Дьявол в отражении: выпускницы Смольного института

Мария Мирошник

Дьявол в отражении: выпускницы Смольного института

Часть первая

Посвящение

Моей семье.

От автора

Автор не претендует на историческую достоверность, хотя и пытается ей соответствовать.

Приятного прочтения!

Предисловие

Aditum nocendi perfido praestat fides.

Доверие, оказываемое вероломному, даёт ему возможность вредить.

Сенека, «Эдип».

Весточка

Дорогая Анна Павловна!

Тешу себя надеждами, что хотя бы на это письмо я сумею получить ответ. Знаю, что прошло много лет, но мысли о нашей дружбе так и не ушли из головы. Молю, не мучьте меня более и разрешите мою судьбу: хоть отказ и более того согласие принесут мне покой и успокоение. Не будьте же жестокой!

Слуга Вашей тётушки подсказал, что я могу найти Вас здесь, в Смольном институте. Надежды мои невелики, а слухи в деревне разнятся, но я молю Бога о Вашем ответе. Я уже давно не надеюсь на встречу, но не могу отрицать, что вид Вашего лика способен на долгие годы поселить во мне тягу к жизни. Клянусь, ни одна страсть в мире, ни одно увлечение не сравнятся с желанием увидеть Вас ещё раз!

Прошу о единственной весточке, написанной Вашей рукой. Анна Павловна, только намекните, что на сей раз я избрал правильный адрес!

Ваш образ стал слишком навязчивым в моих мыслях. Не могу перестать думать о том, какой стала бы наша дружба, не разлучи нас троих судьба. Надеюсь, и Вы обо мне вспоминаете.

Не молчите, если на сей раз госпожа Удача оказалась на моей стороне впервые за двенадцать лет…

Искренне Ваш, Евгений Бакиев.

Отцовское письмо

Моя дорогая, неповторимая дочка!

Один Господь видит, как я жду нашей встречи! Родительское сердце способно пережить любые невзгоды, но никак не разлуку с его чадом. К сожалению, меня настиг неприятный недуг – кашель и грудные боли совсем не покидают меня.

Будь уверена, совсем скоро мы обязательно встретимся, а пока я вынужден просить тебя после Выпускного бала погостить у твоей тётушки – моей дорогой сестрицы – Александры Егоровны. Она уже обо всём предупреждена и ждёт тебя с распростёртыми объятиями.

Как только я буду уверен, что ничего из вышеперечисленных симптомов не угрожает нам, я тут же заберу тебя домой.

С неподдельной любовью, отец.

Глава №1. Дорога назад

Округ Санкт-Петербурга

1805 год

Экипаж в который раз подскочил на кочке. Не удержав равновесия, я резко покачнулась и ударилась многострадальным плечом об оконную раму кареты. Шипение против моей воли сорвалось с губ, а вторая рука взметнулась к месту ушиба.

– Сударыня, прошу простить! – раздался голос престарелого извозчика откуда-то спереди. – Не заметил выбоину, глаза не видят уже. Совсем стар стал.

– Всё хорошо, Архип! Не переживай, – достаточно громко ответила я, пытаясь перекричать стук копыт.

Словно отреагировав на мои слова, шестёрка лошадей1 ускорилась. Тётушкин экипаж, отличающийся редкостной теснотой и тёмной отделкой, послушно последовал за животными.

Отодвинул бордовую занавеску, я выглянула на улицу и сделала глубокий вдох. Свежий воздух, смешанный с ароматом высокой травы и мокрой земли, защекотал нос. Я не сдержала улыбку.

Повозка мчалась по просёлочной дороге мимо пшеничного поля. На улице стоял конец мая, но воздух всё ещё отличался бодрящей прохладой. Поплотнее укутавшись в шаль, я в который раз пожалела, что под влиянием моды шерстяная ткань с каждым сезоном становилась всё тоньше и тоньше, никак не считаясь с холодным климатом Санкт-Петербурга.

Молодые кони уносили нас всё дальше и дальше от города, в котором я провела двенадцать лет жизни. Словно в напоминание об этом с плеча съехала белоснежная пелерина – часть гардероба старших учениц института благородных девиц. Спохватившись, я быстро завязала атласные ленты под самым горлом и с тоской оглядела тёплый салоп, лежащий на сидении напротив. Плотная ткань легко защитила бы меня от пробирающего до костей сквозняка, но тогда она измяла бы парадную форму.

В сотый раз за сегодня я отдёрнула край туго зашнурованного корсета, но очередная попытка оказалась тщетной. Проезжая очередную поляну, благоухающую мокрой травой, я против воли потянулась к окну за глотком свежего воздуха. Это было так непривычно и прекрасно, что я позволила себе маленькую поблажку: с трудом протиснула два пальца под край лифа, закреплённого китовым усом, и что есть мочи потянула от себя. Образовавшееся пространство позволило мне несколько раз вдохнуть полной грудью, но удовольствие продлилось недолго. Ногти быстро побелели от остановившегося кровообращения, поэтому я была вынуждена вернуть всё на свои места.

Наконец бескрайние поля за окном стали сменяться деревушками, а затем посёлками и усадьбами. Всё чаще около дорог стали встречаться загорелые крестьяне и рогатый скот. Несколько чумазых детишек в рваных рубашках до пят помахали мне, и я ответила тем же, невольно продемонстрировав местной публике изящную ладонь, затянутую в лайковую перчатку. Одна особенно враждебно настроенная женщина при виде дорогой ткани показательно фыркнула и проводила наш экипаж злобным взглядом, от которого у меня по спине побежал холодок.

Несмотря на всё это, я чувствовала небывалое воодушевление. Годы строгих ограничений, злых классных дам и диет остались позади. Впереди меня ждала встреча с горячо любимым отцом, но прежде – с тётушкой. Я в который раз расправила подол однотонного белого передника, помня, как сильно мадам любит опрятность в одежде и волосах. По правде говоря, именно она приложила руку к тому, чтобы меня отослали в Смольный – с её слов, в институте меня должны были научить всему, что обязана была уметь молодая барышня.

Не знаю, что именно подразумевала тётушка под этим предлогом, но, побывай она на уроке, уверена, осталась бы в восторге.

Карета содрогнулась, попав в очередную яму. Затылок отозвался тупой болью после встречи с бархатной обивкой экипажа. Не выдержав напора холодного, практически ледяного воздуха из окна, я всё-таки накинула пальто и аккуратно расправила полы, стараясь оставить между драпом и отглаженной формой небольшой зазор. Спасительное тепло тотчас объяло плечи и руки. Задёрнув поплотнее тяжёлую портьеру, я, едва касаясь спиной сидения, откинулась назад и задремала.

Спустя некоторое время экипаж остановился. За окном раздались чьи-то голоса и торопливые шаги. Не удержавшись, я отогнула край шторки и выглянула в окно. Карета остановилась на мощёной площадке перед двухэтажной усадьбой, обитой бледно-жёлтыми досками. Около крыльца бегали женщины.

– Крепостные, – тихо подытожила я, приглядевшись к изношенным рубахам.

Крестьянки торопливо наводили лоск перед приездом гостьи: сдёргивали влажное бельё с верёвок, оттаскивали корзины ближе к забору, загоняли разбежавшихся птиц обратно в курятник. Одна совсем молодая девчонка оттирала нижние ступени крыльца большой затасканной тряпкой.

Мужчины тоже не оставались в стороне: скрючившийся старичок спешно собирал скудный, разбросанный на лавке инвентарь для починки лаптей, мальчишка лет шести крутился рядом с явным желанием помочь, но своей суетой доставлял лишь больше проблем.

Не в силах более наблюдать за неугодной моему сердцу шумихой, я прикрыла стекло занавеской и вернулась на место. Надела шляпку, наощупь расправила все ленты и кружева.

Ещё некоторое время я оставалась в одиночестве до тех пор, пока Архип не соизволил открыть мне дверь и помочь выбраться из кареты. Не успела я твёрдо встать на землю, как услышала давно забытый, практически незнакомый голос.

– Аннушка! Дорогая моя! – воскликнула тётушка и тут же принялась меня обнимать, разглядывать, трогать, крутить. – Как ты выросла! Как похорошела! Настоящий бутон розы, если не прекраснее!

– Право, мадам, вы меня смущаете, – вежливо ответила я, пристыженно опустив глаза к полу – всё как учили на многочисленных уроках по этикету. – Безмерно рада нашей встречи, дорогая тётушка.

Женщина, кажется, осталась довольна моей реакцией. Некоторое время она ещё продолжала крутить меня за плечи, разглядывать со всех сторон.

Полностью утолив своё любопытство, Александра Егоровна отпустила меня и позволила незаметно изучить её. Сшитое по личному заказу платье сидело на фигуре женщины как влитое, седые волосы были собраны в объёмный пучок на затылке, на короткие пальцы нанизаны два кольца. Помолвочное с большим рубином на одной кисти и простое свадебное с небольшим изумрудом – на второй. Проницательный орлиный взгляд подмечал все детали. Прямой нос завершал благородный профиль. Лишь незнакомые борозды морщин усеивали её когда-то гладкое и пухлое лицо.

Александра Егоровна Румянцева осталась точно такой, какой её запомнила напуганная шестилетняя девочка, отданная на воспитание в Смольный институт. Маленькая девочка, отец которой был в силах нанять ей учителей и гувернантку, но не сделал этого. Бесправный ребёнок, которого отослали от дома, чтобы «…подать пример остальным бестолковым девицам». Брошенное дитя, родители которого не отстояли его.

– Как ваше здоровье, мадам? Надеюсь, мигрени не беспокоят вас так сильно, как вы рассказывали в письмах.

– Сейчас мне куда лучше, а с твоим приездом, уверена, боли и вовсе пройдут!

Взяв друг друга под руки, мы медленно побрели по дорожке дальше, к крыльцу. По сравнению с картиной, увиденной через окно кареты, сейчас двор выглядел как самое спокойное и умиротворённое место. Лишь изредка из-за створки всё ещё открытых настежь ворот появлялись лица крепостных, Они с жадным интересом рассматривали меня и мой багаж, который Архип молча нёс рядом.

– Мадам, вы не получали вестей от батюшки? Он не упоминал, когда заберёт меня?

– Ох, дитя моё, ты ещё не знаешь? – ровный тон тётушки на секунду дрогнул, но быстро вернулся в привычное русло. – Отец твой занемог. Жар и кашель держатся уже несколько недель. Исхудал братец мой…

От услышанного все правила приличия вылетели из головы. Я резко затормозила.

– Что?! Что с ним? Уж не чахотка ли?! Я слышала, в столице эпидемия. Все опасаются карантина. Неужели и батюшку настигла эта зараза?

Александра Егоровна почти материнским жестом обхватила мою ладонь на своём локте и заговорила чуть спокойнее.

– Не знаю, душенька, не знаю. В последнем письме настояла, чтобы он врача столичного вызвал да не вздумал от должного лечения отказываться. Он так и сделал. Благо доктор хороший оказался: узнал мой адрес и отправил весточку, когда я от брата ответа так и не дождалась. Написал, что пациент наш схуднул, но от еды не отказывается и вообще настроен в скором времени на ноги встать. Подозреваю, тебя так увидеть желает, вот и не сдаётся, – тётушка настойчиво подтолкнула меня дальше по дороге, намекая, чтобы мы продолжили променад. – Просил меня приютить нашу красавицу, а он как на ноги встанет, так сам тебя заберёт отсюда. Не грусти, Аннушка, он сейчас готов свернуть горы – так скучал всё это время по тебе!

Стоило мыслям успокоиться, как в голову полезли воспоминания. О том, как отец везёт меня в институт, как расписывается под обязательством – не требовать меня к дому раньше срока, как оставляет меня с классной дамой и, не попрощавшись, уходит. Хотя чувствовало моё сердце, что не желал он такого исхода! Не в силах был возразить сестре.

– Это точно – горы свернёт, – шёпотом повторила я.

Глава №2. Иные причины тёплой встречи

Обеденный стол ломился от закусок. Тарелки с запечёнными яблоками соседствовали с кусочками хрустящего хлеба и ломтиками тушёной свинины. Количество еды превосходило все разумные пределы.

– Тётушка, к чему такой пир? Мы же вдвоём не управимся.

– Как же «к чему»? – искренне удивилась женщина. – Конечно же, к твоему приезду!

Не успели нотки стеснения и толика радости тронуть мою душу, как тётушка жестом приказала сесть. Александра Егоровна заняла место во главе стола – на месте покойного дядюшки. Недолго думая, я направилась к стулу, по левую руку от неё, но, стоило мне положить ладони на спинку мебели, как женщина взмахом руки остановила меня.

– Аннушка, ради бога, садись справа, – на лице Александры Егоровны расцвела терпеливая улыбка. – Мы же одна семья. Ну что ты, в самом деле?

Присев в коротком поклоне, я обошла стол и заняла указанное место.

– Благодарю, мадам.

В груди против воли зародился слабый огонёк надежды. Едва заметное пламя, отблески которого окрасили глухую стену обид, выстроенную в глубоком детстве.

Опустив глаза и едва заметно улыбнувшись, я потянулась за скрученной салфеткой. Сняв серебряное кольцо, принялась расправлять ткань, прощупывая пальцами в перчатках едва выступающую вышивку с инициалами рода Румянцевых.

В помещение вошла крепостная. Девчонка, которая перед моим приездом намывала крыльцо, сейчас резко встала в дверях, скрывая кого-то за своей спиной.

– Барыня, прошу простить, – быстро пролепетала она, склонившись в глубоком поклоне. – Граф Атаванов с сыном пожаловали. Разрешите впустить?

– Конечно! Нечего гостям в дверях стоять! – сладким голосом ответила тётушка и чуть тише добавила. – Глупая девка! Сама не могла сообразить, что их к столу нужно вести?

Я вздрогнула от резкой смены тона тётушки. Крепостная тотчас разогнулась и, не отрывая взгляда от пола, ужасно побледнела. Быстро поклонившись нам, она шагнула к стене и пропустила графа с сыном в помещение. Не смотря на свои пышные формы, девушка практически вжалась в обои.

Первым в столовую зашёл невысокий полный старик с лысиной и чересчур пухлыми пальцами. Он оценивающе оглядел притихшую служанку, столовую и только после этого перевёл взгляд на тётушку. Его и без того огромные щёки стали ещё больше от улыбки, когда мадам элегантно поднялась из-за стола и протянула ему руку.

– Георгий Дмитриевич! Мы переживали, что Вы позабыли о нас, – нараспев проговорила женщина.

Тётушкино притворно грустное выражение лица не изменилось, когда мужчина наклонился и поцеловал её кисть.

– Александра Егоровна, как Вы могли так обо мне подумать? – в тон ей ответил Георгий Дмитриевич.

Тётушка и граф не заметили, как в комнату словно призрак вошёл второй гость – высокий юноша с кудрями цвета яркого солнца и скучающим выражением лица. Он был настолько высок, что мог с лёгкостью удариться головой о дверной косяк. На нём был белый колет с широкой оранжевой тесьмой на бортах, по центру которой находился кроваво-алый просвет. На скруглённом жёстком воротнике, под самым горлом, из той же тесьмы были пришиты две петлицы – по одной с каждой стороны. На плечах красовались погоны металлического цвета. На талии – туго затянутый широкий пояс из полированной белой кожи с изображением герба на бляхе. На ногах – белые лосины и чёрные высокие сапоги.

Ткань плотно облегала широкие плечи и длинные руки. На угловатом лице с чётко выраженной линией челюсти сильнее всего выделялась горбинка на носу, кончик которого стремился вниз, словно птичий клюв. Слишком большие для такого лица глаза скучающе осматривали помещение. Светлые бакенбарды подчёркивали высокие скулы и мягкий изгиб бровей.

Не отвлекая отца от разговора с хозяйкой дома, молодой граф встал чуть поодаль от родителя и оглядел комнату. Судя по мундиру, этот человек состоял в гвардии. Когда его взгляд наткнулся на меня, всё ещё сидящую за столом, глаза гостя расширились.

Опомнившись, я как можно плавнее поднялась на ноги, не торопясь расправила складки юбок на бёдрах и талии, намеренно долго не поднимая глаз от одежды, покрутила многоярусный жемчужный браслет на левом запястье, и только после этого подошла к тётушке, намереваясь представиться гостям.

Встав за плечом мадам, я заметила, что цепкий взгляд молодого графа следил за каждым моим движением, но натянутая улыбка не выражала ни единой эмоции. Притворно смутившись, я первая отвела глаза. Плохое предчувствие закралось в сердце: прибывшие гости вызывали чувство тревоги.

Когда приветственные речи между тётушкой и Георгием Дмитриевичем поутихли, молодой человек сделал шаг вперёд.

– Александра Егоровна, благодарю за приглашение, – любезным тоном отозвался мужчина и невесомо коснулся губами тыльной стороны ладони мадам. – Не окажете ли вы нам честь познакомить со своей гостьей?

После этих слов старый граф наконец заметил меня. Тётушка спохватилась и развернулась ко мне с широкой улыбкой.

– Георгий Дмитриевич, – она выразительно кивнула ему, – Иван Георгиевич, – её внимание переключилось на молодого человека, – Позвольте представить вам мою племянницу, – родственница взяла меня под локоть и мягко подтолкнула ближе к гостям. – Анна Павловна Водынская. Единственная дочь моего прелестного брата.

Тело скорее по привычке, нежели по собственному желанию, присело в глубоком реверансе. Задержавшись в нём чуть дольше положенного, я медленно выпрямилась и только после этого посмотрела на гостей. На лице Георгия Дмитриевича читалось одобрение. Его явно порадовало моё проявление уважения, заложенное на уровень мышечной памяти годами учёбы, а вот его сыну моя любезность скорее наскучила, чем польстила. Мужчина едва слышно вздохнул, но ни один мускул на его лице так и не дрогнул.

– Какое прелестное создание! – с удовольствием подметил старый граф и поцеловал мою руку. – Совсем как вы в молодости, – добавил он, обратившись к тётушке.

Понять, угодила ли мадам данная фраза, было невозможно. Выдержка Александры Егоровны на людях была эталонной. Окружающие люди могли считать с её лица лишь те эмоции, которые она сама хотела им показать. Не более того.

Но и я непросто так отдала двенадцать лет жизни, пусть и не по своей воле. У меня было много времени на тренировки, поэтому сейчас я прекрасно владела собой во всех смыслах этого выражения.

С едва заметной улыбкой, опустив ресницы, я прикрыла губы свободной ладонью и издала беззвучный смешок. Мой целомудренный образ всем своим существом выражал смущение, хотя в душе я не испытывала ни капли этого чувства. Спиной я почувствовала, как мадам одобрительно смотрит на меня.

– Вы мне льстите, милостивый государь, – проворковала я и аккуратно вытащила руку из его влажной хватки. Господи, благослови тех, кто придумал перчатки. – Уверена, мне далеко до красоты и обаяния тётушки.

Комната наполнилась искренним смехом старика. Стоящий за его спиной сын, лишь натянуло улыбнулся, явно не оценив устроенный мною спектакль. Александра Егоровна сделала шаг к нам и одобрительно погладила меня по запястью.

– Граф, будьте добры, представить моей племяннице Вашего сына. Боюсь, мне не хватит слов, чтобы перечислить все его заслуги.

Старик перестал смеяться и ещё несколько раз провёл пухлыми пальцами под глазами, стирая слёзы.

– Чего уж тут перечислять? – добродушно спросил он. – Аннушка, знакомьтесь. Мой сын – Атаванов Иван Георгиевич. Тот ещё оболтус, но всё равно моя гордость! В двадцать два года уже подпоручик кавалергардского полка!

Молодой граф вышел из-за спины родителя с заготовленной улыбкой и, наклонившись, поцеловал тыльную сторону моей ладони. Несколько светлых кудрей упали на лоб мужчины. Он смотрел мне прямо в глаза, но в его взгляде я прочитала не более чем скуку и вынужденную вежливость.

Выпрямившись, подпоручик Атаванов вежливо произнес:

– Покорён Вашей красотой, – мужчина сделал шаг назад и поравнялся с отцом.

– Благодарю Вас, сударь, – в тон ему ответила я и слегка кивнула.

На этом разговор оборвался.

Тётушка пригласила всех к столу. Садясь по правую руку от неё, я с обидой поняла, зачем мадам утвердила именно эту сторону. Какими бы красивыми словами она не описывала наши отношения, они никогда не были по-настоящему семейными. Главной её целью было освободить место для важных гостей, визит которых был запланирован задолго до того, как я переступила порог этого дома.

И, судя по загнанным взглядам, которые время от времени молодой граф бросал на меня, их приезд имел вескую причину.

Которая точно не могла мне понравиться.

Глава №3. Обеденный этикет или новое знакомство

Время тянулось ужасно медленно. Мне вспомнились занятия Елизаветы Григорьевны – пожилой преподавательницы этикета в Смольном институте. Из-за возраста и боли в ногах она не могла быстро передвигаться, но умудрялась выдавать эту особенность за вежливую неспешность. Её уроки были самыми скучными и медленными – такими же, как организованный тётушкой обед.

Я упорно не отрывала взгляд от тарелки с тушёным мясом и картофелем. Казалось, что если я всё-таки посмотрю на сидящих за столом, то внутренняя битва будет проиграна, и меня, действительно, сосватают незнакомому кавалергарду уже сегодня. Руки объял неприятный холодок. Опустив ладони под стол, я незаметно стянула короткие белые перчатки и размяла кисти. Кровь заколола в кончиках пальцев.

Разговор тётушки и Георгия Дмитриевича не стихал. Старшее поколение увлеченно обсуждало погоду и то, как протекают дела в имениях, не забывая изредка упоминать что-то хорошее о своих наследниках.

Это определённо было сватовство.

Набравшись мужества, я оглядела всех присутствующих. На меня никто не смотрел, поэтому я обратила внимание на молодого графа Атаванова: мужчина сидел, чуть сгорбившись над своей тарелкой и не поднимая головы. Стол был не рассчитан под его рост, из-за чего Иван определённо испытывал дискомфорт.

Граф казался слишком молодым. Даже в мыслях я не могла представить, что мне придётся называть его по имени отчеству.

Когда разговор между старшими всё-таки стих, Георгий Дмитриевич с тихим звоном отложил вилку на край тарелки и кашлянул. На широких скулах Ивана напряглись мышцы, ладони непроизвольно сжались в кулаки, но взгляд всё так же был сфокусирован на еде перед ним. Быстро взяв себя в руки, мужчина выпрямился и улыбнулся мне самой обворожительной улыбкой, которая никак не сочеталась с тоской в его глазах.

Почувствовав что-то неладное, я отложила приборы и в который раз за вечер, пожалела, что женщины в нашем обществе обязаны носить чёртовы корсеты. Казалось, что воздух вокруг нас сгустился и перестал попадать в лёгкие, а майская прохлада резко сменилась на летний зной.

В помещении стало тихо, словно мы все почувствовали приближение бури. Тётушка и Георгий Дмитриевич выжидающе смотрели то на молодого графа, то на меня. Лицо Ивана оставалось напряжённым. Он словно боролся сам с собой, старался набраться мужества перед чем-то. Мои оголённые ладони покрылись испариной. Незаметно опустив их под стол, я старательно вытерла руки о подол парадного платья, а затем быстро натянула перчатки.

– Анна Павловна, – наконец произнёс кавалергард. – Вы прекрасно выглядите.

– Благодарю, сударь.

Неприкрытый воротом кадык молодого графа дёрнулся. Наше общение явно приносило ему дискомфорт. Хотя бы в чём-то мы были похожи.

Собравшись с силами, я опять взяла в руки приборы и приступила к трапезе. Годы в институте приучили мой желудок к маленьким объёмам еды, а сложившаяся обстановка отбивала аппетит, но я не сдавалась: отрезала тонкий ломтик тушёного мяса и с трудом проглотила.

Вечер обещал быть долгим.

***

Гости соизволили покинуть имение ближе к полуночи. Закончив с обедом, Георгий Дмитриевич и Александра Егоровна переместились в гостиную, чтобы продолжить вечер за чашечкой кофе и посиделками у камина, а мы с Атавановым-младшим направились следом, словно привидения. Тётушка вместе со своим давним другом (как я узнала из их диалога) разместились в красивых, искусно вышитых креслах у огня, а мы с Иваном заняли места на пуфиках рядом с родственниками.

По правилам этикета ноги пришлось практически вжать в поверхность мебели, аккуратно расправив на коленях складки передника. Из-за отсутствия спинки поясница ужасно заныла, но я не подавала виду. Тётушка и Георгий Дмитриевич перестали требовать от нас видимости общения, полностью сосредоточившись на разговоре друг с другом.

Заняться было нечем. Я с трудом поборола желание постоянно снимать и надевать перчатки, не зная, как ещё себя развлечь. Редкие взгляды на Ивана убедили, что мужчина скучал не меньше меня. Между нами повис негласный договор о молчании.

Когда гости наконец направились к выходу, мы с тётушкой вышли их проводить. У калитки уже стоял чёрный экипаж, запряжённый парой гнедых кобыл. Тёмный цвет заставил поёжиться. Накинув на плечи салоп, я неспешно шагала за мадам. Ночной ветер раздувал полы одежды, просачивался сквозь юбки до самых чулок. Не представляю, как мадам умудрялась никоим образом не выказывать того факта, что она замёрзла.