
Полная версия
Последняя воля Нобеля
– Анника?
Она включила свет и на цыпочках вошла в спальню.
– Привет, – прошептала она. – Я тебя разбудила?
Он приподнял одеяло и изобразил на лице улыбку.
Это не ее вина.
– Нет, – ответил он. – Где ты была?
Она села на краешек кровати, не сняв свой уродливый жакет. Выглядела Анника как-то странно.
– Ты не слышал вечерние новости?
Томас взбил подушку и сел.
– Я смотрел спортивные новости по третьему.
– На нобелевском банкете была стрельба. Я оказалась рядом и все видела. Всю ночь я провела в полиции.
Он посмотрел на жену так, словно она находилась где-то далеко, вне пределов досягаемости. Если он протянет руку, то не сможет к ней прикоснуться – просто не дотянется.
– Как такое могло случиться? – запинаясь, спросил он.
Она вытащила из потрепанной безобразной сумки газету. В нос Томасу ударил запах свежей типографской краски.
УБИЙСТВА НА НОБЕЛЕВСКОМ БАНКЕТЕ —
ночная полицейская охота
Полный рассказ о трагедии на нобелевском банкете
Потеряв дар речи, Томас принялся рассматривать фотографию, на которой были изображены мужчина и женщина с поднятыми бокалами. Темноволосая женщина и совершенно лысый мужчина. Оба смеются, оба превосходно, празднично одеты.
– Убили лауреата по медицине?
Анника перегнулась через мужа и ткнула пальцем в женщину:
– Она была убита, Каролина фон Беринг. Она была председателем Нобелевского комитета Каролинского института. Я видела, как она умирала.
Она сбросила жакет, вздохнула и, сгорбившись, свесила голову на грудь и как будто начала похрапывать.
Она вдруг стала такой близкой, что ему захотелось немедленно успокоить жену.
– Анки, – сказал он, притянув Аннику к себе. Одежда зашуршала, когда она упала на мужа. – Теперь все хорошо, все позади, ты снова здесь, со мной.
Она поднялась, потянулась за жакетом, потом встала и вышла в холл.
Эта определенная ею дистанция снова вызвала у Томаса раздражение, смешанное с разочарованием и горечью.
– Я встречался с Пером Крамне из департамента, – преувеличенно громко сказал он. – Для меня это был удачный день!
Ему показалось, что он услышал звук открываемой дверцы холодильника. Анника налила себе воды.
Она не ответила Томасу.
ТЕМА: В тени смерти
КОМУ: Андриетте Алсель
Эмиль, Эмиль – самый младший, самый белокурый из братьев Нобель, Эмиль – насмешник и танцор.
Как же любит его Альфред.
Эмиль только что сдал выпускные экзамены и теперь готовится стать студентом Технологического института, Эмиль, стремящийся во всем походить на старшего брата, стать таким же, как Альфред.
В свободное время он помогает старшему брату. О, как Эмиль работает, старается – и как хорошо у него это получается! Он так отличился, что ему доверили делать нитроглицерин, который потом используют на строительстве железнодорожной линии, по которой пойдут поезда на север от Стокгольма. Новая железная дорога – часть новой эры.
Этим субботним утром, 3 сентября 1864 года, он, вместе с другом-студентом, К. Э. Херцманом, стоит в огороженном дворе лаборатории Альфреда. В чистом воздухе, в котором уже чувствуется дыхание осени, отчетливо раздаются их юные голоса. Они перегоняют глицерин.
Может быть, их слышит Альфред. Наверное, это так. Старший брат слушает их смех, стоя у открытого окна и разговаривая с инженером Бломом.
В половине одиннадцатого Сёдермальм сотрясается от страшного взрыва. От зданий отваливается штукатурка, со звоном лопаются оконные стекла в домах на Королевской улице, по ту сторону от Риддарфьердена. Яркую желтую вспышку заметили во всем городе. Столб огня быстро превратился в столб черного дыма.
Ударная волна настигла Альфреда у окна, она швырнула его на пол, и он сильно ушиб лицо. Проходившего по улице плотника Нюмана разорвало на куски. Были убиты также тринадцатилетний посыльный Герман Норд и девятнадцатилетняя Мария Нордквист. Тела Эмиля и его друга Херцмана были в таком состоянии, что сначала полицейские никак не могли понять, сколько же человек убито.
Лабораторному зданию были причинены страшные разрушения. Городская газета лаконично констатирует: «От фабрики не осталось ничего, кроме обугленных развалин. Повсюду разбросаны обгорелые обломки. Во всех расположенных поблизости зданиях и даже в тех, где не было слышно взрыва, не только вылетели стекла, но и оконные рамы».
Об этом взрыве стокгольмцы вспоминали не одно десятилетие.
Сам Альфред на следующий день снова приступил к работе.
Он никогда и ни с кем не говорит об этом несчастном случае, об этой катастрофе. Он пишет сотни писем, но ни в одном из них не упоминает о том взрыве.
Альфред не женится. У него никогда не будет детей. Труд всей своей жизни он завещал тем, кто стремится сохранить мир, делает великие изобретения и пишет гениальные книги.
В своих письмах он все время говорит о своем одиночестве, о чувстве бессмысленности бытия, о растущем беспокойстве.
Он нигде не был дома, он был всегда в пути – вечный странник.
Анника шла по длинному, бесконечному коридору. Над головой висели большие хрустальные люстры, кусочки хрусталя тихо позвякивали, хотя в коридоре не было ни ветерка.
Далеко впереди, так далеко, что в том месте стены почти сходились, Анника видела крошечный источник света.
Она знала, что это.
Там была Каролина фон Беринг, убитая женщина, – она ждала Аннику, но Аннике надо было поспешить, надо бежать, это очень важно; но в этот миг поднялся ужасный ветер. Люстры стали неистово раскачиваться из стороны в сторону; поднялся невероятный звон и грохот.
«Я иду!» – старалась прокричать Анника, но встречный ветер относил слова назад, глушил их.
«Ты должна, ты обязана поспешить, – шептал ветер, – потому что я умираю».
«Нет! – кричала Анника. – Подожди!»
В следующий миг Анника увидела Каролину лежащей у ее ног. Она простерлась на мраморном полу и смотрела на Аннику, и Анника, почувствовав невероятное облегчение, упала рядом с женщиной на колени и приблизила ухо к ее губам, чтобы слушать, но в ту же секунду увидела громадную рану в груди, сквозь которую было видно сокращавшееся сердце, из которого пульсирующей струей выливалась кровь.
Аннику охватила паника. «Нет! – что было сил закричала она, стараясь встать, но встать не смогла – руки, ноги, тело стали тяжелыми как свинец. – Я не хотела опоздать, я не хотела!»
Но потом она вдруг поняла, что это не Каролина фон Беринг, а София Гренборг, бывшая коллега мужа, и скорбь внезапно сменилась ликованием.
«Вот ты и подыхаешь», – торжествующе подумала Анника, чувствуя, как радость заливает ее всю – от живота до кончиков пальцев.
В следующий момент рядом оказался Томас, он опустился возле Софии на колени, приподнял ее на руках; и пока кровь хлестала из разверстой раны, Томас занимался любовью с умирающей женщиной, а она громко смеялась от счастья.
Она проснулась, как от толчка. Из окна в комнату сочился тусклый серый свет. В углу все еще раздавался звонкий смех Софии Гренборг, хрупкий и холодный, как льдинка.
Теперь ее нет, подумала Анника. Она никогда больше не вернется и не потревожит нас.
Томас увез детей в садик. Анника пошарила рукой по полу и подняла мобильный телефон. Было десять часов сорок шесть минут. Она проспала три с половиной часа.
Сон продолжал преследовать Аннику, пока она принимала душ и одевалась. Она не стала завтракать, и вместо этого позвонила Берит и договорилась с ней вместе пообедать.
За утро нападало много снега, он лежал на земле, приглушая все звуки. К остановке неслышно бесформенной массой подкатил шестьдесят второй автобус. Водитель даже не покосился в ее сторону, когда Анника вошла в салон, показав водителю свой проездной. Тяжелое впечатление от сновидения не рассеивалось. Оно преследовало ее в проходе между сиденьями, оно дышало ей в затылок, пока она шла мимо похожих на серые тени пассажиров, не обращавших на нее ни малейшего внимания.
«Я не существую, – подумала Анника. – Я невидимка, в автобусе-привидении еду прямиком в ад».
Через двенадцать минут она вышла на остановке возле русского посольства. Берит захватила с собой талоны на питание, и Анника с виноватым видом заняла у Берит один.
– Я обязательно с тобой расплачусь…
Коллега небрежно отмахнулась, и они направились к стойке с закусками, сунув под мышки свежие номера газеты.
Читая, обе принялись за еду.
Были жертвы: лауреат, председатель Нобелевского комитета и три охранника. О последних информация была очень скудной. Имена и фамилии охранников стали известны только к утру, и лишь после этого о происшествии сообщили их родственникам.
– Поговорим об этом днем, – сказала Берит, и Анника сделала пометку на полях газетной страницы.
Раненого лауреата премии перевели из отделения интенсивной терапии в обычное хирургическое отделение.
– Не думаю, что его поместили в общую палату, – заметила Анника, переворачивая страницу.
– Его там охраняет половина МОССАДа, – сказала Берит, отправляя в рот последний кусок хрустящего хлебца с отрубями. – У них масса времени объяснить ему, как получилось, что в него стреляли. Они-то знают, сколько угроз в последнее время сыпалось в его адрес.
Аарон Визель и Чарльз Уотсон работали над исследованиями стволовых клеток и были большими сторонниками лечебного клонирования. Решение наградить их Нобелевской премией вызвало бурю. С резкими возражениями выступили католики и многие радикальные протестантские общины.
– Ты слышала дебаты, которые начались после объявления о присуждении премии? – спросила Берит.
– Нет, я не следила за ними, – ответила Анника, откусив от листа жареной капусты. – Они, кажется, хотели выращивать эмбрионы для получения стволовых клеток, не так ли?
– Да, в своих исследованиях они прибегали к пересадке ядер, а таким способом получают эмбрионы для экспериментов. Буш пытался остановить эти исследования в Штатах всеми средствами, какие были в его распоряжении. В Европе этот метод противоречит конвенции ЕС от 1997 года и рекомендациям комитета ЕС от прошлого года. Таким образом, подобные исследования можно проводить только в Британии, Бельгии и здесь, в Швеции.
– Религиозные фанатики в США говорят, что это намерение сродни намерению создать чудовище Франкенштейна и что ученые пытаются играть роль Бога?
– Не только фанатики. Такого мнения придерживается множество людей, но высказывают его более мягко и осторожно. Вообще, это сложный вопрос.
Анника постучала вилкой о тарелку.
– И что они сделали с Уотсоном, вторым лауреатом премии?
– Вчера ночью он вылетел в США на частном самолете. Думаю, что Визеля тоже вывезут, когда ему станет лучше.
О жизни и карьере Каролины фон Беринг рассказал журналист, о котором не слышали ни Берит, ни Анника.
– Наверное, он работает исключительно в Интернете, – предположила Анника.
Статья была скудной и плохо написанной. Сообщалось, что председателю Нобелевского комитета было в момент смерти пятьдесят четыре года. Она приходилась родственницей первому лауреату Нобелевской премии по медицине, «немецкому военному врачу Эмилю Адольфу фон Берингу».
Эмиль Адольф фон Беринг занимался иммунитетом, открыл метод современной сывороточной вакцинации против дифтерии, за что и получил Нобелевскую премию по медицине в 1901 году.
Юная Каролина пошла по его стопам и занялась иммунологией. Она многого достигла уже в молодые годы, а затем сделала успешную карьеру в Каролинском институте и в Уппсале. В тридцать восемь лет она стала профессором. На выборах прошла в состав Нобелевской ассамблеи. Через три года она стала ассоциированным членом Нобелевского комитета, органа, который принимает окончательное решение о присуждении премии по медицине. В этом комитете всего шесть человек. В возрасте пятидесяти двух лет фон Беринг стала председателем комитета и оставалась на этом посту в течение трех лет, до своей трагической смерти.
Состояла во втором браке, детей нет.
Король и королева выразили соболезнование, и это была единственная информация, просочившаяся в прессу из дворца.
– Об израильтянине вообще нет практически никакой личной информации, – сказала Анника. – Что мы о нем знаем?
– Он не женат, детей нет, работает в Брюсселе с американцем. Абсолютно не религиозен. Это все, что мне известно.
– Он гей? – спросила Анника, вытирая тарелку куском хлеба.
– Вероятно. Думаю, что они с Уотсоном – пара. Слишком любезны друг с другом.
Большая часть газетного материала была посвящена безуспешным попыткам полиции напасть на след убийцы. На страницах были помещены фотографии полицейских на мостах, в туннелях, на берегах водоемов. На первой странице поместили фоторобот убийцы, второй фоторобот занимал целую полосу внутри газеты. В подписи к нему не было указано, что составили его с помощью Анники Бенгтзон. Почти все статьи о полицейском расследовании были написаны корреспондентом Патриком Нильссоном, который вместе с Берит вел теперь отдел криминальной хроники.
– Что пишут конкуренты? – спросила Берит.
Анника быстро перелистала следующую газету.
В ней была приблизительно такая же подборка статей, за одним исключением, там была статья Боссе.
Читая статью, Анника чувствовала, что краснеет. Статья была большая – на три полосы – и посвящена событиям в Золотом зале. Материал был подан с точки зрения очевидца, вся статья получилась тревожной и вместе с тем сконцентрированной. Было ясно, что Боссе не видел убийцу, не видел, как упали пораженные пулями мужчина и женщина, не видел, как убийца ускользнула из зала. Но Боссе удалось собрать все воедино: залитый ярким светом зал, вихрь танца, выстрелы, кровь, крики.
Она танцует со мной, мы танцуем в Золотом зале под взглядом королевы Меларена; она так легка, и мне хочется, чтобы эти мгновения длились вечно…
Анника прочитала эту фразу трижды, чувствуя, как у нее учащается пульс.
– Хочешь кофе?
Анника кивнула.
Они перешли на диван в конце помещения, захватив с собой чашки и газеты.
– Как были расставлены посты охраны у входа? – спросила Берит, поставив чашку на белую салфетку. – Были ли у входа металлоискатели? Сканировали ли сумки? Ощупывали гостей?
Презрительно фыркнув, Анника свернула газету.
– Ничего подобного там не было. Все проходили через главный вход, ну, ты знаешь, через ворота на Хантверкаргатан, потом по внутреннему двору к дверям, ведущим в Голубой зал. Мы постояли там пару минут в очереди, показали приглашения, и нас впустили.
– Так просто? – скептически спросила Берит. – Скажи, пожалуйства, а на приглашении была какая-нибудь электронная метка или магнитная полоса?
Анника отпила кофе и покачала головой:
– Только черный печатный текст на кремовой картонке. Знаешь, я все же думаю, он не соответствует, – сказала она, внимательно разглядывая фоторобот на первой странице, – но никак не могу понять, что здесь не так.
– Ты, наверное, хорошо ее рассмотрела.
– Я видела ее в течение приблизительно двух секунд, – сказала Анника. – Сначала я думала, что вообще ничего не запомнила, но полицейский в отделе составления словесных портретов хорошо знал свое дело. Он вытаскивал из меня портрет по кусочкам, я сама не понимаю, из каких глубин. – Она постучала костяшками пальцев себя по темени.
– Наверное, ты здорово перенервничала, – предположила Берит.
Анника немного ссутулилась на диване и бесцельно уставилась на пеструю оконную занавеску.
– Знаешь, сначала меня вообще разобрал смех, – тихим, внезапно севшим голосом заговорила Анника. – Это было так забавно: представляешь, здоровый пожилой мужик вдруг начинает вот так нелепо падать. Я решила, что он, наверное, сильно пьян. Потом поднялся дикий крик – справа. Потом стало еще хуже, потому что кричать начали все. Оркестр перестал играть. Затем вопли волной перекинулись в соседнее помещение…
Берит помолчала несколько секунд после того, как Анника перестала говорить.
– Что делали в это время люди из службы безопасности?
Люди в серых костюмах и с динамиками в ушах.
– Во время обеда они стояли на балконе Золотого зала и вдоль колоннады, ведущей во двор. Их было много в Галерее Принца, ближе к королевской чете. Думаю, что больше всего их было у входа. На танцевальной площадке их, кажется, вообще не было. Но когда упала Каролина, они появились отовсюду, со всех направлений, останавливая тех, кто оказался ближе всех к месту происшествия. Нам запретили уходить до допроса.
– Значит, ты видела, как выстрелили в мужчину. Ты видела, как пуля попала в фон Беринг?
Анника провела рукой по голове, отбросив назад волосы.
– Не знаю, – ответила она. – Но я смотрела прямо на нее, когда она поняла, что в нее попала пуля. Из груди ее хлестала кровь – вот так…
Анника показала рукой.
– Потом я упала. Кто-то меня толкнул, и я грохнулась на пол рядом с Каролиной. Около нее был какой-то мужчина, пытавшийся рукой зажать рану. Алая кровь, пузырясь, текла струей между его пальцами…
Анника прикрыла ладонью глаза, пытаясь отогнать страшное воспоминание.
– Господи, какой ужас, – сказала Берит. – Может быть, тебе с кем-нибудь поговорить об этом?
– Ты имеешь в виду групповую психотерапию? – спросила Анника и выпрямилась. – Нет, не думаю.
– Почему? Говорят, многим помогает.
– Мне не поможет, – ответила Анника, и в этот момент зазвонил ее сотовый телефон.
Звонил Спикен, шеф новостной редакции.
– Ты собираешься сегодня на работу или ты в отпуске?
– Я в редакции и работаю, – ответила Анника.
– Отлично. Значит, ты уже знаешь, что случилось?
Анника похолодела.
– Что?
– Ответственность за выстрелы в ратуше взяла на себя террористическая организация «Новый джихад».
В редакции новостей было почти пусто, когда в ее помещение, запыхавшись, вбежали Анника Бенгтзон и Берит Хамрин, волоча за собой сумки и куртки. За большим столом сидел Патрик Нильссон и читал телеграммы; Спикен возбужденно говорил по телефону, одновременно давая жестами указания группе иллюстраторов.
Андерс Шюман стряхнул снег с толстого шерстяного пальто, потом снял его и бросил на свободное кресло.
– Как мы будем выходить из положения на этот раз? – спросил он, понимая, как утомленно звучит его голос. – Это нападение – вид преступления, с которым в Швеции раньше не сталкивались. Это значит, что нам надо проявлять максимум осторожности в этических вопросах и не переступать рамки шведских законов.
Он быстро оглядел помещение. Ни один из коллег в эту ночь не спал больше двух часов, так что и сам он не имел никакого морального права жаловаться.
Наступила новая эра, устало подумал он, тяжело усаживаясь на диван.
Спикен положил трубку и схватил со стола стопку распечаток.
– «Новый джихад», – сказал он. – Мусульманская террористическая группа с базой в Германии. Полиция безопасности ожидала чего-то подобного. Полчаса назад террористы через свой сервер в Берлине сделали заявление, в котором взяли на себя ответственность за «убийство еврейского фашиста и сиониста Аарона Визеля, неверного, заслужившего смерть». Эта группа отличается своеобразной изобретательностью и, посчитав, что достигла успеха сегодня, может рассчитывать на успех и завтра. Патрик разговаривал с Рансторпом, специалистом по терроризму; мы пытаемся раздобыть сведения о предыдущих терактах группы и связать ее деятельность с «Аль-Каидой».
– Тем не менее одна вещь здесь не сходится, – сказала Анника Бенгтзон.
Анника и Берит Хамрин уложили свои куртки поверх пальто Шюмана и сели на свободные стулья в конце стола шефа.
– Что именно? – спросил Патрик.
– Визель жив, – напомнила Берит.
Спикен потерял нить и посмотрел на Берит и Аннику со смешанным выражением удивления и недовольства.
– Да, слава богу, он жив, – сказал он, – но это уже детали.
– Но не для Визеля, – возразила Анника. – Могу это на сто процентов гарантировать.
Шюман искоса следил за спором, но решил не вмешиваться.
Спикен махнул рукой:
– Откуда я знаю, что у них там произошло? Может быть, они составили заявление до покушения, а потом уже не смогли его изменить. Они, правда, смогли исполнить свой план – проникнуть на нобелевский банкет и выстрелить в него.
– До того, – сказала Берит. – До того, как имело место нападение?
Спикен довольно улыбнулся:
– Именно так. Полиция устраивает пресс-конференцию в два часа дня. Думаю, что на нее пойдет Патрик, если он больше ничем не занят. Как ты, Патрик?
Патрик Нильссон выключил новостной сайт и широко зевнул.
– Я хотел сосредоточиться на Рансторпе, – сказал он, – а потом поговорить с источниками из колледжа министерства обороны.
– Хорошо. Анника, значит, на пресс-конференцию пойдешь ты, – произнес Спикен, считая дело решенным.
– Ну, – заговорила Анника, пародируя Патрика, – я хотела сосредоточиться на фон Беринг, а потом поговорить с источниками в Каролинском институте.
Берит захихикала, а Шюман почувствовал, что начинает злиться.
– Мы участвуем в пресс-конференции или нет? – спросил он немного громче, чем обычно.
– На пресс-конференцию пойду я, – сказала Берит, проглотив смешок.
– Мы будем брать интервью у членов семьи фон Беринг? – спросил Шюман. – У Каролины фон Беринг есть семья? Муж, дети, родители?
– Пока у меня нет ответов на эти вопросы, – ответил Патрик.
Спикен изо всех сил хотел сохранить свой авторитет, но репортеры сами решили, куда и кто из них пойдет.
В газете надо подтянуть дисциплину, подумал Андерс Шюман. Такая организация никуда не годится, пора принимать меры. Ничего подобного впредь он не допустит.
– Работая, всегда думайте об онлайновом издании, – сказал он, напутствуя расходящихся коллег. – Никаких сроков завершения работы нет, только дополнения и исправления. Не будьте эгоистами, помогайте друг другу! Анника, можно тебя на два слова?
Анника остановилась, прижав к груди одежду, газеты и бумаги.
– Да? – спросила она.
Шюман подошел к ней и вполголоса спросил:
– Ты все еще полагаешь, что тебе нельзя писать о том, что ты видела?
Анника была бледна, под глазами залегли темные тени.
– Это не я полагаю, а юрист газеты. Он почему-то считает, что шведские законы надо соблюдать.
Она повернулась и пошла в свою угловую комнатку, копна волос упала ей на узкую спину.
От раздражения, возникшего где-то в животе, Шюман ощутил горечь в горле. Мысль мелькнула раньше, чем он сумел ее заглушить: «От нее надо избавляться».
Анника с глухим стуком затворила дверь своего стеклянного аквариума. Шюман становится просто невыносимым. Прошлым вечером он был совершенно неуправляем, а сегодня отдал инициативу Спикену, самому тупому человеку во всей Швеции. Слава богу еще, что Спикеном так легко манипулировать.
«Мне надо держаться от всего этого подальше», – подумала она и включила компьютер.
Берит взяла на себя полицейскую пресс-конференцию, а потом собралась пойти в больницу, навестить пришедшего в себя раненого охранника, который горел желанием рассказать о том, что видел.
Еще одна несостоявшаяся знаменитость, подумала Анника и тотчас устыдилась своих мыслей.
Семьи двух других охранников отказались давать интервью газете. Берит уже навестила их с цветами и соболезнованиями, но они не проявили никакого интереса к сотрудничеству. Ведущий медицинского отдела газеты попытался пробраться в больницу к Визелю, который находился пока в весьма тяжелом состоянии, а Шёландер, корреспондент в США, беседовал с правыми христианскими фанатиками. Патрик Нильсон и двое корреспондентов онлайнового издания не оставляли в покое полицию, стараясь разузнать последние новости расследования.
Анника отправилась в архив, а потом стала рыскать в Интернете, стараясь больше узнать о Каролине фон Беринг.
Притом что это была очень влиятельная женщина, сведений о ней нашлось немного.
Она всю жизнь проработала в Каролинском институте. Никогда не мелькала в СМИ, если не считать интервью, связанных с ее работой. Были небольшие заметки о ее карьерном росте, выдержки из выступлений по поводу присуждения Нобелевских премий по медицине.
Только в последние несколько недель она проявила активность в связи с противоречиями, возникшими в связи с награждением Визеля и Уотсона.
Анника просмотрела выступления фон Беринг, касающиеся присуждения премии этим двум ученым.
Некоторые считали Каролинский институт рассадником нечисти, дьявольским порождением, лишенным всякой морали и нравственности. На одном американском сайте Анника нашла карикатуру, на которой фон Беринг была изображена с рогами и хвостом, а на другой – Альфред Нобель в образе чудовища Франкенштейна с подписью: «Этого добивается Нобелевский комитет?»
Были также страстные статьи других исследователей, защищающие и оправдывающие решение Нобелевского комитета. Это были самозваные герои, сражавшиеся за искоренение всех болезней человечества.