Сокровище лорда Финиеля

– Ничего странного, – сказала я. – Они новые земельные лорды, только вступили в свои права, не могут же они оставить город без праздника…

– Не могут, – скривилась она, – конечно… Я столько времени потратила на это открытие! Вместо подготовки к экзаменам расписывала план и меню, заказала лучший оркестр, а они в одно мгновенье все отбирают! Кстати, откуда ты узнала про земли? Это тебе Нилли рассказала?

Я отрицательно покачала головой.

– Она приходила ко мне этим утром, – надулась Мэган, – с официальным визитом – с отцом, матерью и даже дядей, дабы просить извинений за свое поведение.

– Ну вот, попросила прощенья, чего тебе еще надо?

– Прямоты! Она пришла, потому что ее заставили родители. На оскорбление у нее духу хватило, а ко мне пришла с подкреплением. Да и ладно. Мне все равно не так уж и нравилось проводить с ней время.

– Ты превратишь ее в изгоя, – предупредила я, занервничав. – И все из-за чего?

– Из-за ее показательной неприязни, разумеется. Неизвестно, чем может обернуться такая прямота, если она учудит что-либо подобное публично, – сморщившись, она отставила кружку. – Добавь мне все-таки меду, моя дорогая, это невозможно пить.

– Не учудит, – пообещала я. – Ты влиятельна в женском кругу, Мэг. А после поступления и удачной сессии даже в мужском обществе будут уважать твое мнение. Не натвори глупостей, о которых будешь потом жалеть.

– Хорошо, я сделаю, как ты просишь, только и ты должна мне кое-что пообещать.

– Что именно? – я с подозрением прищурила глаза и замерла, доставая с полки липкую банку.

– Ты пойдешь со мной на открытие.

– Но у меня нет пригласительного!

– Ну и что, мне можно прийти с сопровождением, вот я и приду. Ты могла бы еще пойти с Николя, к слову, он на этом сильно настаивал, и в этом случае я возьму Нилли, – выдала она и хитро улыбнулась.

– Я не пойду с Николя и с тобой в том числе. Во-первых, у него есть пара, я в этом недавно убедилась. Во-вторых, сопровождение означает пару противоположного пола.

– Ну и что, Эмили! Наплюй. Ладно, Николя. Он привез студентку из Бланшира… Перед ней и правда неудобно. Но не в том суть. Я-то тебе чем не угодила? Ты ведь сама сказала, что я влиятельна, значит, вести себя могу чуть необычно. Нам нужно просить Риалион о помиловании, а они, очевидно, будут только на открытии. Не уверена, что нам повезет заманить их на неделю позже. Они могут сразу вернуться в столицу, посчитав дань уважения отданной сполна на празднике у Финиелей.

– Не знаю, я еще не разобралась с нарядом…

– Довольно нытья, я разыщу тебе кого-нибудь уже сегодня. К тому же, ты могла бы взять платье и у меня, – отрезала она. – Мне нужен утвердительный ответ, Эмили, это очень важно… А знаешь, что?! Если ты со мной не пойдешь, я со света сживу эту твою булочку! Вот правда. Ни один дом не примет ее, ни один человек не протянет ей руку помощи. Я тебе это гарантирую!

– Ты собралась шантажировать меня репутацией Ниоллин?

– Это слишком, ты права… Но не морочь мне голову, главная праведница Мистралей! Ты козни и похлеще строила, пока я нервно вздрагивала в сторонке. Ну же!

– Хорошо. Главное, чтобы платье было готово, иначе…

– Прекрасно! – она со звоном опустила чашку на каменную плиту, и просияла победоносной улыбкой.

Интересное предложение

Как только двери за моей налитой жизненной силой подругой затворились, я вернулась к эскизам и первые часы работала с остервенелой решимостью. Идеи переполняли голову одна лучше другой. Рисовать я любила, а еще любила одеваться со вкусом. Отец не раз возил меня с собой в столицу, и там было, где развернуться воображению. Мода белого города сильно отличалась от нашей далекой провинции, но это не означало, что она не являлась каноном.

Мне вспоминалась широкая, устланная кипенным известняком улица с чарующим названием Мон Фелован, на которой я проводила почти все свое время – бесконечные чайные лавочки, обувные магазинчики, парфюмерные, огромная ресторация и, конечно же, дома модисток, сверкающие тонкими стеклянными витринами, пестрящие своим разнообразием образов и сочетанием холодных оттенков. Вспоминались плиссировки и буфы, каскады лент, рюшей, оборок и бантов, муаровые робы с рядами воланов, испещренных кристаллами, кружевные вуали прикрепленные к чудесными шляпкам отделанным исключительным пертровелирским бархатом. А рядом мужские костюмы, украшенные пуговичками из цитрина, сердолика или янтаря. И среди всего этого великолепия два возвышающихся ювелирных дома: «Пляс Толего» и «Чаровня Мистраль».

Вспоминались моя холодная неприступность, горделивая, ленивая походка к хрустальному прилавку, острый требовательный взгляд отца и теплота, укрывающаяся от посторонних в глубине его зеленых глаз. Глаз, которые я могу увидеть теперь только в отражении зеркал.

В груди непреклонно расползалась холодная пустота. Сизая тишина, плотно обволакивающая вокруг, давила все сильнее, полновесной правдой оседая на мои плечи такой тяжестью, что мне перестало хватать воздуха. Отца здесь нет, мамы нет, брата нет, нет гувернантки, прислуги, конюха, единого звука нет. И под жестоким гнетом осознания своего одиночества меня накрыла паника.

В пустом доме так отчетливо слышен грохот дверного молотка, особенно если он столь пронзителен и нетерпелив. Я выдохнула, скомкала записку матери и выбросила из окна. Не хватало еще, чтобы Фиб на нее наткнулся и проболтался о моем крушении знакомым.

В дверях, к моему удивлению, стоял вовсе не наш пожилой управляющий, а улыбчивый Энтони. Только теперь его веселье действовало на нервы. Хотя, признаться, даже такой визитер принес некоторое облегчение.

Я ожидала хотя бы капли сочувствия, или, по крайней мере, приветствия, чтобы иметь возможность вдоволь насладиться своим праведным возмущением и выставить его вон в гневном порыве, а затем вернуться в сырую комнату к моему новому пристрастию – жалости к себе любимой, но, как ни странно, не дождалась ни того ни другого.

– Я все не мог понять, – молвил он своим мягким голосом, – и вот догадался. Вы и есть леди Мистраль!

– А какое это теперь имеет значение? – усмехнулась я. – Разве что вы не досчитались туфель моего отца.

Энтони помрачнел, хоть и старательно это скрывал под веселой ухмылкой. Выглядел он безупречно. Парчовый васильковый костюм с золотыми заклепками, из-под которого выглядывал накрахмаленный белый шейный платок, узкие шерстяные штаны, высокие начищенные сапоги из той же лоснящейся кожи, что и ремень.

– Можно мне войти?

Я нехотя отошла в сторону. Впускать его не хотелось – и так без нежелательных посетителей на душе кошки скребли, но уж больно вид у него был настойчивый, а меня одолевала настолько сильная слабость, что, казалось, будто жизнь покидает тело. Спорить с ним бессмысленно, поддерживать разговор также. Развернувшись, я пошла в библиотеку, где безучастно опустилась в глубокое мамино кресло.

Немного погодя вошел Энтони. Прошествовал по-хозяйски по комнате, осматривая каждый ее уголок и нерадостно кивая своим мыслям, что начало меня немедленно раздражать.

– До меня дошли слухи, что дом вы покинули и еще не определились с ценой. Вероятно, даже вознамерились выставить его на аукционе? – произнес он и прошелся пальцем по пыльной полке, наблюдая за тем, как проявляется цвет мореного дуба.

– Ничем не могу их подкрепить…

– Признаться, я рад этому. И если вам оттого спокойнее, знайте, я никому не передал свои предположения на ваш счет.

– Какие?

– Те, – протянул Энтони, потер между пальцами скатавшуюся грязь и с неудовольствием достал платок, чтобы стереть ее отпечатки. – в которых вы безликой тенью бродите среди своих руин, умываетесь слезами и питаетесь воспоминаниями.

– Вы все еще стоите в моем доме, господин Финиель, – я едва сдерживала гнев. – Держите при себе подобные высказывания.

– Поверьте, я не спроста говорю вам эти вещи. Я долго думал и решил прийти как друг.

– Я знакома с вами не более двух минут, друг, но вы уже не постеснялись наградить меня неурочным, непрошеным визитом, никак пока не обоснованным. К тому же успели с порога задеть меня. Полагаю, это у вас семейное…

– Не понимаю, почему люди любят сравнивать меня с Томасом, – он с легкостью проигнорировал суть моего недовольства и развернулся на носках в мою сторону. – Меня привело к вам неудержимое любопытство…

– Будем надеяться, вы успели его утолить, – перебила его я. – Прошу вас, не задерживайтесь, я устала.

– Его же приведет к вам ему одному свойственная звериная ненасытность, – окончил он фразу. – Я знаю, отчего вы устали, Эмили, и хочу попросить вас позволить мне вам помочь. Вас ведь Эмили зовут?

– Помочь с чем? Определиться с ценой? – саркастически ухмыльнулась я. – Спешу вас огорчить, но вам придется ждать этого события вместе со всеми остальными падальщиками.

– Я видел людей, похожих на вас, – он совершенно не обращал внимания на оскорбления и одарил меня мягкой, но в то же время самоуверенной улыбкой, – хладнокровных, стойких воинов, переживших беды, от которых рассыпались города, гордостью сгоняемых в свои опустевшие родовые замки в оглушительную тишину и слепящую темень. Скажите, вы так же хотите сгинуть здесь от старости или голода в одиночестве?

– Я не одна. И пока я жива, господин Финиель, клянусь, вы не получите ни камушка от моего поместья, – я начала выходить их себя. – А теперь убирайтесь!

– Я не это имел в виду, – он придвинул кресло и сел напротив, – вы настолько одичали в своем горе, что не слышите ни единой ноты, помимо корысти. А я ведь и правда не желаю вам зла. Я хочу вас понять, – он рассматривал меня, задумчиво растирая переносицу указательным и большим пальцами. – Не скрою, меня привел сюда не один интерес. Мне хотелось увидеть, что я потеряю, если вы не согласитесь продать это место, но… Я не собираюсь отбирать у вас его силой.

– Я уже повторяла свою просьбу. Прошу вас, покиньте мой дом.

– Вы не запуганный серый мышонок, – сказал он, – по крайней мере, я вас таковой не считаю. Неужели в вашем арсенале не осталось ничего, кроме того, чтобы выгонять людей из, (пока еще), вашего дома?

Очевидно, в этот момент мне было не скрыть свою уязвленную гордость, но я все же попыталась прикрыться безразличием.

– Такое чувство, будто у вас созрел совет, и он взорвется в вашей голове, если вы им не поделитесь, – бросила я ему раздраженно. – Так давайте же побыстрее, ведь я устала именно от вас, милорд. Вы быстро утомляете.

– Извольте. – довольный прищур Энтони не нуждался в пояснениях. – Я хотел бы обговорить с вами план покровительства моей семьи.

Я проглотила обидные слова и пристально посмотрела ему прямо в глаза.

– Что привело вас к мысли, что мне может понадобиться чье-то покровительство, господин Финиель? Мне, Мистраль?

– Вы породистая птица, Эмили, с этим не поспоришь. Вам есть, чем гордиться: именем, историей, этими развалинами, что вокруг вас, – он скептически обвел комнату взглядом. – Но вы одна…

– Перестаньте это повторять. Я совсем не одна!

– В этом доме нет ни души, если не считать наши две, – пожал он плечами. – Разрешите мне продолжить? Вы молоды, разорены, бесправны и брошены. Вы лакомый кусочек для каждого коршуна наверняка не первый день кружащего над вашей головой.… могу поклясться, что в очень скором времени покровительство над вами примет Риалион, и тогда вас сильно удивит результат их вмешательства.

– Чем лучше брак с вами?

– Со мной? Нет-нет, вы не так поняли. – он весело рассмеялся, позволив себе мимолетную заминку, которая, казалось бы, должна была смягчить мое настроение, но привела как раз к обратному эффекту. – Я помолвлен, и говорю совсем не о таком предложении. Я имею в виду опекунство главы рода.

От его неожиданного заявления я потерялась. Слишком уверенная в своем имени, старинном родовом поместье оставшимся за мной и красоте наконец, я в полной мере полагала, что он предлагал именно брак, и поступила слишком опрометчиво, поведя себя привычно грубо и холодно, с удовольствием примеряя свою старую изношенную роль. Ведь мне нужно замуж, и этот вариант был бы идеален: мои деньги, потерянные земли – все могло бы быть возвращено! Но в моей голове и мысли не пролетело в этом направлении, пока он не сообщил о помолвке. Мне нужна помощь. Мне требуется помощь!

Я с тоской посмотрела в окно. Свет тусклой настольной лампы едва отражался от стекла. Скоро и этот огонек погаснет, а комнату будет освещать лишь серое набухшее небо. Действительно, что я могу, кроме как настаивать на своем временном владении никому не нужных угодий? Я здесь совсем одна. Мама была последней крупинкой, связывающей меня с ответственностью за поместье. Нужно ли мне все это? Может, пришло время задуматься о себе, наконец? Я зло мотнула головой, отгоняя эти мысли. Отказаться от имени, предать весь свой род. И пусть так бы сделали другие, но это поместье строил мой прапрапрадед не для того, чтобы однажды в его роду появилось слабое звено и выкинуло все в один момент, и только потому, что это звено – женщина, слабая и неуравновешенная.

– Почему вы хотите мне помочь? – поинтересовалась я.

– Потому, прекрасная леди, что вы мне понравились. Правда, понравились. Ваша сила духа, дело, которое вы затеяли, даже это крайне непригодное к жизни хозяйство, что вы развели в дальнем углу сада. Мне известно и это, я был у вас утром.

Щеки полыхнули румянцем стыда, но я вынесла и это унижение.

– Сомневаюсь, что дело в этом, – сказала я. – В чем ваша выгода?

– Выгода и причина не всегда однородны. Но не скрою, выгода есть.

– В чем же она заключается? – настаивала я, глядя в его голубые глаза в поисках отблеска правды. Или какого-нибудь отблеска. Он был столь притягателен, что я не сразу сумела отвести взгляд. Волнистые волосы цвета меди, аккуратно собранные черной лентой, красиво очерченные губы, длинные ресницы, чисто выбритое лицо. Вдобавок он очень приятно пах – свежими духами и дождем, осенью под теплым пледом, желтыми листьями клена, огнем пылающего камина…

– А разве вы сами не догадываетесь? – оторвал он меня от раздумий.

Не сразу, но я покачала головой, вспомнив свой собственный вопрос и, должно быть, слегка покраснела.

– Вы уже упоминали об этом. Ваше имя. Нашей семье может быть выгодно укоренить в памяти города право на вас, пусть и временное. Вы умная девушка, вас не может ранить такая откровенность.

– Право на меня? – переспросила я, чувствуя, что в душе дрогнул тот хрупкий живой огонек, что так старательно разгорался в эти минуты.

– Опекун временно получит право на ваше имущество и вас: как вы знаете, некоторые сделки под сенью древнего имени легче заключить.

– Какие именно сделки?

– Вам интересна политика?

– Нет.

– Значит, для вас это не будет иметь никакого значения. Но я говорю о той выгоде, из-за которой моя идея может прийтись по душе моему брату, а вот что на счет вас…

– Не понимаю! – перебила я его. – Ваш брат не знает о вашем предложении?

– Я открою ему свою идею, как только получу на это ваше согласие, не ранее.

– Хм, какие близкие у вас отношения, – хмыкнула я. – Похоже на конкуренцию.

– Я не соперник Томасу. Он сделал все возможное и невозможное для меня, теперь я хочу расплатиться с ним тем малым, на что годен. Вы когда-нибудь бывали за границей?

– Конечно, нет.

– Хочу поделиться с вами маленькой семейной тайной: те земли от реки до края заросшего голубого холма принадлежали когда-то нашему прадеду. С вашей помощью я сумею отвоевать это место.

Я прикусила губу, задумавшись над тем, чего еще не хватало этой семье. За времена продолжительной войны Темный лорд частенько откусывал куски нашей светлой земли, сопровождая это действие кровопролитными битвами и потерями обеих сторон. К чему обращаться со столь невыполнимой просьбой?

– Мой брат не так давно получил свой титул вместе с местом в королевской палате, – не замедлил объяснить Энтони, – но уверен, вы так же, как и я, осведомлены, что я лично представляю младшую ветвь и не имею права на имя и привилегии рода, к нему прилагающиеся, поэтому в скором времени я стану частью рода Мелидуг – рода моей невесты, и мой новообретенный замок с землями сменит имя хозяина. Я хочу передать тот кусок земли брату и оставить за собой некоторую запятую в нашей истории.

– Глупая идея, – заключила я без намека на одобрение.

Похоже, мой вывод его обескуражил, потому что он выпрямился и принял деловой вид.

– Теперь расскажите о моей выгоде, – попросила я.

– Покровительство Финиелей для вас сама по себе одна большая выгода. Вы в любом случае нуждаетесь в опекуне. Им может быть либо Риалион, либо мой брат, если выкажет желание на это. Вопрос лишь в том, хотите ли вы жить или только выжить.

– Не Риалион пришел в мой дом, – напомнила я. – Итак, что еще вы можете предложить? И я бы хотела нечто действительно существенное. Вы получаете древние земли в подарок брату, но что же получаю я, кроме предельно шаткой надежды на удачную партию?

Минуту поразмыслив, Энтони сказал:

– Я договорюсь, чтобы ваш долг списали. В противном случае оплачу его из личных средств, но тогда, Эмили, вы будете должны мне услугу.

– Вы сделаете это только за то, что я соглашусь на ваше покровительство? – Соблазн был слишком велик. Я взволнованно всматривалась в его лицо, боясь потерять голову.

Он накрыл обе мои руки своими и склонился поближе.

– Поверьте мне, Эмили, я делаю это, чтобы помочь вам. Я хочу вам добра, вы достойны его.

И я согласилась. Невероятным образом в моем сердце поселилась надежда на успех, согретая этими крепкими, теплыми ладонями. Я бережно переложила ее в дальний угол разума и схоронила за оплотом из равнодушия и вежливости вместе с этой его доброй улыбкой и блеском голубых глаз. Осторожно отняла руки и выпрямилась. «Всегда есть подвох, всегда что-то может пойти не так», – напоминала я себе, но, похоже, я теперь падка на любое, даже мимолетное проявление участия ко мне, и это к добру не приведет. Младший Финиель помолвлен, брат его сноб. Еще неизвестно, согласится ли он на это затратное и к тому же бессмысленное дело, потому что я была абсолютно уверена, что такому, как Томас Финиель, завоевавшему себе титул у королевы и получившему место в узком кругу палаты, мое «громкое» имя без надобности.

– Когда вы собираетесь рассказать ему о вашей идее?

– Для начала я хотел бы представить вас ему, скажем, на открытии праздника Ста свечей в нашем родовом замке через четыре дня. А пока я подготовлю почву: хочу, чтобы у него осталось хорошее впечатление о вас.

Действительно, под покровительство можно брать отпрысков древних родов, если у них кристально чистая репутация и добрый нрав, дабы не запятнать честь семьи, а как раз-таки возвысить ее. А я уже и так выставила себя в весьма непригодном свете. Необходимо это исправить.

Перед тем как он переступил порог я остановила его, бездумно поймав за руку.

– Вы сказали, выгода и причина не всегда однородны. Так в чем на самом деле причина вашего предложения, раз она не в выгоде? И не говорите вновь о моей стойкости духа, я вам не верю.

Он тепло улыбнулся мне, прислонился к дверному косяку, но не выпустил моей руки. Немного подумав, рассматривая мое лицо, он вдруг вздохнул и ответил:

– Я чуть не потерял друга, испытавшего знакомое вам чувство безысходности. Однажды темным приглянулась плодотворная земля его владений. Им хватило его трех-дневного отъезда, чтобы завоевать и сжечь весь город дотла. Остался только его родовой обособленный замок, но и туда они успели наведаться, погубив при этом всю его семью, – рассказал он, не отрывая взгляда с моего лица. – Мы разбили врагов и выкинули их со светлых земель, но, как вы сами понимаете, месть не возродит из пепла обугленные дома, погибший урожай или скот, а ему не вернет молодую жену и деда. Я помню, во что он превратился, и узнаю это в вас. Вы не молите о помощи, отвергаете любые попытки подобраться к вам, и вскоре этот дом превратится в склеп ваших воспоминаний. И у вас нет такого человека в жизни, который бы вырвал вас из этой трясины.

Он ненадолго замолчал и вздохнул, вглядываясь в мое лицо.

– Мы начали приобретать собственность Мистралей почти год назад, а ваше положение с тех пор ничуть не улучшилось.

Последняя его фраза заставила задуматься, но лишь до тех пор, пока голова Энтони не склонилась и не подарила самый нежный и кроткий поцелуй моей ладони.

– Желаю вам доброй ночи, Эмили. Надеюсь всем сердцем на скорую встречу, – тихо и чуть хрипло проговорил он.

Ошеломленная, с пылающими щеками, я так и осталась стоять на месте даже когда его силуэт растворился во мгле.

Воспоминание

Ночью ударили заморозки, и я проснулась. Несмотря на то что я спала не на полу, а на вполне удобной широкой кровати, холод пробирал до костей. Громко стуча зубами и поджав ноги так, что сводило мышцы, я мечтала поскорее провалиться обратно в сон, но он, как назло гонимый путаными мыслями, никак не желал накрывать меня желаемым забвением.

Я думала о том, добралась ли мама и где она сейчас, но от этих мыслей ком поднимался к горлу и становилось тяжко. Всполохи образов метались встревоженной стаей, и перед глазами предстал мой неровный, заросший сорняками огородик. Что будет со всем этим?

Нужно было так много успеть: решить, что делать с участком, с хозяйством… Но это не будет иметь никакого смысла, пока не прояснится мое положение. Каких усилий будит стоить наша с Энтони авантюра? Стоит ли игра свеч? А если да, то мне необходимо действительно достойное платье. В меру строгое, чтобы произвести благоприятное впечатление на лорда Финиеля, но не выделяющееся вычурностью, а затмевающее элегантностью и чувством вкуса. Слегка открытое и довольно роскошное, чтобы не бросалось в глаза отсутствие на мне драгоценностей.

Ах, было у меня однажды именно такое платье. Двадцать пять рядов воздушного, гофрированного батиста ниспадали длинном, в два шага, шлейфом юбки. Четыре оттенка голубого плавно стекали с белой, глухой блузы и разливались невесомым полукругом. Оно не нуждалось ни в украшениях, ни в вышивке. Оно было безупречно, как и вечер, на котором я порхала в нем.

Тогда мне сделали два предложения руки и сердца, я станцевала двенадцать танцев, три из которых с отцом и один с братом и совершенно выбившаяся из сил, но раскрасневшаяся и довольная прибыла домой. Спать не хотелось – хотелось петь, хотелось поскорее дожить до утра и посмаковать свои отказы руки и сердца несостоявшимся женихам, хотелось выйти в сад и подумать, вдохнуть вечернюю прохладу, прочистить ею разум и смеяться, смеяться от счастья, от молодости и силы своей необыкновенной эффектности. Мне казалось, весь мир вскоре ляжет к моим ногам. Мне казалось… ах, впрочем, в заливающем ливнем саду уже была мама, задумчиво склонившая голову и устремившая взгляд куда—то вглубь пруда. Над головой у неё переливаясь голубыми линиями висел купол скрывающий её от дождя.

Я заглянула в библиотеку, но и там в компании двух приятелей сидел отец. За едва откупоренной пыльной бутылкой шло бурное обсуждение вопросов, казавшихся мне в ту пору скучными и безжизненными: надежность векселей, влияние гильдии ювелиров на кредитование и нестабильность современного фармацевтического рынка.

Отец, не отрываясь от бокала, через слово поправлял вильтийский приятеля, терпеливо выслушивая его доводы. Время от времени он прерывался на кашель, прикрываясь кружевным платком, и его взгляд скользил по записям на столе, проверяя их скорее из вежливости, чем из подлинного интереса.

Последним моим излюбленным местом была ученическая. Со дня моего блестящего дебюта всякая необходимость в обстоятельном образовании угасла. Я знала достаточно для уважающей себя леди, а более и не требовалось – по крайней мере, я сумела убедить в этом родителей.

Я скользнула на лестницу, мягко ступая по прохладному полу. Поместье тонуло в вязкой, дождливой тишине, но ночь была слишком хороша, слишком полна сладкого ощущения свободы. Дождь барабанил по карнизам, стучал в стёкла, будто просясь внутрь, но здесь, в тёплом сумраке, он лишь добавлял чарующую нотку уединения.

Дверь в ученическую поддалась с лёгким, приветливым скрипом. В комнате было темно, лишь из-за тяжелых штор пробивался тусклый свет одинокого фонаря во дворе, отбрасывая дрожащие тени на пыльные книжные полки. Запах старых бумаг, чуть влажный, напитанный ночной сыростью, щекотал ноздри, но я не спешила раздувать свечу.

Дамиан ненавидел это место. Он жаловался, что ученическая отняла у него лучшие годы жизни, и потому вряд ли появился бы здесь теперь. Значит, мне нечего было бояться, пока я, напевая что-то лёгкое, кружилась в полумраке, позволяя подолу взметнуться, а теням на стенах – заиграть причудливым танцем.

Я уселась на стол, болтая ногами, и наугад вытащила свиток с полки. Почерк Дамиана был слегка угловатый, но писал он аккуратно и выверенно. Я хмыкнула, пробежав пальцами по строчкам и обнаружив на столе стопку книг, схватила самую здоровенную и перебралась в удобное глубокое кресло напротив.