Триада. Осколки мнимой мечты

– Эх, старик, снова за своё? – сварливо приговаривала она, разгоняя дымок полусухой тряпкой. – Сколько ещё раз мне нужно вбить в твою голову, что сад – не место для курения?

– Да что ж с тобою делать-то, – раздосадовано бубнил Хоффман себе под нос, но трубку убирать не спешил. – Ты б лучше девок своих с таким рвением гоняла, а не изнывающего от зноя трудягу.

– Лентяй ты, – с упрёком сказала Мэри, повернувшись в его сторону, и опустила корзину на траву, – такие здесь надолго не задерживаются.

– Во как! Это ты-то мне такое говорить станешь? – Хоффман повёл ухом в сторону горничной, недовольно изогнув густые седые брови. – Да я работаю здесь ещё со времён фрау Греты, а мне какая-то выскочка говорит, что надолго не задержусь. Ага, ещё чего.

– Я хотя бы работу свою выполняю.

– Ну да, ну да, доверили графского сына, так теперь и на других как с колокольни смотреть можно? То-то дело тебя на буржуа этого упитанного заменят, вот тогда мы все посмеёмся!

– Только я всегда найду работу, можете не переживать.

– Даже не думал, – фыркнул садовник, вернувшись к трубке, которую и курить ему уже не особо-то и хотелось.

Мэри в доме была на особом счету. Кто-то в ней души не чаял, упиваясь её манерам и исполнительностью, ведь бралась она за любую работу без лишних слов, кто-то проявлял к ней истинное уважение, так как встретить в «Розендорфе» кого-то столь рационального и благородно скупого на эмоции как Мэри было задачей достойной самого изощрённого и рискованного авантюриста. Но в то же время находились и те, кто так и не смогли привыкнуть к молодой англичанке с прогрессивными взглядами в старомодном немецком поместье – иностранцы в «Розендорфе» появлялись редко. В основном они просто обходили её стороной, иногда бросая колкие взгляды, которые никогда не удосуживались ответа со стороны девушки; она вообще мало на что обращала внимание помимо своей работы.

Кто бы как к ней не относился, конечно, важно было лишь отношение к ней со стороны самих фон Вернеров. Шесть лет назад, Диана не раз косилась на новую горничную, всё еще помня их первую встречу в Санкт-Петербурге. Хитрая изворотливая лисица, способная без капли жалости воткнуть нож в спину – вот кем считала её хозяйка поместья. Однако Мэри не была лишена способности увидеть её тонкую душевную организацию, поэтому первое время старалась не доставлять проблем на новой работе, желая смягчить презрение к себе. Умом девушка также не была обделена, а потому обходила всех завистливых слуг стороной, общаясь кратко и по делу.

Конечно, сомнения её терзали. Для чего она вдруг уехала, как охваченная истерикой дура? Ведь ни дурой, ни тем более подверженной истерикам она никогда не была.

Ответ быстро нашёл её сам, когда поздним вечером двадцать девятого августа к ней подошла Диана в просторном ночном платье. «У меня к тебе просьба, милая, – шёпотом проговорила пережившая бессонную ночь женщина. – Ты одна меня сейчас понимаешь, и лишь на тебя я могу положиться. Будь добра, побудь нянечкой для моего сына. Я перед тобой в долгу не останусь». Горничная учтиво кивнула головой в знак согласия. Ей не составило бы труда посидеть с маленьким ребёнком, пока его мать отдыхает. Для неё эта просьба казалась такой же обычной работой как, например, пропылесосить ковры или постирать бельё. Но как только она подняла на руки замотанного в мягкий кокон из пелёнок новорождённого мальчика, то уже не могла думать о своих обязанностях няни, как о простой работе. Она словно почувствовала перед спокойно сопящим у неё на руках младенцем с румяными пухлыми щёчками ответственность.

Когда-то давно у Мэри была мечта – стать учительницей, но суровость реальности быстро вернула её с небес на землю, обломав все крылья. Семья её была бедна, мать болела, брат с сестрой малы, а отец был слишком стар, чтобы обеспечивать всех разом. Вот и пришлось юной девушке позабыть о мечте и лишь искать да цепляться за возможности заработать хоть немного, только бы продержаться лишний месяц. Она пошла на рискованный шаг, когда уехала в Санкт-Петербург в поисках лучшей работы, но даже так ей удавалось мириться со своим положением.

И Дмитрий Засецкий был ей в этом благосклонен. Перед ним Мэри не представала трудящейся в надежде обеспечить семью бедной девушкой, для него она была лёгкой, недоступной светской дамой, на которую ему было не жаль тратить деньги. Она лишь им пользовалась, не чувствуя никакой любви с его стороны с самого начала. Тогда в кабаке ей стало жаль бедную Диану, после того как она стала свидетельницей их расставания, что так наивно верила в искренность его фальши, но само собой, она этого не показала. Как и не говорила своему ухажёру о тяжёлой судьбе – ни к чему ей было распинаться о прошлом с кем-либо.

Но мальчик стал для неё приятным собеседником. По крайней мере он был с ней честен, как всякие маленькие дети. Она его выходила, в какой-то степени воспитала и печально ей делалось от мысли, что когда тот покинет дом, то Мэри вновь вернётся к бездушному пылесосу и грязному белью.

Она и вправду начала новую жизнь, отправив семье последнее письмо с оставшимися сбережениями, и принялась воплощать давнюю мечту, может, не как профессиональная учительница, но как воспитательница и духовная наставница в мире простых сельчан, далёких от родового богатства.

Возвращаясь с пустой корзиной обратно, горничная столкнулась с двумя мужчинами в приподнятом настроении, в шляпах и с удочками в руках, которые вели оживлённую беседу. Вслед за ними на улицу выбежали дети, а их матери кричали что-то с крыльца.

– Ой, Мэри, как хорошо, что ты здесь, – обратилась к ней Ева-Луиза. – Начисть, пожалуйста, картофель, пока нас не будет.

– Конечно, начищу, не переживайте.

– Надеемся сегодня на хороший улов. Ты, я так полагаю, вновь будешь ужинать у себя дома?

– Тут уж как решит фрау фон Вернер.

– Диана… ах, убежала уже. Но мы будем рады видеть тебя на ужине, – договорила Луиза, после чего, одарив Мэри улыбкой, отправилась вслед за остальными.

Тёплый ветерок, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь зелёную листву и лазурное озеро – Диана обожала лето на своей родине. Спокойные пешие прогулки вдоль каменистого берега наполняли её жизненной энергией, в которой женщина отчаянно нуждалась в последнее время. Ей порой просто хотелось разгрузить голову, избавиться от вороха тяжёлых дум и понаблюдать за тем, как неспешно рыбы клюют на приманку в толще воды.

Дети поначалу сидели подле отцов, представляя, насколько взрослыми они выглядят, ведь на рыбалку брали только самых усидчивых и терпеливых. Но досидеть до первого улова суждено было не всем – первая с места вскочила Одилия и убежала к матери, но и там надолго не задержалась. Ей вслед смотрел Сэм, с досадой наблюдая как сестра ветками разгоняет птиц и бросает камешки в воду. Он хмурился и продолжал смотреть в мирно колеблющуюся воду и мысленно ругался на рыб, что никак не хотели попадаться на крючок. Потом он глядел на Иво, который смотрел в воду чуть внимательнее, но вряд ли наблюдал за рыбой, его скорее привлекало искажённое отражение неба в ней, и его вдумчивый, почти что скучающий, вид нагонял на мальчика ещё большую досаду. В конце концов и он сбежал с причала, оставив двух мужчин и Иво дальше ждать улов.

Диана, полулёжа устроившись на траве, укрытой пледом, с тёплой улыбкой на губах смотрела на близких. На мгновение её ослепил блик, играющий на воде. Она прикрыла глаза и уложила голову на плечо подруги, которая, вытянув шею, наблюдала за детьми у берега. Вскоре женщина задремала, но не успело пройти и десяти минут, как её веки распахнулись от криков Одилии.

– Смотрите! Смотрите! – визжала девочка, позабыв и об игре, и о брате. – Там кто-то тонет!

Мгновенно с места подскочила Ева-Луиза, хватая дочь за руку, которая тянула её к прежнему месту игры. На внезапный шум обернулись и Эскамильо с Андре, сначала не поняв, кто и где кричит, и тонет ли кто-то вообще. Но заглянув за деревья с причала они и правда заметили, как летели в разные стороны брызги недалеко от берега. Хоть там было и не так глубоко, чтобы утонуть смог взрослый человек, но маленькие ручки, видневшиеся из-под воды, явно принадлежали ребёнку.

Эскамильо, не думая ни секунды, бросился в воду, а Диане только и оставалось что кружить рядом с оставшимся на месте сыном, пока её муж вытаскивал беднягу из воды. Когда маленькая светловолосая девочка на вид не старше шести лет оказалась на берегу, то ещё долго кашляла, цепляясь руками за траву. Она была скорее напугана, а вода и вовсе в её лёгкие не попала. Поняв это, Эскамильо чуть похлопал её по спине, и девочка тут же пришла в чувство. Она поднялась на коленки и стала искать кого-то между деревьями испуганными глазами.

– С тобой всё в порядке? – спросил её мужчина, на что девочка резво стала отнекиваться. – Ты здесь разве одна? Где твои родители?

– Нет! Я не одна! Я здесь с братом!

– И где же он?

– Ушёл… Н-но он где-то рядом! Я пойду его искать. Спасибо вам больше! – она поднялась на ноги, выжала промокшее платьице и убежала прочь, чуть запинаясь о корни деревьев.

Эскамильо было хотел догнать её, ведь та всё ещё была напугана и могла себе навредить, упав на какой-нибудь острый камень или зацепившись за ветки, но девочка бежала без оглядки и так быстро, что уже совсем скоро скрылась из виду. Тут же его окружили дети, смотря девочке вслед.

– Вот это здорово! – воскликнул Сэм. – Вы так быстро её спасли! Я тоже, когда вырасту, буду таким же смелым!

– Да куда тебе! – сестра быстро щёлкнула его по носу. – Тебе только кошек с яблонь снимать! Да и это у тебя не выходит.

Сэм пуще прежнего разозлился на сестру, но с кулаками на неё не полез. Та лишь захохотала.

– Чтобы достать с дерева кошку тоже нужна смелость, – сказал Эскамильо, потрепав обоих по рыжими макушкам. – Не стоит ссорится из-за всяких мелочей…

Не успел он договорить как ему на плечи Диана накинула плед, на котором сидела. Она настороженно, даже несколько осуждающе, смотрела на мужа, но в конце концов поменялась в лице, видя восхищённые глаза детей, что так хотели стать похожими на героя, что только что спас жизнь девочке.

Ближе к вечеру, перед самым ужином, Луиза помогала Линде, немолодой кухарке в белом накрахмаленном платке, что она никогда не снимала на работе, которая была ей сродни тётке . Та напевала какую-то песню, услышанную на площади, совершенно не попадая в ноты, но тем не менее слушать её не было противно – голос её завораживал своей деревенской простотой и радушностью.

– Линда, ты не знаешь, Мэри не собирается с нами ужинать? – спросила её между делом домоправительница, пока раскладывала посуду по местам.

– Она мне ничего не говорила, – ответила ей кухарка, не отрываясь от мытья оставшейся посуды. – Да я её как-то и не спрашивала.

– Даже с вами она не ужинает?

– Нет, милая. Всё носом крутит, говорит, мол, дома еды наготовила, а есть некому, пропадёт. Хотя порой по глазёнкам-то видно, остаться не против. Может хозяйку побаивается.

– А сейчас она где? Ушла уже?

– Вроде за газетами ушла. Погляди во дворе.

Женщина покинула кухню и по рекомендации кухарки отправилась сначала в прихожую, где ей сразу посчастливилось наткнуться на разыскиваемую горничную. Та и правда только что вернулась с целой стопкой бумаг в руках. Взгляд её был тяжёлым, уставлен в газету, которую она держала одной рукой. Завидев Луизу, она вежливо поклонилась и убежала на второй этаж, но домоправительница её окликнула:

– Мэри! Нам стоит ждать тебя на ужин?

– Как решит фрау фон Вернер, – повторила свой утренний ответ Мэри.

– Она не против! Спускайся, всё уже готово.

Горничная остановилась. Она посмотрела сперва наверх, в сторону коридора, потом взглянула на Луизу. В глазах её плескалось вязкое сомнение, перемешенное не то с тревогой, не то со стыдом.

Вдруг из-за угла на лестницу вышла Диана, сразу же перехватившая корреспонденцию у отстранённой Мэри.

– Спасибо, дорогая! – задорно поблагодарила она горничную, переведя своё внимание на Луизу. – Ужин уже готов? Улов был не самым плохим, но и какого-то серьёзного восторга не вызвал. Надеюсь, хоть на вкус дельный будет.

– Я как раз хотела всех пригласить, – проговорила Ева-Луиза, – и Мэри с нами позвать.

Горничная чуть нахмурилась, сконфузившись от такого заявления со стороны домоправительницы, но отвечать не стала.

– Конечно-конечно! Места у нас много, никто никого не стеснит. Когда-то за нашим обеденным столом могли собраться сразу одиннадцать фон Вернеров за раз, и никому ни разу не было дискомфортно! – Диана мелкими прыжками спустилась на первый этаж и, почти дойдя до столовой, резко обернулась. – Кстати, Луиза, принеси-ка бутылочку вина из погреба.

IX

Поздним вечером – к слову, любимое время Дианы для работы над нескончаемой бумажной волокитой, – молодая хозяйка поместья, сдерживая зевок ладонью, разбирала остатки корреспонденции, что ей передала Мэри. С письмами она закончила ещё минут двадцать назад, а оставшееся время сидела в кресле, обессиленно свесив руки и смотря на картину напротив. Как же её изматывало написание ответных текстов на какие-нибудь поздравления или внезапные желания начать переписку от родственников. Хорошо общалась Диана только с фрау Гольтенштейм, своей тётей, что уже давно обосновалась в загородном доме около Санкт-Петербурга, и с сэром Эриком фон Вернером, кузеном, которого сэром стали называть после его женитьбы на какой-то английской даме по имени Элеонора, жить он, само собой, стал вместе с ней в Каслтоне. Оба часто звали Диану в гости, но она всё отказывалась, ссылаясь на острый недостаток времени.

На письменном столе в другой стопке покоились газеты, их ещё утром занесли в почтовый ящик. От скуки женщина протянула руку до одной из них и вновь улеглась в кресло. Она почти всегда пропускала статьи о политике, обращая внимание лишь на новости о погоде, происшествиях или, в крайнем случае, спорте. Но на этот раз её взгляд чётко уцепился за яркий заголовок. Она пригляделась внимательнее, всё надеясь, что помутнённые от долгой писанины глаза её обманывали, но результат был тот же. Руки её взмокли, сердце в груди подорвалось.

Сложив газету два раза, Диана поднялась с места и рваными шагами направилась в гостиную. Там с уже пустыми после ужина винными бокалами задорно болтали Эскамильо и Андре. Рядом с ними уткнувшись в книгу отдыхала Луиза.

Фрау фон Вернер вдруг застыдилась, что так бесцеремонно, без каких-либо предпосылок собиралась сообщить всем настолько обескураживающие новости. Она и не хотела об этом рассказывать, но отступать ей было некуда. Война началась.

Мужчины, как облитые ледяной водой, умолкли, Луиза медленно закрыла книгу, даже никак не обозначив место, где закончила читать. Диана передала мужу газету, в которую он вглядывался ещё минут пять.

– Если это правда, то мы не можем сидеть здесь сложа руки, – твёрдо заявил он.

– О чём ты? – спросила его Диана обессиленным голосом.

– Я пойду на фронт.

– Ты с ума сошёл? Какой ещё фронт? Я тебя не отпущу.

– Думаешь, будет лучше дождаться, пока нас призовут, а потом сразу попасть в самый эпицентр событий? Будет легче прямо сейчас пойти добровольцами, согласись ведь, Андре.

Тот неопределённо кивнул, сам не понимая смысла слов друга.

– Андре? – еле слышно проговорила Луиза. – Разве Андре обязательно идти?

Андре, и без того помрачневший, отвернулся в сторону, не желая пересечься с жалобным глазами жены.

– Обязательно, – произнёс он.

Луиза робко выдохнула, уставившись на сжатые в кулачки руки на своих коленях. Она вдруг вспомнила, как когда-то муж рассказывал ей о своей службе.

– Как же так…

– Нет-нет! Они никуда не пойдут! Я не позволю! – запротестовала Диана.

– Диана, ты не понимаешь, что говоришь, – заговорил Эскамильо чуть более раздражённо. – Кто же ещё вас здесь защитит, если не мы?

– Но ты ведь так слаб! Ещё и в холодную воду прыгнул ни с того, ни с сего. Ах, нет! Нет, я так не могу!

Женщина закрыла лицо ладонями и упала на ближайший диван, после чего залилась слезами. Новость ударила по ней сильнее всего. Она не могла ничего сказать, мысли путались, а полное осознание ситуации никак не приходило.

– Дурочка ты моя! – принялся поглаживать её по спине Эскамильо. – Я ведь ради вас туда отправлюсь. Да и на флоте я уже служил, так чего же ты переживаешь? Разве ты в меня не веришь?

– Почему же… так быстро… Новость ведь только пришла, а ты уже рвёшься от нас прочь, – Диана отчаянно искала слова, лишь бы вразумить героически настроенного мужа, но и она не могла насильно держать его подле себя. В конце концов и она понимала, что в случае чего, опасность грозит вполне реальная, и единственное о чём стоит переживать, так это о безопасности детей.

Луиза тем временем тихо утирала слёзы носовым платком, пока Андре обнимал её за плечи, что-то при этом нашёптывая. Она шмыгала носом и кивала, но слёзы с каждым кивком лились всё быстрее и быстрее.

– Я буду писать вам письма, – радушно улыбаясь, сказал Эскамильо. – Нечего сидеть и размышлять «а что, если», когда враг уже объявился у порога нашего дома. Пока мы теряем время, люди умирают из-за того, что подкрепление не идёт.

– Ты бросаешь меня! – вскрикнула Диана, всё никак не унимаясь, она крепко вцепилась в плечи мужа, который было хотел уйти. – Неужели ты и правда оставишь меня и Иво?

– Диана, я вас не бросаю, когда до тебя уже это дойдёт. Я иду вас защищать, и ты не можешь запереть меня здесь, – он чуть наклонился крепко поцеловал её в лоб, после чего кивнул Андре.

Всю ночь хозяйка спала беспокойно. Никак не получалось у неё сомкнуть глаза более, чем на полчаса. Ей чудились ужасные картины карикатурной войны, где солдаты стопками лежат друг на друге в море крови, словно корреспонденция на её столе, а генералы лишь смотрят, смотрят и смотрят, потягивая сигаретный дым.

Под утро ей удалось заснуть на три часа, но приоткрыв веки, она как ошпаренная вскочила с постели, когда не увидела рядом мужа. С взлохмаченными волосами в помятом ночном платье она сбежала по лестнице вниз, где чуть не сбила с ног стоящую к ней спиной Мэри. Та мгновенно отшатнулась, уведя в сторону вместе с собой и маленького Иво, который тут же потянул к матери руку, едва её завидев.

Диана припала к лестничным перилам, округлыми беспокойными глазами взирая на входную дверь, перед которой, уже готовые уходить мужчины, прощались со своими семьями.

– Вы что делаете? – сквозь слёзы вскрикнула Диана.

В её сторону повернулись печальные лица её близких.

– Прощаемся! – с тоской, но всё ещё бодро произнёс Эскамильо.

– Прощаетесь, – повторила она, опустив голову. – Так попрощайся же со мной как следует!

Все вещи тут же оказались на полу. Эскамильо широкими шагами сократил между ними расстояние, оказавшись всего в паре сантиметров от лица жены. Он аккуратно взял её хрупкие ледяные ладони в свои и крепко сжал, не отрываясь взглядом от её намокших глаз.

Они ничего друг другу не сказали, но всё прекрасно поняли. Диана вдруг с силой зажмурилась и отвернулась, пытаясь убрать свои руки из крепкой хватки. Слёзы горячими ручьями полились из её уставших глаз, неприятно высыхая на алых щеках. Она хотела оттолкнуть мужа, ударить его и накричать за его легкомысленность, но вновь украдкой взглянув на лицо Эскамильо, она понимала, что настроен он серьёзно и, возможно, даже понимал, что его ждёт.

– Иди, – прошептала она сквозь сжатые губы, – иди и пообещай, что вернёшься.

В ответ её только сильнее поцеловали в лоб, наконец оставив в покое дрожащие руки. Краем уха она услышала тихое: «Обещаю», – но поверила ли она в это? Едва.

Тем временем Эскамильо, поравнявшись с Иво, смотрел с огромной болью на лицо сына. Тот был ещё слишком мал, чтобы осознать куда предстоит отправиться его отцу, но выражение его лица было столь серьёзным, что не имей оно столь детских черт, точно бы заставило охладиться кровь в жилах любого взрослого. И чем дольше мальчик вглядывался в печальные глаза отца, тем сильнее хмурились его бровки. Рвано выдохнув, Эскамильо опустил голову, стараясь скрыться от пронизывающего взгляда.

Он запустил руку себе под рубашку и через пару мгновений снял с шеи серебряный кулон в форме солнца с восьмью лучами. Украшение мужчина положил в маленькую ладошку сына и сжал её в кулачок.

– Это мой тебе подарок, – проговорил Эскамильо, так и не подняв глаза. – Этот кулон был со мной в каждом плавании. Пусть напоминает тебе, что я всегда рядом.

Мальчик наконец перевёл взгляд с отца на свою ладонь. Он ещё долго разглядывал своё раздробленное отражение в тёплом металле лучей, пока Мэри отводила его всё дальше от прихожей.

Вот, дверь закрылась, а в доме повисла тяжёлая тишина. Луиза, отвернувшись, уткнулась носом в свой платок, не в силах сдвинуться с места. Ей будто казалось, что муж продолжает обнимать её, утешающе поглаживая по дрожащей спине.

«Не раскисать… Как он может так беспечно относиться ко всему?» – пронеслось в мыслях у Дианы. Никто не мог дать ей гарантии, что она увидит мужа, а Иво – отца, но, несмотря на это, в её душе теплилась надежда на скорое воссоединение. Она с трепетом представляла, как вновь обнимет его, когда тот переступит через порог, как зацелует его лицо, и они сядут за стол, чтобы пообедать вместе с Рубио, а Эскамильо начнёт рассказывать разные истории о том, как героически завоевал победу.

Но как бы ей не хотелось в это верить, в реальности она продолжала стоять посреди пустой прихожей с взъерошенными волосами, в помятом ночном платье, с покрасневшими от слёз глазами. Уже и Луиза загремела посудой на кухне, убрав подальше свой платок, и Мэри спустилась в прачечную, оставив Иво рассматривать подарок у себя в комнате.

Всё закончилось даже не успев начаться. Диана опомнилась только к обеду, когда за столом остались лишь они с Луизой и дети. За окном сияло солнце, предзнаменуя приближение последнего летнего месяца. Оно было такое же приветливое, как и всегда, но никогда не могло по-настоящему утешить. Ему можно было кричать и плакаться, но оно всегда снисходительно смотрело сверху вниз, изредка забирая свои лучи, чтобы огладить ими землю в другой раз. Вот и сейчас фальшиво приветливое солнце не могло унять горе молодой хозяйки опустевшего поместья.

Глядя на пустую тарелку и беззаботно жующих детей, её вдруг осенило. Диана вернулась в свой кабинет и отыскала письмо, которое так и не отправила из-за внезапных новостей. Она смяла листок с дежурным ответом на радушие родственников и принялась писать заново.

Первым в мусорку полетел ответ на письмо сэра Эрика. Женщина вновь разыскала неисписанный листок бумаги, после чего быстро, чуть небрежным почерком, начала писать, пока мысль её окончательно не покинула:

Дорогой Эрик!

Как я счастлива вновь получить твоё письмо. Как ты и ожидал, пришло оно куда позднее, чем хотелось бы, а в мои руки попало только сейчас. Я очень рада, что у вас с Элеонорой всё благополучно, однако не могу сказать того же про себя. Наверняка, моё письмо дойдёт до тебя позже, чем весть о начавшейся войне, но главное, чтобы оно оказалось у тебя в руках. У меня к тебе большая просьба: я не могу спокойно смотреть на то, как у наших границ один за другим начнут разворачиваться театры боевых действий, а потому, хочу опередить события. Возвращаясь к твоим словам, ты упоминал, что будешь счастлив увидеть нас у себя в гостях. Прости мне мою бестактность, но это для меня крайне важно – если выдастся хоть малейший шанс при возникновении реальной угрозы нашим жизням, прошу тебя не оставаться в стороне и укрыть моего сына (обо мне не может идти и речи) у вас, в Каслтоне, хотя бы до тех пор, пока огонь не стихнет. Само собой, в долгу не останусь.

Всегда твоя кузина,

Диана.

Она старательно запихала листок в новый конверт и бросила его на самое видное место, после чего принялась переписывать ответ для фрау Гольтенштейм, затем вновь подорвалась с места и побежала в столовую, где, как и ожидала, нашла Еву-Луизу. Домоправительница убирала остатки посуды со стола и сначала внимания на подругу не обратила, но стоило ей поднять голову, как она едва подпрыгнула от испуга, всё никак не сумев отойти от утренних проводов.

Изящные руки Дианы тут же мягко легли на её плечи. Чуть успокоившись, Луиза уже могла слушать и воспринимать трезво то, что ей говорили, а говорила ей подруга о своём около безумном плане – коим он был в глазах домоправительницы, – отвезти детей на время войны к её тёте в Петербург. У молодой женщины вновь округлились глаза, и она неверяще замотала головой, прикрывая ладонью рот.

– Боже мой! – вскрикнула она. – Диана! Я не могу согласиться!

– Почему же? – спросила её хозяйка. – Моя тётя очень радушна и гостеприимна. Она примет твоих детей, как своих.