытала почти детский восторг: мне разрешили изучить окрестности! Я же могла повидаться с Эженом! Тем более я хорошо знала дорогу до имения Бакиевых.
Убедившись, что мадам скрылась в доме, я на всякий случай постояла ещё некоторое время, а затем чуть ли не бегом направилась в переднюю. Схватила с вешалки шляпу и пошла к калитке. Около неё Архип как раз собирался запереть ворота с помощью тяжёлого громоздкого замка, но не успел – я подлетела раньше.
– Архип, отвези меня, пожалуйста, к лесу.
Голос обрывался от нехватки воздуха, но я старалась говорить твёрдо и не сгибаться. Старик несколько мгновений удивлённо меня разглядывал, а затем всё же спросил:
– Бога ради, сударыня, но зачем Вам к лесу? Уж не собираетесь ли Вы навлечь на свою, а то и на мою голову, беду?
– Архип, честное слово, я не сошла с ума, – заверила я крепостного. – Просто хочу осмотреть окрестности, освежить детские воспоминания.
На несколько мгновений старик замолк. В глазах ясно читалась тень сомнений. В конце концов, он всё же кивнул.
– Тогда присаживайтесь, сударыня, – Архип отступил назад, освобождая дорогу.
Я благодарно улыбнулась.
– Спасибо!
***
Вокруг распростёрлись давно забытые пейзажи. Где-то изменившиеся под влиянием природы, где-то – от рук крестьян и их помещиков. В душе разрасталось ставшее привычным чувство одиночества. Смотреть на когда-то родные, а теперь такие незнакомые виды было грустно и больно.
Весенний ветер беспощадно трепал выглядывающие из-под шляпки волосы, распутывал локоны и пытался пролезть под вязанный французский шарф – как можно ближе к горлу.
Мы проезжали мимо старой мельницы, когда раздался голос Архипа:
– Сударыня, простите мой длинный нос, но отчего вы свой повесили? Вокруг такая благодать! Посмотрите только!
Массивная ладонь извозчика, покрасневшая от холода и ветра, указала на кромку приближающегося леса. Я же с трудом могла отвести взгляд от полуразрушенной деревянной постройки. Опалённые брёвна лежали во дворе, когда-то обнесённом забором, а сейчас разваленном. Чёрные следы сажи и угля усеяли всё. На какое-то мгновение мне показалось, что здесь совсем никто не живёт, но на верёвке, натянутой через всё крыльцо, покачивались изношенные простыни и детские вещи.
Это место было хорошо видно и с нашего крыльца, и с крыши беседки Бакиевых. В детстве мы с друзьями часто назначали здесь встречи.
– Архип, почему мельница разрушена?
Не сказать, что раньше это место отличалось редкостной красотой, но в нём был какой-то шарм. Сейчас же – ничего. Лишь незримый дух отчаяния и какой-то боли висел над обуглившимися обломками.
– Так тут пожар был совсем недавно, – ответил мужчина и нехотя добавил. – Говорят, молния ударила.
Я с сомнением оглядела местность: холм, по краям которого росли стройные высоченные сосны.